1
День вылазки. Коори сбился со счёта, какая она, такая попытка сбежать от этого мерзкого умиротворения, когда за колючей проволокой, стоящей в двух километрах от их штаба, происходит самая настоящая резня. Бой. Бойня. Голод. Чума. Смерть. Отсутствие первостепенных условий для комфортного существования. Война. Коори хочет быть там, среди тех, кто всё это чувствует на себе, самостоятельно, самоотверженно. Хочет обменять свою чистую рубашку на изорванный жилет, отдать его дорогое Тарухи на металлолом и бороться. Не это. Звучит глупо, по-геройски. Так делают только герои в вот этих фантастических фильмах о супермене. Он далеко не такой, не super, да и вряд ли станет. Ему просто нужно вырваться из этого круга, ощутить на собственной шкуре, как это — быть обычным и не стремиться к недостижимому идеалу. От него требуется отобрать ресурсы у врага, убить его, изничтожить. Сохранять жизни подчинённых не обязательно, но он, к сожалению, сентиментальный старший брат для мелюзги с игрушками-куинке. Для него неправильно, чтоб кто-то погибал. Чтоб дети, которых кидают под Сов, умирали. ”Да для тебя всё неправильно, — Фурута кривится, не желая продолжать этот разговор и в принципе смотреть на тебя, — действия, люди, обстановка, еда, одежда, сигареты, алкоголь, дыхание, оружие, слова, приказы. Весь мир неправилен в принципе, Борец за Справедливость, и только тебя почему-то это так волнует”. ”Да потому что они нихера не понимают”, — хоть бейся головой о стену, а мысль эту из головы не вытравишь, верно? Тебе не хочется нести это бремя Борца за Справедливость. Тебе хочется погибнуть. Поэтому беги, лань с бессмысленным существованием, прямо в объятия Смерти. Но не удивляйся, если она примет кого-то, но не тебя. Дорогого и близкого, но не тебя. Не тебя, потому что ты должен нести это бремя. Не тебя, потому что ты должен что-нибудь сделать. Не тебя. Коори застёгивает последнюю пуговицу куртки, блестящую в жёлтом свете, и смотрит на своё замученное отражение в разбитом овальном зеркале. Обрамление его почернело, и вокруг трещины стёрлось зеркальное покрытие. И ему в горькую сласть проводить параллели: он такой же, как это зеркало — почерневший, разбитый, практически непригодный. Над ним посмеялась Аура-сан, когда-то приволочившая это что-то, похожее на зеркало, и сказала, что когда-нибудь его эго так же треснет, а пока пусть повисит у него в комнате. Над тобой посмеялась лань, убежавшая от твоего первого выстрела. Смеётся тот, кто смеётся последним — ты подстрелил её детёныша из жестокого ружья. Коори улыбается отражению — замучено, страшно и неправильно. Выправив губы, он пропускает уложенные волосы сквозь пальцы со сдержанным желанием вырвать клок. Закрывая дверь комнаты, встречается в проходе с Акирой. Посмотрев на него, она прячет глаза и с жалостью сжимает губы. — Вернись, — лишь бросает она ему через плечо, и Коори кивает. — Ага, — спрятав ключ во внутренний карман, опирается на дверь плечом и ждёт, когда женщина скроется за дверями. — У меня ещё много незаконченных дел. И поисков смысла и развлечений, которые, вроде бы, сами его нашли.2
Коори идёт в столовую, встречая многие знакомые лица, взмахивая в знак приветствия им рукой, кивая или просто улыбаясь. Сегодня он должен позавтракать плотно, а не воротить нос от тарелки — вряд ли случится пообедать и даже поужинать. Толкает скрипучую дверь рукой и даже не кривится, слыша родной противный звук. Оглядывает помещение, подмечает, что отряд оггаев уже на месте, а Хаиру, её отряд и Фурута всё так же сидят за их столом. Коори направляется к ним, садится и берёт нетронутую порцию карри и риса, подвигает к себе и насаживает на вилку кусок, полностью облитый соусом. — Здравия желаю, — тянет Хаиру со своей привычной хитрой улыбкой. Удивительно, но Коори она не пугает, не отвращает, вообще не вызывает каких-либо эмоций. Хаиру пустая машина для убийств на его стороне, поэтому переживать незачем, пока не клинит. — И вам не хворать, — отвечает Коори, прожевав. — Не устраивайте беспорядок, пока меня не будет. — Каждый раз одно и то же, — Фурута закатывает глаза, закидывая в рот три таблетки препарата и запивая стаканом воды. Для солдатов редкость такое увидеть, а Коори на это только одобрительно-нежно смотрит. — Мы серьёзные люди, не строй из себя заботливую мамашу. — Почему не папашу? — спрашивает Коори, расправившись с завтраком и положив голову на кулак. — Не то место, чтоб ты его из себя строил, — улыбается Фурута, сев практически в то же положение. — Верно, — Коори щурится, и Тоору неожиданно подаёт голос: — Скучные у вас ролевые игры, — она качает головой, меж пальцами держа нож в горизонтальном положении с очень сосредоточенным видом. — Как будто ты можешь предложить что-нибудь лучше меня, — усмехается Сайко, и Тоору роняет нож на стол, ярко краснея. — Попрошу! — Фурута поднимает указательный палец вверх. — Не лучше меня. — Ну-ну, — Сайко складывает руки на своей пышной груди и кидает на него такие взгляды, что ничего иного в них не увидишь, кроме вызова. — Давайте вы не будете разрешать этот вопрос сейчас и портить мне аппетит, — вклинивается Хаиру, и оба недовольно фыркают, оставаясь при своём мнении. Коори усмехается, молча наблюдает за развернувшейся картиной и за тем, как Тоору начинает оправдываться, и Сайко с Фурутой всё же продолжают спор на поднятую случайно тему. Пока виновница сего снова умирает в смущении, а Хаиру уходит за соседний стол, взгляд Коори падает на компанию, сидящую у стены. Таиши и Таке (их лица он может видеть) выглядят заспанно и совсем не бодро, тихо переговариваются и трапезничают. Улыбнувшись, он ещё немного наблюдает, пока Таке не чувствует посторонний взгляд на себе и поворачивает голову в его сторону. Машет рукой в знак приветствия, и тот делает тоже самое, на что все остальные, Ширазу и Урие, поворачивают головы. Когда Коори поднимается с места, он замечает, как у последнего лезут на лоб глаза, и тот с кривой физиономией отворачивается и отодвигается от заинтересованного бойфренда. Хмыкнув, он быстро перемещается к столу, опускается на лавку рядом с Таке, не оставляя места ни с краю, ни между собой и им, и ставит локти на стол. — Чего такие хмурые? — наивно задаёт вопрос, осматривая всех более тщательно, чем до этого. — Сонные, уставшие... Вы-то понятно... — отмахивается от Ширазу и Урие, и те открывают рот, чтоб возразить, но Коори уже неинтересно. Он поворачивается к Таке и Таиши, протягивает им ладонь. — Поздно легли? — Типа того, — Таиши пожимает плечами и руку майора. Оставшись довольным, Коори опускает её на колено Таке. — Ночь такая... чёртова, заснуть не получалось, хоть лбом о матрас бейся. — Понимаю, — задумчиво тянет он и ложится на плечо Таке, из-за чего Урие напрягается (ловит движение краем глаза). Подняв запястье, на которое надеты часы, хмурится, отсчитывая, сколько осталось ещё вот так сидеть и болтать на отвлечённые темы. — Когда сбор? — спрашивает Таке, и Коори опускает руку, утыкается носом в головку кости. — Через пятнадцать минут, — Таке кивает и проводит ладонью сначала по волосам, а потом по зашейку, отчего он сжимает чужое колено. — Вы тоже выглядите уставшим. Открыв глаза и подняв голову с плеча, Коори несколько удивлённо смотрит на него, после чего клонится вниз, смотря в пол и на свои ботинки. — Это неважно. — Вы не правы, — поднимает взгляд и смотрит исподлобья на абсолютно спокойного Таке. — Мне важно. И всему отряду, потому что вы