***
— Ты бы домой пошел, — ворчит Вэр. Солнце близится к закату оповещая о том что Юнги без сознания больше суток. Сон сидит на низенькой табуреточке рядом с кроватью и обтирает мокрый от пота лоб гладиатора. — Останешься с ним не смотря на то что он омега? — Я люблю Юнги, поэтому мне нет разницы альфа он или омега. — А то что он носит дитя под сердцем тебе тоже без разницы? — слишком резко произносит Вэр, но при этом в его голосе слышится беспокойство. Рука Сона вздрагивает, на лице отражается печаль вперемешку с болью и обидой. — Ребенок - это прекрасно. — Глупый ты. Думаешь будете играть в семью? Он альфа, ты омега и у вас ребенок? Над тобой вся деревня насмехаться будет. — Вэр! — повышает голос Сон и поворачивается к старому знахарю. — Нужно будет, я сыграю роль омеги. Нужно, буду сам растить его ребенка. Я сыграю любого и сделаю все лишь бы Юнги остался со мной. — Не смей! — рявкает знахарь так сильно что омега аж вздрагивает.— Не смей становится послушной куклой, которая согласна на все лишь бы его не бросили. Не жертвуй собой ни перед ним, ни перед кем. — Но Ходж же жертвует. Почему мне нельзя? — Он вождь. Ему судьбой предрешено жертвовать чем-то ради своего народа. Если Юнги решит уехать, то не останавливай его. Решит убить ребенка тоже не останавливай. — Почему я не могу его остановить? Я могу сказать ему о своих чувствах и предложить помощь. Вэр хромая подходит к омеге и дряхлой рукой с заботой гладит по волосам. — Юнги убьет любого кто встанет на его пути, поэтому прошу тебя отпусти его. Пусть лучше уедет. С глаз долой из сердца вон, Сон. А тебе стоит найти другого. — Я не хочу другого. — тихо произносит Сон. — Тогда оставайся один. Одному лучше нежели всю жизнь жить с тем кто тебя не любит. Поверь старцу — это худшая пытка. Намного хуже, чем похоронить любимого или отпустить.***
Ходж просыпается от стука и кашля. Тяжело разлепив глаза, он поднимает голову и видит своего брата, который кивнув выходит. Альфа осторожно выныривает из объятий Чимина и тихонько покидает комнату. Минк ставит на стол горшочки с едой и кипятит воду. — Уён собрал, то что осталось с праздничного стола. — Не будешь спрашивать? Ходж зевает и садится за стол. — И так все ясно было. Только. — Минк делает паузу смотря в зеленые глаза напротив. — Брат он не применяет свою месть Риму на тебя. — Я знаю. — Но… Ходж перебивает старшего. — У нас есть около двух месяцев. Хочу быть с ним это время. — Что тебе предсказал наш провидец? Его очень сильно беспокоит тот факт что провидец не озвучил прилюдно слова покойных предков. Альфа выпивает кружку горячего травяного отвара и довольно выдыхает от того что голова перестала болеть. — Долгую и счастливую жизнь. — Так себе предсказание и так ясно что ты будешь долго и счастливо жить. Негоже вождю быть без мужа. Муж станет опорой и тем кто будет заботится о тебе. И детей выносит. — Конечно, — безэмоционально отвечает Ходж. Чимин проснувшийся от голосов, замирает возле двери. Минк рассказывает о нескольких омегах, которые по его мнению лучше всего подойдут на роль мужа Ходжу и просит брата приглядеться к ним. Он обещает, что не будет трогать младшего два месяца и закроет глаза на его похождения с римской падалью. Со стороны Ходжа не слышится ничего, поэтому Чимин вместо того, чтобы выйти из комнаты предпочитает вернуться в кровать.***
