* * *
Я намереваюсь быть открытым, но сдержанным. Однако, вопреки всем планам, слова «верящий в чудо и светлое будущее» подтачивают айсберг из моих заглушённых чувств с самой верхушки, а по мере пояснений Себастьяна его гордые льды стремительно истаивают. В испуге касаюсь щёк — предательские слёзы, орошая кожу, выдают меня с потрохами. Мои руки тут же перехватывают — до безумия мягко — и ладони оказываются под покровом пальцев Себастьяна. Он и не помышляет остановить оттепель в моей душе. — Я невероятно сильно увлёкся в своих бесконечных психологических исследованиях, настолько, что они меня увлекли за собой. И, как результат, я обогнал первоначальную цель. — мой демон улыбается мне совсем недемонической улыбкой. — В какой-то момент вы стали интересны мне не как предмет, душа, набор характеристик. Вы стали привлекать меня как личность. Мне больше не нужны были приказы для действий — предостаточно было просьб, жестов и даже мыслей. Я не делал ровно то, что предписывал контракт. Я делал больше, ведь хотел заботиться о вас. Временами я не мог совладать с тягой коснуться вас. А ещё во мне давно уже живёт дикое желание — называть вас по имени, мой лорд. — Себастьян склонил голову набок и приобрёл задумчиво-удивлённый вид. — Кажется, я перечислил большинство признаков-симптомов, обозначающих такое человеческое понятие, как «любовь». Я испускаю глубокий выдох (я не дышал минуты две точно), приподнимаюсь и в нетерпении приближаюсь к демону. Мои руки перемещаются на его плечи. Кончиками дрожащих пальцев, касаясь рубашки за сюртуком, я плавно поглаживаю его лопатки. Сильные руки Себастьяна замыкают кольцо объятий за моей спиной — они столь крепкие, что, кажется, он их уже не сумеет разомкнуть, не в этом столетии точно. — Господин, кажется, я серьёзно болен. И я вовсе не хочу излечиться. Ни сейчас, ни потом. В своих самых храбрых и футуристических грёзах я не мог помыслить, что такие слова произнесут губы моего персонального демона. Либо это и впрямь иллюзия, ибо болен — душевно — я. И если психически нездоровым полагаются столь горячие объятия и тёплые, как августовское солнце, обожающие взгляды, я вовсе не прочь пройти терапию. Можно умноженную. — Всё это время, — тихо произношу я, — на протяжении нескольких лет, бессознательно, я загадывал тебя, изо дня в день. Безнадёжно и самоотверженно тонул в мечтах о том, что, может, в тебе есть хоть толика ответных чувств, а я сумею их пробудить. Подспудно я догадывался, кто именно оберегает мои сны, но не смел позволить себе принять эту шальную мысль. До самого конца. Ты моё желание, Себастьян, моё ночное желание. Ты стал им ещё тогда, семь лет назад, на алтаре. И ты лучший выбор за всю мою жизнь. Им и останешься. Глаза Себастьяна полыхают такой лаской, что я невольно прищуриваюсь от столь мощного света. — Изо дня в день буду прилагать максимум усилий, чтобы соответствовать, мой лорд. — Сиэль. Себастьян непонимающе моргает. — Что? — Называй меня по имени. Твои желания тоже должны сбываться. Начнём с этого. — Сиэль... — моё имя его голосом звучит так, что я не могу удержаться от щемящей нежности, расцветающей в области солнечного сплетения, и касаюсь его губ в стремлении разделить воздушный вкус этого всепоглощающего ощущения. Себастьян с радостью перехватывает мой робкий поцелуй и, в свою очередь, делится вкусом собственных чувств. — Моё Небо. Я протяжно зеваю и бормочу: — Твоё Небо дико хочет спать. Но перед тем, как я провалюсь в царство снов, пообещай, что покажешь мне своё сознание. — я зыркаю на Себастьяна и коварно ухмыляюсь. — В частности, твой дневник с заметками обо мне. — Нет, — демон хмурится и наигранно строго качает головой. — Это личное. — Эй! — обиженно вскрикиваю я. — Ты что, обалдел? Ты мой мозг вдоль и поперёк исходил! — Ладно, ладно, убедил, — смеётся Себастьян и укладывает меня в постель, укутывая двумя одеялами. Я хмурюсь. — Разве я не сказал, что ты остаёшься? У нас сегодня ленивый день. Ложись, — безапелляционно приказываю я. Себастьян, безуспешно пытаясь скрыть улыбку, элегантно располагается на кровати, а я накрываю его одним одеялом, себя — вторым, устраиваюсь на его плече как довольный кот и накидываю на нас третье одеяло. Левая рука демона по исходу всех моих манипуляций обнимает меня, а правая невесомо перебирает пряди волос. — Сладких снов, Сиэль, — макушки касается тёплый поцелуй. — До скорой встречи в подсознании, Себастьян. Моё сознание в состоянии полудрёмы встречают лиловые и аметистовые ленты-всполохи стража моих снов и ведут за собой, указывая путь. Впервые за годы и годы страха я окунаюсь в сон в блаженной безмятежности. Мои сновидения больше не будут запятнаны ночными кошмарами. Отныне и навсегда.«Nightmare & Nightwish»: part 3
21 декабря 2019 г. в 12:14
Вот уже который год кряду, успешно покончив с основной дневной рутиной, бесшумно передвигаюсь вдоль длинного коридора поместья — чтобы приступить к рутине ночной. Стрелки часов давным-давно перешагнули отметку полночь, но всё же я успеваю: печать моих защитных чар сохраняет своё действие без прямого вмешательства около трёх часов. И примерно в три часа ночи требуется моё обязательное присутствие в мире снов графа — кошмары у Сиэля Фантомхайва похвально стабильны и пунктуальны.