будете вести нас и командовать нами. От вас зависит наш успех. И прошу прощения, если много взвалил на ваши плечи. Поражённые смелостью старшины, Урие, Ширазу и Таиши одновременно расправляют плечи, а потом втягивают в них шеи, смотря в разные стороны и кто куда. Коори, моргнув пару раз в молчании, резко откидывается на стену, складывает руки на груди и закидывает ногу на ногу. Прикрыв глаза и надув щёки, он думает, что ответить на такое заявление и при этом разбавить обстановку. И всё же, Таке Хирако его забавляет и заставляет чувствовать что-то такое, что заставляет улыбнуться. Наверное, он настолько для Коори наивен и невинен, что просто смешно и забавно. Таке забавный, как бы не был серьёзен и какие серьёзные вещи не говорил. Он просто не умеет в юмор и что-то простое, хотя сам до абсурдности прост. Он сделает всё, что угодно, и пойдёт куда угодно просто потому, что так надо. Более причин ему не требуется. Изумительный солдат, таких война и любит. Усмехнувшись, Коори только вгоняет окружающих в непонимание, а потом и вовсе разворачивается к Таке, складывает руки в молитвенном жесте, поднимает их над головой, кланяется и просит: — Тогда пусть Хирако-сан позаботится обо мне! — и Урие от испанского стыда, то ли ещё отчего, закрывает ладонью лицо, Ширазу смотрит на всё это с выражением “вот это поворот!”, а Таиши просто качает головой с лёгкой улыбкой. “Ребёнок, какой же ребёнок” только и читается в его взгляде. Их замечают и остальные присутствующие в столовой. И когда Таке опускает на голову Коори свою ладонь, гладит её и отвечает спокойное “Хорошо, я позабочусь о Уи-сане”, столовая взрывается шёпотом, и по всему помещению проходит волна смешавшиеся воедино шелестящих голосов. Коори вслушивается в это цунами из звуков, и его сверлит изнутри раздражение. Но он поднимает улыбчивое лицо и опускает ладонь Таке себе на плечо, гладит до локтя и обратно, не касаясь кожи. Скорее всего, Таке не против, но он не будет касаться костяшек и мягких пальцев, сплетая их со своими. Не сейчас, иначе час, когда им нужно будет подняться и отбросить веселье, всё испортит. От задумчивости лицо Коори расслабляется, а уголки губ опускаются вниз, веки прикрывают глаза. Когда Таке кладёт ладонь на шею, Коори втягивает воздух и вскакивает с лавки, взмахивает рукой и объявляет: — Нулевой отряд, приготовиться к экспедиции в Цу и построиться возле Kano1, — опускает взгляд на Таке и кивает в сторону двери, — идём. Оггаи, девочки и мальчики четырнадцати-пятнадцати лет, в одинаковой тёмно-тёмно-зелёной форме, состоящей из плаща и мешковатых штанов, с чёрными сапогами на нескольких застёжках, как один встали из-за общего стола и строевым шагом дошли до дверей, оставив место для прохода, чтоб Коори и Таке прошли первыми. У всех них на голове по очкам с тёмными линзами, как у пилотов или учёных, и копна чёрных волос разной длины, но не ниже подбородка. Коори останавливается на мгновение, пересчитывает детей глазами и смотрит на них с болящей, ноющей мягкостью — ему больно командовать ими и смотреть, с какой точностью они выполняют приказы. — Отдать честь, — словно доказывая это, Коори наблюдает синхронность движения десятка рук, вздыхает и разворачивается, проходя вперёд. — Вольно. С Таке он идёт рука об руку, слушает топот ножек позади и смотрит под ноги, сжимая губы. Кусая их, чувствует железный привкус крови, ругается под нос и замечает, как Таке дёргает его за рукав, обращая на себя внимание. Когда Коори поднимает голову, тот лишь кивает, словно говоря, что всё нормально. Нервно усмехается: — Наоборот. — Наоборот? — повторяет Таке. — Я тебя должен успокаивать, — Коори выпрямляется и засовывает руки в карманы, заворачивает на лестницу, хватается за холодные перила и быстро перебирает ногами по ступеням. Толкает плечом железную дверь и выходит на воздух, даёт выйти Таке и оггаям, придержав для них. Закрыв дверь, он наблюдает, как Таке вдыхает свежий, уличный воздух, осматривается по сторонам, будто не веря, что он наконец-таки на поверхности. Осматривает здание штаба: оно совсем невысокое и без окон, так как бо́льшая часть находится под землёй. Коори же поднимает глаза к небу: сегодня облачно, но отливает бледной голубизной. Дует лёгкий ветер, путающий тонкие волосы и поглаживающий щёки. Солнце не греет, но оно и не нужно. — Учитывая... — придя в себя, Таке оборачивается к Коори, и он опускает взгляд с грязно-белого облака на того. — Учитывая, что я наговорил вам... — Давай на “ты”, — хмыкает и подходит ближе, улыбается уголками губ, — пока никого нет и при детях можно. И всё в порядке, я же сказал, — быстро поднимается на носочки и целует, едва коснувшись губ. Обойдя Таке, подходит к машине, хватается за перекладины и подтягивается вверх. — Быстрее, Хирако-сан. Таке кивает и поднимается за ним, хватаясь за протянутую руку. Осев на пол среди детей, они подвигают к себе приготовленные кейсы с куинке и замолкают на какое-то время. — Уи-сан, — подаёт голос Таке, и Коори удивлённо ведёт плечами, поворачивая к нему голову. Не думал, что в этой поездке он заговорит первым, — сколько нам нужно проехать? — Мы в Накацугаве, поэтому ехать нам примерно два часа, сто шестьдесят четыре километра. — А зачем нам в Цу? — Получили сигнал SOS, захват гулей, — Коори цокает и откидывает голову назад. — Зараза пробирается на наши территории, как бы мы не запугивали их. Сплошные отряды самоубийц. — Почему мы, а не другие отделения? — Коори обнимает руками свои колени и начинает загибать пальцы. — Во-первых, потому что туда уже посылались мелкие отряды, но их либо взяли в плен, либо убили — связь прервана. Во-вторых, Цу — достаточно важный город для Северной Японии. Хотя бы потому, что он расположен на берегу Исе2. — Порты, — подначивает Таке, и Коори кивает. — Верно. Так же там химический завод, машиностроительные заводы, исследовательский центр электронных компонентов... В общем, жила, может, и не золотая, но полезная. И то, что гули в принципе смогли захватить наш город не нравится ни генералитету, ни правительству. Рассчитывалось приобрести ресурсы, а не терять такие важные точки на карте, — нахмурившись, Коори падает головой на плечо Таке, и тот приобнимает за талию. — Зачем всё это? — У меня спрашиваешь? — Коори вытягивает ноги, чтоб не затекли, и мотает головой. — У себя. Таке ничего не говорит на это и кладёт подбородок на макушку Коори. Их трясёт из-за кочек и ям на дороге, но Kano — машина приспособленная, созданная специально для таких путей. Она гремит всем своим телом, иногда пыхтит. Зато нет неприятного машинного запаха, от которого тошнит. Несмотря на шум, некоторые оггаи умудряются задремать на коленях друг друга. Словно сейчас они не едут на свою смерть или около того. Словно их не волнует, что они могут после не почувствовать этих самых коленей товарища или товарки под своим ухом. Или правда не волнует? Там, где не соединяются края чёрной клеёнки, Коори наблюдает, почти засыпая, как мимо проплывают равнины и редкие здания, а вдалеке — горы с величественной вершиной Широяма3. Где-то они голые, серые и коричневые, а где-то покрыты частым хвойным или смешанным лесом. Из-за светлого неба они кажутся чернее, как рисунок каллиграфическими чернилами на белом полотне. Скоро они должны будут увидеть водную гладь Исе. — Уи-сан, — Коори вздрагивает от обмана разума, словно голос Таке стал громче, чем раньше. Он поднимает голову, трёт лицо крупной ладонью и одним глазом смотрит