Куртизанка

      Когда я подхожу к роскошному зданию, мои руки немного дрожат – и это раздражает. Сжимаю кулаки и глубоко вдыхаю. Опускаю голову и в который раз обвожу взглядом свое зеленое платье в пол с длинными свободными рукавами. Мягкая ткань прикрывает почти все тело, а тонкие золотые пояски под грудью и на талии выгодно подчеркивают фигуру.       Улыбайся... Будь очаровательной... И ни за что не позволь им увидеть, что на самом деле хочешь увидеть смерть каждого из них...       Повторив про себя завет, чувствую, что успокаиваюсь, и, откинув длинные кудри за спину, поднимаю руку. Стук в дверь получается твердым и уверенным – в то время, как мое сердце уходит в пятки...       Когда дверь открывается, шум в просторном холле смолкает моментально. В толпе патрициев воцаряется оглушающая тишина, и под пристальными взглядами чувствую себя на удивление спокойно. Мой телохранитель, повинуясь недовольному взгляду Лены – моей наставницы – сразу же скрывается в тени. Лена же выходит вперед, и ее хорошо поставленный, мелодичный голос говорит что-то, должно быть, важное, но я совсем не слушаю ее, скользя взглядом по толпе мужчин в тогах.       – Уважаемые Лорды и Чиновники Сената... Почтенный хозяин этого вечера, Сенатор Кассий Лонгин! Приветствую всех вас!       К Лене подходит молодой мужчина в белоснежной тунике и ярко-красной тоге с золотой отделкой, и одаривает ее широкой приветливой улыбкой. Эта улыбка мне кажется такой искренней, что моя собственная вежливая гримаса, кажется, на секунду становится чуть менее натянутой.       – Какая честь принимать Вас сегодня вечером! – его слова подтверждают мою догадку, что этот темноволосый и, надо сказать, симпатичный мужчина – никто иной, как Сенатор Кассий и мой сегодняшний хозяин.       – Позвольте представить дебютантку сегодняшнего вечера, – тон Лены чуть смягчается, и я прекрасно понимаю ее приемы. Она хочет, чтобы ко мне прониклись интересом и симпатией. В этом и ее, и мой успех, и мы обе это понимаем. – Настолько красива, что ее невозможно сравнить ни с кем, благословленная каменами, одаренная множеством талантов, начиная музыкой, заканчивая умением вести интересную беседу... – в этот момент я мягко трогаюсь с места и прохожу по образовавшемуся коридору к своей кифаре. Чувствую на себе бесчисленные взгляды, и, не глядя ни на кого конкретно, отвечаю очаровательной улыбкой всем сразу.       – Госпожа, – чуть киваю я Лене, делая вид, что не слышу шепота со всех сторон.       – Красавица.       – Я бы хотел узнать ее поближе...       – Сейчас София исполнит для нас «Песнь Дианы», – провозглашает Лена, прерывая одобрительно бормочущих всякую чушь мужчин.       Конечно, я прекрасно понимаю свое положение – кто я и где я – рассчитывать на королевское почтение мне не приходится. Но все же я знаю, что не зря годами училась различным искусствам, не спала ночами, читая книги и постигая музыку, репетировала каждый свой жест и слово, этикет, который мне претил, но со временем стал привычным... Да, я точно знаю себе цену – я стану лучшей на поприще, на которое ступила без собственного желания и за неимением выбора. Я стану той, о ком будут говорить. Той, кого будут желать, и к кому никто не позволит себе обращаться без уважения или хотя бы такта. Эти мысли в который раз проносятся у меня в голове, когда мои пальцы привычно касаются тонких струн, а по просторной комнате разносятся звуки первых нот. Я чуть склоняю голову, отмечая, что шелк и золотая отделка моего наряда переливаются в свете заходящего солнца, что падает на меня из окна напротив.       Когда я поднимаю голову и начинаю петь, тишина становится гробовой – кажется, что никто даже не двигается – кроме бренчания струн, моего голоса и потрескивания свечей я не слышу ни шороха тканей, ни голосов присутствующих – как будто толпа разом затаила дыхание... Это вселяет в меня больше спокойствия, и последние остатки неуверенности, что что-то может пойти не так, улетучиваются, унесенные теплым ветерком из ближайшего окна. Я пою, окутанная светом заходящего солнца так же, как взглядами мужчин, но не смотрю ни на кого долго – каждое мое движение ресниц, плеч и пальцев продумано и несет за собой определенную цель. Сейчас я – та, на кого нужно любоваться. И я не оставляю им выбора. Я – актриса и великолепно исполняю свою роль – самодовольные лица собравшейся римской элиты, очарованной моим пением, наполняют меня гордостью за себя и еще большим презрением по отношению к ним.        В середине песни музыка замедляется. Я немного вытягиваю руки, позволяя ткани платья окутать меня мягкими переливающимися волнами, и, продолжая свое шоу, делаю первое слегка дразнящее движение танца. За первым следует второе, и я, сама от себя этого не ожидая, тем не менее уже наслаждаюсь устроенным мной самой представлением. Неведомое чувство всесилия и власти захватывают меня и не отпускают, даже когда я завершаю свою песню переливом нот кифары и мягким движением головы.       – Господа, – тихо произносит Лена, не разрушая воцарившейся магии, а поддерживая ее, постепенно возвышая голос. – Приготовьтесь к тому, что в Вас уже летят стрелы коварного Купидона, пока вы приветствуете Принцессу Галлии!       Я незаметно сжимаю пальцы на кифаре, когда, согласно традиции, опускаюсь перед толпой на колено, и даже восторженные аплодисменты не унимают горечи от такого откровенного унижения. Спустя несколько секунд я все же не выдерживаю этого и мягко поднимаюсь на ноги, но все еще рукоплескающие и улыбающиеся мне мужчины явно не увидели в этом неуважения, а я слышу шепот Лены на ухо:       – Всегда помни, что ты ничего не должна делать против своей воли, – на моем лице все еще выражение вежливой радости, хотя желание закатить глаза я подавляю с трудом. Одно дело – тренироваться и учиться, и совершено другое – предстать перед голодной толпой и использовать все, чему так усердно обучалась. Лена, которая меня хорошо знает, так как именно она из дочери варвара делала благородную госпожу, чуть улыбается мне ярко накрашенными губами и поправляет свою высоко заплетенную косу, пока я кладу кифару на мягкий табурет. – А теперь пришло время встретиться лицом к лицу с твоими почитателями.       После чего отходит в сторону, прекрасно читая мою улыбку, которую я обращаю на собирающихся вокруг меня мужчин. Но все они останавливаются на расстоянии пары шагов от меня, и это успокаивает мое снова пробудившееся волнение.       – Замечательное представление от поразительной красавицы! – заговаривает ближайший мужчина – плотный, обернутый синей тогой, он лучится самоуверенностью. Его маслянистая улыбка вызывает во мне моментальное отвращение. – Я и подумать не мог, что женщины Галлии могут хотя бы попытаться так петь.       – Благодарю, господин, – внутри меня поднимается недовольство, но я тщательно контролирую свое лицо и обращаю к этому неприятному человеку очаровательную улыбку, внутренне готовясь к традиционному поцелую приветствия. Однако, к моей великой радости, он повернулся к кому-то, кого я сначала не заметила за ним.       – Ты счастливчик, Кассий! Я меняю условия сделки. Ставлю золотой ауреус против ночи с ней, если Цезарь захватит Галлию.       – Я уже говорил, и не меняю своих слов. Никаких ставок на жизни людей, – следует твердый ответ хозяина вечера, пока меня изнутри жжет злость. Смириться с моим новым положением оказывается сложнее, чем я предполагала. И хоть у меня в голове звучат слова Лены, и я понимаю, что без моей воли ко мне никто не приблизится, это не отменяет дикого желания покарать надутого патриция хорошим тумаком. От мрачных мыслей меня отвлекает прикосновение – с необыкновенно теплой улыбкой, которой я совершенно не верю, Кассий берет мою руку и оставляет невесомый поцелуй на запястье. – София, mia carissima*, ваше исполнение песни было не менее великолепным, чем вы сами! Добро пожаловать в мой дом!       – Я не могла представить себе более прелестного покровителя, – отвечаю я, одаряя Кассия обворожительной улыбкой, на что он улыбается еще шире, чем до этого. На секунду я даже позволяю себе забыть, что он – римлянин, один из тех, кого я так горячо ненавижу. Несмотря на его высокие манеры патриция, глаза Кассия лучатся неожиданной добротой.       – Не иначе, как мне улыбнулась Фортуна, и именно вы прибыли в мой дом этим вечером. Мне известно, что многие мужчины боролись за право первым принять у себя Принцессу Галлии.       – Вы не совсем такой... как я ожидала, – я позволяю себе улыбнуться более непринужденно.       – Это облегчение или разочарование?       – Это мы еще выясним, – чуть тише, чем до этого, отвечаю я. Дразня, я легко касаюсь его руки кончиками пальцев и с удовольствием слышу его резкий выдох. Что же, если мне дана сила так влиять на мужчин... Я понимаю, что хочу выяснить, на что способна, раз вызываю такую однозначную реакцию.       – Воистину, вы должны бы переживать, что сама Венера сейчас смотрит на землю и завидует вашей красоте.       – О нет, богам с ней не соперничать, – присоединяется к Кассию все тот же патриций с противной улыбкой. Лицо Кассия искажает гримаса, но он все же вежливо кивает на мужчину, представляя его мне.       – Это Сенатор Луций.       – Очаровательно, – широко улыбается сенатор Луций, на этот раз наклоняясь ко мне с приветственным поцелуем, после чего чуть отстраняется. Я с теплой улыбкой шепчу Кассию:       – Я, без сомнения, благодарна небу, что мой покровитель вы, а не он.       – Мне жаль, что вы вообще обязаны сейчас с ним любезничать, – следует такой же тихий ответ. Дальше я говорю уже громче.       – Как это возможно: такой молодой мужчина, и уже служит в Сенате?       – Я... – на лицо Кассия набегает мрачная тень. – Я занял место моего отца, когда он...       – О, прошу прощения! Я не знала... – искренне произношу я.       – Рим и Республика были для него всем. Самое большее, чего он хотел – это чтобы я служил вместо него, – Кассий указывает рукой на свечи расположенного чуть поодаль алтаря. А точнее, на одну из них. – Вон та горит в честь него.       Я прикусываю щеку изнутри, глядя на его эмоции, такие настоящие, что в них сложно не поверить. Жизнь воспитала во мне недоверие ко всему выродку римлян, но тут... тут я почему-то искренне утешительно сжимаю руку мужчины и грустно смотрю на него, когда он отвечает мне решительной улыбкой и молча предложенным бокалом вина. И ведет меня через толпу в другой край комнаты.       – Приношу свои извинения. Я надеялся сделать ваш дебют знаменательным. Вы же пришли сюда не для того, чтобы слушать мои семейные истории.       – Ну что же, – я озорно улыбаюсь, – тогда что же именно в ваших представлениях я бы делала для вас, сенатор Кассий?       – Просто Кассий, пожалуйста, – он отвечает мне не менее хитрой улыбкой. – Должен признаться: у меня действительно был скрытый мотив, когда я нанимал вас на сегодняшний вечер...       – И этим «мотивом» наверняка было получение истинного удовольствия от моего присутствия.       – Как бы я мог этого не хотеть? Но... новичку непросто сразу же добиться успеха в Сенате. Я знал, что ваш дебют привлечет внимание тех, кто считает нормой игнорировать меня.       – И что же... – я удивленно приподнимаю брови. – Вы хотите, чтобы для вас я... завоевала расположение сенаторов?       – Я хочу от вас лишь того, чему вы обучены, – поспешно говорит Кассий, словно боится, что я сейчас же встану и уйду. – Играйте на кифаре, пойте и танцуйте. Общайтесь с этими людьми, обсуждайте самые разные темы. Возможно, слушайте и... говорите мне то, что услышали.       Я раздумываю лишь мгновенье. В конце концов, я тут не просто так. И сейчас... у меня появилась возможность стать кем-то бòльшим, чем просто танцующей куклой. Я могу принести пользу, и, быть может, завоевать таким образом репутацию, уважение... Поэтому я киваю, и пряди, висящие по бокам от моего лица мягкими спиралями, щекочут скулы.       – Я сделаю то, о чем вы просите.       До этого сидевший неподвижно Кассий оживает, улыбка возвращается на его лицо, и он снова целует мое запястье. От ощущения его теплых губ на своей прохладной руке по моему телу бежит заметная лишь мне приятная дрожь.       – Я не сомневался в вас. И, возможно, чуть позже вы порадуете нас еще одной песней.       – Вне всяких сомнений, – я с улыбкой отнимаю свою руку из руки Кассия и иду вглубь комнаты. В течение следующего часа я веду ни к чему не обязывающие разговоры с сенаторами, которые под воздействием вина и атмосферы явно чувствуют себя свободно, весьма вольно одаривают меня комплиментами и взглядами, но держатся на расстоянии. Возможно, потому что я сама твердо пресекаю все попытки нарушить мое личное пространство... Я чувствую себя вполне комфортно, делаю вид, что пью вино вместе со всеми, хотя каждый раз лишь слегка смачиваю напитком губы. А элита Рима предстает передо мной во всей красе – сплетни, интимные подробности личной жизни льются рекой, не сдерживаемые никакими приличиями или моралью...       – Кажется, Кассий сорвал этот прелестнейший цветок Галлии для себя самого, – голос за моим плечом, от которого по спине бегут мурашки отвращения... На моем лице прохладное недоумение, когда я оборачиваюсь к сенатору Луцию.       – Он мой покровитель на сегодняшний вечер.       – Господин! Я принес новости!       Темнокожий мальчик пробирается сквозь толпу к сенатору, с которым я беседую. Потный, он явно бежал со всех ног, и сейчас его дыхание заходится в рваных выдохах. Луций, услышав в голосе мальчишки взволнованные нотки и оценив его взмыленный внешний вид, решает что-то для себя и спокойно отводит его в сторону. Я поворачиваюсь к ним боком, как будто это вовсе меня не занимает, а сама делаю маленький шаг в сторону и вся обращаюсь в слух – до меня доходит шепот.       – Ну что там? Только тихо. Я не хочу, чтобы все слышали...       Мальчишка кивает и быстро шепчет, а я увлеченно разглядываю всех присутствующих и потихоньку прикладываю бокал к губам.       – Я прибежал, как только услышал. Марк Антоний на пути сюда, господин! И у него есть новости о последней битве Цезаря с галлами!       Я неосознанно задерживаю дыхание, чувствуя, как холодеют мои руки. В голове всплывают картинки прошлого, и я уже не вижу перед собой зала и толпы патрициев...       