Разумеется, с тех пор, как я решил взять под тотальный контроль и сознательную, и подсознательную жизнь контрактора, не всё шло гладко — я даже оказался близок к смирению с неурядицами — по начерченной мною лаконичной схеме.
Разум графа, как я и предполагал, оказался нетривиальным, потому и кошмары базировались на строптивом нраве. Найти подход к ним и ахилессову пяту стоило мне приличных усилий.
Какое-то время я топтался на одном месте, не в силах минуть порог первого пункта. Я учился проникать в сознание мальчишки (иначе никак не пробраться к уровню ниже) — оказалось, оно у него под охраной. Любопытно. Похоже на то, что граф даже вполовину не настолько расслаблен во сне, как я считал: при моём первом вторжении увидеть ничего не вышло. Меня тотчас что-то неучтиво ударило в живот и выбросило в реальность. Тогда я попробовал пробраться в его разум не в виде стандартного образа дворецкого, а сгустком демонической энергии — успел разглядеть только чёрно-белый пол, размеченный подобно шахматной доске. Меня раскусили и напомнили, что негоже бродить в чужой голове.
Пока я размышлял, в какой форме этот разум меня органично воспримет, его благосклонно отвлёк ночной кошмар, привлекая всё ментальное внимание — и наконец я преодолел все преграды, одним махом, пролетев через чёрно-белое пространство без единого целенаправленного акцента на нём, и оказался прямиком в пункте назначения — ритуальном помещении.
На этом этапе возникли проблемы с сохранением моей бесформенной формы (нельзя было допускать, чтоб ребёнок заподозрил мою прямую причастность), ведь это требовало серьёзной концентрации, а также — с навигацией: обычным законам перемещения здесь, в мире снов графа, ничто не подчинялось: пока я выяснил, что для шага влево — нужно ступить вправо, чтоб опуститься вниз — нужно направиться вверх и тому подобные несостыковки, мальчишку чуть не закололи фантомные убийцы. Еле успел заслонить его собой. Будущее освоение протекало медленно, но уверенно. Вскоре удавалось воздействовать на кошмары в нужные моменты, а порой и заблаговременно.
Я перестарался, настолько убедив графа в неизменном появлении его щита, что со временем этот паршивец лишился всякого страха перед своими мрачными образами. Даже в моменты непосредственного наступления ночных кошмаров его разум не ослаблял защиты своих владений. Предчувствие, что коллапс однажды случится, позволило мне сориентироваться и применить тактику, которая давно ждала своего часа: прокрадываюсь в сознание своего контрактора чёрным псом Себастьяном (благо на семейном портрете в холле он изображён в деталях) — и не встречаю сопротивления.
Через миг понимаю почему. Оказываюсь прямо в центральной части сознания Сиэля Фантомхайва, представляющим из себя огромную библиотеку (почти у всех ментальное вместилище знаний и воспоминаний облачено в форму какого-то здания — библиотеки, кабинета, магазина и тому подобное) со стеллажами из красного дерева, наполненными книгами под завязку. По краям полок, зависая в воздухе, горят золотистые свечи. Между свечами вращаются клинки, спаянные друг с другом в таком количестве, что составляют острый цветок.
