Особенный

— Ты серьезно? — парень неверяще хохотнул, забавно щуря глаза и приподнимая брови. Собеседник его, уверенный, что он не говорил ничего смешного или глупого, выжидающе уставился на Освальда. — Ох, Джим, я ведь верно тебя понял? — Рискни проверить, — мужчина задержал взгляд на чужих веснушках и невольно усмехнулся, осторожно пододвигая к себе полную чашку кофе. — То есть ты с такими принципами планируешь становиться полицейским тут? — парень сложил ладонь к ладони и с видом потирающей лапки мушки повернулся на высоком барном стуле в его сторону. Сам он заказал себе стакан яблочного сока, вызвав смешок бармена и притянув к себе насколько косых взглядов посетителей, впрочем, быстро потерявших к нему какой-либо интерес. — Ну да, — почему-то Джеймс улыбался. Он понимал, что сейчас над ним откровенно посмеиваются, но неловкости не ощущал. У него не было проблем с общением, но его сдержанный характер часто создавал между ним и собеседниками ощутимые барьеры, которых сейчас он почему-то не чувствовал. Новый знакомый выглядел искренним и, несмотря на нервную, немного неуклюжую жестикуляцию, не вносил в их коммуникацию никакого дискомфорта. Он легко заполнял своей торопливой речью заминки и паузы, мешая им становиться напряженными или неловкими. Во второй раз они столкнулись случайно у Робинсон-Сквера в субботнее утро: Джим возвращался из архива, Освальд маялся у торгового центра на скамейке, задумчиво крутя в руках свежую газету, то поднимая, то отставляя на подлокотник рядом с собой бумажный стаканчик с остывшим чаем. В сквере после дождя было пусто и пахло сыростью. В Готэме весь год ощущался как одна сплошная бесконечная осень, но, конкретно сейчас, сюда своевременно заглянула весна. Она полопала почки, озеленила траву и приподняла температуру, сделав существование готэмцев, если и не комфортным, то хотя бы чуть более сносным. Правда, несмотря на сезон перерождения, все вокруг до сих пор было депрессивно-серым и пыльным и даже голуби смотрели на тебя из-за этого едва ли не с долей осуждения. На небольшой благоустроенной детской площадке происходило какое-то унылое действо с участием трех чад дошкольного возраста и маленькой толстой собачки. На них предупреждающе поглядывали рассевшиеся по разным скамейкам мамаши, неподалеку от которых, шурша газетой, с постным видом вчитывался в новости Освальд. Первым, как ни странно, его заметил Джеймс и, даже не задумываясь, подошел, заслонив и без того тусклый солнечный свет своей тенью. Запаниковавший на долю секунды от неожиданности парень мгновение спустя буквально просиял, выражая подкупающую искреннюю радость неожиданной встрече. — Джим, ты читал новости? У нас новый мэр, — вместо приветствия протянул он, помахав мужчине большим печатным листом с фотографией темноволосой властного вида женщины. — Надеюсь хотя бы она приведет Нэрроуз в порядок после землетрясения. Мужчина думал, что пожалеет, ввязавшись в этот разговор, но располагающее начало лишь заставило его вглядеться в крупные тяжелые строки: «МАРИОН ГРЭНЖ — НАША ГЕРОИНЯ». Джеймс лишь пожал плечами — в политике он не разбирался и, чем больше о ней узнавал, тем меньше хотел влезать в эту грязь вообще, довольствуясь блаженным неведением. Он даже не знал, какие кандидаты — кроме теперь уже экс-мэра Армана Кроль — состязались в этой предвыборной гонке. Освальд же, судя по всему, увлеченно за этим следил. — Пройдемся? Парень удивленно приподнял брови, не уверенный, что верно понял сказанное: — Хочешь пообщаться? — робко, каким-то даже подсевшим голосом, с сомнением жертвы прояснил он. Обычно за такими вот «пройдемся» не следовало ничего хорошего. Исключать резкую полярную смену отношения он не мог, многие приятные люди быстро его к нему меняли, а об этом человеке он не знал ничего кроме его имени. Ну, и того, что тот спас ему жизнь. — Тут в паре кварталов есть небольшая забегаловка, — Джеймс озадаченно склонил голову набок, понимая, что подобным параноикам свои намерения стоит прояснить, по-видимому, сразу. — Раз уж я тебе тогда помог, то, думаю, ты можешь составить мне компанию. Это бар, но мне нравится их кофе, — он сунул руки в свой темно-серый плащ глубже. — До часа дня бариста не халтурит. — Ну, если уж ты настаиваешь, — приоткрытые до этого в недоумении тонкие губы растянулись в обманчиво ехидную ухмылочку. Через некоторое время они уже сидели в «Араго». — …Джим, — Освальд продолжал, — я, конечно, понимаю, что, возможно, ты видишь мир несколько… — он замолчал, чуть поморщив нос, под чужим пристальным взглядом усердно подбирая слова. — Черно-белым, — парень с