Лишние цифры

      Советнику Беллами все вывалил, едва дошел до своей каюты и закрылся на замок. Наушник какое-то время молчал, так что он уже заволновался — а не сломался ли, но тут Кейн заговорил.       — Я догадываюсь, кто стоит во главе этого всего. Она слишком не хотела уходить с поста, когда пришло время. И Фудзи. Я не думал, что он настолько против нас. Всегда считал, что здоровая оппозиция необходима, но не думал, что он настолько... оппозиционно настроен.       — Вы сможете арестовать их сейчас?       — Нет. Против Дианы Сидни у нас нет никаких улик, но Фудзи ее сдаст, если мы его возьмем на месте преступления, когда он будет устанавливать устройство. Тогда же одновременно с ним возьмем и Шамвея с Яворски. Остальных потом раскроем, это уже второстепенно.       — То есть, Мерфи все-таки должен запустить этот бунт?       — Да.       Черт. Беллами до последнего надеялся, что тому не придется рисковать собой.       — Ему за это ничего не будет? — вырвалось у него. — И его ведь могут убить.       — Думаю, он все понимает и не станет подставляться. В самой драке мы не можем его защитить, но после того, как бунт будет подавлен, наше соглашение остается в силе, если ты об этом беспокоишься. Как и с тобой. Все, Блейк, ты свою часть выполнил, дальше наша забота. Ничего больше не делай.       Кейн отключился.       Мерфи, конечно, все понимает. Он умный. Но Беллами помнил веселый и злой азарт, загоревшийся в его глазах, когда они говорили о драке с охраной. Умный-умный, но совершенный пацан временами.       Беллами решительно включил коммуникатор на их частоте.       — Мерфи, слышишь меня?       Тот лаконично отозвался спустя пару секунд, громким шепотом — наверняка был не один и на самом деле шептал еле-еле:       — Да.       — Говорить можешь?       — Нет.       — Тогда просто слушай. Заварушку нужно устроить, как условлено. Они будут брать советника на месте, с бомбой, и тогда же Шамвея с... с остальными. Но для этого ты должен отработать свою часть плана. Кейн сказал, что на вашу сделку бунт никак не повлияет, но охрана Сектора не посвящена.       — Понял, — по-прежнему шепотом ответил Мерфи.       — Ты передал Октавии то, что я просил, она не полезет из камеры?       — Да. Все?       — Нет, — качнул Беллами головой и решился. Пусть Мерфи злится на его образ «заботливого папочки», но он должен это сказать: — Слушай, я знаю, как тебе хочется этого веселья, но как только заведешь своих ребят — поверь, другие сами присоединятся.       — Знаю.       — Не лезь сам в драку. Они ведь могут по вам стрелять... Пожалуйста, Джон.       — О’кей.       Вот так просто взял и согласился? Или просто лишен возможности красноречиво послать?       — Все, что ты обо мне думаешь по этому поводу, скажешь потом, — пользуясь, что отвечать Мерфи особо не может, добавил Беллами. — Удачи тебе завтра. Не высовывайся больше необходимого.       Он отключил связь.              Естественно, на следующий день, по мере приближения двух часов дня Беллами сто раз пожалел, что больше не работает в СБ, что до вторника его не ждут даже уборщики, и что соваться сейчас в верхний сектор — точно навредить Мерфи и никак не помочь ни ему, ни Октавии. Сидеть и ничего не делать, находясь в полном сознании, понимая все, что происходит вокруг, оказалось той еще пыткой. Беззаботные, ничего не подозревающие люди в столовой, куда он зашел за своим нищенским пайком, раздражали невыносимо, и больше в людные места он заходить не стал, вернулся в каюту, где и метался от стены к стене, как зверек в клетке, иногда заваливаясь на кровать в безуспешной попытке то ли отдохнуть, то ли заснуть.       В половине второго Беллами не выдержал, все-таки вышел в коридор, и ноги сами его понесли к Верхнему сектору. Уже дойдя до проходной, вспомнил, что вход туда открывать нельзя. И к начальнику нельзя: неизвестно, надо его предупреждать или нет, но если надо — уже предупредили, а если нет — лицо Беллами все выдаст, и он испортит дело. Не доходя пары шагов до нужной двери, он развернулся и пошел в сторону Зала Совета. Вспомнил, что его может увидеть Шамвей или, чтоб он сдох, Яворски, и вот они-то его точно узнают, заподозрят... все сорвется из-за его нетерпения.       