на Таке. — А ты всех своих мужчин вывозишь на подобные “прогулки”? Сначала Коори не понимает, о каких таких всех его мужчинах и прогулках идёт речь. Когда же он убирает ладонь с лица и осознаёт, то начинает звонко смеяться, из-за чего некоторые детишки вскакивают с коленей друга или подруги или лениво разлепляют глаза, чтоб их закатить. Более-менее успокоившись через минуту, Коори машет им рукой и приговаривает “спите, спите”, и орава маленьких человечков погружается обратно в сонное спокойствие. Коори поворачивается к Таке, несдержанно улыбается и говорит тихо, чтоб их беседу услышало минимальное количество ушей: — Вообще-то нет, не всех, — он зажимает рукой рот, заглушая смешок, и восклицательно-вопросительно шепчет: — И с какого момента ты мой мужчина?! Таке лишь пожимает плечами, опуская руки Коори, которые он на эмоциях поднял. — С какого момента тебе будет удобно, — отвечает тот, и Коори замирает, думая, как ответить на подобное, да и надо ли вообще отвечать. Не найдя нужных слов, он снова обнимает свои ноги и кладёт на колени подбородок. — Говорить такими фразами можно только мне, — как обиженный пятилетка бурчит майор, — я не хочу смущаться из-за слов какого-то тюфяка, — здесь уже не сдерживается Таке, хмыкая. — И не вижу ничего смешного! Kano останавливается через два часа, как и говорил Коори. Они выходят в городе Судзука, так как в сам Цу заезжать — самоубийство, а Кагеяма находится слишком близко к его границам — гули не глупы, рассредоточат силы по всей его территории. Коори благодарит Куроиву — молчаливого водителя с каменным лицом — и приказывает ему подождать в городе. Если вдруг что-то пойдёт не так, нулевой отряд с ним свяжется. — Рассредоточьтесь попарно на двести метров друг от друга, — объясняет Коори, доставая Тарухи из кейса. — Я и Хирако-сан идём по центру, крайние двигаются быстрее, ближе к городу, соответственно, чем ближе к центру, тем дальше. И проверьте рации, — оггаи кивают и достают рации, настраивают их и переговариваются между собой для проверки. — Уи-сан, — из строя выступает паренёк с волосами, собранными в пучок на затылке, — моя рация... — протягивает в маленькой ладошке неисправное устройство. Коори забирает рацию у Таке и отдаёт её ребёнку. “Нам хватит одной”, — тот согласно кивает. “Пошли!” — и оггаи разбегаются в заданном порядке. — Не слишком рано? — спрашивает Таке, двигаясь за плечом Коори. — Они в первый раз работают в таком виде, и нужно адаптироваться, — Коори смотрит на наручные часы и пшикает. — Отстаём на пару минут, давай быстрее. — Гм. Они ускоряются, и Коори связывается со штабом. На том конце отвечает Кийоко. — Странное рассредоточение, — первое, что она говорит в рацию. — Интересно, сколько ещё критики я услышу за сегодня, — ворчит Коори, и Кийоко издаёт что-то наподобие “хах”. — Вам нужно пройти семнадцать километров. — По времени это..? — Без остановки — три часа тридцать три минуты по самому короткому маршруту. — Останавливаться и не планировали. Сейчас мы двигаемся в верном направлении? — Сместитесь на юго-запад. Коори отключается, сказав короткое “есть”, связывается со всеми парами оггаев и просит всех сместиться на нужное направление. Открыв свой компас, останавливается и поворачивается в сторону леса, вздыхает и продолжает бежать. Они забегают за первые деревья, и Коори слышит, как Таке тяжело вздыхает за спиной. Посмотрев назад, щурится, пытаясь отметить изменения в напарнике. Его что-то угнетает, прижимает, заставляет вспомнить дела минувших дней. — В тот раз тоже был лес, да? — Точно, лес. Коори понимает и смотрит вперёд, огибает очередное дерево.Бах.
Коори врезается взглядом в сторону, откуда донёсся ошеломительный звук. — Ложись! Они падают за первые попавшиеся кусты и стволы и чувствуют, как оторвавшаяся от выстрелов сухая кора бьётся о щёки, и пылинки попадают в глаза и на ресницы. Коори подносит ко рту рацию и срывается: — Аура, какого хуя?! — Мои приборы не могут обнаружить их! Что происходит? Что они там вообще забыли, до границы Цу одиннадцать километров! — Я не знаю! — Коори ложится спиной на ствол толстой сосны и чувствует по нему вибрацию от серии выстрелов, хотя ощущается, что стреляют куда попало. Таке лежит в колючей траве возле его ног, ожидая, что он ещё скажет. — Их трое... нет, четверо. — Уверен? — Иначе бы не говорил, — судорожно выдыхает. — Четыре автомата, больше ничего не скажу. — Вы их видели? — Одного, но у него был капюшон. — Чёрт, — Кийоко нажимает на какие-то кнопки и перебирает ногтями по панели. — Попробую разобраться, что не так, будьте на связи. Коори не успевает ответить, Кийоко отключается. Он опускает руку с рацией, прислушивается по-новой. Выстрелы становятся реже, пока вовсе не замолкают. Они не говорят. Коори показывает пальцем, что нужно молчать. Слышит шаги на траве. Приближаются. Считает. Раз, два, три, четыре... Как и сказал. “Термодатчики”, — думает он и сжимает зубы. Поднимает руку, чтоб Таке мог видеть, и складывает пальцы для щелчка — “Дам знак — начну двигаться”. Тот кивает в знак согласия. Ещё пара чужих шагов. Щелчок. Коори поднимается и крутит Тарухи, отбивая и уклоняясь от пуль, отводит выстрелы в сторону от Таке. Прокрутив куинке на последней очереди, опускает возле себя задним концом на землю, и пропущенная пуля мажет по уху, задевает завиток. Сжав губы, Коори чувствует, как тёплая кровь стекает по раковине и шее. Оппоненты не стреляют, хотя и стоят наготове. Дают время. Ему — на изучение, себе — на собраться с духом и оценить силы противника. Все четверо с винтовками (проёбывается в выходах), в мешковатой военной форме, чёрного и цвета грязной крови. У кого-то на лице обычная маска, подобную носит молодёжь, стесняясь эмоций, у кого-то лицо закрывает тень. Коори наклоняет голову вбок, рассматривая каждого справа-налево. Девушки. Одна выше всех, остальные пониже. Держат оружие с твёрдостью, нехарактерной для женской руки даже физически, и неукротимой злостью. Она вот-вот вырвется из них. А может, даже разорвёт. Коори внезапно поднимает Тарухи, — эффект неожиданности, — ставит конец рукояти себе на бедро и в один широкий шаг оказывается прямо возле врагинь. Те вовремя расступаются; он заводит Тарухи за спину вращающимся движением и оказывается в центре квадрата, образованного девушками. Все четверо стреляют ему под ноги практически в упор, но две пули не доходит — винтовки повреждены от первой же атаки. Теперь они неисправны, две безоружны. Пострадавшие с недовольным шиканьем достают кагуне, спрятанные в ножнах. Кривые красные клинки источают слабое, пульсирующее свечение rc-железа4. Коори всматривается в него лишь секунду, а потом ныряет под одновременный удар лезвий, проскакивает в бреши меж девушек и залезает на ветку ближайшего дерева. Опустившись на колено, Коори улыбается на попытку девушки попасть в него пулей и спрашивает: — Не подскажете, в какой стороне восток? — спрыгивает с ветви на землю, прячется за стволом, чтоб не попасть под серию выстрелов. — Какая нахрен разница? — злобно отвечает стреляющая девушка. — Наширо-сан, успокойся, — названная останавливается и недовольно опускает автомат. Из-под её капюшона выбиваются короткие белые волосы. Отдышавшись, Коори тут же отступает от ствола дерева в сторону. Его срубают одним ударом кагуне, и оно валится набок. На достаточно широкий пень поднимается самая вытянутая девушка, сбросив капюшон с головы. Вокруг её глаз вздулись вены, а ветер, дующий на