На вторые сутки в дом знахаря вбегает Сан и со всей силой дает смачную пощечину брату. Омега не удержавшись на стульчике падает опрокидывая пару мисок с настойками. — Глупый! — кричит Сан. — Я ведь тебя предупреждал, чтобы ты держался подальше от Юнги. Говорил тебе выкинуть из головы любовь. Смотри как все вышло. Омега так еще на сносях. Мне когда Ходж это сказал я аж выронил из рук кувшин. — И что? — И что? — рявкает Сан. — Ты понимаешь, что своими действиями ты позоришь нашу семью. <i>— Семью? Остались только я и ты. — Только не говори мне что собрался подкладывать подушки под рубаху, а когда родится ребенок выдать за своего? — Отличная идея спасибо братик, — сплевывая кровь цинично произносит Сон тем самым окончательно выводя из себя брата. — Я убью его! Сан вытаскивает меч из-за пояса, но дряхлая рука вырывает оружие. — Хватит! — громко произносит Вэр. — Сан твои действия отвратительные. Твой старший брат сам решит что делать. — Сейчас он его выходит, а он потом с пузом к своему альфе отправится и оставит его одного! — поднимает Сан голос на старика. — Сан пора тебе уже понять, что жизнь твоего старшего брата это его жизнь, а не твоя. Ему выбирать что делать с Юнги. Сон отряхивает рубаху и начинает собирать рассыпанные травы. Сан приоткрыл рот, в его голове крутится столько мыслей, но не найдя все же то что нужно сказать покидает дом. — Ты решил что будешь делать? — Я его выхожу Вэр. Когда он очнется не говори ему о том, что он омега и носит дитя. Когда наберется сил, я с ним поговорю. — Ходж прислал двоих воинов. Они стоят на улице возле двери, на случай если Юнги решит нас убить. — Это ни к чему. Я сам с ним справлюсь. — Не будь таким самоуверенным, — произносит старик и медленно опираясь на палочку идет в дальнюю комнату.***
Чимин стучит сапогами об деревянный пол и стряхивает руками снег с шубы. Несколько дней на улице сильная метель, но несмотря на столь ненастную погоду он пришел навестить Уёна. Он оставляет на столе несколько тканевых мешочках с травами. — Был сегодня у Вэра, он просил тебе передать. И сказал, что пришлет своего ученика утром, чтобы он тебя осмотрел. — Не стоит. Я себя хорошо чувствую до родов есть время. — Не мне это говори. Меня просили передать и я передал. — Чимин замолкает внимательно смотря на омегу с большим животом и в теплой шерстяной длинной рубахе. — Береги себя. Завтра Минк будет с Ходжем на осмотре прилегающих территорий, поэтому пришлю к тебе одного из воинов омег на всякий случай. Уён усмехается от столь дерзкого предложения. — Не нравится, что римская падаль теперь может командовать варварами? Тогда попрошу Ходжа, пусть он скажет своим людям. Так лучше? Омега сидящий на лавке ощущает себя очень уязвимым на фоне стоящего Чимина. — Ты так изменился только потому что делишь одну кровать с конунгом? Возомнил себя его мужем? Думаешь теперь наш правитель? Чимин заливисто смеется. — Вы называете меня римской падалью. Римской шлюхой. Римской сукой, которая приворожила вашего конунга. Но вы омерзительнее, чем тот же Чонгук, который сжигает города и убивает ради похвалы. Он в отличии от вас не прячется за добродушной маской. — Что? Чимин опирается руками на стол и немного наклоняется к Уёну. — Ты был ко мне добродушен, но стоило слухам разойтись по деревне о том что я сплю с Ходжем, так ты один из первых кто переобулся. Теперь ты презираешь меня, хотя неделю назад угощал вкусным пирогом. — Это не так! — Не оправдывайся. — Сразу же перебивает Чимин. — Я радовался, что в этой деревне хоть кто-то обо мне не думает плохо и хоть как-то проявляет добро, но в конечном итоге единственный кто не переобулся - это Сон, потому что по вашим же словам стал падалью для римского гладиатора. — Я этого не говорил. — У тебя на лице это написано. Мне жаль твоего ребенка, потому что у него будет омерзительный папочка. — Эй! — подрывается на ноги Уён. — Как ты смеешь? — Я не собираюсь оставаться у вас в деревне и становится мужем Ходжа. И сделай как твой муженек сказал Ходжу, закрой глаза на два месяца пока он развлекается с римской падалью. Весной я уже буду в Риме в качестве мужа императора Намджуна, поэтому передай всем, — голос Чимина становится тише, а глаза наливаются чернотой. — От меня будет зависеть получите ли вы земли или ночью, когда я буду нежиться в кровати с Намджуном мило попрошу его, чтобы Чонгук сжег вашу деревню. — Все же я не прав. Ты всегда был таким. — Верно. Просто теперь наконец-то дверь моей клетки открыта. Не переживай, больше я не приду к тебе. Но буду ждать, когда ты ко мне придешь, Уён.***