Пока он метался между одним «туда нельзя» и вторым, включилась сирена общей тревоги. Началось.       Направился в итоге он все-таки к Залу. Медленно, словно прогуливаясь, но сам прекрасно понимал, как смотрится в коридоре, полном бегущей охраны, устремленной к Верхнему сектору, — и только он один шел в противоположную сторону. Форменная куртка, которую он все-таки напялил при выходе из каюты, спасала — по крайней мере, его никто не останавливал, как гражданского, гуляющего в ненужном месте. Уже почти дойдя до места, Беллами словно проснулся. Кейн и его люди уже там, и он не нужен, только помешает. Уходить домой было невозможно, к Верхнему сектору бесполезно, но уйти куда-то было необходимо, чтобы не попасться на глаза знакомым из СБ. Тогда он свернул на ближайшем повороте в сторону жилых секторов, где располагались каюты администрации и их персонала. Тут было значительно тише, и только поэтому он услышал голоса раньше, чем выскочил за поворот на говоривших. Он успел шагнуть в ближайшую нишу с запертой дверью в одну из кают и замер, положив руку на расстегнутую кобуру с «глоком». Приближающиеся голоса он узнал.       — Он всех нас заложит! Фудзи слабак...       — Не ори. Я предупредил остальных.       — За мной уже пришли, наверное. Я ушел из части раньше, но нас и здесь найдут!       — Рано или поздно — конечно найдут, но мы можем успеть...       — Вряд ли, лейтенант, — сказал Беллами прежде, чем они дошли до его ниши. Пистолет словно сам прыгнул в ладонь, и теперь он держал их обоих на прицеле. — Руки. Руки, Яворски!       Он дождался, пока менее понятливый сержант тоже поднимет руки и включил передатчик на волне Кейна.       — Советник, вы меня слышите?       — Блейк, я просил тебя...       — Я один в жилом административном секторе, у меня на прицеле Шамвей и Яворски.       — Идем к вам! — мгновенно сориентировался Кейн. — Держись.       Шамвей поднял руки к голове, но Беллами видел, как он медленно передвигается — почти незаметно переступая ногами, и вспомнил, что о нем говорили ребята, будто он владеет старыми единоборствами, чуть ли не сам ниндзя, и врукопашную с ним лучше не связываться...       — Лейтенант, не двигайтесь, — предупредил он. — У меня боевые патроны, и я буду стрелять на поражение.       Упоминание о боевых патронах подействовало на Яворски самым неожиданным образом. Он издал какой-то странный звук — то ли хрюкнул, то ли всхлипнул, резко дернулся и схватился за свой пистолет:       — Щенок! Это все ты!       Он не успел расстегнуть кобуру, потому что брошенное им слово словно тумблером щелкнуло в голове Беллами. Стало вдруг холодно и очень свободно. И в этой холодной пустоте он ужасающе медленно — как ему казалось — перевел прицел с Шамвея на Яворски и мягко надавил на спусковой крючок.       Сержант отлетел к стене, и по его груди, из четко обрисованной на серой ткани черной дыры, расплывалось яркое пятно. Беллами так же медленно направил руку с пистолетом на Шамвея.       — Блейк, убийство сотрудника Службы безопасности... — сказал тот непривычно дрогнувшим голосом, но его перебил другой — уверенный и громкий, сопровождаемый шумом шагов нескольких человек:       — Бывшего сотрудника, мистер Шамвей.       Кейн прошел мимо Беллами, на ходу скользящим движением ладони опустил его руку с зажатым в ней «глоком».       — Медиков сюда, — бросил Кейн назад, едва удостоив взглядом Яворски, который слабо скреб пальцами по полу рядом с собой. — Джеймс Шамвей, Гарольд Яворски, вы арестованы по обвинению в измене. Вы будете заключены под стражу до суда и вынесения приговора, который состоится в ближайшие два часа. Бывший канцлер Диана Сидни и бывший советник Акайо Фудзи уже арестованы и так же ожидают суда. Остальных ваших сообщников мы выявим, арестуем, будем судить и вынесем им приговор согласно законам Ковчега.       