***

      Восемь лет назад

      Меня и всю мою семью захватили в плен в Галлии. Генерал, служащий под началом Цезаря – легат Аквила – привез нас в Рим, чтобы поделиться со всеми своим триумфом. Это был шумный военный парад по случаю празднования их победы над моим племенем Валòр**... Мои руки уже онемели от кандалов, беспощадно впившихся в запястья. Мы все – отец, мать, брат и я – сидели в открытой повозке напротив друг друга, но я упрямо смотрела поверх беснующейся толпы куда-то ввысь. Твердый голос отца отдавался в моей голове звоном набата, хотя говорил он негромко:       – Не опускайте головы. Эти римляне думают, что они забрали у нас все. Но нашу гордость им у нас не отнять! Я был и всегда буду вождем Валор! – каждое его слово дышало уверенностью, которую я в тот момент совершенно не ощущала. Меня жгла ярость, ненависть ко всем окружающим меня людям. К легату, который выставлял нас на обозрение, как свой военный трофей, словно мы даже не живые люди. Нет, не люди – дикие завоеватели. Варвары с татуировками принадлежности к племени и синей краской, которая у меня и мамы двумя тонкими линиями идет по одной стороне лица, а у отца и брата – по шеям и плечам. Для Рима мы всегда будем чем-то страшным и непонятным... опасным.       – Валор больше нет, отец, – тихо выдавила я, повернув голову, чтобы он меня услышал.       – Мы должны были погибнуть, защищая наше племя и его имя! – ярость звенела в голосе Сингерикса. Мой брат был готов умереть там, на полыхающем огнем и смертью поле боя. И, что уж говорить, я тоже хотела этого. Пасть, защищая свое племя. Хотя на тот момент от племени в живых оставались только мы.       – Нет, Сингерикс! – твердо возразил отец. – Мы побеждены, но не мертвы. И пока мы живы, у нас есть шанс отвоевать нашу свободу обратно и снова обрести счастье.       – София, – тихо позвала мама, и я повернула голову, давая понять, что слушаю. – Боги показали мне будущее. Я видела нас снова всех вместе. Свободными.       – Когда? Как? – в этот момент надежда зажглась в моей душе, и я повернулась к матери, но она лишь качнула головой, ее глаза все еще были подернуты дымкой посланного ей видения.       – Нам придется пройти много испытаний, прежде чем это произойдет, – наконец совсем тихо сказала она, глядя на меня. В ее черных глазах горела такая вера, что я действительно чувствовала: она права. Мы будем снова вместе...       – Мы вынесем все, – вмешался отец. – Ожесточитесь, защитите себя своими воспоминаниями и любовью, сделайте их своими доспехами. Нам всем придется выжидать, прежде чем мы сможем бежать и найти отмщение.       – Я буду молить Богов дать нам сил, – ответила мама, но брат резко перебил ее:       – Боги бы не стали требовать такого унижения!       – Мы должны верить, – твердо ответила я, поджимая губы. На веру у нас с Сингериксом всегда были разные взгляды. – Все испытания посланы нам Богами не просто так, они испытывают нас. Мы должны доказать, что достойны.       – Ты – боец, София. Валор живет внутри тебя, – с нескрываемой гордостью произнес отец.       – Я буду молиться Богам, чтобы они услышали тебя, дочь моя. Но, боюсь, они могут быть пренебрежительными к своим игрушкам.       – Боги благоволят Риму! – ярость Сингерикса выступала против уверенности отца и смирения матери. – Иначе почему они позволили ему стать настолько могущественным?       – Если бы только все племена объединились против Рима... Если бы они пришли к нам на помощь... – я пыталась сдержать боль, которая резала меня изнутри пониманием того, насколько мы оказались одиноки перед лицом врага.       – Именно на это полагался Рим, – ответил отец. – Они прикончили нас по отдельности, одного за другим. Мы можем лишь надеяться, что наше поражение подстегнет наших оставшихся союзников объединиться до того, как станет слишком поздно...       Повозка ехала по широкой улице сквозь толпу римлян, которые в голос насмехались над нами и кидали в нашу сторону мусор. Иногда до меня доносились отдельные крики вроде «Мерзкие галлы!», «Дикари...!», «Рим всех вас уничтожит!» С каждым словом я все больше ненавидела тех, кто пленил мою семью. Тех, кто сами стòят даже меньше, чем тот мусор, который эти люди швыряли в нашу сторону. От мысленной расправы с толпой меня отвлек голос отца – тихий и нежный – я слышала от него такой тон всего несколько раз в жизни... И в тот момент его слова прорастали корнями у меня в сердце и придавали веру. Как и его взгляд, направленный на меня и Сингерикса.       – Помните, что я люблю вас, что ваша мать и я – оба любим вас. Вы переживете это. И выживете, несмотря ни на что.       Вдруг повозка остановилась, а нас всех грубо столкнули на мощеную камнем улицу. Треск кнута заставил отца нахмуриться, а мою спину пронзила резкая боль, которая слетела с моих губ коротким вскриком. Перед нами стоял римлянин, облаченный в военную форму и регалии высокой должности военачальника, и он снова взмахнул кнутом под одобрительный рев сошедшей с ума толпы. Боль в спине смешалась с липким страхом в моей душе, когда я обратила на отца полный непокорности взгляд, пока этот римлянин кричал в толпу:       – Я – легат Аквила, завоеватель галльского племени Валор, под предводительством Генерала Юлия Цезаря!       