восток, пытается унести её чёрные локоны за собой. — Металл крепче древесины, — она делает шаг вперёд, спускаясь на землю снова, и Коори выставляет перед собой Тарухи, — но его ты разрубил своим слабым куинке. Оно ведь слабое? — Терпимо, — отвечает Коори, и девушка нападает вместе с другими, подошедшими со всех сторон. Каждая успевает подставить к его горлу свой клинок, но он отсекает пару рук и отталкивает девушек от себя. Одна из них — Наширо, которая тут же поднимается и берёт клинок в другую руку, вторая — с чёрными волосами, завязанными в два тонких хвоста, маленькая и с острым подбородком. — Хакатори! — выкрикивает совсем девочка, держа вспыхнувшую поглощающим чёрным катану двумя руками. — Наширо! — Не ори ты! — рычит Наширо, встав на ноги и усмехнувшись тонкими губами. — Ты! — указывает клинком Коори в спину, удерживающего высокую. — Если что-нибудь сделаешь с Мацумае или Хинами, я тебя изничтожу! — Правда? — спрашивает Коори, заходит за Мацумаэ и вытаскивает из её груди полностью окровавленное куинке. Алебарда делает дыру в плоти объёмнее и страшнее, отчего Хинами вскрикивает. Мацумаэ падает. Коори смотрит на напуганную, а потом ударяет тупым концом в грудь, отбрасывая в сосну. — Сказали же не орать. Наширо скрипит зубами от ярости, сжимает рукоять клинка сильнее и наносит серию ударов, от которых Коори не успевает увернуться, лишь смягчить последствия. Брюки и куртка рвутся на плечах и чуть выше коленей, до мгновенной боли задевая кожу, которая рвётся под лезвием так же, как ткань. Коори шипит сквозь зубы, останавливает Наширо, когда она режет ему скулу, и хмурится, смотря в её белое лицо. — Что, не нравится? — они отводят орудия в стороны, отталкивая друг от друга на четыре шага. — Я тебя разорву. — Ага, — подначивает Коори, и Наширо сплёвывает кровь. — Уверена, что успеешь? — Хакатори и Наширо нападают одновременно, и Коори выставляет куинке горизонтально, останавливая их обоих, а потом несколькими ударами заставляет отступить и скривить порезанные лица. — У вас обеих отрублены руки; кровотечение в любом случае не остановится; огромная кровопотеря, ведущая к сбою всего организма, — девушки проскальзывают по земле за спину, и он, вытянув Тарухи, бьёт обеим выше груди до крови и вскриков боли. — В любой момент у вас может сбиться дыхание, — Наширо встаёт первой и несётся на него, когда как Хакатори приподнимается на локте и хватается за сердце. Коори первую лишь задевает — протыкает плечо самым кончиком алебарды, но и этого достаточно, чтоб она открыла рот в беззвучном стоне, — всё размыться в глазах, — Коори прижимает Наширо к дереву остриём Тарухи, а потом рубит шею. Белая голова падает и откатывается в сторону, — болевой шок, — он подходит к лежащей Хакатори, заглядывает ей в лицо. — Спишь? — опускается на корточки и поднимает подбородок пальцами. Глаза открыты, но серые и недвижные, как у дохлой рыбы. Коори смотрит в них с жалостью и печалью, опускает голову на траву и лёгким движением накрывает их веками. Поставив Тарухи на землю и оперевшись на него, он слышит звон клинка, осторожно поднимает голову. Хинами, побитая и единственная, кто осталась, крепко и уверенно держит кагуне одной рукой. — Видно, что ты устала, — говорит Коори и поднимается на ноги. Хинами тут же поднимает своё оружие и касается холодным железом его подбородка. — Заткнись, — дрожащим голосом говорит она, а потом срывается на крик: — Закрой свой чёртов рот! — её плечи вздрагивают, но всхлипов Коори не слышит. Он не говорит и слова и ждёт, когда она успокоится. Через пару секунд Хинами поднимает заплаканное лицо и касается чужой шеи, что на ней проступает кровь. — Как ты... Как у тебя вообще это вышло? — Коори отступает на шаг назад от давления лезвия на кожу, и Хинами ступает за ним. — Ещё раз шелохнёшься — голову снесу! Отвечай! Как у тебя вышло с таким лицом закрыть глаза Хакатори-сан, хотя пару минут назад ты же и лишил её жизни?! Их всех лишил! — Хинами кидает быстрый взгляд на отрубленную голову Наширо. — Видишь?! Они не спят! Они умерли! Умерли, и не встанут больше! — Я не хотел. — Что? — Я не хотел, — повторяет Коори. Лёгкое дуновение ветра уносит крупные слёзы-алмазы с её влажных уголков глаз и щёк, немного сушит. Коори же чувствует приятную прохладу в раненых местах. — Ты думаешь, у меня был выбор, убивать их, или нет? Рука Хинами вздрагивает. Она мотает головой и снова повышает голос: — А почему нет?! — А вы разве его давали? — он складывает Тарухи и кидает ей его под ноги, на что Хинами удивлённо смотрит ему в лицо. — Вы не дали мне выбора, жить или нет. И как бы я не хотел умереть... — Коори стягивает с плеча порванную куртку и накрывает кровоточащую рану ладонью, грустно улыбаясь уголками губ. — Ветер всё равно переменился. Хинами прикрывает глаза и после этого не чувствует тяжести в руке. Не чувствует катаны, не чувствует пальцев. Не чувствует руку в принципе. Хинами распахивает свои большие глаза, смотрит под ноги. Там валяется с зажатым в ладони кагуне её рука, а рядом — сложенное куинке. Она не чувствует боли. Только грусть и чувство тотального поражения, которое накрывает её с головой и заставляет упасть на колени и снова разрыдаться. Таке делает ей перевязку на первое время, усаживает к себе на спину, и Хинами ложится на его плечо, всхлипывая и засыпая от дикой усталости. Коори, сев на пенёк срубленного одним махом дерева, обматывает колено последним бинтом и трёт рану на шее, где уже успела свернуться кровь. Облегчённо выдохнув, он смотрит в сторону города Цу, до которого им ещё предстоит доползти. — Отлично сработали, — говорит он, натягивая на губы улыбку. — Спасибо, что спас, а то я думал, она правда меня зарежет. — Ты действительно этого хотел? — спрашивает Таке, складывая Нагоми в кейс. — Умереть? — уточняет Коори и встаёт на ноги. Сделав шаг вперёд, понимает, что будет всю дорогу прихрамывать. — Иногда хочется, иногда расхочется. Жизнь такая штука, её мало кто хочет, на самом деле. Но не все любят это признать, — хрустнув поясницей и выгнувшись, чтоб размяться, подходит к Таке и опирается на его свободное плечо. Достав рацию, связывается с оггаями, которые уже, оказывается, обчистили Цу. — Рикай-чан, выкладывай, что у вас. — Есть, Уи-сан. Практически полная ликвидация гулей прошла успешно, население пункта Цу спасено, была предоставлена первая помощь, — проговаривает девочка, выглядящая умнее и серьёзнее всех среди оггаев, на том конце. — А почему “практически”? — интересуется Коори и хмурится, когда слышит ответ. — У нас заложник, который что-то знает.3
