aurora

«Знаешь, как меня называла моя мама? Опасная. Ты — опасная девочка. Она была права. Я — опасная». — Джесси, Неоновый демон

Первое, что она услышала, когда вышла в розарий, была не тишина. Это был стук ее собственного сердца, его голос и дыхание. Тихий вздох, сдержанный, которого едва хватает впитать весь спектр ее крови. И снова стук своего сердца. Волнующий. Животворящий. Аврора устало опустилась на холодный мрамор скамьи. В голове роились странные мысли, бессознательно мелькали черви, — отвратительные и склизкие. Если погрузиться в этот рой, можно ощутить как трупные паразиты жадно обгрызают тебя изнутри. Разговор отвлек бы ее бредовых мыслей, но Аврора чувствовала себя рядом с Руки неуверенно, сковано. Она боялась задать глупые вопросы, сказать что-нибудь бессмысленное. Сейчас она бесспорно убедила, что любые романтические отношения с ним невозможны. Даже если в ней осталась толика симпатии к нему. Ныне в ней просыпалось подобная беспочвенная симпатия к Юме. И с неким удивлением Аврора осознала, что она достаточно влюбчивый человек, вспоминая как испытала такое же мимолетное чувство влечения к Субару. — Когда-то я была влюблена в вас, — тихо призналась Аврора, прикусывая бледные губы. — Что ж, ты хорошо скрывала это, — Руки с неким интересом взглянул на нее. Стало не по себе. — А как же Азуса? Что-то встрепенулось внутри, когда она услышала его имя. Она ведь совсем не думала об Азуса в последние дни. — Это что-то больше, чем эфемерная влюбленность. Страшно разрушать такую связь. — Я видел, ты усмиряешь его. — Нет. Он делает себе больно, а я поглощаю эту боль, оставляя только… — Удовольствие, хотела она сказать. Но язык не повернулся. — Впрочем, я не хочу, чтобы так продолжалось. Боль остаётся болью. Аврора вздрогнула, словно вновь ощутила забытое прикосновение лезвия. Как-то Азуса сделал ей три пореза на ребрах, несших в себе имена трех близких ей людей. Вампир не без самовлюбленности сделал порез и для себя. Было жутко больно, да и его смущающий взгляд, когда он принялся медленно слизывать кровь с кончиков пальцев. Тогда она не понимала от чем говорил этот взгляд. «Он тоже желает меня, — вздохнула Аврора, — или же мою кровь». Она нежно провела по своей шее, представив его клыки там. Ничего, кроме смущения она не ощутила. Нервно сжав пальцами правое запястье, она неосознанно, невольно начала царапать кожу. Что-то в ней хотело спровоцировать вампира рядом. Что-то в ней желало внимание близких людей. Аврора конечно же этого не осознавала. Может быть лишь чувствовала, как ей не хватает. — Как давно это все началось, — продолжила Рори, уставившись в розовые клумбы. — Череда моих последующих злоключений заключалась в том, что я была маленькой, а значит была далека от понимания скрытность и аккуратность. Мне было всего то четыре года, и я мало понимала, что нужно быть предельно осторожной со своими личными, даже детскими, делишками. Почему-то решив обязательно выполнить обещание данное своему другу, я вышла утром во двор, чтобы найти клочок ткани в подсохшей грязи. Кажется, именно тогда он начал иметь значение в моей жизни. — Ты любишь его? — Да, — с твердостью в голосе ответила Аврора, в руках ощутив дрожь. Врёт ли она сейчас? Нет. Любит его так же, как Сю и Акико. Она вздрогнула, вспомнив о родителях. Им же нужно покинуть мир духов, прежде чем музыка утихнет. — Извините, мне пора уходить. — Но маскарад еще не завершился, — с толикой искусно обыгранного удивления проговорил Руки. Сакамаки меньше всего доверяла его эмоциям. — Жаль, ты неплохой