Толпа зашлась воплями:       – Хвала Цезарю! Хвала легату Аквиле!       – Я представляю вам, – продолжил Аквила, купаясь в восхищении толпы, от кровожадности которой у меня кровь стыла в жилах, – вождя варваров и его семью, которые были поставлены на колени могущественным Римом!       Толпа разразилась аплодисментами и воплями триумфа пуще прежнего. С каждой следующей секундой их радостей от покорения моей семьи и моего племени... С каждым моим вдохом я чувствовала, как меня пропитывает ненависть и жажда. Жажда мести. Крови. Крови Рима и этого легата на моих руках. И это чувство усилилось в разы, когда следующий взмах кнута пришелся на спину моего отца. Я видела, как он сжал челюсти, не давая боли и эмоциям взять над собой верх... Гордость и желание равняться на него твердо укоренились в моем сознании в эту секунду. Я – боец.       – На колени! – приказал Аквила. – И признай, что Юпитер – величайший из Богов!       – Оставь его! Не смей! – я не сразу поняла, что именно я моментально отреагировала криком ярости на покушение на отца. Злость закипела во мне и мешала смотреть – в глазах плясали красные пятна, но лицо обидчика я видела четко и ясно. Я устремилась к ублюдку, но меня остановил щелчок его кнута.       – Маленькая мегера кусается! – ухмыльнулся легат, глядя на меня – девчонку, что закрывала собой всю семью. А я... я не чувствовала страха. Только непокорность, которая задирала мой подбородок вверх. Легат схватил меня за цепь на запястьях и жестоко дернул, чем вызвал у меня приступ боли в онемевших руках.       – На колени! – снова потребовал легат, глядя на моего отца, и еще раз дернул цепь на моих руках. – На колени и восхваляй Юпитера, варвар, или же смотри, как твоя дочь будет принесена ему в жертву!       Я взглядом умоляла отца не подчиняться, но он на меня не смотрел. Я с ужасом видела, как он произнес сквозь стиснутые зубы слова, которые, кажется, причиняли ему боль. Ему и мне.       – Слава... Юпитеру... Величайшему из Богов...       – Лицезрите! – с ледяной улыбкой воскликнул легат. – Великое завоевание Цезаря! Варвар признает могущество Рима! – с этими словами он ударил отца в лицо, оставляя кровавую дорожку на его разбитой губе. Я не сдержала выдоха ужаса и кинулась к легату, но умоляющий взгляд матери, который я скорее чувствовала, чем видела, приковал меня к месту. Легат Аквила же вернул свое внимание к безумной толпе. Отец приблизился ко мне и быстро заговорил:       – Слушай меня, у нас совсем немного времени.       – Что?..       – После парада в честь триумфа они нас разделят и продадут по отдельности.       – Не... – слова застряли камнями где-то в горле.       – Это не будет длиться вечно, София, я обещаю. Но сейчас мне нужно, чтобы вы все поклялись, – он посмотрел на маму и Сингерикса.       – Я не стану подчи... – зло начал брат, но отец не дослушал.       – Обещайте мне, что выживете... Выживете, что бы вам ни пришлось для этого делать, – голос отца сейчас больше напоминал хриплый лай – сдерживаемые переживания рвались наружу. И первой волю отца выполнила мама:       – Я клянусь в этом Богам земли и моря, жизни и смерти.       – Поклянитесь, – горячо продолжил отец, пока я еле сдерживала слезы бессилия, – делать все, что угодно, чтобы снова найти друг друга и отомстить этим римлянам, которые попытались уничтожить нас.       Я вдохнула поглубже, прежде чем сказать то, что чувствовала в своем сердце. Я знала слова, которые мне следует произнести. Которые я хотела произнести.       – Я клянусь уничтожить легата Аквилу и его сторонников.       Сингерикс послал в спину легата яростный взгляд, прежде чем произнести:       – Это единственная часть клятвы, которую я могу принести.       – Не будет отмщения, если мы погибнем, – возразил отец. – Мы должны выжидать, и наше время придет.       – Я буду терпеливой, отец, – я вздернула подбородок. – Но я никогда не забуду, что месть – моя цель.       – Ты знаешь человека, который ответственен за случившееся, – слова отца вколачивались в мое сознание гвоздями. – Легат Аквила, его трибуны, и Юлий Цезарь – тот, кто дает им всем команды. Выследите их и убедитесь, что они пострадают так же, как страдали мы, – отец с помощью зазубренного края наручника надрезал кожу на ладони каждого из нас. – Да примут Боги наши клятвы.       – Пусть они ведут и защищают вас, – горячо шептала мама, прикрыв глаза, – чтобы вы жили и убедились, что клятвы ваши исполнены.       Сингерикс зарычал, заставляя отца нахмуриться, а маму с сожалением покачать головой.       – Пусть Боги сейчас же уничтожат легата Аквилу! В ином случае они для нас бесполезны!       – Я поклялся, – жестко, но тихо сказал отец, – что, чего бы это ни стоило, я найду вас всех снова. И увижу, как легат Аквила захлебнется собственной кровью!