Их перехватывает Куроива на трассе, и они доезжают до города Цу с девушкой Хинами на руках. Оказавшись в руках врачей, она более-менее приходит в себя и наблюдает, как набирают шприц обезболивающего средства, чтоб воткнуть ей в плечо. Лицо её, ранее очень молодое и очень испуганное, теперь выглядит как повидавшее некоторое дерьмо, что, в принципе, является правдой. Коори смотрит на место, где должна быть вторая рука, с болью и желанием проверить, на месте ли своя, не отвалилась ли по воле Кармы, которая в его жизни известна как “та самая жестокая мразь”. Заложница вызывала у него только жалость в хорошем её смысле, сочувствие, некоторую вину за принесённые неудобства (массовое убийство близких людей ребёнка — это теперь так называется?) и отчасти некоторую симпатию — женщины никогда не бывают к нему жестоки (если не вынуждают обстоятельства, ха-ха) и вызывают только восхищение силой своего духа. Хинами, молодая, только-только расцветающая, как цветок персика, у которой вся жизнь впереди, яркий тому пример. Чего Коори никак не может сказать о заложнике. Нишики Нишио, как ему теперь известно, капитан, да ещё и учёный с образованием врача. А ещё прохвост и падкий на женщин — сам себя так описывает, да и морда достаточно подходящая. Смазливая и блядская. “Если бы мы хоть чуть-чуть сходились в темпераментах, я бы тебя трахнул”, — первое, что Нишики слышит от него. Какова же радость, что от первой же фразы тот так кривит физиономию, что, кажется, мускулы клинит. “Если бы ты не был мне так омерзителен, я бы тебя за это не послал, — отвечает Нишики и в очередной раз дёргает связанными за спиной руками, — но нет, и я по девушкам, иди нахуй”. Коори лишь мерзко улыбается — не первый и не последний. Рикай передаёт ему найденные в компьютерах данные, которые так или иначе нужно рассмотреть на собрании генералитета, и Коори прячет флешку в нагрудный карман новой рубашки. Раны его обработаны и перевязаны, остаётся только добраться до штаба и показаться Кими. — Так что будем делать с заложниками? — спрашивает Шио — единственный беловолосый мальчишка из всех оггаев. — Допрашивать, — отвечает Юса, который мог бы идти в ровню Рикай. Сложив руки на груди, он без всяких эмоций рассматривает сидящих рядом, но совершенно разных Хинами и Нишики. Одна сидит и не двигается самостоятельно, покорная, потерявшая смысл в борьбе, раненная на всю жизнь. Другой вечно ёрзает, ругается под нос и натирает запястья верёвкой, не бросая попытки высвободиться. Когда это раздражает, Коори бьёт его по лицу жёстким носком ботинка, прямо по скуле, и тот недовольно шипит. — Женщин не допрашиваю и никому не позволю, — говорит Коори, и Юса хмурится, сжимая локти пальцами. — Учитывая, какие методы особенно эффективные... — Она слабая и лейтенантка, — говорит Юса, и Хинами поднимает на него взгляд медовых глаз. — Ни черта не знает, да и не стерпит пыток. — Резко, но правда, — пожимает плечами Коори и опускается на колени перед Нишики. — А вот с тобой можно и перетереть о-о-очень интересные темы. — Не трогай меня, — шипит Нишики, и Коори наклоняет голову к плечу, сделав взгляд таким, будто смотрит на кучу мусора, а не на учёного человека. — Ко всякому дерьму рыжему не прикасаюсь, — поднимается и отряхивает руки, словно испачкал их от одного лишь короткого разговора. Нишики усмехается. — Но переспать хотел. — Если бы, если бы... — задумчиво повторяет Коори, и тот бормочет очередное “блять” и “какой же уёбок”. — Хватит сквернословить, — говорит Хинами и внезапно поднимается на ноги. Осмотрев всех присутствующих, продолжает: — Должна признать, пока жива, что я вами восхищена. Ликвидировать несколько десятков гулей, командуя при этом лишь одиннадцатью людьми, десять из которых — дети моего возраста, а то и меньше... — она поднимает глаза на Коори, и ему они кажутся более светлыми, чем были до этого. — Вы невероятны, майор Уи-сан. — Наивная малявка, — плюёт Нишики, на что реагируют Коори и Хинами взглядом искоса. — Если ты думаешь, что таким образом задобришь этих животных, должен тебя разочаровать. — Заткнись, иначе я вырву твой язык, хотя допрос ещё не начался, — железным тоном отвечает Коори, а потом возвращается к Хинами. Поклонившись ей, он берёт её целую руку в свою. — Если вам не неприятно, — она качает головой; вздыхает. — Я обещаю, что у вас будет абсолютно мирная, спокойная жизнь, как у самой обычной девушки. Мой друг, изумительный инженер, даже создаст для вас в качестве подарка протез на ваш вкус. Не сомневаюсь, что он идеально подойдёт вашим ощущениям. — Вы так добры, — Хинами живо и печально улыбается, и Коори отпускает её руку. — Я благодарна и обязана вам жизнью. — Даже единственной клеткой себя и одним вздохом — не обязаны, — качает головой, и та кивает, сжимая губы. Снова подняв глаза, Хинами останавливает свой взгляд на Таке, робко спрашивает: — Вы же убили Аято-нии-сана? — делает шаг навстречу своей миниатюрной ножкой, и Таке, немного опешив, кивает. Она машет рукой, прикрыв глаза. — Он мне не родной. Хотя я его так любила. — Мне жаль, — отвечает Таке, склонив голову, и Хинами улыбается по-доброму, даже чуть смеётся. — Я не сомневаюсь, — пожимает плечами и обнимает рукой себя за талию. — Честно сказать, я очень опечалена его смертью до сих пор. Форма для меня теперь — траур по нему. Каждую ночь я плачу от того, как жадно меня сжирает скорбь, поэтому я не высыпаюсь и, соответственно, не набираюсь сил, слабею. Мне стыдно, но я не могу ничего с этим поделать. Мне стыдно, что я не смогла защитить своих семпаев и названных сестёр, как это делал он. Мне стыдно, что я не смогла одолеть вас и майора Уи-сана. Мне стыдно, что я не смогла стать равной Аято-нии-сану, — вытирает слёзы кулачком и тихо всхлипывает. — Больше всего мне стыдно за то, что я не отплатила за его смерть, не отомстила. Ничего не сделала, — она всхлипывает ещё раз, делает вдох-выдох и продолжает уже спокойнее: — Но уже поздно. Мне остаётся только радоваться тому, что я до сих пор жива. Тому, что вы дарите мне спокойную жизнь обычной девушки. Спасибо. Спасибо за это и за то, что подарили Аято-куну быструю смерть, — Хинами делает поклон в пояс, и Коори с Таке повторяют за ней. — Я думаю, он обретёт то, что заслуживает, — они выпрямляются, и Хинами поднимает руку прежде, чем понять, что она не может сложить её с другой в молитвенном жесте. Улыбнувшись, она прикрывает глаза и шепчет. — Аминь, — и к её ладони Таке подставляет свою, большую и грубую. — Аминь, — повторяет Коори на выдохе, наблюдая за ними. Хинами улыбается шире, и крупные прозрачные слёзы снова катятся по её красным щекам. — Вы ведь не против, если я снова зарыдаю, правда? В штабе их встречают с распростёртыми объятиями и уймой вопросов, как неважных, так и важных настолько, что старшие офицеры и представители генералитета собираются в одном месте. Коори отдаёт флешку с файлами Маруде, генералу-полковнику, и тот кивает, говоря о том, что работа была проделана на ура. Облегчённо выдохнув, Коори чувствует прикосновение к плечу. Он поворачивает голову и видит Кийоко со своим планшетом. — Всё оказалось проще, хотя всё равно странно... — говорит она, имея в виду происшествие во время вылазки. Показывает на экране расположение установок, с помощью которых обычно можно заметить движение живого существа по термодатчикам. — Дело в том, что все они были отключены. — Что? — Коори хмурит брови, не до конца веря в сказанное. — Но эти установки всегда должны быть в действии, иначе мы не заметим продвижение врага. — Именно, Уи, — Коори берёт планшет из рук Кийоко, просматривает всю территорию, которую охватывают датчики. — Я проверяла их утром перед тем, как вы выехали. Если бы что-то пошло не так, я бы знала, и мы отменили вылазку из-за неполадок. А к пульту есть доступ только у высших офицеров и генералитета. — Хочешь сказать... — Кийоко кивает, и Коори говорит серьёзнее, — ...