— Голова болит, — хрипло произносит Юнги. Он пытается встать с кровати, но ощущает тяжесть во всем теле, поэтому набрав в легкие побольше воздуха кричит. — Эй! Он смутно вспоминает гуляние на дне рождения Ходжа и сейчас пытается сообразить сколько дней прошло. Голова ужасно болит и его сильно мутит, благо желудок пуст и ему нечем вырвать. Юнги не понимает как он мог упасть с лошади ведь не раз в Риме садился на нее находясь под сильным воздействием алкоголя. В комнату хромая заходит Вэр и одаривает гладиатора улыбкой. — Тебе нельзя двигаться. Ты помнишь как упал с лошади? Пока Юнги пытается точно вспомнить все события той ночи, знахарь поит его горячим отваром. — Нет, — сиплым голосом произносит Юнги и кашляет из-за горького отвара. — Ты без сознания был шесть дней, — произносит вошедший в дом Сон. Он не раздеваясь подходит к Юнги и со слезами на глазах берет за руку. — Мы думали ты не очнешься. — Ха! Я гладиатор. Для меня это пустяки. — Стараясь звучать бодро говорит Юнги, но по голосу слышится как сложно ему дается шевелить языком. Юнги кашляет пытаясь скрыть на своем лице удивление, потому что даже находясь на грани жизни и смерти, без сознания он находился около двух суток и не смотря на сильное ранение мог хоть что-то делать, а сейчас ему тяжело даже веки открыть. — Тебе нужен отдых. Пить отвары и хорошо есть. — Когда я смогу уже встать? Вэр внимательно осматривает голову, затем прощупывает живот интересуясь испытывает ли Юнги дискомфорт и заканчивает свой осмотр проверяя пульс. — Через несколько дней, если будешь действительно отдыхать, Сон, — знахарь оборачивается к омеге, — пошли кого-то с известиями к Ходжу. Вэр долго смотрит на Юнги, но ничего не произносит, направляется в другую комнату. Не успевает пожилой альфа встать со стула, как видит, что гладиатора вырвало. Тот кашляя хватается за голову и его снова вырывает. Благо Юнги успел хоть немного привстать на локти и наклонить голову в бок. — Прости за пол. — Полегчало? Юнги не успевает коснуться подушки как сразу же проваливается в глубокий сон. — Он потерял сознание? Сон нервно подбегает к кровати и убедившись, что гладиатор спит выдыхает. — Я дал ему специальный отвар для сна. — Зачем? — Ему нужно восстановиться, а сам он лежать не будет. Когда он проснется накорми его, дай нужный настой, затем настой из… — Его же во сне не будет рвать? — Нет. Я приготовил отдельный отвар от рвоты при беременности. Сон кивает на слова знахаря и помогает ему одеться в меха. — Ты к конунгу? — Мне нужно поговорить с предками. — Позову одного из учеников, чтобы он пошел с тобой. — Я сам дойду до жреца и сам же вернусь. Омега хочет переубедить Вэра и ссылается на то что тому тяжело ходить, но знахарь категорически отказывается и оперевшись на палку медленно выходит из дома. Сон видит как тяжело ступая на снег пожилой альфа медленно плетется в сторону леса. — Хорошо хоть ветер утих. Зачем ему к предкам? Омега провожает взглядом знахаря до тех пор пока сгорбленная фигура не исчезла в лесу и поежившись от мороза спешит войти в дом.***
— Ты, — слышится сдавленный стон. Альфа оседает на каменный пол держа правую руку на животе. Он старается сильней надавить на рану и второй рукой нащупать упавший гладиус. Вот только чья-то нога отталкивает оружие и он слышит тихий смех. Альфу одним рывком поднимают и прижимают холодное оружие к шее. — Как ты посмел щенок?! — альфа кашляет кровью.