Стою на мраморном полу в чёрно-белый квадрат. И вижу множество секций со стальными воротами перед каждой, инкрустированными крупными сапфирами. Охрана в наличии и здесь: около ворот патрулируют десятки псов. Псы огромные, стройные, похожи на его собственного, но гораздо выше, массивнее и нереальнее: некоторые переливаются всеми оттенками синего и фиолетового, а другие — черны, как бездна. Кажется, сознание моего контрактора восприняло меня как дополнительного стража его подсознания (а за воротами в драгоценных камнях именно оно, бьюсь об заклад), пришедшего из его глубин... Или же просто как невинное воспоминание безвозвратно ушедшего детства.
Мне любопытно разглядеть здесь всё подробнее, но лишнего времени нет — и я устремляюсь дальше. Псы не препятствуют и никак не реагируют на моё вторжение в темноту за одной из секций.
По привычке устраняю кошмар и создаю плавный фон для дальнейшего сна.
В следующий раз я не могу устоять перед соблазном и таки исследую закоулки сознания Сиэля Фантомхайва, пробравшись в его голову намного заранее. Среди рядов книг с экономическими, биологическими и литературными названиями регулярно встречаю датированные заглавия, будто из дневника: «12 апреля, 1878 год, прогулка с родителями в парке», «14 декабря, 1880 год, мой лучший день рождения», «25 ноября, 1881 год, сегодня мне поставили диагноз пневмония», «3 марта, 1884 год, вновь приехал дядя Дидрих!».
И я обнаруживаю, что до десяти лет включительно у графа в голове все знания и воспоминания расположены вперемешку, сугубо хронологически. Это означает, что в эту часть своего разума он до сих пор не заглядывал для пересмотра и сортировки. Потому что после даты заключения контракта всё — и знания, и воспоминания — размещено чётко по отдельным полкам и никак не соприкасается.
Настолько увлекаюсь наблюдениями, что не сразу замечаю белый комочек в углу. Я нахожусь ровно между полками воспоминаний «декабрь 1885» и «январь 1886», когда замечаю образ ребёнка.
Сиэль, десятилетний, сидит в углу затравленным зверьком, сгорбившись и дрожа. Тело периодически конвульсивно содрогается. Плачет. Мой взгляд чувствует довольно быстро. Застывает. Затем поднимает красные напухшие глаза — и меня прошивает глубоким цветом индиго насквозь.
Маленький граф улыбается слабо и тянет ко мне свои ручонки с безмолвным «Себастьян» на губах.
Он радостно перебирает мою шерсть и льнёт ко мне всем телом, а я стоически терплю и ускользаю при первом удобном случае.
Больше я не рискую своим инкогнито.
Являюсь в сны графа почти вплотную ко времени прибытия кошмаров и обхожу десятой дорогой декабрь и январь года нашей встречи. Более того, перемещаюсь между рядами теперь быстрее и осторожнее (мало ли, где может подстерегать мелкий граф и как быстро реагирует на происходящее).
Однако это не помогает. Через некоторое время я сталкиваюсь с неординарной ситуацией, которая становится фатальной.
В очередную, казалось бы, самую обычную и непримечательную ночь, я уже приближаюсь к подсознанию графа и готовлюсь развоплощаться в сгусток тьмы. И тут краем глаза замечаю внезапное слияние всех чёрных и лиловых псов в двух их исполинских копий-двойников. Я пытаюсь подавить жуткие предчувствия, устремляясь в тьму врат за метафорическими зверями, но интуиция вопит в ужасе по абсолютно реальным причинам. Материализовываюсь очень неэлегантным чёрным облачком (элегантное требует больше времени и концентрации, а у меня был дефицит и того, и другого) между застывшим Сиэлем и двумя разъярёнными псами. А когда разворачиваюсь к своему контрактору, чтоб укутать его умиротворяющими чарами — невольно застываю.
Передо мной стоит не маленький мальчик, истязаемый муками прошлого. Ко мне приближается, Преисподняя его подери, нынешний, семнадцатилетний Сиэль Фантомхайв.
Я кое-как беру себя в руки и навеиваю вуаль сна на него, но в этот раз страна сновидений моему сценарию не подчиняется. Уповая на то, что ещё есть хотя бы мизерный шанс выйти сухим из воды, просто ускользаю в реальность.
И тут осознаю, что влип.
Окончательно и бесповоротно.
Меня властно держат пальцы юноши мёртвой хваткой.
По его лицу тысячи мыслей и их оттенков пробегают со скоростью стрелы, я едва успеваю их идентифицировать: изумление, замешательство, непонимание, недоумение, подозрение, осознание, принятие и замыкающие цепную мыслеэмоцию — торжество и спокойствие.
Граф, как ни в чём не бывало, отпускает наконец мои руки и потягивается в постели.