что среди нас затесался предатель? — Как бы я не хотела в это верить, но, похоже, именно предатель, — Кийоко забирает свой планшет, а Коори ругается под нос, уперев руки в бока. — Их же можно отключить вручную? Это мог быть кто-то левый, — Кийоко качает головой, подняв брови в разочаровании. — Чтобы отключить вручную, нужен код, который, опять же, не знает “кто-то левый”. Если код будет неправильно введён, то сработает сигнализация, и по всем панелям разлетится сообщение о нарушении. Да и каким образом можно незаметно пройти такие расстояния? На машине ещё заметнее. — Зато мы теперь точно знаем, что круг подозреваемых очень и очень узок, — пожимает плечами Коори и ладонью хлопает по плечу женщины. — В любом случае, вы умница. Кийоко смущённо мотает головой. — Я не сделала ничего полезного, не льсти лишний раз, — она что-то судорожно ищет в планшете для вида, на что Коори тепло улыбается. — Не недооценивайте себя. Кийоко поднимает голову и взгляд на его лицо, улыбается в ответ и молча кивает. К ним подходит Фурута, одетый в белый фартук практически до пола, в медицинской маске и таких же перчатках. — Итак, — говорит он, противно перебирая скрипучими пальцами, — что ты мне предлагаешь с ним сделать? Кийоко хмурится, а потом кривится, решает покинуть их компанию. Коори поднимает ладонь на прощанье. Когда она скрывается за дверью, достаёт пачку и выуживает из неё сигарету без кнопки — скучную и с ярким привкусом табака. — Разумеется, дави на него больше морально, — затянувшись, Коори выдыхает дым через нос, пожимает плечами и с азартной ухмылкой смотрит в чёрные глаза Фуруты. — Ну, а так я тебя никак не ограничиваю в физическом плане. — У-у-у, — Фурута натягивает перчатку лучше и гладит сначала щёку Коори, на которой теперь достаточно глубокая рана, а потом свой подбородок, — что же он такое страшное сделал? Коори сбрасывает пепел под ноги и давит его подошвой, вдыхая воздух через рот. — Дико раздражает, — зажимает горьковатый фильтр меж губ и вдыхает, чтобы выпустить дым, не убирая сигареты. — Уи-ото-сан5 оскорбился, — изрекает Фурута, после чего поднимает ладони и хлопает ими. — Ну и хорошо! Чем больше ты злишься, тем больше у меня дозволенностей, не так ли? Коори закатывает глаза и смотрит вслед Фуруте, весело уходящему “допрашивать”. В конце концов, ему всё равно понадобится его помощь, чтоб доломать. Когда тёмная дверь, ведущая в полупустую комнату, за ним закрывается, он подходит к Таке, стоящему в стороне, с мыслями о том, что Фурута сделает первым. Изобьёт? Грязно и просто, для начала в самый раз. Или сразу перейдёт к изыскам? Коори тоже множество раз “допрашивал”, ещё тогда, когда отец был жив. Только вот он никогда не позволяет взять себе плоскогубцы и оторвать палец, порезать кожу или что-нибудь вставить в уже имеющуюся рану. Наступая морально и доводя до рыданий, лишь со стороны смотрел, как Фурута (а в большинстве случаев в помощниках он) тянет за волосы в сторону и отрезает ухо, тихо посмеиваясь и говоря, что заложник “визжит, как резаная свинья”. В такие моменты Коори пытается удержать себя в руках, чтоб не скривиться и испортить впечатление. Его до́лжно бояться, но ему противно от этого. Со временем появляется иммунитет, но чувство грязи не исчезает даже спустя несколько часов. Давя кому-либо на психику, он разрушается сам и учится не переносить это в жизнь дорогих, во всяком случае, более близких людей. Подождав, пока Нишики прокричит за дверью, Коори встаёт напротив Таке и кладёт руки ему на плечи, а потом и вовсе обнимает за шею, притягивая к себе. — Ходил к Кими-сан? — спрашивает он, на что Таке мотает головой. — Со мной всё в порядке, — Таке проводит ладонями по чужой спине, снова поднимается к забинтованной шее и гладит закрытые её части. — Я больше беспокоюсь о тебе. — Мне не впервой, — пожимает плечами Коори, усмехается. — Поэтому и беспокоюсь. — Ох, это так мило с твоей стороны, — Коори хитро улыбается, а потом громко вздыхает, оттягивает щёки Таке в стороны. — Мы ведь продумали всё ещё на пути в лес, поэтому причин волноваться за меня не было. — Их было четверо, и они были достаточно искусны, чтоб тебя потрепать. Теперь хромаешь, — говорит Таке, несмотря на оттянутые щёки. Коори отпускает их и ложится на плечо, опустив руки на поясницу. — Ну, не сдох, и нормально, — Коори слышит, как сверху тяжело-осуждающе вздыхают, и прячет улыбку в плече. — Ты ведь сказал, что позаботишься обо мне, — отстраняется и смотрит в глаза, — и пока ты справляешься. Спасибо. Таке молча всматривается в чужие глаза, после чего кивает и прижимает к себе снова. Обняв талию, Коори утыкается носом в сгиб шеи и выдыхает на кожу, прикрывает глаза. Они стоят так несколько минут до того, как Фурута распахивает дверь и стягивает с себя окровавленные перчатки. Кровь брызгами пачкает фартук, маску и даже уголок его глаза. — Уи! — восклицает он, не сразу заметив, что волнует покой двух обнимающихся. Закатив глаза, Коори с неохотой отлипает от Таке и поворачивает голову, смотря на Фуруту, который продолжает причитать. — Прошу прощения, что имею дерзость нарушить вашу тесную платоническую связь и такой же тесный физический контакт, но мне нужна твоя помощь, — стянув маску с лица, он бросает перчатки в мусорную корзину, стоящую в углу, и идёт мыть руки. — Этот Нишики-кун — а он и впрямь несносный! — никак не может перестать ныть, хотя уже десять минут прошло, как я закончил. — Так быстро? — Коори вопросительно изгибает бровь и заглядывает в “допросную”, где на стуле сидит связанный заложник. Выглядит он неважно. — Ну, сорок пять минут, если не считать последние десять, — выключив кран и отряхнув руки, Фурута кидает взгляд сначала на Таке, а потом на Коори. — Вы что, все эти пятьдесят минут обжимались? — Нет. Возможно, половину, — Коори закусывает губу и заходит в пыточную. — Просто завались. — Ой-ой, — дразнится Фурута, расплываясь в улыбке, и идёт следом за Коори, чтоб взять использованные инструменты и помыть их. Нишики сидит и дрожит с привязанными с помощью ремней руками к деревянным подлокотникам и ногами к передним ножкам стула. Волосы его грязные из-за его собственной крови, одежда тоже заляпана, по подбородку стекает слюна, перемешанная с краснотой. На пальцах рук отсутствуют ногти, не тронуты только большие, из-за чего прикосновение к ним приносит нестерпимую боль. Коори осторожно поднимает его голову и смотрит в заплаканное лицо. Нишики дышит через рот, и он видит, что клыки тоже вырваны. Скривившись, он отпускает чужую голову и кладёт руку на чужую ладонь, не задевая пальцев, но Нишики всё равно дёргается в страхе. — Эй, — свободную руку Коори кладёт на макушку Нишики, чуть поглаживая волосы. — Всё закончилось. Нишики мотает головой и скребёт целым ногтем по подлокотнику. Коори, беззвучно вздохнув, выпрямляется и говорит, смотря в стену позади Нишики: — Говорить тебе про то, что никто не хотел с тобой этого делать, бессмысленно, — он проводит по волосам, пропускает рыжие завитки сквозь пальцы, — как и то, что ты мог этого избежать, расскажи всё сразу. Нишики более-менее успокаивается из-за осторожных касаний и его спокойного голоса. Это всегда работает безотказно, и Коори даже мерзко. — Хинами-тян отправлена к нашему инженеру, он делает ей протез, — Нишики дёргается и чуть поднимает голову. — Потом её отправят в столицу, устроят куда-нибудь, и будет жить в комфорте. Практически. Возможно, первое время будут травить из-за происхождения, но я не думаю, что это доведёт её до края. Не знаю, зачем тебе это говорю, потому что ты, вроде, к ней неровно дышишь в плохом смысле... — Говори-говори, — Коори смотрит на него сверху-вниз, кладёт ладонь на угол спинки стула, — отвлекает. — От чего? — вздыхает и проводит по чужой руке до ремня, начинает его расстёгивать под чужим полупустым взглядом. — От чувства ничтожности и безысходности, — Коори тихо посмеивается, и Нишики вытаскивает