— Я убью тебя. По коридору разносится мелодичный смех. — Попробуй. — Намджун убьет тебя когда узнает о моей смерти! — из последних сил рявкает Демид и шипит когда лезвие на шее надавливает сильней и начинает течь кровь. — Я был тем кто омыл руки в крови ради него. Я делал все лишь бы его образ оставался в чистоте и не был порочным. Как ты смеешь? — Ты думаешь я осмелился убить тебя? — спрашивает Чонгук и ухмыляется когда видит на лице альфы осознание того что его обожаемый командир, его бог, которому он поклялся в служении приказал от него избавиться. — Я знал что придет этот день. Но думал, что он лично отдаст мне напрямую приказ убить себя после того как сядет на трон. Я его позорное прошлое, я ахиллесова пята и конечно от меня нужно избавиться во имя будущего империи. Чонгук приподнимает бровь на слова сказанные Демидом. — Я тебя ненавижу, но это действительно приказ Намджуна. Не знаю почему он решил от тебя избавится раньше чем мы покинем север. На этот раз смеется Демид харкая кровью. Его влажные от слез глаза смотрят на Чонгука. — Он убьет и тебя. Однажды, станешь ему бесполезным. — Ошибаешься. Я единственный кто останется рядом с Намджуном и будет ему служить вечно. Я тот кто будет его тенью, а не ты. — Больной ублюдок. — Кто бы говорил. — Твоя одержимость похвалой Намджуна…— Демид не договаривает. Лезвие со всей силой разрывает кожу и рвет артерию. Кровь хлещет фонтаном окрашивая не только гладиус в крови, но и лицо палача. — Глупый. Ты такой же глупый, как и я. Последние что говорит Демид перед тем как закрыть глаза. Тело шлепается на каменный пол, а гладиус выпадет из руки. “Глупый ребенок. Эх такой же глупый как и я когда-то был. Хотя наверное и сейчас я все так же глуп.” эхом отдается в ушах Чонгука нежный голос Юлиана. Омега всегда мягко хлопал по голове альфу и произносил множество раз эти самые слова. Перед глазами снова предстает образ умирающего Юлиана и губы, что шепчут о просьбе. — Что тогда он меня попросил? Альфа несколько минут пинает тело после чего взяв за ноги тащит в ближайшую комнату. Кинув туда временно тело, он стоит какое-то время, затем резко вздрагивает и поворачивает голову. — Прекрасная работа. — Намджун улыбается и хлопает по плечу Гука. — Выкини тело за пределы крепости. Через несколько дней поедешь в Верону и встретишься с очень важным посланником от сенатора Сокджина. — Слушаюсь. Намджун внимательно смотрит на Чонгука. — Гладиус, ты забыл его вложить в ножны. Альфа поднял свое оружие и должен был вложить в ножны, но вместо этого сильней начал сжимать в руке, стоило появится Намджуну. — Прошу прощения. — Ничего. После задания я верну тебе звание. — Ваша милость безгранична. Намджун довольно прищуривается, после чего не спеша направляется в свой кабинет оставляя Чонгука со своими мыслями наедине. Впервые после момента смерти Юлиана, он решил вспомнить тот ужасный вечер, а не прятаться и убегать. Ему придется принять тот факт что он лично убил Юлиана, вместо того чтобы наконец-то отпустить и дать омеге свободно умереть без оков Рима.***
Юнги обращает внимание на нервозность Сона и сколько бы не спрашивал что случилось ответ не получает. Знахаря он даже и не пытался спросить, ведь тот ни за что не скажет. Через несколько дней гладиатор мог ходить, сам ел, но постоянно жаловался на тошноту. — Юнги, ты омега, — не спрашивает, а утвердительно говорит Сон. Рука с ложкой каши застывает в воздухе. Гладиатор отрывается от миски и холодно смотрит на нервного варвара. — Да, я родился как омега но я жил, живу и буду жить как альфа. Я не ощущаю себя, как омега и не признаю того что я являюсь омегой. Запомни я альфа. Сон ничего не отвечает, только нервно сжимает край рубахи так как не знает как сказать Юнги о его беременности. — Ты, поэтому вел себя так странно, как и Вэр с Ходжэм? — Я не знал как сказать о том что мы знаем. — Кто еще в курсе? — Чимин, — называет только одно имя, Сон укрывая своего брата из-за страха. — Он бы не сказал вам об этом. Как вы узнали? Юнги зло смотрит на нервного омегу, который явно хочет что-то еще сказать. У меня беда с терпением говори. — Вэр. А