Рассвет

А ведь семья тоже имеет свой срок существования... Вы когда-нибудь задумывались об этом? Нам кажется, словно самые дорогие нам люди бессмертны и будут с нами всегда, никогда не покинут. Но, к сожалению, ничто не вечно. Мы так привыкли видеть их каждый день рядом, делиться своими переживаниями, что если бы кого-то из них вдруг не стало, это бы однозначно вывело нас из состояния равновесия и посеяло смуту в сердце. Нам было бы ужасно жаль, что мы ничтожно мало времени проводили с этим человеком, только иногда спрашивали, как он себя чувствует. Слишком, слишком мало... С уходом близкого человека приходит горькое и удушающее осознание — мы так и не успели сказать ему столько всего и самого главного... Возможно, кто-то даже не успел попрощаться. Маринетт сегодня пришлось встать раньше, чтобы навестить маму, а потом успеть добраться до школы. Да, она могла сделать это и после уроков, разницы как таковой нет, но девушке хотелось поскорее поговорить с мамой, рассказать обо всём, что её мучило всё это время. Сейчас высказаться ей было особенно необходимо. Как сделать глоток свежего воздуха, что приведет рассудок в порядок, поможет мыслям в голове проясниться. Маринетт надеялась, что после того, как навестит маму, она хотя бы успокоится и возможно найдет выход из ситуации, в которой невольно оказалась и которая может довести её до гроба, в прямом смысле этого слова. Наивно думать, что всё само собой разрешится, что проблем вдруг не станет. А жаль. Представьте, если бы решения проблем падали с неба или росли на дереве. Скольким людям бы это помогло… Но с другой стороны, разве тогда люди станут думать самостоятельно? Соблазн слишком велик. Будь решение проблем действительно простым делом, многих ошибок, возможно, можно было бы избежать, но это не сделало бы из нас тех, кем мы являемся. «Всё, что не убивает, делает нас сильнее» — цитируют знакомую фразу начитанные люди. С каждым проигрышем — новый опыт, с каждым провалом — усвоение урока, и как следствие — совершенно другая личность, окрепшая, знающая. Кем были бы мы, если бы не все эти трудности, опасности, передряги? Пусть Маринетт и не решит свои проблемы, поговорив с мамой, но она хотя бы выскажется. Кроме родительницы у неё больше нет близких людей. Никто, как она, её не поддержал бы, не выслушал, не понял. И пусть сейчас Маринетт может только рассказать обо всём, она точно знает, что будь Сабина жива, она непременно сказала бы ей такие нужные и теплые слова, подарила нежнейшие объятия. Нежно по-матерински погладила бы по голове и успокоила истерзанную душу словами: «Всё хорошо, я с тобой, моя девочка...» Маринетт со сомкнутыми в замок руками стояла перед могилой матери и кротко улыбалась. В её глазах даже спустя столько времени плескалась бесконечная грусть, словно тот роковой день был совсем недавно. Казалось, грусть на нее давила буквально. Она устало присела на корточки, тихо и медленно прошептала одними губами: — Мама... Такое знакомое и родное слово, навечно поселившееся в сердце, сейчас было произнесено девушкой с прежней нежностью и перемешанными с ней отчаянием и усталостью. Маринетт безумно устала от всех проблем, что навалились на неё мертвым грузом. Хотелось сбежать куда-нибудь, хотелось избавиться от мучающего одиночества. Снаружи девушка сохраняла спокойствие, но внутри всё изнывало от моральной боли, от этой ужасной несправедливости. Единственным успокоением для девушки было хотя и позднее, но долгожданное привыкание. Понадобилось много времени, чтобы отпустить и смириться, чтобы укротить эту бесконечную боль в груди, ведь ребенку вдвойне тяжелее справиться со смертью самого близкого человека. С чистого заботливо протертого Маринетт портрета на девушку смотрели родные и знакомые глаза, пронизанные теплом и мудростью, словно она смотрела сквозь время. Женщина чуть улыбалась. Теплый свет подчеркивал мягкие и округлые черты лица, которое обрамляли средней длины иссиня-черные волосы, передавшиеся по наследству и Маринетт. Мама и дочка так похожи, и это роднит их ещё и внешне. Перед могилой на небольшом камне лежало скромное количество цветов — больше семейный бюджет купить не позволял. Когда их семья ещё ни в чем не нуждалась и была обеспечена достаточным количеством денег, которых хватало не только на еду, Сабину смогли похоронить как подобает. Сделали это