шипящим звуком судорожно втянул воздух сквозь стиснутые зубы, но затем кинул на собеседника неожиданно мягкий понимающий взгляд. До мужчины быстро дошло, что многие «странности» нового знакомого обусловлены критическим недостатком сна. Чем больше времени они говорили, тем сильнее студент походил на уставшего от жизни невротика. — Но ведь, согласись, что на деле все намного сложнее, — парень нервно потеребил край рукава своей рубашки. Темная жесткая челка упрямо падала на глаза, и ему постоянно приходилось заправлять ее за ухо или зачесывать назад, свободной рукой придерживая подсползшую к полу верхнюю одежду. Черное драповое пальто, аккуратно сложенное, лежало у него на коленях. Джим отметил, что он был в том же пиджаке, что и пару недель назад, но уже аккуратно заштопанном в плече. Одежда выглядела, если не старой, то сильно поношенной, однако настолько опрятной, насколько это вообще было возможно при критически низком уровне дохода. Джеймс задумчиво молчал, отвлеченно, но не без интереса, следя за постоянными мелкими копошениями с соседнего стула. Сидеть спокойно Освальд явно не умел: сжимал и разжимал пальцы, крутил в руках стакан, постукивал короткими ногтями по столешнице, ерзал, пытаясь усесться поудобнее, потягивался, откидывался на низкую спинку, упирался локтями в барную стойку, вздыхал, качал головой и постоянно, постоянно говорил. — Ты же понимаешь, — сокрушался Освальд, — что ты, безусловно, прав, но с такими принципами в нашей полиции тебя просто сожрут, — он выглядел обеспокоенным, хотя вопрос о работе в GCPD пока еще стоял чисто гипотетически. — И дело не в том, что твои принципы будут кого-то раздражать, а они будут, Джим. Я тебя уверяю! — парень выразительно посмотрел собеседнику в глаза, на что тот задумчиво кивнул, но лишь пожал плечами. — Но, повторюсь, дело не в этом, — студент сделал пару глотков сока и снова заправил непослушную прядь за ухо. — Полиция Готэма находится, если не в прямом, — он поставил пальцем невидимую точку на столешнице, тут же рисуя ногтем незримую дугу до другой воображаемой точки, — то в косвенном подчинении у мафии. По сути, чтобы иметь возможность действовать автономно, тебе нужно заручиться поддержкой кого-то из криминальных авторитетов, — Освальд объяснял увлеченно, почти взволнованно, а на этом месте у него даже перехватило дыхание. — А для тебя это уже будет означать необходимость заключать сделку с совестью. То есть, тут либо карьера, либо принципы. И вопрос бы не стоял ребром, если бы ты не вел себя как упертый максималист, — парень улыбнулся и снова стал похож на ящерку. Джеймс отвел взгляд, упрямо поджав губы, но спорить не стал, понимая, что крыть ему в данном случае было нечем, поэтому лишь сделал неопределенный жест рукой, как бы приглашая собеседника продолжать. Он ощущал какое-то тупое раздражение на самого себя, но его внутренние противоречия не были поводом полностью сворачивать разговор. Правда, он сам не до конца понял, каким образом они ко всему этому пришли. В любом случае, ему импонировал позитивный энтузиазм нового знакомого. Освальд вел себя как замученный нелегкой жизнью, но вполне себе хороший парень. И этот хороший парень неплохо так смыслил в городской политической иерархии. — Просто осознай факт того, что даже на фоне всех прошедших по Готэму волнений, большая часть моих будущих коллег готова перегрызть друг другу глотки за возможность выступить в качестве адвокатов на судебных процессах по делам готэмской мафии, — Освальд многозначительно закусил губы изнутри и хлопнул ладонью по стойке, делая выразительную паузу. — Да за третьестепенного представителя одной из группировок они порвут друг друга в клочья, — он понизил голос. — Дон Кармайн и его люди сами отбирают себе перспективных специалистов, лучших из лучших, — он сглотнул, его острый кадык как-то нервно дернулся — И все это происходит еще на начальных этапах. — То есть, они… — То есть, они, — утвердительно повторил студент. Джим уловил в его словах что-то на грани возмущения и восхищения, но не был уверен, что ему не показалось. — Ты думаешь, на меня просто так окрысились? Стоит кому-то начать добиваться хоть каких-то успехов, его тут же пытаются утопить, — он доверительно склонился чуть вперед. — А мы юристы, Джим, еще даже не настоящие, всего лишь студенты, понимаешь? От нас зависит будущее людей. А у нас даже окружные прокуроры один за одним попадают под каток Фальконе уже не первое десятилетие. — Прокуроры? — мужчина несколько напрягся, сталкиваясь взглядом с чужими глазами. Щеки Освальда запылали, судя по всему, тот подумал, что