Saint

Свет от лампы в красивом абажуре освещал небольшую, но уютную комнату. Она словно была предназначена для того, чтобы расслабиться, забыть о своих тревогах. Деревянный пол, бежевый ковёр, уютный диван. Забавные плакаты с жизнеутверждающими надписями на стенах, цветы в горшках на подоконниках. Два мягких кресла друг напротив друга. Такой красивый интерьер, такая ухоженная мисс Кэмбрук, и Питер, как отвратительное пятно непонятной жижи. Если бы кто-то сделал фотографию, то наверняка попросил бы замазать его. А Паркеру хотелось исчезнуть, утонуть в этом самом кресле, чтобы набивка оказалась в дыхательных путях и он задохнулся. Быть похороненным в кресле. Не такая уж плохая перспектива. — Расскажи, как прошла неделя, Питер. Губы мисс Кэмбрук растянулись в доброжелательной улыбке, её голос мягкий, словно варежки, связанные заботливой бабушкой. Таким голосом родители, находясь в хорошем расположении духа, говорят со своими детьми. И волонтёры, которые отлавливают бездомных животных, так же ласково обращаются к испуганной собаке. И санитары уговаривают полежать смирно, чтобы вкатить очередную дозу транквилизатора особо буйным. Питер видел эти ужасные сцены, когда медсёстры ворковали над брыкающимся пациентом, а сами прижимали его к кушетке. Насилие, происходящее под Бетховена. Нож, которым тебе распарывают брюхо, с пышной лентой на рукоятке. — Как прошла эта неделя? Уже короче. Питер заметил, как мисс Кэмбрук бросила мимолётный взгляд на часы, висящие позади, над дверным проёмом. Он сидел спиной к двери, и это добавляло ещё одну ноту нервозности в то звучание беспокойства, которое беспрестанно шумело у Паркера в голове. — Хорошо, — слова оставили на языке Питера противный вкус. Он не хотел находиться здесь. Каждый приём воспринимался им как возвращение в Ад, но через это нужно было пройти. Лучше каждую неделю отбывать часовое наказание, а потом уходить, чем быть запертым. — Что конкретно произошло? Это больше походило на допрос, а не на приём психотерапевта. На самом деле, Питер понимал эту женщину. Каждый день она должна выслушивать психически нездоровых людей, в больнице их целая куча и они уж точно важнее Питера. Раз они здесь, им и в самом деле нужна помощь, и раз уж Паркер отказался от стационара, не значит ли это, что он просто тратит время специалиста и отбирает что-то у н, а с т о я щ и х больных? — У нас осталось полчаса, — мисс Кэмбрук вздохнула, заправила за ухо выбившуюся из причёски прядь. Потянувшись к рукам Питера, которые он сложил на столе, она взяла его сцепленные замком ладони в свои. — Тебе не показалось, что ты поторопился, когда решил уйти? Здесь ты сможешь прийти ко мне завтра, если не можешь говорить сегодня. А сейчас тебе придётся ждать ещё неделю. — Извините, — Питер поднялся, стряхивая руки мисс Кэмбрук. — Я действительно поступил глупо. Решил, что мне не нужен стационар, но продолжил к вам ходить. Это бессмысленно. До свидания. Наверное, мисс Кэмбрук пыталась его остановить, но Питер не слушал её и вышел из кабинета. В коридоре было темно, через окошки в здание проник тёмно-синий вечер. С десяток Питер брёл вперёд, словно слепой, пока его глаза не привыкли к темноте. Тогда же он внезапно вспомнил мультик про девочку, которая оказалась среди призраков. Паркер ощутил себя ей, потому что различил очертания людей. Они, бесформенные чёрные пятна, с тихим шорохом липли к стенам, потревоженные внезапным движением. Как только за Питером закрылась дверь, ведущая в холл, тени остановились, коридор снова впал в оцепенение. *** Дом был блаженно тихим и чёрным. Питер, не разуваясь, поднялся наверх и рухнул на кровать в своей комнате. Раньше они с тони спали вдвоём, а