из-за её нелюбви к роскоши, она считала её лишней и бессмысленной. Том знал об этом, поэтому выбрал пусть и не дешевую, но простую могилку, сделанную из красивого камня, Маринетт не знала, какого. Фото, прикреплённое на камень, было сделано дома за год до её смерти. Дома... Девушка как никогда тяжело вздохнула и аккуратно нагнувшись, уткнулась лбом в холодный камень. На душе было тяжко, а в горле почему-то застрял ком, и Маринетт не знала, что можно сказать, с чего начать. То ли, из-за того, что она так давно не высказывалась и уже не помнит, как это вообще делатся, то ли вовсе не считала теперь таким важным рассказывать что-то, ведь ничего не изменится. Но даже так ей было хорошо и спокойно уже от присутствия мамы рядом, чувствовала сквозь осенний холод её до сих пор веевшие в воздухе любовь и тепло. Время словно застыло, а проблемы пусть и на короткое время, но позабылись. Казалось, что застывший на фото образ мамы словно понимает её, даже в молчании, знает о её проблемах, словно читает мысли и осведомлен обо всём произошедшем. От этой мысли Дюпен-Чен улыбнулась и осторожно дотронулась бледными пальцами до портрета мамы, словно это переносило девушку в мир мертвых в качестве гостя и сокращало расстояние между ними во много раз. День похорон стал для неё самым тяжелым и несчастным. Маленькая Маринетт, так и не оправившаяся за несколько дней от кончины самого дорогого для неё человека, не могла не заплакать в который раз за всё это время, когда подошла в последний раз взглянуть на тело матери. Той, кому она уже не сможет показать свои рисунки и рассказать об успехах в школе. Той, кого она уже не сможет никогда обнять и сказать, как же сильно её любит. Они больше не увидятся... Глотая слезы и стискивая зубы, девочка смотрела, как гроб с её мамой погружают в землю, чувствовала, как сжимаются ладони отца на её маленьких плечиках. Чувствовала, что ему так же плохо, так же горестно. Они не были готовы расстаться с ней так рано... На похоронах количество человек едва ли достигало десяти. Из них — родители и сестра Сабины, родители Тома и пара близких знакомых. Родственники семьи выглядели невероятно подавленными, будто уже потратили все свои эмоции за эти дни и сейчас могли только грустно смотреть на могилу близкого им человека. Том старался быть сильным, знал, что сама Сабина попросила бы его ни смотря ни на что стойко преодолевать все несчастья, но ему едва ли удавалось сдерживаться. Казалось, ещё чуть-чуть, и у него снова начнётся истерика. Маринетт же никак не сдерживалась в силу своего возраста, да и не считала нужным, несмотря на слова отца о том, что они должны быть сильными. Она всё время кричала и рвалась к гробу мамы, но руки отца не давали ей двинуться с места, а позже, когда силы иссякли, девочка и вовсе перестала сопротивляться, только тихо всхлипывала и дрожала то ли от холода, то ли из-за разрывающих и терзающих душу чувств. — Маринетт, — хрипло шептал отец девочки, прижимая её к своему исхудавшему от недоедания телу и поглаживая по голове, — Ради мамы мы должны быть сильными, — каждое слово давалось ему с трудом, — Давай не будем расстраивать её, хорошо? Знал бы Том, как иронично звучали бы его слова сейчас. Он не только разрушил свою жизнь, пьянствуя и посвящая себя азартным играм, которые почти опустили его на самое дно, но и отдалился от собственной дочери — их с Сабиной девочки, их родной кровинушки. Он больше не спрашивал о том, как прошел её день, что она чувствует. Будто они не то, что не общаются, но ещё и живут не вместе. Между ними образовалась огромная пропасть, пересечь которую Том упрямо не желает. Маринетт потихоньку с этим мириться и перестает предпринимать какие-либо попытки, чтобы сблизиться с отцом. Он живой, но для Маринетт её отца, некогда веселого, позитивного и заботливого, не существует. Тот пьяный человек, который изредка приходит домой, чтобы переночевать и поесть, который предпочел алкоголь собственной дочери, ей совершенно не знаком и противен. Но, тем не менее, они единственные, кто остались друг у друга. Что же до родственников со стороны матери, они не выходили на связь и не пытались встретиться. Причины этому ни Маринетт, ни Том (до пьянства) найти не могли. Насколько Маринетт знает, они также не навещают могилу Сабины, что неимоверно злит девушку и заставляет сжимать ладони и впиваться