еще Вэр сказал, — Сон запинается. Голубые глаза смотрят так словно хотят уничтожить омегу. — Эмм… Тут такое дело… Я даже не знаю как сказать… — Не раздражай меня! — рявкает гладиатор. — Говори как есть. Это касается моего здоровья? — Ты беременный. Срок небольшой по словам Вэра. Юнги роняет деревянную миску с кашей из рук. Сон понимал что реакция у гладиатора будет явно нерадостной и на всякий случай захватил свой меч. — Что?! Я не расслышал! — Ты ждешь ребенка, —повторяет Сон. — Что ты сказал?! — кричит Юнги во весь голос и не замечает того что варвар положил руку на ножны меча висящего на поясе. — Ты беременный, — только успевает сказать Сон как ощущает давящую хватку на шее и не чувствует пола под ногами. Он кричит и руками пытается отодвинуть Юнги, но тот только сильней давит на шею. Гладиатор улавливает быстрое движение руки и успевает раньше чем Сон вытащить его меч из ножен после чего кидает омегу на пол. — Кто еще знает? — Вэр и Ходж. — Хрипит Сон хватаясь рукой за горло. Юнги смеется в голос пугая Сона, который к слову успел вытащить из сапога маленький кинжал. Двое варваров за дверью услышали крики и грохот. Один побежал с докладом к Ходжу, а второй осторожно приоткрыл дверь и меньше чем через секунду судорожно упал. По лезвию меча течет кровь и Юнги продолжает хохотать, но несмотря на свое неадекватное поведение ловко уклоняется от удара Сона. Швырнув омегу словно мешок с овсом в дальний угол, дотрагивается рукой до живота. Сон тяжело дышит ощущая, то как по его щеке течет кровь и ему приходится прикусить губу только чтобы не застонать от боли. При падение, он не только сильно ударился, но и разломал стол под собой и видимо в этот момент сломал или вывихнул себе плечо. Юнги убирает руку с живота и со всей силой дает себе пощечину. — Идиот! Сука, чтобы ты сдох! Ненавижу! Презираю! Не ясно оскорбляет он себя, проклинает Чонгука или ребенка. — Можно сделать аборт, — произносит Сон видя, то как гладиатор избивает себя. — Не за чем ждать! — процеживает сквозь зубы Юнги. Он разрывает на себе белую рубаху и поднимает с пола кинжал. — Нет! Стой! — кричит Сон стараясь подняться на ноги. — Размечтался. Думаешь, я дам жизнь этому выродку, который будет мне напоминать каждый божий день, что я родился омегой? — договорив Юнги со всего размаху направляет кинжал себе в живот.***
Сокджин зевает смотря на мужа прихорашивающегося напротив зеркала. Волосы омеги подкрученные и красиво уложены с помощью золотого гребня с зеленым изумрудом изображающего листву и гранатами, олицетворяющими темно-красные цветы. Нисана вместе с Тэхеном точнее правильнее сказать, именно Тэхена пригласил в гости Максимилиан на омежьи посиделки у него дома. Разумеется Тэхен намекнул, что придет только в том случае, если они и Нисана пригласят. Омеги не были против нового мужа сенатора Сокджина, но все же он был чужаком для них так еще и рабом со страны, которую захватила римская империя. Тогда что насчет Тэхена? Безусловно они знают о его репутации, но лично никогда не видели, то о чем ходят слухи. Все же их мужья, братья и отцы вытворяли всякие мерзости за закрытыми дверями. У многих сложилось мнение, что омегу оговаривают из-за зависти, ведь он смог подняться с низов до столь высокого положения. Тэхен многим оказал помощь, поэтому омеги не могли в открытую говорить о нем и если уж шептались, то предпочитали делать это в своих комнатах за закрытыми дверями. Намджуна очень любят в Империи, ведь он смог расширить границы и дать Риму новых рабов и богатства. Нынешний Император опустил всю казну на свои грязные развлечения и его волнует только в какой позе он будет трахать очередного омегу, да и кто выиграет на гладиаторских боях из-за чего многие министры стали заниматься коррупцией или издавать законы под именем императора. У людей возник страх что могучая Империя развалится