собеседник. Она встала, разгладила подол своего цветочного платья и с усталостью посмотрела на Муками. — До встречи, мой дорогой друг! Она словила себя на мысли, что уходит с тяжестью в своем сердце. Словно ей не нужно было уходить. Предчувствие… Задумавшись о себе любимой, представляя как она с отцом и Акико оставит этот мир духов, перед этим, конечно, попрощавшись с Азусой, Аврора не заметила как шла навстречу к самой смерти. Стукнувшись головой в мраморную грудь, неприязненно и рефлекторно отпрянув Рейдзи хрупкими руками, на его лице она тоже увидела искусную маску антипатии. — Имей уважение уступать дорогу старшим, — едко проговорил Рейдзи. Она едва сама не захлебнулась выплеснувшей гнилью. Да, так и есть. Проткни его и вместо крови вытечет гниль — мерзкая и смрадная. От злости стиснув зубы, Рори мысленно старалась не дышать с ним одним воздухом. — Что? — ангельски и виновато поднимая на него глаза (снизу вверх, чтобы неповадно было). Дядя проигнорировал ее вежливый вопрос недоумения. — Извинения, — надменным тоном. «Он не стоит этого, — сказала себе Аврора. — Он не стоит этого. Слишком низко просить у него прощения.» — Извинения. — С каких пор вы повторяете дважды? — не сдержалась она. Она давит ему на нервы. Она противна ему. Синие глаза, светлые волосы, чертов подбородок. — Хотя без разницы. Я. Не. Буду. Извиняться. И смотрит так же. Прямо в глаза и не важно с презрением, безразлично, насмешливо; этот взгляд неприятен. Он делает один шаг к ней. И внутри Авроры мокрый червячок вздрагивает от страха. — Где твоя смелость, бесхребетная крыса? Унизительно, что он опустился до такого оскорбления, подумала она. Это прибавило ей немного уверенности. — Сами вы не отличаетесь от мерзопакостной крыси, — сказала Рори, хорошо понимая, что именно вылетело из ее рта. Ожидаемо… Он вновь поднял на нее руку. Она споткнулась, ударившись головой об стену коридору. Пощёчина пришлась по левой стороне и кажется, след длинных и твердых пальцев уже начал проявляться красными, лиловыми пятнами. «Я не слабая! — Ей нужно было выстоять, терпеть, выносить, чтобы не унижаться, чтобы дать понять — он того не стоит. — Не безвольная, глупая… скотина». — Ну конечно, твой отец тебя ничему не научил. Такая же невежда. Можешь начнешь спать по углам, как бездомная шлюха? «Заткнись! Заткнись! Заткнись! ЗАТКНИСЬ!», — Аврора закрыла уши руками, чтобы не слышать его. — Разве бить женщину не унизительнее? Разве вас не учили уважать женщин? Ах, да, вас ведь ни одна женщина не любила. Ей не удалось встать; ноги до судорог сами по себе поджались, но взгляд синих глаз остался твердым, смотря только на него. Слишком громко прозвучала ее тирада о вежливости, слишком громко, чтобы не не задеть его. И по-началу Рейдзи тоже смотрел на нее: с равнодушием, словно на жалкую картину беспомощности. Однако после он смотрел на нее иначе, внутри разрываясь от возникшей не забытой обиды. Сейчас она действительно была очень похожа на его гордую и непреклонную мать: пронизывающий холод в ее синих глазах рассеял то, что он видел когда-то в карминовых глазах Комори. Аврора заметила, как изменился и его взгляд. Что-то встрепенулось в нем. Ей стало ужасно неприятно, кажется, она чувствовала его. Мальчик, которого недолюбили. Она с небывалой легкостью встала на ноги, подошла к Рейдзи близко-близко. Еще несколько мгновений назад это вызывало бы у нее омерзение, но сейчас ей хотелось сделать нечто еще более омерзительное — поцеловать его. Бескровными губами, совсем без робости и с восхищением. Сломать её оказалось