в них ногтями. Пусть родственникам нет дела до неё и Тома, но с их стороны дико не посещать хотя бы время от времени могилу своей дочери и сестры, если они вообще о ней вспоминают... А родители Тома? Что заставило их разорвать связи с сыном и забыть о его существовании? Остаётся только гадать, ведь родные по крови люди больше не желают иметь дело с семьёй Дюпен-Чен. Маринетт плохо помнила людей, которые присутствовали на похоронах её мамы. Но родственники и Тома, и Сабины действительно выглядели разбитыми. По крайней мере, она так помнит. Зато «близкие» семье люди (у Маринетт язык не поворачивается назвать их друзьями) абсолютно точно не выглядели опечаленными, лишь ходили из стороны в сторону в нетерпении, как будто чего-то ждали или вообще хотели поскорее уйти. Догадка, промелькнувшая в голове Дюпен-Чен, заставила её усмехнуться. Если предположения верны, девушка бы даже не удивилась. Они и при жизни Сабины приходили в их дом только когда нужно было одолжить денег. Маринетт лично слышала, как эти «друзья» нацепили на себя маску внимательных и заботливых, так открыто и нагло притворяясь, а когда представлялся удобный случай, тут же заводили разговор о деньгах. И такую картину маленькая Маринетт наблюдала каждый раз, когда они приходили к ним домой. К слову, на нее никогда не обращали внимания, но делали вид, что она их волнует только когда Том и Сабина смотрели. И что в итоге? Знакомые продолжали после трагедии приходить к ним домой, но уже не цепляли на себя никаких масок и обходились без всяких любезностей. На Маринетт смотрели так, будто она нечто уродливое и отвратительное, а на Тома — как на самого ничтожного человека на свете. Как только денег в их семье почти не осталось, приходить перестали и больше никогда не появлялись — исчезли вместе с одолженными когда-то зелёными купюрами. Самое странное, что Сабина и Том считали своих знакомых прекрасными людьми, как будто серьезно были настолько слепыми, что не увидели того, что смог увидеть даже маленький ребенок и все, кроме них. Возможно, тоже знали об их не самой чистой натуре, но неужели жалость выступила на передний план? Маринетт не спеша шла в сторону школы и ее будто не волновало поджимающее время и факт, что может быть наказанной — сейчас всё безразлично. После кладбища осталось некоторое чувство опустошенности, как всегда бывает с Дюпен-Чен. Каждый раз, уходя оттуда, чувствует, будто у неё отобрали нечто ценное и важное и похоронили глубоко под землёй, вместе с телом матери. Блеклое солнце, пробивающееся сквозь туман и тучи, кое-как освещало ещё сонный Париж, но не грело его, только заставляло морщить нос от холода и потирать быстро замерзающие конечности. Деревья уже сбросили почти всю листву и оголились, образовали острыми ветками непонятные и уродливые силуэты, а серые краски лишний раз настраивали на мрачные мысли. Над Маринетт темной тучей нависла нескончаемая, давящая изнутри грусть. Вчера она позволила себе побыть слабой из-за того, что сил никаких не осталось, но впредь она должна держать себя в руках и не показывать слабость, которой любой может воспользоваться. Остановилась у входа в ненавистное здание и сжала перед собой кулак, и так сильно, что на ладони наверняка появились кровоподтёки от ногтей, костяшки побелели. Маринетт больше не та маленькая девочка, которая наслаждалась каждым прожитым днём и дарила позитив окружающим подобно матери. В этой жизни так или иначе что-то заставит измениться, выставить перед собой защиту и нацепить на лицо одну из масок. А люди продолжат развлекаться, ведь для них это только цирк и ничего более. — Вы посмотрите, кто явился... — послышался откуда-то сбоку писклявый, до тошноты противный и знакомый голос, — Не хватило прошлого раза, поэтому пришла за новой порцией? — посмеивалась со своими дружками, а Маринетт даже не удосужились окинуть компанию взглядом, только направилась в сторону лицея и ускорила шаг. Не было ни сил, ни желания снова выяснять отношения с неугомонной одноклассницей, тело по-прежнему ныло после вчерашней драки. Но и здесь удача повернулась к ней спиной, потому что в следующую минуту Хлоя громко и возмущённо заматерилась, наорав на своих «слуг», и тем ничего не оставалось, как преградить путь жертве и утащить подальше от территории школы, где их козни останутся незамеченными и безнаказанными.