Он подождал, пока мимо него проведут Шамвея, и повернулся к Беллами:       — Сдайте оружие, мистер Блейк.       Тот беспрекословно передал ему «глок», подумал, отстегнул от пояса не пригодившийся шокер, вынул наушник и карточку из кармана.       — Вы свободны, мистер Блейк. Коммуникатор у Мерфи я заберу сам.       — Он жив? — вырвалось у Беллами.       — Когда Лоусон рапортовал мне о подавлении бунта, то сообщил, что жертв не было. Полагаю, о мистере Мерфи он сообщил бы отдельно, если что, как и об Октавии Блейк. И, Беллами... — Кейн заговорил тише и как-то мягче, отчего Беллами немедленно начал злиться: нечего с ним играть в заботливого пап... тьфу! — Постарайся больше ни во что не влезать. Дальше мы справимся сами. Твое дело теперь — работать и дожидаться сестру.              Однажды, где-то через месяц, после обычной полной смены в дверь Беллами постучали. К нему так давно никто не заходил, что он сперва даже подумал, что послышалось — стук был осторожный и негромкий. Но потом он повторился, и Беллами открыл дверь, недоумевая, кому мог вечером понадобиться.       На пороге стоял Мерфи с совершенно растерянным взглядом, какого Беллами у него ни разу не видел.       — Привет, — сказал Мерфи неуверенно, чего от него Беллами раньше тоже ни разу не слышал. — Лоусон мне сказал, где ты живешь.       — Проходи! — словно проснулся Беллами и распахнул дверь пошире. — Я просто не ждал никого...       — И уж точно не меня, — усмехнулся Мерфи, вошел в комнату и сунул руки в карманы все той же зеленой куртки. — Если честно, я сам себя не ждал. Мне восемнадцать только через месяц будет. А мое дело досрочно пересмотрели.       — И как? — глупо спросил Беллами по инерции, не подумав.       — В шлюз выкинули, видишь, летаю вокруг Ковчега, — фыркнул Мерфи, становясь почти привычным.       Шутка была совершенно не смешной, но почему-то оба засмеялись, и дальше все пошло легче.       Они выяснили, что Мерфи предложили на выбор два варианта жилья — общежитие для тех, у кого по каким-то причинам не было своей каюты, или подселиться к кому-нибудь из знакомых, у кого есть место. Беллами тут же прикинул, что склад закроется через полчаса, а потому надо срочно идти туда за второй постелью. Поскольку кровати в каютах представляли собой нишу с выступом внизу в стене, то вторую кровать у него никто не забирал, но лишние матрасы и подушки конфисковали еще в ту ночь.       Беллами тут же развил бурную деятельность — потащил Мерфи на склад, загрузил его подушкой и бельем, сам схватил матрас и в каюте лично руководил расстиланием постели в нише, где раньше спала О; затем выяснил, встал ли Мерфи на учет в столовой, потащил его и туда; захватив уже полагающийся тому паек, они направились в отдел учета рабочих и заставили только что выключившую компьютер девочку включить его обратно и поставить Мерфи в очередь на поиск вакансии; и только после этого Беллами позволил Мерфи подать голос и высказаться:       — Блин, я знал, папа, что ты на меня насядешь, как очухаешься от моего явления, но не думал, что так резко!       Жить вместе оказалось довольно приятно. Дома больше не было одиноко и пусто, не хотелось сбежать, и старые воспоминания больше не рвали душу, уходя в туман памяти все дальше. За какой-то месяц Мерфи сумел стать для него не просто соседом, но и близким человеком. Они никогда не говорили о подобных глупостях, но Беллами чувствовал странное приятное тепло каждый раз, когда тот звал его привычно-домашним «Белл», чего не делал больше никто, кроме Октавии; но она все еще была далеко, а Мерфи был рядом. Сам Беллами, с того их последнего разговора по связи, перед бунтом, так и звал его «Джон», что Мерфи явно тоже нравилось. Пусть они об этом никогда и не говорили.       