вполне возможным, Аврора убедилась в этом прямо сейчас. Целуя его, чувствуя холод его руки на шее, в сердце у неё что-то больно треснуло. Она не видела больше себя человеком, разумным существом — кусок мяса, не более. Не умеет правильно ненавидеть, неправильно испытывает влечение, вся такая неправильная, порочная. Но Аврора знала, что восхитительна, как солнце в разгар зимы. Её кровь затмевала всё, ослепительно белую кожу, тёмно-синие глаза, изгибы женственного тела. Аромат крови притягивал к себе внимание, как распустившийся бутон, только начавший пускать свои первые острые лепестки. И поскольку вампиры чувствуют только обонянием, Рейдзи никогда не скажет ей, что покорен её красотой или нежностью, или умом. Он ограниченно где-то в мыслях признал, что кровь её божественна, что хочет овладеть ею, чтобы чей-то чужой, себе подобный запах не покрыл её тяжёлой пеленой. Она будет пахнуть им, она впитает его в себя, покуда старший брат нянчиться со своей обращённой. Аврора больше не была ненавидимой и больше не испытывала той же ненависти к нему. Грешный мир, так трепетно усмирённый в ней, возрождался самыми порочными чувствами и ощущениями. Но ей не было стыдно, кожа болела от прикосновений, выступили первые капли крови — сладкие, дурманящие. я мёртвая? я гнию, ты видишь? мне должны быть противны твои прикосновения. не смотри мне в душу. там всё разлагается и хочет тебя. Молчаливый крик. мне плохо, исчезни растворись, пожалуйста. зачем причиняешь мне боль? ее сейчас слишком много. Полная луна, залитая кровью превращала всё в один неоновый красный мир. Чёртова луна сейчас зачаровывала взгляды многих и многих вампиров, а тем временем в сердце Авроры ломался механизм. Рейдзи нарушал собственные правила. Они стояли посреди мрачного коридора, где любой вампир мог застать их за болезненным поцелуем. «Субару», — с несдержанной злостью, Рейдзи прокусил её кожу на губах. Быть первым он не удостоился, но даже яд чужих клыков не помешал насладиться вкусом её крови. Вампир ещё не знал, как сильно досталось младшему брату за такое удовольствие. Сказка… Происходящее в последнюю очередь напоминает сказку. Здесь принц превратит принцессу в героиню трагической истории. Но они вместе дышат со сдавленной тревогой, потому что это должно закончится. Он — её дядя, а она — слишком похожа на его мать. Только вот синие глаза смотрят на него тяжёлым желанием, а яд на губах Авроры тлеет. Нужно лишь достать из-под складок платья, вогнать нож в его грудь. — Тебе почти удалось, — проговорил Рейдзи в едкой ухмылке. Его пальцы ловко перехватили серебряный нож. Фарфоровая кожа податливо поддавалась лезвию, кровь стекала вниз к рукам Авроры. Он был сильнее, и в какое-то роковое мгновение нож Азусы оказался в ней. — Нет, — только и смогла выдохнуть Аврора, хватаясь за рукоять, испачканную кровью Рейдзи. Она отшатнулась, отходя назад, чтобы ноги вели её в неизвестность. Подальше от этого монстра. Большие, напуганные глаза жадно вглядывались в темноту, надеясь заметить хоть один знакомый силуэт. С каждым медленным шагом, она становилась всё слабее. Кажется, где-то здесь ворота. Там должны ждать её родители. Почему они не ищут её? Драгоценная кровь ручьём сочилась из раны, заливая её бальное платье, в котором она рассказывала отцу с кем будет танцевать первой. Перед глазами мутная пелена, осенний холод начал пронизывать посеревшую кожу. Ей мерещились чьи-то карие глаза, голос кого-то из Муками. Это её мир. Привкус тлена на языке, когда дышишь ртом. Знакомые ворота. Здесь её когда-то оставили.