***

Адриан с раннего утра мотался по городу и решал проблемы, за которые вообще не отвечает, и это объясняет его недовольный потрёпанный вид: взлохмаченные светлые волосы, мятая рубашка и, как же без них, темные синяки под глазами. Подчинённые упустили должников их организации, потеряли часть денег, потому что охрана покинула пост без задней мысли о возможности воровства или о риске в ближайшее время быть безжалостно порезанным на мелкие кусочки собственным начальником, и сейчас Агресту приходится всё это разгребать, ведь работает с идиотами, которых свет ещё не видывал. — К черту уволю всех! — рявкнул блондин, выслушав доклад о произошедшем, и тут же отключился, проклиная этот день, который как будто не мог начаться нормально, без всех этих разборок. Ситуацию лишь облегчали мирные отношения с полицией. Адриан — влиятельный человек, поэтому никто не смеет ему перечить, и в каждом уголке города у него есть связи, что помогает быстро разбираться с предателями или другими неугодившими Нуару личностями и после поимки таковых всё возвращалось на свои места. Покончил бы он с этим ещё в первые пару часов после пробуждения, если бы не возник отец со своими документами о передаче наследства. Габриэль планировал через несколько лет оставить бизнес и уйти на покой, возраст уже брал своё и не давал работать так же продуктивно, как раньше. К тому же, появились проблемы со здоровьем, и лечение отнимало много времени, а врачи рекомендовали избегать нагрузок и сильных переживаний. Всё вело к тому, что пришло время назначить Адриана руководителем модной организации «Габриэль Агрест» и дать ему право на управление. Агрест старший давно был в курсе, где отпрыск добывает баснословные деньги и почему живёт на широкую ногу, хотя отец ему не присылал больших сумм (надеялся, что тот одумается и вернётся, ведь дома он мог жить в достатке, но это не сработало). Пришлось прибегнуть к крайним мерам, и вот Габриэль уже на пороге квартиры сына, полный намерения прекратить многолетний спор, используя имеющийся козырь в рукаве. — Адриан, тебе уже 24 года. И это значит, что ты немедленно должен занять пост руководителя и взять на себя ответственность за организацию и управление ею. — упомянутого передёрнуло, отец редко называл его по имени, и почему-то всегда после этого следовало что-то нехорошее. Однако, мысль надолго не задержалась в голове, лишь посеяла неприятное тягучее напряжение, которое появилось ещё с внезапным появлением отца — мало того, что не предупредил, так ещё и ворвался в его квартиру, по-видимому создав и сохранив себе дубликат ключей. Адриан не учел этот момент и готовился к тому, что отец уже в курсе дел. — С чего бы? — только усмехнулся и скрестил руки на груди, — Я тебе кто, мелюзга, чтобы подчиняться и следовать твоим прихотям? Не собираюсь обсуждать то, о чем мы уже говорили. — собирался поставить окончательную точку и выпроводить несостоявшегося гостя, но бумаги, резко возникшие перед его лицом, и следующие слова родителя заставили остолбенеть и ещё больше нахмурить брови и напрячь тело: — Мне ничего не стоит лишить тебя свободы и отправить в тюрьму, отобрать статус, средства и «работу», которой ты занимаешься. — отрезал и предупредил какое-либо сопротивление, Агрест был в совершенной растерянности, хотя и ожидал подобный исход событий. Но не думал, что отец зайдет так далеко, — Не хочешь, чтобы твой авторитет потерял значение, а мафия и бизнес продолжали процветать? Ты знаешь, что делать. — развернулся и уже хотел было скрыться и оставить сына наедине с размышлениями, но добавил последнее прежде, чем покинуть дом холодного и жестокого парня — с трудом Габриэль узнавал в нём своего сына. — И ещё кое-что. Уничтожать документы бесполезно: копии повсюду, в том числе на