Беллами думал, что на этом большие перемены в их жизни закончились. Разве что когда Октавию освободят, нужно будет придумать что-то с жильем. Джон пытался предлагать «я свалю в общагу» и «да ладно, я уже заработал на отдельную каюту», но Беллами больше думал в сторону небольшой перепланировки. В конце концов, спать на полу не так уж и плохо, он так спал с тех пор, как ему исполнилось четырнадцать: тогда право мужчины спать на полу он отстоял. На этот раз придется отстаивать право старшего спать там, где ему хочется... Но для начала нужно было дожить до того дня, когда дело Октавии тоже попадет в пересмотр. Хотя обсудить эти вопросы с ней можно будет и пораньше: Беллами очень надеялся, что ему все же дадут право на свидания, пусть бы на одно, для начала.       Уолтер Лоусон и правда оказался опытным и знающим, и явно не просто так обнадеживал Беллами в свое время. Потому что право на первое свидание он получил спустя всего через два с половиной месяца после приговора.              В знакомый кабинет начальника тюремного сектора он вошел с замирающим сердцем, все еще не до конца поверив, что сейчас увидит сестру. Лоусон поднялся ему навстречу, чем слегка удивил, вышел из-за стола и протянул руку для приветствия, чем удивил еще сильнее. Пожатие его ладони было крепким, а глаза виноватыми. И это сочетание уже не удивило, а встревожило.       — Я рад, что твои дела идут хорошо, — сказал Лоусон и разжал пальцы.       — Мне сказали, что я могу рассчитывать на свидание, — осторожно сказал Беллами, будучи не в состоянии вести светские беседы. — Как вы и говорили, это вроде как поощрение за хорошее поведение и за работу...       Лоусон качнул головой и решительно оборвал его:       — Мне жаль, Блейк. Ты последний человек, которому я хотел бы отказывать, честное слово.       — Что?!       — Все свидания сейчас отменены. Я не могу разрешить тебе встречу. До отмены запрета.       Пол под ногами нехорошо качнулся, а перед глазами все слегка поплыло.       Наверное, он и правда пошатнулся, потому что начальник сектора шагнул ближе, словно готовился поймать. Беллами сделал усилие и встряхнулся, восстанавливая равновесие.       — Что я сделал? — услышал он собственный голос.       — Да ты-то тут при чем! — досадливо воскликнул Лоусон. — Просто указание сверху. Внутри все нормально, сестра твоя жива и здорова, и если бы не это распоряжение, я бы тебя хоть сейчас пустил, без вопросов. Но нас закрыли. Временно. Так бывает.       Он все же коснулся плеча Беллами.       — Когда запрет снимут, я свяжусь с тобой, знаю, где искать. Ты будешь первым в очереди на свидания. А теперь иди, нечего тебе тут делать.       Он опустил руку и отступил к столу, словно побоялся, что если еще немного сочувствия проявит, его оштрафуют за излишнее расположение к родственникам заключенных.       — Спасибо, — деревянно сказал Беллами и вышел, не взглянув в его сторону. Лоусон не был виноват, но видеть его больше не хотелось вовсе.       Спешить теперь было некуда, и в каюту он вернулся не сразу, а обойдя все окрестные коридоры, просто чтобы успокоиться и не нарываться на объяснения дома. Джон никогда не лез дальше, чем Беллами пускал, но от вопросов не отвертеться, если он придет, покачиваясь от нервов.       Открыв дверь в каюту, он шагнул внутрь и замер на пороге.       — Советник изъявил желание тебя подождать, — сказал рядом Джон, закрывая за ним. — Говорит, серьезный разговор у него. Я заранее отказался уходить.       Беллами, в упор глядя на сидевшего у стола Кейна, мрачно сказал:       — Отлично, у меня тоже разговор, и тоже серьезный.       — Джон сказал, ты пошел к Лоусону, — кивнул Кейн. — Тебе полагается свидание с сестрой, я знаю. Надеялся застать, думал, ты пойдешь завтра.       — Циферки иногда подводят, — без тени злорадства пожал он плечами. — Люди обычно непредсказуемы.       — Именно поэтому Сектор и закрыт. — Кейн перевел взгляд на Джона и помолчал, словно размышляя.       — Джон останется, у нас секретов нет, — жестко сказал Беллами и прошел к столу, сел на свободный табурет, не оторвав взгляд от незваного гостя.       Джон неслышно проскользнул на свою кровать и устроился так, чтобы сесть к ним как можно ближе.       — Хорошо. Но то, что я скажу, конфиденциально. Не подлежит разглашению, — бросил Кейн взгляд на Джона, а тот ухмыльнулся. Зря разъяснял, у Джона словарный запас, может, побольше, чем у канцлера, и отнюдь не только за счет ругательств. — Об этом проекте знают канцлер, я, два человека, которые спланировали его, и еще несколько специалистов, кто помогал его реализовывать. И теперь узнаете вы. Учтите, что один человек уже был казнен по этому делу, один арестован, и список может пополниться, если вы откроете рты.       — Советник, мы поняли. Мы будем молчать, — перебил Джон. — Если вы пришли сюда — значит была причина, и наша потенциальная болтливость ей не помеха, верно?       Беллами не удивлялся, он привык, что Мерфи не делает поблажек и уступок никому, как и Кейн, только в личном общении. Он или говорит с тобой, или нет. А если говорит — все различие в стилях общения состоит исключительно в уровне вежливости. Для советника уровень был достаточно высоким, хотя сам Кейн мог этого и не оценить.       — Вы правы, мистер Мерфи. А причина в том, что канцлер не может выполнить соглашение, заключенное с тобой, Беллами, — на одном дыхании сказал тот и умолк.       — И почему я не удивлен, — прокомментировал Джон с презрением.       — Не надо, — остановил его Беллами, который словно ждал именно этого отказа, еще с разговора у начальника тюрьмы. — Пусть объясняет, за этим же он и пришел.       Кейн сжал губы и кивнул.       — Совет включил твою сестру в список заключенных, которым предстоит особая миссия, и оспорить этот список у канцлера и тем более у меня возможности нет. Октавия включена в него потому, что она все еще не числится в основной базе данных Ковчега. А вписать ее в систему можно только после совершеннолетия на пересмотре дела при согласии большинства членов Совета. Мы убедили бы Совет предоставить ей шанс стать одной из нас, но сейчас это невозможно.       — Что за миссия? — не позволил себе психовать Беллами. Можно было сколько угодно орать на Кейна, биться обо все стены, но ничего уже не изменится, Совет принял окончательное решение, а потому надо выяснять главное. — Что вы хотите сделать с моей сестрой?       Кейн вздохнул, положил руки на стол и сомкнул пальцы в замок.              Ковчег умирал. То есть, он умирал с самого начала, но месяц назад один инженер обнаружил поломки в системе жизнеобеспечения, которые уже не подлежали ремонту. Вообще. И с того момента включился однозначный и конкретный обратный отсчет. Ковчегу оставались не годы даже — месяцы, если не починить то, что починить было нельзя.       По изначальным расчетам ученых Земля будет непригодна для жизни еще лет сто, но обрывочные сведения от запускаемых периодически зондов давали путаные показания, согласно которым уровень радиации мог уже и снизиться до допустимого уровня, примерно такого же, как на борту Ковчега. Изношенная аппаратура не позволяла сканировать поверхность планеты, сигналы от зондов, сделанных из подручных материалов, не проходили толком сквозь все еще ионизированную атмосферу. И единственным способом узнать реальное положение дел было спуститься на планету и выяснить все на месте.              — Вы смеетесь? — спросил Беллами, едва до него дошел весь абсурд сказанного. — Вы хотите высадить на радиоактивную планету заключенных? Детей? Вам мало выкидывать их в космос, захотелось экспериментов?!       Он уже не очень следил за голосом, и последние слова почти выкрикнул. Остановил его не укоризненный взгляд Кейна, который, наоборот, разозлил еще больше, а Джон, по своему обыкновению неслышно оказавшийся рядом.       — Белл, тише. Подожди заводиться. Дай ему договорить.       Его рука на плече подействовала, как всегда. Беллами справился с гневом, но рот открывать еще опасался.       — Я был против, — угрюмо сказал Кейн. — Вся затея, на мой взгляд, не стоит затрат, на нее спущенных. Но наши ученые, которым и пришла в голову эта идея, убедили Совет в том, что Земля может быть уже пригодна для жизни. А я... я не умею верить в лучшее, но верю цифрам. А цифры говорят, что если в ближайшее время мы не начнем сокращать численность населения, мы погибнем до того, как сумеем хоть как-то отремонтировать систему жизнеобеспечения. Все погибнем. Медленно, но верно. В мучениях от удушья.       — И начать сокращать выгоднее с тех, кто и так смертник, — сказал Джон и его пальцы на плече Беллами дрогнули. — Вовремя я оттуда свалил, а?       — Моя сестра не смертник, — резко бросил Беллами, не в состоянии радоваться за него. — У нас был договор! А если они так верят в лучшее и надеются на то, что поверхность безопасна — почему сами не хотят поучаствовать в этой благородной миссии? Хотя бы за компанию с заключенными?       — Наш врач и биолог Эбби Гриффин, которая и инициировала этот проект, рвалась на Землю сама, как и еще парочка ученых. Но мы не можем себе позволить рисковать жизненно важными специалистами.       — А Октавией рисковать можно. Да, я помню. Лишние циферки на мониторе...       — Беллами, я был против! — вскинулся внезапно Кейн. — Я до сих пор против и считаю, что решать вопрос нужно иначе, а не жертвовать кораблем Исхода и рисковать беспорядками на станции, которые непременно вспыхнут, когда родные заключенных поймут, что их детей выкинули на мертвую планету!       А вот теперь кричал он, и Джон его перебил:       — Советник, вас я успокаивать не буду, мне пофиг, просто порадуйтесь, что здесь хорошая звукоизоляция, а то ваша тайная миссия сейчас перестала бы быть тайной. И беспорядки вы огребли бы, не отходя от этой каюты.       Стало тихо.       — А вдруг они правы? — негромко и спокойно сказал Джон. — Ну, если она сама рвалась, наверное, себя бы она убить не хотела. У нее есть основания для уверенности.       — Она сама включила в список этой сотни заключенных свою дочь, — так же тихо отозвался Кейн. — С человеческой точки зрения это может быть как уверенность в своей правоте, так и жест отчаяния.       — Отчаяния? В чем могла провиниться дочь главного врача, чтобы ей даже пересмотр не помог, и понадобились такие экстренные меры?       Кейн мотнул головой и нехотя ответил:       — Муж Эбби был тот самый инженер, который нашел неисправность. И это он был казнен за измену, когда попытался обнародовать эту информацию, наведя панику и устроив черт знает что... Их дочь ему помогала. Она знает. И через три месяца, которые она проведет в одиночной камере, ей исполнится восемнадцать. В пересмотре ее дела было отказано приговором.       — Вы убили человека, который всего лишь хотел сказать людям правду, и убьете за правду же его дочь? — переспросил Беллами и повторил слова Джона: — И почему я не удивлен.       — Он хотел сказать правду, но это привело бы к гибели многих людей и, более чем вероятно, развалило бы Ковчег раньше времени. Его нужно было остановить.       Непрошибаемый.       — Сын канцлера тоже будет на этом корабле, — добавил вдруг Кейн. — Но, по-моему, Джаха включил его в список исключительно из воспитательного принципа. И уже жалеет о своем решении, но отменять его не станет. Тоже из принципа.       — Вау! А принц-то наследный чем папе не угодил? — совсем перестал сдерживать наглость Джон.       — Мистер Мерфи, вы не забывайтесь, — голос советника был негромким, но Джон поднял руки, словно сдаваясь. — Было решено высадить заключенных на поверхность Земли, на территории бывших США, недалеко от большого и надежного правительственного бункера, где должны сохраняться запасы еды и различное оборудование. Мы не будем распылять наши ресурсы, снабжая заключенных чем-то, кроме приборов для измерений показателей среды и аппаратуры для связи, но тот бункер должен им помочь продержаться до приземления других кораблей. После высадки, если они выживут, то свяжутся с Ковчегом и сообщат, что Земля пригодна для жизни. И тогда мы будем планировать Исход, попутно пытаясь ремонтировать системы станции. Если мы спустим на поверхность достаточное количество людей, есть шанс, что и Ковчег сможет выжить.       — Выглядит как план, — задумчиво заметил Джон. — Я правильно вас понял, советник, что если Белл согласится, то я тоже в деле?       Только теперь до Беллами дошло, зачем пришел Кейн. Не извиняться, он не извиняется за то, что делает. И уж точно не просто поделиться последними новостями.       — Я знаю, что ты хочешь быть с сестрой больше всего в жизни, — подтвердил Кейн, глядя ему в лицо. — И если бы ты узнал о старте корабля сам, то всеми правдами и неправдами пытался бы пролезть на борт, а Мерфи с тобой за компанию. И или вас пристрелили бы при попытке, или вам это удалось бы. А если бы ты узнал после их отлета, то на этот раз Тейт мог бы тебя уже не остановить. Я подумал и решил, что лучше переломить ситуацию сразу, самому.       — Не можешь помешать — возглавь, — странно довольно вставил Джон.       — Именно, мистер Мерфи. Хотя тут возглавлять буду не я, но мысль очень близкая.       Беллами не очень понимал, о чем они говорят, потому что теперь в его воображении разыгрывались сцены ужасной смерти Октавии от огня в разваливающемся в атмосфере корабле, от удара при посадке, от радиоактивного воздуха, хлынувшего в открытый уже на поверхности Земли люк... Он пришел в себя, только когда осознал, что в каюте стало очень тихо.       — Белл, тебя вызывает Ковчег, — серьезно сказал над ухом Джон — он стоял рядом, постукивая пальцем по плечу Беллами, словно морзянку отбивал.       — Я слушаю, — хрипло сказал он, все еще пытаясь справиться со своими страхами.       — Я предлагаю вам место на корабле. Ты, как старший и владеющий навыками организации, сможешь возглавить этих... первопроходцев, а мистер Мерфи более чем годится на должность... эээ... советника по связям с преступной общественностью.       — Согласен, — не задумываясь, сказал Беллами и эхом услышал, как Джон рядом произнес то же самое, одновременно с ним.       — Я не настаиваю. Я не могу настаивать и приказывать, — Кейн склонился вперед, словно уговаривал, вопреки произносимым словам. — Я доверяю вам обоим, и уверен, что вы не станете пытаться раскрывать всем правду раньше времени, а поможете нам справиться с ситуацией здесь, если все же останетесь. — Он поднял руку, останавливая Беллами, готового начать возражать, что он не останется, что он с Октавией. — Вы забыли, что может случиться так, что возглавлять будет некого. Вы все можете погибнуть, сгорев в атмосфере, или от не самортизированного удара при посадке, не говоря уже о том, что уверенность ученых может оказаться пшиком, и вас убьет радиация... Вы уверены, что...       — Я — уверен, — твердо сказал Беллами, которому картинки «Октавия умирает, но он умирает рядом с ней» понравились куда больше ее гибели в одиночестве. — Если я погибну вместе с ней, я буду знать, что сделал все, чтобы ее спасти. Что я ее не бросил. — Он запнулся, когда его стукнуло совсем другой мыслью. — Но, Джон... тебе-то это все зачем, зачем рисковать?       Он повернулся и наткнулся на тот самый холодный «инопланетный» взгляд, которого надеялся больше никогда не видеть.       — Во-первых, — таким же ледяным, как и взгляд, голосом отозвался Джон, — по мне, чем тухнуть в этой железной банке, в которой на меня всем насрать, лучше сдохнуть, пытаясь вырваться на свободу. Это шанс получить то, о чем я даже мечтать боялся.       — А во-вторых? — спросил Беллами, когда пауза затянулась. Не то чтобы аргумент его убедил, но Джон явно был уверен в своем решении. И не сказать чтобы Беллами это так уж сильно огорчало.       — А во-вторых — ты идиот. Я тоже не хочу жить с мыслью, что бросил и не сделал все, что мог.       