руку из-под крепкой кожи. — Что смешного? — Да так, — отмахивается Коори и опускается на колено, чтоб расстегнуть ремень на ноге, пока Нишики отстёгивает вторую руку. — Отвлекать себя от таких вещей, причём каждый день, в одиночку очень сложно. Хотя в конце концов они всё равно высасывают из тебя все соки. Нишики поднимается вместе с ним, осматривает себя и кривит губы, чувствуя, как ноет всё тело от боли. Тот поднимает глаза на майора, который подходит к столу, где разбросаны инструменты для пыток, осматривает их и кричит Фуруте, что они плохо помыты. Махнув ему рукой, подзывает к себе. Нишики следует послушно и прихрамывая. Они подходят к раковине, Коори включает хороший напор холодной воды, подставляет под струю ладонь. Взяв Нишики за затылок, наклоняет над раковиной и проводит по лицу, умывая, как мать помогает ребенку, который только-только пришёл с грязной улицы. Потом Коори и вовсе суёт Нишики под кран головой, чтоб смыть запёкшуюся кровь с волос и кожи, моет за ушами и особенно тщательно моет затылок. Нишики выпрямляется, и Коори накидывает на него старое, порванное полотенце, и он аккуратно вытирает лицо им, задействует только ладони. — То есть, сначала вы пытаете, а потом записываетесь мне в мамки? — с сарказмом спрашивает Нишики, оставив полотенце на голове впитывать влагу с волос. Коори, помыв руки, смотрит на него с серьёзностью. — Он тебя пытал, — указывает на Фуруту, стоящего у стены и загадочно улыбающегося. Нишики избегает встречи с ним взглядом — дрожит от одного его вида. — И мы не настолько бесчеловечны. — Ах, ну да, точно, как же я мог забыть, — взмахнув рукой, Нишики забирает протянутые Коори очки и фыркает. — Что за манера сначала убить отряд гулей класса S6, убить три десятка солдат, а потом делать вид, будто ничего сверхсерьёзного не произошло? — Нишики берёт Коори за грудки и притягивает к себе; он не изменяется в лице и не ведёт и мускулом. — Засуньте свою человечность себе в очко, майор. Коори ничего не отвечает. Лезет рукой в карман своих брюк, достаёт пачку, сигарету из неё и суёт в рот Нишики. За ней в руке появляется и Зиппо с железным блеском, дающая сине-рыжий огонёк. — Не по моей специальности, капитан, — всё же отвечает Коори, осторожно убирает чужую руку с себя и отходит. — И берегите пальцы, пока их не перебинтовала наша врачевательница. Вдохнув никотин, Нишики выпускает дым через нос, убирает сигарету пальцами и тушит её об стену, оставляет на раковине. “Не курю” — “Буду знать” — идут в лазарет друг за другом, больше не разговаривая. Кими принимает их, улыбается Таке, язвит с Коори, игнорирует Фуруту и осматривает Нишики; на предпоследнего всё же гавкает за чересчур жестокое обращение. “Почему ты ему так много позволяешь?!” — спрашивает она у Коори, сидящего на соседней койке, который лишь вопросительно на неё смотрит. “С каких пор шутки про папочку перетекли в кровные узы?” — Кими сжимает губы от злости, резко взмахивает волосами и затягивает бинт на руке Нишики сильнее, отчего он шипит, уткнувшись в её плечо. Она тихо хвалит его за сдержанность, а он молчит, сгибая и разгибая пальцы. Оставив их вдвоём, они уходят из лазарета и устало бьются спинами о стены, практически спускаясь по ним на пол. Сегодня слишком тяжёлый день, чтобы так долго стоять на своих двоих. — Что будем делать? — спрашивает Фурута, на что Коори отлипает от стены и идёт в сторону тренировочного зала. — Я к Ариме тренироваться, — поясняет он, на что Фурута удивлённо трясёт головой. — Тренироваться?.. Ты еле на ногах стоишь! — Какая тебе разница? — рычит Коори, скрываясь за поворотом. Погрузившись в тишину коридора, он облегчённо выдыхает, встряхивает руками с желанием избавиться от закипающей внутри злости, но не сдерживается — бьёт стену кулаком, и некоторые пальцы прохрустывают. Не сломаны, что удивительно. Коори проводит ладонью по голове, от лба до затылка, вдыхает-выдыхает на “раз” и “четыре”. Повторяет названия линий токийского метро, по которым он проезжал только единожды, по делам чёртового отца, и тихо ругается в пустоту. Опять рвёшься, опять, опять, опять, опять, опять. Держи себя в руках, если некому держать. Займи голову, забудь, сотри. Удали это чувство. Удались. Открыв глаза, он осматривает двери, похожие одна на другую, пытаясь вспомнить, за какой нужное помещение (нужный человек). Сглатывает скопившуюся слюну, слишком резко дёргает ручку и отворяет. Первым, что бросается в глаза — взмах Совы7. Коори чувствует особую энергию, волну, распространившуюся и прошедшую сквозь него, и нужное как воздух облегчение.4
Яркое солнце жжёт глаза, а трава с редкими острыми камнями колет спину. Он поднимается на руки, отступает от противника и нападает, но оказывается снова перекинутым через плечо. — Ты недостаточно внимательно следишь и спешишь, — говорит Арима ровным голосом и совершенно без одышки. Убрав смольные волосы назад, поправляет очки на переносице и загораживает белое светило, палящее и старательно горящее. Сколько бы раз Арима не перекинул Коори через плечо, задыхается и чувствует боль в спине и руках, которые вечно заламывают, а главное — обыкновенную человеческую усталость, только он. Дотронуться до Аримы — уже достижение. Но его мало, чтоб довольствоваться собой. Вытерев рот ребром ладони, Коори встаёт на ноги, бьёт со спины ногой, уворачивается от захвата и хочет ударить по лицу, но Арима останавливает его локоть, поставив руку в блок. — С тобой только спешить и возможно, — тяжело выдыхает он, и тот лишь приподнимает уголки губ в улыбке. Коори бьёт в живот, но Арима изворачивается так, что в итоге он получает по спине локтем, падая к чужим ногам. Судорожно вдыхает воздух, кашляет и сплёвывает слюну, переворачивается на спину. И плевать, что камни колют. — Что, уже всё? — обходит его Арима, опускается и накрывает колено ладонью. — Отстань, — только выдавливает из себя Коори, прикрыв глаза и тяжело дыша. Распахивает он их тогда, когда собственную ногу поднимают и пытаются прижать к груди. — Что ты... — Арима жмёт ладонью под коленом, и Коори шипит от непривычки. — Ты немного задеревенел, — говорит тот и снимает очки, чтоб вытереть вспотевшее лицо. Обойдя лежащего, Арима осторожно опускает ногу всё ниже и ниже, но плеча Коори так и не касается. — Забросил растяжку? Коори выдыхает и мычит, пока Арима не возвращает ногу на пол. Теперь она ощущается как ватная, или переваренная макаронина. — Смотря про какую ты сферу моей жизни говоришь, — отшучивается Коори, задирая вторую ногу. Арима приподнимается, берёт стопу пальцами и опускает ниже. Эта нога тянется лучше, потому что правая. — Не делай вид, будто в “этой” сфере тебе приходится растягиваться, — язвит Арима без намёка на эту самую язву. — Не делай вид, будто тебя не существовало в моей жизни, — парирует Коори, и Арима осторожно опускает обратно и вторую ногу. Приподнявшись на локтях, он двигает стопами по кругу, сгибает ноги в коленях, ползёт назад. Подняв руку, нащупывает шею Аримы, обнимает за неё и подтягивается, ложится на плечо. Тот проводит по плечу, вспотевшей спине, после чего прижимает к груди и обнимает за талию. Коори наконец-то расслабляется, прикрывает глаза и убирает прилипшие к коже волосы. — Извини, что снова напряг, — всё же произносит Коори вполголоса. — Нужно было снова выпустить эмоции. — Я никогда не против побыть твоей боксёрской грушей, — отвечает Арима, на что Коори тихо хихикает. — Скорее, я становлюсь прелестной боксёрской