тем самым они лишатся всех благ и богатства. Все хотят скинуть глупого императора и посадить на трон альфу, который сможет позаботиться об Империи и на данный момент самый лучший кандидат именно Намджун. Конечно Альвий так просто не отдаст свое место, именно поэтому в сенате начинается раскол, так как каждый решает к кому ему присоединится. Задача Сокджина переманить на сторону Намджуна как можно больше людей и пока у него это получается отлично. Нужно как можно больше влиятельных и богатых альф, чтобы те оказали поддержку Намджуну пока он будет подниматься за своим лавровым венком. Затем можно уже будет избавляться от тех, кого Намджун вместе с сенатором Сокджином посчитают недостойными жить в новой Империи. Все понимают, Намджун не возьмет бесплодного омегу в мужья, но это не значит, что он оставит Тэхена. А положение любовника Императора порой даже выше, чем у законного мужа. Все же кого альфа будет слушать: того кто с ним в постели бурно проводит ночи или того кто ему родил? — Ты все равно не идешь на омежьи посиделки. Мог бы заняться своими делами или поспать, а то сидишь зеваешь и меня раздражаешь. — Я зеваю, потому что ночь почти не спал из-за детей. Из-за грозы они пугаются и ревут. Точнее стоит одному проснуться и начать плакать, как второй сразу же просыпается и давай рыдать. — Рим хотел дождя. Рим получил дождь, — с сарказмом произносит Нисан. — Мы получили не дождь, а потоп. Почему твой наряд напоминает наряд Тэхена? — Потому что именно Тэхен ввел в моду новый образ. Теперь все омеги одеваются в длинные закрытые паллы. — Мог бы и догадаться, — хмыкнул сенатор. — Джин. — Альфа поворачивает голову к мужу. — Намджун убьет Тэхена когда вернется? — Почему спрашиваешь? — Ну… — Нисан опускает маленькую баночку с румянами привезенные из Египта. — Я с ним немного сдружился и мне как-то жалко, если он умрет. К тому же он очень помогает мне в светском обществе. Благодаря нему ко мне хорошо относятся омеги несмотря на то что я пленный иудей и еще хромой. Джин задумывается. — Тэхен знает слишком многое, поэтому Намджун может оставить его при себе в качестве любовника, а может и убить. Понимаешь Намджун одержим и я не удивлюсь если он найдет себе мужа, который родит ему наследника, но при этом Тэхен будет заперт во дворце. — Тяжелая у него судьба. — А у тебя разве нет? Нисан грустно улыбается. — Ты хорошо ко мне относишься. Не считая того случая когда чуть меня не изнасиловал. Джин удивленно хлопает глазами, так как совсем забыл о том какое отношение у него было к Нисану в самом начале. После того как омега родил, он действительно стал лучше к нему относится, даже считает своего мужа очень симпатичным и не прочь провести ночь с ним. За время проведенное с ним, альфа понял что наконец-то обрел мужа, который ему идеально подходит. Нетребовательный, не глупый, не скучный и главное знающий свое место. — Мне в Иерусалиме сказали, что я не смогу родить из-за ноги, поэтому от меня отказался мой супруг. — Так у тебя был муж?! — шокировано восклицает Джин. — Да пару месяцев. Я из семьи священников и единственный омега, которого хотели как можно скорей отдать в мужья. После того как от меня публично отказался супруг. Вывел на улицу и прокричал, что хромой и бесплодный омега ему не нужен и семья от меня тоже отказалась. Все же такой позор. Чтобы иметь кров и хлеб, я пошёл слугой к одному старому и безумному альфе. Люди его боялись из-за колдовства, называли демоном. Хотя это совсем не так. Шломо был слепым, но очень милым, я многому у него научился. Он жил на небольшой горе в паре километров от самого города. У нас с ним были отношения отца и сына если вдруг ты подумал не о том. Сокджин действительно подумал не о том и виновато склоняет голову поджимая губы. — Шломо сказал мне покинуть Иерусалим, когда римские войска вошли в город. Я не смог его оставить