электронных носителях, несколько из них готовы к отправке, только ожидают команды. Избавляться от меня так же не советую. Из ямы ты уже вряд ли выберешься, если ещё и совершишь убийство. Габриэль бросил на него хмурый и строгий взгляд, не как на маленького ребенка, не отличающего хорошее от плохого, а как на человека, который ему совсем не близкий родственник и которого он готов спокойно убрать, если тот начнет оказывать сопротивление. Мужчина ушел, оставив за собой последнее слово и всё-таки заставив решение многолетнего спора сдвинуться с места. Выругавшись, Адриан сдержал желание взять всё, что находилось в зоне видимости и разбить к чертям собачьим. Отца он действительно не сможет убрать, иначе появятся проблемы. На казино ему плевать по большому счету, бесит лишь стремление Габриэля разрушить его жизнь, тот мир, который он построил, чтобы отгородиться ото всех. Потерять привычный образ жизни значило для него остаться ни с чем, и это во много раз хуже потери престижа среди людей, что так же его не особо волновало. Отец не знает настоящей причины, почему он так за всё это держится, и утверждает зависимость сына от мнения других, что является полным бредом. Уже по телефону его предупредили о паре дней, данных ему на обдумывание и принятие решения, на что он ничего не ответил и только с бешенством повесил трубку. Агрест давно так не выходил из себя. Затем ещё этот звонок подчинённых... Он как раз проезжал мимо парка, когда увидел компанию. Громкий голос привлек Адриана, особенно, когда выяснилось, что он принадлежит Маринетт Дюпен-Чен. Интересно, что девчонка может из себя представлять. Да ещё и сцена такая эффектная, явно намечалась драка, и это, пожалуй, могло позабавить Адриана и скрасить его дурацкий день, так что он припарковался на небольшом расстоянии и принялся наблюдать за происходящим. На лице Маринетт не отражалось никаких эмоций, оно было пустое и будто мертвое. Однако, Хлое это никак не мешало продолжить издевательство над девушкой. Она подошла к ней вплотную, выпрямив спину, смотря снизу вверх, как всегда это делает, стараясь принизить тех, кто ей не нравится, и больно схватила никак не сопротивляющуюся девушку за подбородок, одарила её взглядом полным отвращения. — Ты — тупая курица, неспособная ни на что, кроме мытья полов. Собственно, это и есть твой удел, — выплюнула эти слова в лицо, внимательно следя за изменениями в лице девушки, коих не происходило, и это очень раздражало. Ненадолго задумалась, как будто придумывая, как ещё можно унизить девчонку, и продолжила, — Ещё раз взглянешь на Ли Тьена, и обещаю, скоро ты лишишься единственного, что у тебя есть — жизни. Вы, избейте эту сучку до полусмерти! — последовал приказной тон девушки, затем всё смешалось в кучу: безумный смех Хлои, окружившие Маринетт вплотную парни и девушки, которые пришли Буржуа «на подмогу», чтобы преподнести урок такому отбросу общества, как Дюпен-Чен. Адриан прекрасно видел, как избивали девушку, как она изворачивалась, пытаясь спастись от ударов, болезненно вскрикивала и жмурилась, когда тяжёлые ботинки шайки Буржуа попадали точно в цель. В итоге на девушке не осталось живого места, и Агрест даже зазевал, настолько ему было скучно за этим наблюдать. Он не испытывал никакой жалости и не чувствовал вину из-за этого. Очередная девица, неспособная постоять за себя и лишь делающая вид, что смелая и бесстрашная. Бой на самом деле был адским, и лишь это заставило Адриана подпереть рукой подбородок, достать из кармана пачку сигарет и закурить, продолжив наблюдать за представшей сценой: не было сомнения, девчонку могут и убить, если дело продолжиться. Парни хватали ее за волосы и волокли по земле, одновременно с тем пресекали попытки Маринетт сбежать, которая сначала пыталась это