сказал что-то не то. — Но, кажется, я догадываюсь, кто мог бы быть действительно неплохим прокурором, — моментально перевел тему парень. — Не знаю, какие у Харви Дента подковерные игры, но, я уверен, что он честен настолько, насколько это вообще возможно на такой работе. — А ты, Освальд? — Джим едва заметно двинул плечами, пытаясь расслабиться. Слова о коррумпированности прокуроров неприятно кольнули воспоминанием о покойном отце. Хотелось начать спорить, но он сдержался. Окружной прокурор Питер Гордон не стал бы якшаться с мафией. Джеймс это знал. Он был уверен. — Я? — парень скромно улыбнулся и склонил голову набок, его веснушчатое лицо залилось краской. — Я стараюсь. — То, что ты мне рассказал… — Гордон тяжело вздохнул, потирая глаза. — Мне даже представить такое сложно. — Джи-им, — парень протянул это своим сипловатым мягким голосом. Он робким, но спокойным жестом положил ладонь на чужое плечо. — Это еще даже не сотая часть. Спорим, новая мэр так же имеет какое-то отношение к дону Кармайну? Очень скоро мы об этом узнаем. Мужчина смерил Освальда взглядом. Их разговор был максимально отвлеченным от них самих. Как говорить о погоде, только о политике. Политике, которую, напомнил Джим сам себе, он не любит. Правда, чужие рассуждения звучали увлекательно, так что он, сам того не заметив, втянулся. Парень вообще ему чем-то крайне импонировал. Он выглядел вдохновленно. Живой интерес всегда располагает к себе, тем более, когда подкрепляется практическими знаниями. — А вот, например, Обри Джеймс, скорее всего, представляет интересы клана Морони. «Обри Джеймс». Гордон это имя только слышал. — Почему ты так думаешь? — поинтересовался он, замечая, что подвисший Освальд убрал свою руку с его плеча только сейчас. — Я… — парень шмыгнул носом, делая какое-то до странного женственное движение плечами и с несколько сконфуженным видом приподнимая брови. — Предполагаю, — как будто это могло что-то объяснить, ответил он. — Мне кажется, в следующий раз Фальконе может им уступить. Пока его группировки не держат весь город, ему нужно считаться с конкурентами. Следующим мэром будет, скорее всего, Обри, — он тряхнул головой, откидывая упрямую прядку с глаз. — Увидишь. — Было бы здорово, если бы всю эту шушеру можно было просто вытрясти вон из города, — Джим тяжело вздохнул. Освальд был на пять или шесть лет младше него, но почему-то рядом с ним наивным ощущал себя именно он. — Джим, когда в Готэме к тебе попадает в руки легитимная власть, тебе не остается ничего кроме как считаться, — парень многозначительно округлил глаза. — Тут убивали и за меньшее, — он покачал головой, жалобно приподняв брови. — Если ничего не предпринимать, то с каждым годом ситуация будет усугубляться. А если трусливо жать хвосты… — Иногда жизнь просто не оставляет выбора, — нерешительно возразил Освальд и вздрогнул, когда на него резко подняли взгляд. Чтобы хоть на что-то отвлечься, он начал нервно доставать свой бумажник. — Выбор есть всегда, я так считаю, — отчеканил Гордон. Его собеседник молча ковырялся, доставая мятую купюру, но ничего не отвечая. Его такая категоричность явно несколько задела и напугала. — Погоди, Освальд, — но парень не реагировал, — я заплачу, я пригласил, — мужчина остановил чужую руку, перехватив запястье, на что получил в ответ воспаленный напряженный взгляд. — У тебя просто, никогда не было таких выборов, Джеймс, — в этот момент парня было не узнать, он резко ощерился, во всем его облике начала сквозить такая тщетно скрываемая обессиленная злость, что было видно: еще немного и на его глаза навернутся слезы. Их взгляды столкнулись. Освальд с исступленной гордостью приподнял подбородок, его напряженно поджатые губы подрагивали. Джим смотрел исподлобья, внимательно изучая его реакцию. — Прости, — все же выдохнул он. Парень осторожно высвободил свое запястье из сильной хватки, его плечи опали. Он виновато уставился в пол. Повисла неловкая пауза. — Это твоя фамилия? — Джеймс осторожно указал пальцем на выпавшую из бумажника бледно-желтую карточку. Освальд сглотнул, медленно кивая, все еще не решаясь поднять взгляд. — Редкая. «Кобблпот»… — Мама, — парень разомкнул губы, — любит произносить ее как «Капельпут», но мне никогда это не нравилось, — он робко посмотрел в чужие глаза, снова напоминая Джиму мальчишку. Мужчина чуть склонился к Освальду, чуть улыбаясь уголком губ. — А я — Гордон. Во взгляде Кобблпота на долю секунды застыла активная мыслительная деятельность, затем брови приподнялись в каком-то искаженном, но неуверенном узнавании. — Гордон, — практически машинально повторил он.