***

      – Вы в порядке? София?       Голос Кассия выводит меня из воспоминания, и я встряхиваю головой, окончательно выходя из оцепенения. И морщусь от боли – я так сильно сжала бокал с вином, что пальцы онемели от напряжения. Обеспокоенное лицо Кассия совсем рядом с моим, но я не отклоняюсь от него, лишь щурюсь.       – Что-то случилось? – спрашивает Кассий. Звучит даже растерянно. Я оглядываюсь. Мальчишка, принесший весть, уже исчез, но Луций и его дружки смотрят на меня и Кассия с заметным подозрением. Я моментально натягиваю на лицо непринужденную улыбку.       – Я в порядке.       – Вы уверены? Выглядите... обеспокоенной.       – Я не собираюсь рушить ваш прием своими размышлениями, – твердо смотрю в глаза Кассия, не забывая при этом приветливо улыбаться. Глядя на Кассия и на других сенаторов краем глаза, решительно подавляю свою проснувшуюся от воспоминаний ярость. – Я хотела спросить, быть может, есть какая-то особенная песня, которую вы хотели бы услышать?       Кассий сразу же расслабляется. Или делает вид. В этой комнате не я одна играю свою роль, но моя – очевидна. А вот какие маски носят остальные...        – Ваша «Песнь Дианы» была прекрасна, но это однозначно не то, что вы обычно пели в Галлии. Я бы хотел услышать песню из ваших родных краев.       Он морщится, когда на моем лице улыбка замерзает, как вода зимой. Он тянет меня за руку в маленькую комнатку рядом с холлом.       – Непросто избежать таких разговоров... – в голосе Кассия слышу неприкрытую грусть, когда встаю у окна спиной к мужчине. – Весь город с нетерпением ждал новостей о последней битве между Цезарем и Галлами.       – О последней? Я думала, результат пока точно не известен, – мой голос звучит ровно, несмотря на то, что внутри у меня все разрывается от отчаяния за мой народ.       – Племена галлов объединились между собой. Цезарь и все его легаты окружили их у города Алезия. И сейчас варианта всего два: либо Цезарь победит, либо галлы уничтожат его армию.       – Так пока есть шанс, что Галлия станет свободной!       – Все будет решено у Алезии. Так или иначе. Простите меня, я не должен был преподносить все это вам вот так. Я не хотел причинять вам боль.       Так он все-таки услышал отчаяние в моем голосе? Значит, мне еще есть, куда расти в своем актерском мастерстве. Сейчас я понимаю лишь, что я не хочу раскрывать свое сердце. Ни перед Кассием, ни перед кем бы то ни было.       – Прошло много времени с тех пор, как я жила в Галлии. И сейчас, как бы там ни было, я стараюсь жить настоящим, – ложь, спокойная и звучащая кристально чисто, поражает даже меня саму. Вот так я и буду оберегать свой мир и свои цели.       – Ну что же, значит, мы отлично со всем справляемся... Это ведь то, чего хочет Сенат – чтобы наши бывшие враги потеряли сами себя в Риме, – Кассий не скрывает грусти в голосе, а сейчас вдруг смотрит на меня ровно, вся застенчивость из его взгляда испарилась. И тут я понимаю, как именно он добивался успеха в Сенате, несмотря на столь молодой возраст. Мужчина же продолжает. – Я надеюсь, вы понимаете, что Сенат никогда не отдавал Цезарю приказа вторгаться в Галлию. Он сделал это против нашей воли, чтобы доказать свое собственное могущество. И увеличить его, вероятно.       – Я своими глазами видела, как весь Рим празднует его победу, – мой голос холоднее льда. Кассий кивает.       – Верно. Люди его любят. Он дал им попробовать вкус славы и удовольствия от завоеваний. Но в Сенате далеко не всем нравится то могущество, которое он обрел.       – И продолжает обретать... Но почему? Никогда до этого Сенат не пытался его остановить, – хмурюсь я. Кассий подходит ближе ко мне и понижает голос, быстрым взглядом убеждаясь, что дверь в комнату плотно закрыта.       – Я долго пытался убедить моего отца и Сенат в том, что амбиции Цезаря не остановятся на Альпах. Я уверен, что он бы сам провозгласил себя королем, если бы мог.       – В Риме нет короля...       – Да, в Риме не было королей на протяжении четырех сотен лет. Но теперь уже не я один обеспокоен тем, что Цезарь явно хочет использовать свою армию, чтобы короновать самого себя, а нашей Республике положить конец.       Ответить мне не позволил крик из-за двери: «Кассий! До меня дошел слух, что на приеме будет еда!» Выражение лица сенатора моментально с доверительно-мягкого меняется на вежливо-равнодушное, и он с извинением выходит прочь из комнаты. Я провожу в раздумьях некоторое время, вдыхая прохладный вечерний воздух с запахом чего-то сладкого. Розовые цветы около окна, должно быть, источают этот дивный аромат, и я даю себе минуту на наслаждение, прежде чем последовать за Кассием в основной зал. Проходя мимо входной двери, я слышу тихий стук и выглядываю наружу. С порога на меня смотрит красивая молодая женщина в роскошном платье благородного голубого цвета. Ее каштановые волосы крупными локонами лежат на одном плече, а сверху прихвачены золотистым обручем. По всему я сразу вижу в ней респектабельную персону, а не случайную бродяжку. Я не успеваю и слова сказать, когда радостное выражение лица женщины сменяется на растерянное, и она отступает от двери.       – О! Я... Я не думала, что... Я лишь хотела увидеть своего кузена. Но никак не думала, что он не один... Да еще и что компанию ему составляет кто-то столь прекрасный, – на лице женщины расцветает широкая улыбка, а я как-то теряюсь. К вниманию от женщин я явно не готова... Громкий взрыв смеха из глубины комнаты заставляет девушку вздрогнуть. – Хм... Там, видимо, много людей... Я лучше повидаю Кассия в другой раз.       – Я уверена, Кассий будет рад увидеть вас, – вежливо отвечаю я, совершенно не понимая, откуда во мне смелость решать что-то за другого человека – кто и чему будет и не будет рад. А из глубины комнаты снова раздается хохот, на этот раз более громкий.       – Вы очень добры, но... Я должна идти. Я не могу зайти в помещение с незнакомыми мужчинами, если у меня нет сопровождения...       – В таком случае я скажу Кассию, что вы приходили?.. – нахожусь с ответом, выходя за девушкой на крыльцо.       – Скажите, – она равнодушно пожимает плечами. – И передайте, что я вернусь завтра, – с этими словами она оборачивается и с помощью преклонивших колени носильщиков залезает на просторную переносную платформу со столбиками по краям. К столбикам крепится бордовая тяжелая ткань.       – Погодите! А как ваше имя?       – Сабина.       – Я София, – я вежливо улыбаюсь Сабине, отходя обратно к двери виллы. – До новой встречи, возможно.       Сабина смотрит на меня долгим взглядом, прежде чем потянуть за драпировку и исчезнуть за ней, ничего не отвечая. Я провожаю взглядом носильщиков по углам платформы, которые несут на себе эту маленькую комнатку. Да, эта девушка определенно не последний человек в Риме...       Когда я поворачиваюсь обратно к вилле, то вижу подходящего ко мне Сенатора Луция.       – А вот и наша маленькая Галльская принцесса. Я надеялся, что вы все еще тут, – он останавливается рядом со мной. От его улыбки меня пробирает отвращение. – Что-то сегодняшним вечером я все чаще думаю, что в Галлии, должно быть, не так уж все и плохо. Скорее даже наоборот.       Он вольно протягивает руку к моему лицу, и я делаю два шага назад. Я отдаю должное своему самообладанию, когда вместо того, чтобы сказать все, что я думаю об этом человеке, я лишь направляю на него полный нескрываемой злости взгляд.       – Отлично. Тогда сколько мне это будет стоить? – с этими словами Луций надувает губы и протягивает мне золотой ауреус, на который я даже не смотрю.       – Мне это не интересно, – ледяным голосом цежу я. Сенатор шагает ко мне и тянется, чтобы схватить меня за руку... когда неожиданно из тени выступает мой охранник и, оттолкнув Сенатора к вилле, тут же прижимает его к стене.       – Ты больше не коснешься ее, – угрожающий голос моего телохранителя пробирает мурашками ужаса даже мою спину. – София – не твоя собственность! Она – куртизанка из величайшей Школы Рима...