сделать, а девушки били специально по старым ранам, вызывая истошные крики, рвали на ней и без того потрёпанную старую одежду. Маринетт тысячу раз пожалела, что решила пойти сегодня в лицей. Она была уверена, что больше ее не тронут, надеялась, что Хлоя настолько довольна прошлым избиением, что будет праздновать «победу» ещё какое-то время, и они с шайкой оставят ее хотя бы ненадолго в покое. Но кошмар продолжался снова и снова, как настойчивый ужасный сон, девушка уже почти потеряла сознание и прекратила сопротивляться. Перед глазами всё плыло, а тело тряслось из-за дрожи и страха. Щелчок пальцев главаря — и свора прекратила измываться над девушкой. Довольные, они отошли назад, дав своей королеве выступить вперёд и продемонстрировать результат их стараний. Им удалось угодить Хлое, но та не собиралась так скоро заканчивать, решив добить девушку не только физически, но и морально. И она хорошо знала, куда именно нужно бить. Издевательски медленно присела на корточки перед окровавленным телом одноклассницы, что лежала на животе с повёрнутой набок головой, и с мерзкой улыбкой прошептала ей на ухо: — Такая же шлюха, как твоя мать. Не сомневаюсь, что она перетрахалась со всем городом... Маринетт была готова стерпеть любые удары, любые нападки на её персону, но отзываться так о своей матери она не могла позволить. Никому! Адриан совсем заскучал, ему показалось, что спектакль окончен. Он не думал, что Маринетт его так разочарует. Видимо, купился на её необычную внешность. Что особенного он в ней увидел? Одежда словно с помойки, болезненно худое тело, сутулость и совершенная неспособность к самозащите. Действительно, отброс общества, который ничего из себя не представляет. Только он подумал об этом и завел двигатель, как краем глаза заметил поднимающуюся с земли пострадавшую. Вся грязная, с кучей гематом, трясущаяся не то от холода, не то от боли, выглядела в этот момент жутко, но Адриан как будто привык видеть людей в подобном состоянии. Однако, удивило его не поднятие девушки, а её следующий слова: — Не смей так отзываться о моей матери! — вскрикнула так громко, как позволяло её состояние, из последних сил, не жалея и без того сорванный голос. Лицо девушки приобрело невероятно злой и взбешённый вид, а по щекам ручьем лились слезы. — Что вы за изверги такие?! Неужели у вас совсем нет сердца?! Для вас страдания людей — это цирк! И чужие смерти для вас ничего не значат. Бездушные твари... Девушка явно находилась в состоянии истерики, ибо никак не сдерживала себя. Ей было плевать, что слова не дойдут до безнадежно атрофированного ума людей, плевать, что снова побьют или что-то с ней сделают. Она не понимала, как можно быть такими моральными уродами. Какие люди воспитали в них монстров? Хлоя не ожидала подобного поворота событий и шокировано вылупилась на осмелевшего изгоя. Девушка высказала всё прямо ей в лицо, спрятав свой страх куда подальше, будто подменили, ввела в ступор и замешательство, чем заставила кого-то из шайки присвистнуть и прекратить всех смеяться. Наступила долгожданная тишина, которая позволила Маринетт немного прийти в себя и утереть рукавом кофты слезы, которые и не думали прекращаться. Она воспользовалась замешательством одноклассников и ушла прочь, проведенная взглядом парнем, что на этот раз с интересом смотрел на происходящее, не сдвинувшись с места и запомнив каждое слово, произнесённое ей в полном отчаянии. «А девчонка-то с характером, всё же смогла постоять за себя... Впечатляет.» — подумал и кивнул, как бы согласившись со своими мыслями, затем потушил докуренную сигарету и достал мобильник, набрал нужный номер. — Если желаешь вернуть просранные деньги, завтра привали своё вонючее тело на прежнее место. Но получишь ты их только при одном условии...