потом Питера госпитализировали, и он настолько привык спать один, что больше не ложился в постель к Старку. Всё стало таким ненужным, и его объятия, и их поцелуи и близость, от которой раньше Питер получал кайф и в физическом и в духовном плане. Или это просто казалось ему? Когда Паркер ещё мог чувствовать, мог ощущать страх, подобная мысль вызвала у него настоящий ужас. Он вдруг задал себе вопрос: а нравится ли ему вообще секс, и отрицательный ответ просто взорвал ему мозг, хотя ещё гаже на душе становилось из-за лжи. Всё это время Питер лгал самому себе, и теперь, когда правда вышла наружу, это подкосило его. Доходило шесть, скоро Тони должен был вернуться с работы, голодный, как волк и соскучившийся по Питеру, а у него не было сил даже на то, чтобы держать своё тело в вертикальном положении. Он лежал, глядя прямо перед собой, постепенно затягиваемый в болото своих мыслей. Нежелание разбираться с проблемой загнало Питера на самое дно. Он был уверен, что просто не высыпается и принимает всё близко к сердцу. По крайней мере, так говорила его тётя Мэй. Нервозность мальчика и острую реакцию на всё подряд она списывала на подростковый возраст. Занятая тем, чтобы заработать на племянника деньги, она перестала видеть в нём человека, который нуждался не только в еде и крыше над головой. Теперь Питер думал, что и с психикой тёти Мэй было не всё в порядке. Она предпочитала много работать и мало говорить о своих или чужих чувствах, а возникшую потребность в разговорах по душам она душила, заваливая себя сверхурочными сменами. Трель телефонного звонка заставила Питера распахнуть веки. В комнате стало ещё темнее, а ноги почему-то затекли. Наверное, Питер снова спал в прострацию, а потом уснул. Звонил стационарный телефон, стоявший на кухне. Пришлось встать с кровати и спуститься. В голове не было никаких мыслей, но по ощущениям кто-то набил туда камней. Плохо координируя движения, Питер всё же добрался до трубки. — Алло? Некоторое время на том конце провода раздавалось только странное пощелкивание, а потом Паркер услышал приятный голос, который сказал: — Я собираюсь покончить с собой. — Что? — глупо переспросил Питер. — Я…взял пистолет. Я собираюсь застрелиться. Просто хочу сказать это кому-то, кто меня не знает. Питер почувствовал слабый толчок куда-то в солнечное сплетение. Как будто кто-то пытался выбраться из могилы и стукнул по крышке гроба изнутри. — Почему? — тихо спросил он. — Почему я хочу рассказать это тому, кто меня не знает? — Почему ты хочешь убить себя? Снова наступило молчание. Питер слышал только потрескивание, гудение проводов, которые сейчас соединяли его, словно пуповина, с тем человеком, который чувствовал себя так же, как и Паркер. — Потому, что всё бессмысленно. — Скажи, как тебя зовут, чтобы я смог найти тебя на том свете. Вот это действительно было бессмысленно. Если бы Питер узнал имя своего собеседника, он бы познакомился с ним, хоть и на сотую процента. Но, очевидно, так подумал только Паркер. — Меня зовут Мэттью. Это было самым настоящим богохульством, но кем был Питер, чтобы осуждать «Дар Бога» за желание свести счёты с жизнью, при условии, что сам размышлял о суициде? Он выдохнул в трубку, чувствуя, как сердце замедляет бег: — Увидимся в Аду. *** Когда Тони вернулся с работы, то застал Питера сидящим на кухонном полу с телефонной трубкой в руках. Паркер казался мёртвым, как статуя, навсегда застывшая в определённом положении. Тони не сразу сообразил, что нужно делать, он слишком отвык от подобных ситуаций. — Ты не замёрз? — участливо поинтересовался он, опускаясь на колени возле Питера. Пол был холодным, это чувствовалось даже сквозь брюки. Паркер отрицательно