По хитрющим глазам вижу, что он уже принял окончательное решение — и оно явно не заключается в позиции «придумать более-менее правдоподобное трактование, донести его до моего ведома, проигнорировать очевидное и никогда больше не вспоминать».
И правда, через миг до меня сквозь громкий шар собственных раздумий доносится твёрдое:
— Ну что ж, Себастьян. Устраивайся поудобнее. Предстоит долгая беседа.
Только сейчас замечаю, что стою, а не сижу. Видимо, я вскочил на ноги, как только представилась возможность.
Мой контрактор склоняет голову набок.
Я жду гнева или хотя бы злости, но голос его истинно спокоен и ровен.
— Значит, бродить в моей голове — это приемлемое явление, а сесть рядом со мной — недопустимо? — откровенно издевается он. — Или стесняешься, Себастьян? Да ну, не верю.
Я медлю в нерешительности, пытаясь подобрать какие-то внушительные оправдания. А в голове только лишь гулкая пустота, потому я решаю, что к чёрту всё, и уверенно сажусь рядом, готовый к допросу.
— Никак нет, мой лорд, не стесняюсь. Вы застали меня врасплох, только и всего.
Юноша лукаво улыбается.
— Ой ли? Это я тебя застал врасплох? Уверен? — он ждёт ответа, но я молчу, и он задаёт первый вопрос: — И как давно ты совершаешь вылазки в моё сознание, Себастьян?
Я уже пообещал себе, что буду говорить исключительно правду.
— Около четырёх лет.
Граф хмурится.
— Это с тех пор, как...
— ...как последний ваш метод оказался недееспособным.
Прямо слышу, как шестерёнки в его мозге усердно шевелятся.
Но озвучивает, я подозреваю, он не то, что так активно рвётся наружу.
— И как оно, моё сознание? Готов поспорить, чёрт ногу сломит... — и он оценивающе осматривает меня. — Хотя у тебя, кажется, и правая, и левая до сих пор целы. Снимаю шляпу.
— Сложное у вас сознание, наполненное смысловыми элементами и не лишённое элегантности. — я улыбаюсь яркой улыбкой над самоиронией графа. — Я как-нибудь расскажу вам детальнее о вашем ментальном мире. И отвечу на все ваши вопросы максимально искренне, но попрошу сделать то же самое с вашей стороны.
— Годится. Справедливо. Договорились. — серьёзно отвечает он тотчас. — Но у меня очень много вопросов. Боюсь, сегодня весь наш график занятий и встреч коту под хвост. Итак, приступим к вводным. Я не знал, что демоны умеют проникать в сознание. Как это работает? И прилагается ли навык чтения мыслей?
— Умеют. Это, как правило, возможно в рамках контракта и/или при хорошем понимании психологии конкретного человека, в чьё сознание ты хочешь проникнуть. Проще говоря, как минимум нужно понимать, в каком виде чужой разум тебя не распознает и не отторгнет. В состоянии сна обмануть разум гораздо проще. Увидеть я могу только общие черты сознания, те, о которых я так или иначе подозреваю и которые доступны моему пониманию. Читать мысли демоны не умеют. Не в прямом смысле слова. Их можно получить только косвенно из ваших воспоминаний (которые хранятся в сознании) или же посредством отражённых вашей мимикой эмоций.
— Вот как. То есть, получается, если я в курсе о потенциальной угрозе в виде вмешательства — могу изначально не допустить его?
— Это требует огромного самообладания. Но да, это возможно. Как вариант, вы можете создать ещё одно сознание, искусственное. И разместить его перед истинным. Оно будет выдуманным, а потому полностью ложным. А манипулятор не поймёт этого, если попадёт в целиком проработанное и правдоподобное пространство. Тут уже необходимы самообладание, креативность, кропотливый подход и масса тренировок.
Глаза у Сиэля как две большие планеты — круглые и подвижные.
— Вау. Это как личность внутри личности.
— Можно и так сказать.
Граф надолго уходит в свои мысли, а затем выдаёт:
— Я не знал о таких эффективных операциях. Но, предполагаю, в мою голову ты прокрался всё же не сразу. Любопытно, в каком именно виде ты посещал моё сознание? — он прикладывает палец к губам в задумчивости. — Сомневаюсь, что мой разум воспринял тебя как дворецкого. Ведь мне было что скрывать. Даже от тебя. Или тем более от тебя...
Я удивляюсь такой откровенности и как в тумане подтверждаю:
— Да. Так и есть. Пришлось пораскинуть мозгами и прикинуть, в какой форме я не буду инородным. В общем, я был Себастьяном оригинальным.
— Моим псом? — губы Сиэля складываются в безупречную букву «о». А затем он безудержно смеётся, хватаясь за живот, и сквозь смех выдавливает: — Чёрт возьми, тонко, тонко. Не поспоришь.
