hardin scott diaries

Первый дневник Хардину подарила мама — ему в тот день исполнилось 6. Кожаная обложка, матово-чёрный цвет, плотная бумага желтого оттенка. Первая запись была о рыбке, что умерла неделю назад. 7 лет. Ему впервые показалось, что он влюбился — миловидная блондинка, что давала списать на уроках, и улыбалась своей нежной улыбкой, врезаясь в память. И казалось, что так будет всегда. Пока однажды Хардин не видит, как лучший друг несёт её сумку, держа за руку. В тот день мама сказала, что когда-то он встретит девочку, которая с такой же нежность будет смотреть ему в глаза. 13 лет. Первые сигареты, что кружили голову — от первой затяжки, чувствовал себя уверенным. И брезгливо смотрел на друзей, что испуганно глазели по сторонам, и шептались про родителей, что могут застукать. Один из парней притаптывал опавшие листья к земле, рассказывая про отца, что на месяц накажет точно, увидев чем он тут занимается. Хардин лишь криво усмехнулся, вспоминая когда последний раз видел своего отца трезвым. И когда видел вообще. 14 лет. Первый секс, первый кокс, первая тату — переполняли эмоциями, обливая, словно ледяной водой, желанием с кем-то поделиться. Тогда-то Хардин и вспомнил про эту бесполезную книженцию, что валялась припыленной под кроватью. Минут пять он смотрел на неё размышляя, что так поступают только девчонки — пишут, прячут, с нетерпением ждут момента встречи с личным дневником. Хардин сжимал кожаный дневник, в котором была лишь одна запись про мертвого питомца, с сожалением признавая, что он лучше умрёт, чем поделиться горечью утраты с кем-то. Приятный бонус от личных дневников — они молча слушали, не давали непрошеных советов, не рассказывая никому о твоих тайнах, просто молчаливо пылились на полках, без томлённого ожидания твоих записей; Хардин понимал, что он как дневник — ему плевать, что помещают в его душу другие, лишь бы не теряли из вида. В раннем возрасте ему привилась эта привычка — молчать, слушать. Единственное различения между ним и дневником — он никогда не хранил секреты. Описывая ту девчонку, что кричала на весь этаж заброшенного дома —  от боли первого раза — его лоб покрылся мелкими каплями пота.  Абсолютно забывая её имя, но точно помня её темные, длинные волосы, что наматывал на кулак, продолжая трахать, уверенно боясь признать — у него тоже первый раз.  Пару движений и нагревшаяся резина презерватива заполнилась спермой, девчонка кривилась от яркой боли внизу живота, но слабо улыбаясь, переполняясь гордостью с кем она потеряла свою девственность. Аккуратный почерк выводил каждую букву, как золотую; реминисценция, что мелькала обещая через год другой покинуть навсегда память, молило вписать эти истории в дневник. 15 лет. Первый наркотик, что попал нелегально в Лондон, распространившись по улицам города, пачкая носы подростков белой пудрой. Первые украденные деньги, первый вдох, необратимый запущенный механизм — обжигая ноздри и носоглотку можно было почувствовать себя особенным, можно почувствовать своё тело. Оно больше не принадлежит тебе — оно для улиц города: ярких огней, свежего-влажного-серого воздуха Лондона, яркого дыма сигарет и мелкой дрожи, что поражает спустя шесть/десять часов. 16 лет. Пятое тату, за которой был неправильный уход — теперь на коже виднеется полупрозрачный силуэт, который не хочется забивать поверхностно краской, что сотрёт из памяти  неудачный опыт на руке. 18 лет. Притон, что находился за городом, работал только по выходным, собирая весь сброд мегаполиса, что приползал после работы в надежде отключить свои мозги или учеников, что месяцами прогуливали учебу, тщательно скрывая от родителей свои пропуски, обменивая деньги на кокаин или лсд. Хардин прекрасно знал, что среди них ему самое место — именно тут он был дома. Именно тут к подошве прилипали жвачки, а от девчонок в мини-юбках разило дешевым пивом. Старые диваны клуба повидали зачатие многих подростков, что уже спустя 15-17 лет пришли на место их родителей, погружаясь в эту атмосферу секса и наркотиков, замыкая порочный круг и плодясь на том же месте не изменяя семейным традициям. Окно не закрывалось уже лет 5, и пропускало в себя свежий воздух, капли дождя, что омерзительно падали на одежду, от чего под утро ненавистное чувство холода, заставляло выть от дрожи.  Обшарпанные обои, несколько столов, техно, что доносится из треснувших колонок, полуживой бармен, который каждое утро посыпается с похмельем в поисках бутылки воды и досадным разочарованием — рядом лишь пустые бутылки дешёвого виски и никаких чаевых. Не раздражающий красный свет, мелькал из прожекторов, попадал на пепельницы, что стояли переполненными уже несколько дней подряд. Кому и зачем принадлежал этот притон — тайна. Но, если и спустя -...дцать лет он существует, значит так кому-то нужно. Хардин присел на один из его любимых диванов, что находился за углом от барной стойки, куда редко кто заглядывал — бар почти не имел спрос.  Среди нормальных. А вот дилер, что имел при себе вес и выходил утром почти миллионером, предпочитал таиться в закоулках у аварийного выхода, где несколько красных ламп давно перегорели, оставляя столы в кромешной темноте.  Парень нащупал телефон, пищащий в кармане — мама. Она не могла оставить его в покое каждые выходные — знала, что он делает, где пропадает, и молилась, что однажды сын образумится. Хардин отклонили звонок, возвращаясь в реальность ночного клуба. Пальцы нащупали в кармане маленький пакетик, что наполовину был заполнен порошком, осторожно открывая и ссыпая часть на запылённый стол, который, если протереть, можно собрать ещё пару пакетов порошка (бармен никогда не следил за чистотой), погружая свой разум в чистое наслаждение — алкогольный и наркотический трип. Очередная кредитная карточка, могла хранить лишь долги, но помогала построить несколько ровных дорожек, которые каждый час уменьшались на одну. Когда солнце тонкими лучами пробивалось через открытое окно — бар пустел. Никто не хотел видеть это место освещенным. Хардин трясущимися руками заводил машину и отправлялся спать. Он знал, что ещё несколько таких прекрасных выходных и он отправится в Америку, на учебу. Лишь бы не видеть слёзы матери, что встречала его именно в такие рассветы. 19 лет. Начало второго курса — большой глоток воды.. смывает с языка привкус медицинского препарата, погружая в привычное состояние расслабления. Ярко-красный стакан возвращается на стол, почти пустой, и взгляд падает на щель приоткрытой двери, где брюнетка крутит ржавый вентиль и трясущимися руками касается холодной воды, сотрясаясь телом всё сильнее. Хардин пожирал расширенными зрачками её короткое платье, дублируя в голове диалог про более тёплую одежду, на что брюнетка лишь отмахивалась, и он безразлично пожимал плечами, наблюдая как в очередной раз знакомая подруга подхватывает простуду от своего неумения одеваться по погоде. Хардин закрывает глаза погружаясь в атмосферу фантомного счастья —  всем вокруг весело, музыка громко льётся из колонок, алкоголь и наркотики, словно конфеты на Хэллоуин — в доступе. Парень мысленно делает пометку, что стоит упомянуть в дневнике свой старый добрый клубный диван, который дарил больше смысла в жизни, чем всё, что происходит сейчас.