мотнул головой. Он погрузился в странное оцепенение, когда ты всё слышишь и чувствуешь, но зацепился взглядом за одну точку и не можешь пошевелиться, словно тебя приковали цепями. — Извини, я не приготовил ужин, — неразборчиво сказал Питер, а потом прокашлялся, с усилием повернул голову, чтобы смотреть на лицо Тони. Во мраке оно казалось бесформенным бледным овалом, который постепенно терял свои очертания. — Ничего страшного. Это было не «ничего страшного, я понимаю твоё состояние», а «ничего страшного, выразишь свою привязанность ко мне по-другому». Питер поднялся, опираясь на крепкие руки Тони, позволяя отвести себя наверх. Он чувствовал себя виноватым. — Извини, что я тебя подвёл, — прошелестел он, едва они оказались на втором этаже. — Не только с ужином. Я сегодня сбежал с приёма мисс Кэмброк. — Почему? — удивился Тони, не прекращая движения к спальне. — Она сделала что-то плохое? — Нет, просто… — Питер замолчал и не произнёс ни слова, пока не оказался на кровати. Теперь ему не надо было концентрироваться на том, чтобы стоять. — Мне кажется, я не так уж и болен. То есть, я ведь могу существовать вне стен госпиталя, а другие нет. Пусть лучше им выделят дополнительное время. Тони молчал, но Питер чувствовал на себе его снисходительный взгляд и видел, как мужчина кивает головой, безмолвно соглашаясь с его словами. И позволил ему придвинуться ближе и поцеловать себя в губы. Не отпрянул, когда пальцы Тони пролезли под смятую футболку, только напрягся. Комната наполнилась шуршанием одежды и хриплыми вздохами Старка. Питер покорно опустился на прохладные простыни голой спиной, когда его футболка оказалась на полу, затем приподнялся, помогая Тони выпутать собственные ноги из джинсов. — Почему ты не разулся? — спросил Старк, когда штанины не смогли преодолеть препятствие в виде зашнурованных кед. — Забыл, — безразлично ответил Питер, и этого оказалось достаточно. От Тони волнами расходилось тепло, движения его были резкими и дёрганными. Питер отрешённо наблюдал, как Старк сдёрнул с себя штаны и потянулся к прикроватной тумбочке. Зашелестела разрываемая упаковка презерватива, тихонько скрипнула пружина в матрасе. Тони завозился, натягивая резинку на член, затем чертыхнулся. Он забыл в тумбочке смазку. Всё это время Питер лежал с разведёнными коленями и перебирал пальцами по простыни. Наверное, надо было проявить заинтересованность, поцеловать Тони или хотя бы прикоснуться к нему, но сил на это не находилось. Наконец, скользкие пальцы коснулись вялого члена Питера. Не было никакой страсти, всё случилось из-за обычных механических движений, но Тони, очевидно, чувствовал себя секс-гигантом, когда у Питера встал. — Тебе нравится? — хищно спросил он, словно в этом была его заслуга. Паркер мог и не отвечать. — Я знаю, что нравится. Он наскоро растянул Питера, с усилием проезжаясь по простате, а затем толкнулся внутрь. Горячая твёрдость с напором раздвигала мышцы, и Паркер закусил щёку изнутри. Это было похоже на ожог горла кипятком, его невозможно было увидеть невооружённым глазом, но он приносил ужасную боль. Тони как будто пропускал душу Питера через мясорубку, снова и снова. Старк дёргал на себя тело Паркера, словно он был куском мяса или куклой. Толчки становились всё резче и глубже, Тони хрипло дышал и потом вдруг замер, впиваясь в бёдра Питера до крови. Слёзы облегчения прочертили влажные дорожки по вискам Паркера, спрятались в волосах. Сердце стучало натужно, каждый раз сокращаясь с большим усилием. Питер свернулся калачиком, подворачивая холодные ладони под собственное горло. Тони прижался взмокшими животом и грудью к его спине. — Тебе понравилось? — спросил Старк. — Да, — ответил Питер.