одного. Отца убили при взятии храма. Часть братьев забрали в качестве рабов для нужд римской армии. Когда римляне пришли в дом, Шломо меня спрятал, но за это поплатился своей жизнью. Он был хорошим альфой с очень непростой судьбой которую он не заслужил. Я относительно долго прятался от римских войск, чтобы меня не забрали в рабы или в публичный дом. К сожалению я случайно попался и меня должны были отдать рядовым солдатам, так как я не подходил для высокопоставленных офицеров. Мне сказали что лицом не вышел и еще хромаю. — Так тебя…? — Нет, — перебивает Нисан. — Я привлек внимание Намджуна слишком провокационной фразой и видимо ему понравилось или он был в хорошем расположение духа, поэтому приказал меня оставить в качестве обычного раба. Я познакомился с ним когда пала крепость Масада. Ты наверняка слышал о том что все иудеи, которые держали оборону крепости три года убили себя, когда римляне смогли проломить ворота. — Предпочли смерть вместо сдавания в плен. Помню как в сенате все возмущались и если бы Намджун не прибыл в Рим с победой над Египтом, то страшно представить чтобы с ним сделал Император. Все же такой позор. Кучку евреев не смогли победить и как идиоты сидели в пустыне вокруг крепости и умоляли небеса послать им дождь в то время как те кто был внутри стирали вещи и наполняли купальни. Воистину Масада войдет в историю. — Как знак неповиновения евреев и позор римской армии. — Смеется Нисан и поняв что сказал, нервно смотрит через зеркало на то как Сокджин подходит к нему. Сенатор наклоняется к уху и тихо произносит: — Прошу тебя только не ляпни такое при Намджуне. Все же для него это такой позор. Он отрубит нам обоим голову. — После чего чмокает в щечку омегу, который цокает и берет баночку с румянами.***
Ходж вместе с Саном вбегают в дом в тот самый момент, когда Сон успевает переправить кинжал в руке Юнги и тот входит ему в бок. — Лучше пусть тебе Вэр сделает аборт, так безопасней, — тихо произносит омега по щекам которого текут слезы. Он медленно наваливается на Юнги и прикрывает глаза. Все происходящее после этого гладиатор не помнит. — Сан набросился на тебя с мечом крича что убьет, ты даже не уклонился от удара. Благо Ё прибыл вместе со мной и Минком следом за Ходжом, успел вмешаться. Он обезоружил Сана и силой вытащил из дома. — Сон? — тихо спрашивает Юнги. Он поворачивает голову к Чимину. Руки и ноги гладиатора привязаны к кровати, а в комнате находится Ё в качестве надсмотрщика. — У него вывих плеча, ранение не сильное. Кинжал вошел только на одну треть длины и ему вовремя оказали помощь. На лице несколько порезов. Возможно будут шрамы. Чимин грустно вздыхает и осторожно вливает Юнги с помощью ложки куриный бульон. Процедура занимает время, поэтому оба молчат. Когда вся миска была пуста Юнги спрашивает. — Почему я ничего не помню? — Тебя вырубил Ходж. Затем приказал связать. Вэр оказывал помощь Сону, а я остался с тобой и вливал в тебя успокоительное каждый раз, когда ты приходил в себя. Ты не успел толком очнуться, как снова засыпал. — Сколько? — Прошло четверо суток. — Что изменилось, если ты мне позволил очнутся? — огрызнулся Юнги. — Тебя нельзя поить так много, все же ты, — Чимин замолкает и переводит взгляд на живот. — И Ходж хочет с тобой поговорить. Гладиатор не отвечает. Чимин еще сидит какое-то время напротив него. — Юнги, — все же тихонько зовет омега, — ребенок от него да? — Не нужно называть имя, чтобы понять о ком идет речь. — Я ничего не сказал ни кому. Ходж мне чуть ли не допрос устроил, но я не открыл рта. — Почему? — Я недолюбливаю тебя, но ты очень хорошо общался с Хосоком и помогал ему, поэтому я тебе так отплачиваю. В Риме нас с тобой ничего не будет связывать. Гладиатор усмехается. — Нас и сейчас не связывает ничего. — Нас связывает несколько секретов, которые мы знаем друг о друге и общее дело касающееся