Беллами не понял, с каких пор Джон так переживает за О, но тут Кейн поднялся, давая понять, что разговор подошел к концу.       — Значит, мы договорились, — сказал он. — Хоть я и не уверен, что эта миссия увенчается успехом... Скорее, я уверен в обратном. Но это не значит, что я прав. Или что я хочу быть правым.       — И когда этот пикник состоится? — влез в его пафос неугомонный Джон.       — Старт запланирован на послезавтра. Я напоминаю вам, что все это строго конфиденциально. Мы все еще можем казнить вас обоих за измену, если заговорите об этом с кем-то, кроме меня.       — Советник, — укоризненно покачал Джон головой, — мы же умные люди, мы жить хотим. И желательно подальше отсюда. Но лететь на Землю все же предпочтем в корабле, а не своим ходом без скафандра.       — Я сообщу завтра точное время, — кивнул Кейн, и вдруг, словно спохватившись, сунул руку во внутренний карман куртки, достал и положил на стол темный предмет и еще один рядом — поменьше, и Беллами не сразу разглядел, что это было. — Кстати, Тейт просил передать это тебе, если согласишься лететь. Сказал, что на тир не хватит, но я от себя положил запасную обойму. Мало ли что.       Беллами взял «глок» со стола, зачем-то взвесил его в руке и сказал:       — Мы все поняли, сэр. Спасибо. И Энди передайте, если я его не увижу... Спасибо.              Когда дверь за Кейном закрылась, Джон постоял еще несколько мгновений рядом, а потом вернулся к кровати и забрался на нее с ногами, отвернувшись к стенке. И только спустя несколько минут молчания до Беллами дошло, что что-то не так. Он отложил пистолет, который все никак не мог выпустить из рук, подошел и сел рядом на краешке кровати, не зная, что спросить. Он понимал, что Джон чем-то расстроен, а может и обижен, но не мог понять, на что — только что тот полыхал энтузиазмом и был рад предоставленной возможности легально покинуть Ковчег, пусть и с риском для жизни, а теперь даже смотреть на Беллами не хочет.       — Ну, что ты уставился? — Голос Джона звучал странно — вроде и правда обиженно, но в то же время насмешливо. — Только не спрашивай «что со мной».       — А что с тобой? — немедленно спросил Беллами по инерции.       — Ты идиот. Но на тебя нельзя злиться, потому что на дураков злиться бесполезно.       — Я спросил не «что со мной», а что с тобой, — не повелся на подначивание Беллами. — Я тебя в это не тянул, ты сам рвался жизнью рискнуть, так чего теперь? Передумать не поздно.       — Ты правда думаешь, что я тебя туда одного отпущу, а сам останусь? Вот так — вали на свою Землю, а мне и тут неплохо, ну и что, что ты можешь сдохнуть по дороге, ну и что, что вас с Октавией могут ножом пырнуть, потому что вы оба не умеете с ребятами из Верхнего общаться... Зато я буду спокойно подыхать тут от недостатка кислорода, в обнимку с твоим Энди. Ты правда совсем дурак, что такие вопросы задаешь — зачем мне это?       Беллами очень давно не чувствовал себя, в самом деле, таким дураком. Понимание случилось неожиданно и резко, как будто глаза открылись после долгого сна. Надо было что-то сказать, но он чувствовал себя не в состоянии выразить все внезапным шквалом обрушившиеся чувства, и слова отказывались подбираться:       — Я не думал, что ты... что я...       — Да знаю я, что ты не думал, — вдруг легко сказал Джон, перекатился на другой бок, чтобы оказаться вплотную к Беллами, ткнулся головой ему в плечо и чуть глуховато продолжил: — Ты слишком привык сам постоянно заботиться о ком-то другом, и в твою замороченную голову не приходит, что кому-то другому может быть нужно заботиться о тебе. Ну вот... привыкай.       Беллами действительно не приходило это в голову с тех пор, как под его ответственностью оказалась сестра, а потом и вся семья, а потом и весь Ковчег... и Джон. Он так и не смог найти больше ни одного слова, а потому просто протянул руку и впервые обнял Джона за плечи, притянув его к себе еще ближе.       Он привыкнет. У них впереди еще много времени и долгая жизнь.       На Земле.