Через минуту он смахивает пару слезинок с глаз — побочный эффект его реакции на мои слова — и возвращает самоконтроль.
— Ладно. Разобрались с твоими навыками и причудливыми формами для их применения. — юноша сверлит меня испытывающими глазами. — Вопросов много, но главный рвётся наружу. Себастьян, зачем ты пробирался в моё сознание? — мне кажется, эти слова даются ему огромным усилием воли. — Чего ради?
Теперь моя очередь воззывать к силе духа. Тяжело вздыхаю.
— Изначально моей целью было максимально изучить ваш характер от и до: ваш ход мыслей, типичное поведение и мотивы тех или иных поступков. Я должен был максимально приблизиться к вашей психологии, ведь совершенно не представлял, какую модель поведения следует строить мне. Ведь вы были непредсказуемы и невыносимы. Именно из-за исследования я был так покладист и осторожен поначалу, хотя порой хотелось вас придушить. Я даже создал мысленный дневник для заметок, где фиксировал все ваши характеристики, — глаза юноши заметно блестят энтузиазмом, однако он подавляет его в желании дослушать до конца. — На следующем этапе я стал искренне беспокоиться о вашем ментальном здравии. Думаю, по понятным причинам. Искать подход к контрактору с психическими расстройствами желания не было, да и задача эта на уровень сложнее. Не говоря уж о тлетворном влиянии помутнённого рассудка на душу.
— Так. Погоди. Должен уточнить. Согласно твоим заметкам, какой же у меня характер?
— Ваш портрет был примерно таков: высокомерный, эгоистичный, вспыльчивый, самонадеянный и равнодушный мальчишка с зачатками параноидальных и суицидальных наклонностей, который забыл о прошлом и отрёкся от будущего ради безудержного возмездия.
Сиэль сдержанно кивает.
— Был. А потом?
— А потом я попал в ваше сознание. И увиденное всё изменило.
— Что же из себя представляет моё сознание? — граф явно уже долго отказывает себе в удовольствии узнать, на что способна его фантазия.
— Знаете, такая огромная библиотека с полом в виде шахматной доски. Множество стеллажей с книгами, воплощающими ваши знания и воспоминания. В воздухе летают дюжины свечей и клинков. Вдали видны тропы в ваше подсознание, защищены они массивными, но одновременно изящными воротами. А также — множеством чёрных и фиолетовых псов.
Сиэль ошеломлённо ахает — он явно не ожидает последнего образа.
— Кажется, начинаю понимать, почему в личине пса ты был принят.
Машинально киваю и спрашиваю:
— Что из себя представляют псы в вашей интерпретации, господин?
Граф тяжко вздыхает и объясняет, что первоначально это плод фантазии его матери.
— Понимаю, ваши стражи были олицетворением противоборствующих сил. Однако не совсем понимаю, почему ваш стабильно постоянный кошмар изменился. Подскажете?
— Ты, думается мне, теперь знаешь изнаночную сторону моего мозга в разы лучше меня самого. Может, ты и подскажешь? — лукаво подмигивает и пожимает плечами граф. — А если серьёзно, подозреваю, что таким образом моё подсознание толкало нас скомпрометировать друг друга и вывести на чистую воду. Или, как альтернатива, я таки тронулся рассудком, и твои усилия были напрасны.
Я улыбаюсь лишь краешками губ и продолжаю:
— Спустя какое-то время, не очень давно по реальным временным меркам, я обнаружил в вашем сознании вас настоящего. Десятилетнего мальчика — несчастного, одинокого, чувствительного и открытого, требующего тепла и ласки, всё ещё верящего в чудо и светлое будущее. Тогда я и начал понемногу приходить к выводу, что провалил своё исследование. Что уже давным-давно, на протяжении нескольких лет, все пункты, добавляемые в мой список, просто формальность, бессмысленный фарс. Мне больше не было смысла мириться с вашим характером — мне он нравился. И всё, что делал и делаю до сих пор, отнюдь не в целях сохранения качества вашей души.
Делаю паузу и намеренно направляю взгляд прямо в распахнутую синь глаз Сиэля — и замечаю, что они блестят от влаги. И слёзы вызваны в этот раз не смехом.
Немного теряюсь. Но пути обратно нет.
Теперь я пленяю руки напротив.
И, чувствуя их электрический импульс, впервые в своей долгой, как извилистая лесная тропа, жизни, делаю глубоко самоотверженный выбор — обнажить свою демоническую душу.
Она до сих пор так же бесконечна, как бездна, но уже не столь черна как прежде.