Намджуна. — Я ничего о тебе не знаю. Чимин встает с табуретки, накидывает шубу с белым мехом и обернувшись произносит: — Все ты знаешь и знаешь давно. Тебе стоило бы стать Императором. Все же тайный наемник сенатора слишком мелко для тебя. После этих слов он выходит оставляя хохочегощего Юнги. Е приподнимает бровь и закидывает орешки в рот. Ходж оставляет легкий поцелуй на щеке Чимина и заходит в дом. Ему приходится хорошенько встряхнуть шубу от снега. В последние несколько дней бушует сильная метель и температура падает ниже обычного. — Конунг мне выйти? Ходж переводит взгляд на полулежащего Юнги посчитав это за знак, что Ё может остаться, сам садится на табуретку. — Как ты себя чувствуешь? — Великолепно, — огрызается Юнги и прикусывает внутреннюю щеку понимая что не имеет права срывать свою злость на варваре, который ничего плохо ему не сделал и вообще не виноват в ситуации. Единственный кто виноват - это сам Юнги, ведь совсем забыл что природа создала его омегой и он может забеременеть. Действительно чем он думал когда кувыркался в постели с Чонгуком. — Есть два варианта, — решает сразу перейти к делу Ходж. — Первый прервать беременность но предупреждаю очень много омег умирали от осложнений либо не могли потом забеременеть снова. Юнги фыркает на последние слова. — Второй вариант, ты родишь и оставишь ребенка. Обещаю его хорошо воспитают. — Ходж делает паузу, внимательно смотрит на лицо гладиатора на котором не отражается никаких эмоций. — Я не могу иметь детей, поэтому независимо родишь ты альфу или омегу, то я все равно буду любить твоего ребенка, как своего родного. Я дам ему все что может дать отец и папа. Дам все, что не сможет дать Рим. — Я так понимать в брак вступать ты не будешь. — Верно. Если твое дитя захочет, то я сделаю его своим преемником и воспитаю его как нового конунга. Если он захочет в Рим, то отпущу его. Я не буду тем кто заставляет или забирает свободу выбора. — Этим вы варвары и отличаетесь от римлян. Ты хоть знаешь кто отец? — Юнги усмехается. — Я спрашивал у Чимина, но он не ответил. На губах Юнги появляется слабая улыбка. — А он все же повзрослел. Когда ребенок появится на свет точно поймешь кто его отец и придушишь лично. — Нет. Ребенок не виноват в том, кто его родители. — Тогда его убьют другие. В этом мире для него нет места. Они оба молча смотрят друг на друга пока молчание не прерывает конунг. — Юнги, если ты родишь и оставишь мне ребенка, то я исполню любое твое желание. Дам тебе, то что ты так сильно жаждешь — покой. — Дам ответ через три дня. Ходж одаривает гладиатора искренней улыбкой, тот в свою очередь демонстративно отворачивается к стенке. Конунг зовет Е и выйдя из дома отсылает двух варваров, что все это время вели надзор за Юнги и не пускали в дом никого кроме определенный людей. — Не стоило стражу убирать. Мало ли что. — Нет нужды сторожить того кто не будет сидеть в клетке. Будет грустно, если прольется кровь наших людей на нашей земле. — О чем ты? Ё останавливается, но конунг молча продолжает идти по снегу и по его щекам текут слезы. Он так хотел стать отцом и вот наконец-то выпал такой шанс, но Боги только посмеялись над глупыми надеждами альфы. На рассвете Юнги взяв свой меч и лошадь покинул деревню варваров. Перед тем как уехать навсегда, он оставляет в доме Сона на столе пару сережек. Последние, что осталось у Юнги и вместо того чтобы продать их и получить крупную сумму денег, он предпочел оставить их в качестве извинений и прощального подарка. Могут ли серьги искупить вину перед омегой, который готов принять Юнги каким он есть? Сон принял Юнги с разбитым сердцем с окровавленными руками и с душевной боль из-за вины пожирающей его изнутри,вот только гладиатор вместо того чтобы ухватиться за протянутую руку предпочел ее "отрезать" и не оглядываясь исчезнуть, как снег на шубе, тающий от домашнего тепла.