грушей. Арима проводит рукой по чужим волосам и пропускает их сквозь пальцы, несмотря на то, что они достаточно сальные. — Не без этого. Коори хмыкает и смыкает губы, облизывает их, чтоб не засыхали и не слипались, часто моргает, заглушая свет в помещении. Слышна только работающая вентиляция и собственное дыхание, ещё не полностью восстановленное. — Тебя что-то злит? — Арима разрушает относительную тишину, и Коори закрывает глаза, чтоб этот разговор для него прошёл легче. — То и злит, — коротко отвечает он и пожимает плечами. — Мы уже говорили об этом. — Знаю, — Арима качает головой и надевает очки обратно, — но знание не значит принятие. Хотя я пытаюсь. — Мы не встречались так две недели. Хорошо держишься. — Спасибо. — Но нужно ли тебе это? — Коори открывает глаза и смотрит в лицо, не твёрдое и не мягкое. — Легче от издержек? Коори делает вид, что раздумывает, хотя язык уже чешется от известного ответа. — Я просто не хочу быть как он, — Коори поднимается с плеча и груди Аримы, смотрит в сторону и ломает руки. Тот выдыхает и запускает руку в волосы на затылке, словно пытаясь успокоить. — Ты и не будешь как он, — Арима поднимается, и Коори наблюдает за его действиями. Подойдя к кейсу Совы, он берёт баночку таблеток и открывает её. — Ты отдельный человек с отдельной жизнью, и то, что он твой отец, ничего не меняет, — сыпит на ладонь шесть таблеток, похожих на детские витаминки, и кладёт в рот разом, проглатывая. — Так ты принимаешь препарат? — Арима молча кивает ему. — Почему так много? — Кими удвоила дозу, и мне кажется, теперь он помогает, — Коори отводит взгляд, раздумывая над ответом, и кивает. — Коори, — поднимает взгляд, и Арима продолжает: — Твои эмоции нормальны, и ты умеешь их контролировать. — Спасибо, — кивает он, а потом поднимается с пола. Заправившись и подняв сброшенную куртку, Коори хлопает Ариму по плечу и улыбается. — Ты лучший. Он убегает из зала, и Арима поднимает кейс с куинке. Железная ручка холодит руку, чувствуется приятная тяжесть. Арима и так это знает.5
Ута и Фурута ловят Коори в коридоре, и это можно считать самым худшим окончанием и без того мерзкого дня. Мало того, пока они тащат его до выхода на поверхность, их лица светятся так, словно они придумали, как раз и навсегда закончить войну, или совершили ещё какое-нибудь радостное открытие. Коори предчувствует что-то нехорошее, а когда ступает на землю, застывает на месте, смотря на громадину, которую эти двое вывели. — Это... — Коори теряется, поэтому Ута продолжает за него. — Оул, — он обводит огромную машину с механическими лапами ладонью, и от одного её вида у Коори всё клокочет внутри то ли от удивления, то ли от ужаса, то ли от отвращения. — Её привезли мне полгода назад, и я наконец-таки вернул её в строй. Правда, она претерпела множество изменений, и теперь ею можно с лёгкостью управлять даже тебе. — Звучит обидно, — Коори поднимает брови и замечает ещё одно знакомое лицо. — Хирако-сан? — Доброго вечера, — Таке подходит к ним ближе, и Коори прячется за его спину. — Ага, тоже рад тебя видеть. — Боже, мы ещё даже её не задействовали, а ты уже прячешься? — Фурута вскидывает руки с кривой физиономией. — Сколько тебе лет? — Двадцать восемь, а вам, наверное, ноль, — ворчит Коори, но Фурута, не желая слушать, разворачивается и залезает по множеству металлических деталей в кабину управления. Коори обращается к Уте, на всякий случай взявшись за куртку Таке на спине. — И что, никакого обмундирования не надо? — А зачем? — улыбается Ута, на что у него дёргается глаз. — Да так, ничего особенного, — машет свободной рукой, а потом отворачивается, чтобы услышал только Таке, — просто думается мне, что в первые пять минут майор Фурута из кабинки и вылетит. Таке только хмыкает в ответ, и тут Сова просыпается, пыхтит и издаёт шум, характерный только для груды металла. Несколько минут Фурута что-то настраивает, поднимает то одну, то вторую ногу машины, а потом она становится тише и сдвигается с места, резко прыгая на несколько метров вперёд. Повернув, она стремительно передвигается на металлических лапах и перебегает расстояние в несколько сотен метров. — Великолепное изобретение, — восхищённо говорит Ута, упирает руки в бока и заворожённо наблюдает. — Я зарисовал абсолютно все её механизмы, записал виды использованного металла, мощность тока, которым она атакует, — он слегка качает головой и вздыхает, смотря на слушающего Таке. — Она изумительна, я просто влюблён в руки и голову того изобретателя, кто придумал это. — Господи... — Коори выглядывает из-за спины Таке и наблюдает, как Фурута пускает электрические выстрелы в разные стороны. — Я служу с одними безумцами... — Это красиво, — говорит Таке, и Коори поднимает на него взгляд. Смотря, как заворожённо тот наблюдает, он осматривается. Солнце, теперь не кажущееся ярким, красным диском опускается всё ближе к границе земли и отдаёт часть своей краски небу и облакам. Голубой купол осторожно переливается в тёплый сиреневый, а воздушные массы, похожие на вату, впитывают розовый оттенок и становятся похожи на ягодные сливки. Вдали чернеет город, горы и лес, его острые верхушки, а Сова огромных размеров напоминает некое величественное животное, устрашающее окружающую жизнь. Коори она под любым углом и цветом кажется страшной, пугающей и отвергающей. Совы для него — ходячая смерть. Они забирают жизни его подчинённых, жестоко втаптывая их в землю, испепеляя или разрывая на куски. Сжав губы, он утыкается Таке в спину, когда Фурута снова приближается к ним на этой громадине. Выглянув из кабинки, тот машет рукой Уте. — Мастер! Не составите мне компанию? Ута хмыкает, но без лишних вопросов поднимается к Фуруте, принимает его руку в свою ладонь и усаживается рядом, толкая какой-то рычаг вперёд. Они уходят под оглушающий шум внутренних механизмов машины. Облегчённо выдохнув, Коори становится рядом с Таке, всё ещё приобнимая его. — Ты когда-нибудь видел их раньше? — спрашивает он, и Таке качает головой. — Только издалека. Коори отвечает бесцветным “ясно”, ещё пару десятков секунд наблюдает за Совой, в которой, видимо, очень весело проводят время коллеги, а потом становится перед Таке, желая обратить на свою персону внимание. Таке сразу же одаривает его взглядом, на что Коори обнимает его за шею. — Тебе правда страшно рядом с... этим? — задаёт вопрос Таке, на что Коори улыбается уголками губ. — Я не бесстрашный супер-человек, Хирако-сан, — кладёт ладонь на щёку, и тот нежно гладит запястье. — А ещё я боюсь резких громких звуков, неожиданные появления и, наверное, тесные замкнутые пространства, в которых я не могу ничем себя занять. Так что бо́льшую часть времени я нахожусь в подавленном состоянии, — Коори посмеивается, и Таке улыбается. Они трутся носами. — А ты? — Наверное, только невозможности что-либо сделать, — пожимает плечами Таке. Коори понимающе смотрит в глаза, а потом закрывает свои, накрывает чужие губы своими в мягком поцелуе. Он углубляет его, и Таке обнимает за талию, прижимает к себе ближе, сминая губу, пока Коори облизывает зубы и касается языка. Отстранившись, он утыкается носом в плечо и наслаждается поглаживаниями ладони по волосам. — Подходящий момент, — бормочет, улыбаясь самому себе. — Что? — Хирако убирает ладонь с чужой головы и нежно гладит спину. Коори лишь поднимает голову и мягко шепчет: — Подходящий момент стать моим мужчиной — это сейчас, Хирако-сан.Наполненные чувством разговоры унесёт восточный ветер.