***

      8 лет назад, после парада.

      Я стояла, все еще закованная в кандалы по рукам и ногам, в пышно обставленной комнате. Это первый раз, когда я находилась внутри здания в Риме, и эта роскошь была мне чуждой. Я уже не чувствовала ни боли от кнута или цепей, ни усталости. Ничего. Я просто хотела исчезнуть – хотя бы на минутку... Но все, сказанное отцом, все еще звучало в голове, и я высоко подняла голову вопреки желанию убежать. И, не скрывая ярости, сказала, щеря зубы на легата Аквилу, стоящего рядом со мной:       – Зачем вы притащили меня сюда?       Он не обратил на меня никакого внимания – разговаривал на беглом латинском с элегантной женщиной. Я недостаточно хорошо знала этот язык, чтобы понимать их разговор дословно, но суть я улавливала ясно – он пытался меня продать.       – И почему вы думаете, – ответила женщина легату, – что мне будет какой-то интерес в том, чтобы забрать ее к себе в Школу?       – Она – принцесса Галлии, дочь плененного вождя. Вы знаете не хуже меня, что многие неплохо заплатят за нее.       – Я не принадлежу тебе, чтобы ты мог меня продать! – я тоже воспользовалась латинским языком, чтобы гневно выразить свое мнение. До этого женщина даже не смотрела на меня, но моя реплика возымела неожиданный эффект – она заинтриговано посмотрела на меня, пылающую самыми мрачными эмоциями.       – Чья же ты тогда, маленькая принцесса? – женщина шагнула ко мне, переходя на родной язык.       – Я не принадлежу никому, кроме самой себя, – процедила я. – Вы можете заплатить ему за меня и заковать меня в цепи, как скотину, но я никогда не буду принадлежать вам!       Женщина решительно кивнула, отчего ее высоко заплетенная коса качнулась за ее спиной, а ярко накрашенные губы растянулись в широкой улыбке.       – Я беру ее!       – Нет! – зарычала я.       – По поводу цены разберись с моим посредником, – не слушая меня, женщина махнула легату рукой на дверь. – У меня есть более важные дела, чем торговаться с тобой.       Прежде, чем я успела сказать что-то еще, слуга выпроводила легата из комнаты, а я осталась наедине со своей новой хозяйкой... Но на это я была не согласна.       – Я – София из племени Валор! Я не стану вашей рабыней!       – Нет. Не станешь, – спокойно ответила она, чем привела меня в замешательство. Еще больше я растерялась, когда она подала знак рабу: – Сними с нее эти цепи.       Спустя несколько секунд я уже стояла посреди комнаты без оков, о них напоминали лишь боль и кровавые следы на запястьях и щиколотках. От созерцания нанесенного моему телу ущерба меня отвлек голос женщины.       – Меня зовут Лена. Место, в котором мы находимся – Школа, где я обучу тебя своему искусству. Ты станешь лучшей Куртизанкой во всем Риме.       – Я не стану шлюхой! Никогда! – моментально взвилась я, чувствуя, что мои щеки пылают от ярости.       – А я о таком и просить не стану, – Лена пожала плечами, отчего ее ярко-красное платье засияло переливами под ярким светом из окна. Вопреки моим эмоциям, эта женщина оставалась странно спокойной. – Я купила твою свободу, потому что подумала, что ты сможешь приносить мне гораздо больше прибыли, чем легату в качестве рабыни. А он бы тебя обязательно ею сделал, не сомневайся. В моей Школе у тебя есть шанс стать одной из самых влиятельных женщин в Риме. Я обучу тебя письму и чтению, игре на кифаре и сочинению поэм.       – С чего бы мне быть хоть немного заинтересованной? – я надменно подняла брови, но здравый смысл предостерег, что выбора у меня нет. Хотя я смогу попытаться сбежать...       – Потому что именно за этим лежит путь к твоей свободе. И этой свободы у тебя будет больше, чем у любой женщины в Риме. Как куртизанка, ты сможешь без сопровождения находиться там, где захочешь. Ты сможешь проникнуть туда, куда обычным женщинам путь заказан, туда, где мужчины решают наши судьбы. И еще: ты овладеешь искусством заставить мужчину сделать все, что угодно, ради тебя.       – В вашей Школе... что я буду должна тут делать? – уже в разы спокойней спросила я. Даже если я не хотела этого признавать – Лена была права, и мы обе это понимали. Это был единственный путь к моей свободе.       – Ты будешь упражняться в искусстве и манерах, пока Я не скажу, что ты готова к своему дебюту в качестве компаньонки для Римской элиты. Как у куртизанки моей Школы, у тебя будет много покровителей, кто-то на ночь или две, другие – на годы, если сумеешь сохранить их интерес к себе.       – Представляю, что значит это «сохранить их интерес к себе», – гримаса отвращения искривила мое лицо.       – Нет, – Лена качнула головой. – Я не стану просить тебя делать что-либо против твоей воли, София.       – Тогда... с чего бы этим вашим «покровителям» хотеть быть со мной?       – Ты же принцесса Галлии! – Лена широко улыбнулась, в ее взгляде мелькнули гордость и предвкушение. – С моей помощью и тренировками ты научишься делать так, что любой Сенатор отдаст свое состояние лишь за одно касание к твоей руке. Эта женская сила – большее, чем женщина может обладать. И я научу тебя ей пользоваться.       Я прикусила щеку изнутри и медленно обвела взглядом комнату, подошла к высокому зеркалу. Выражение моего лица было мрачным, когда я смотрела на свою новую хозяйку в отражении, чуть склонив голову к плечу.       – Что же, Лена... Научи меня владеть этой силой.       Ответом мне стала ее многозначительная улыбка.       – У каждой девушки, которую я брала к себе в Школу, в прошлом был мужчина, который обижал ее. И, поверь мне, ты будешь не первой женщиной, которая сможет завоевать любовь мужчины, при этом всем сердцем ненавидя его. И, пока ты приносишь деньги моей Школе, меня совершенно не волнует, как ты будешь располагать своим свободным временем.       Я снова посмотрела на себя в зеркало, а точнее – на татуировку чуть ниже правой ключицы. Знак моего племени. Ради освобождения и отмщения я была готова на все, и боль в порезанной во время принесения клятвы ладони лишь укрепила мою уверенность, когда я повернулась к Лене.       – ...тогда я готова приступить к обучению.       Лена кивнула и хлопнула в ладоши. В комнату зашел мощный темнокожий мужчина в доспехах.       – Это Сифакс. Он будет твоим охранником, телохранителем, если угодно, – она указала рукой в сторону мужчины, который улыбнулся мне.       – Под моей защитой вам ничто не будет угрожать, – я подняла бровь на эту самонадеянную реплику, а Лена продолжила, обращаясь к Сифаксу:       – Я ожидаю от тебя сохранения ее в безопасности не только от посягательств мужчин, но и от ее собственных наихудших или опасных порывов.       – Конечно, Госпожа.       Лена провела пальцами по моей щеке, испачканной в крови и синей краске.       – Ну что же, пришло время для ванной. Если ты хочешь очаровать мужчин Рима, ты должна научиться выдавать себя за римскую женщину...

***

      Сифакс все еще прижимает Сенатора к стене, когда я отвлекаюсь от своих воспоминаний.       – Не смей трогать эту госпожу, пока она сама этого не позволит!       – Ты не имеешь права поднимать на меня руку! – вспыхивает Сенатор. Я подхожу к мужчинам и твердо обращаюсь сначала к своему хранителю...       – Я справлюсь с этим.       ... а потом к Луцию.       – Я не нуждаюсь в вашем покровительстве, Сенатор.       После чего еле заметно киваю Сифаксу, чтобы он отпустил мужчину. Сифакс наклоняется к моему уху:       – Прости, что не вмешался раньше, София... Лена велела мне оставаться как можно дальше от тебя во время твоего дебюта.       – Конечно, – спокойно говорю я. Ведь даже испугаться не успела – все произошло слишком быстро, и так же быстро закончилось. Когда я захожу обратно в холл, то слышу яростный шепот Сенатора Луция, который мерзкой пиявкой приблизился ко мне со спины:       – Ты пожалеешь об этом, девочка. Я предложил тебе сделать твою работу за честную оплату. А ты спустила на меня своего цепного пса.       – Обидно не получить то, что хочется. Я понимаю это, – твердо, но тихо отвечаю я, обернувшись. После чего дарю ему свою самую снисходительную улыбку. – Все в порядке. Я всегда знала, что в любой толпе обязательно столкнусь с мужчиной, который представляет из себя кого-то, вроде быка, попавшего в колею. С моей стороны было бы жестоко ожидать от вас большего, когда это явно находится за пределами ваших способностей.       Я скашиваю взгляд на ближайших патрициев, которые не скрывают своего одобрительного хихиканья над моим горько-сладким оскорблением. Потом они отворачиваются от Луция, покачав головами. Кассий же твердо берет Луция за локоть.       – Напоминаю, что София – гостья в моем доме, Луций, – зло говорит он, после чего переводит на меня обеспокоенный взгляд. – София, вы в порядке?       Луций оборачивается вокруг в поисках поддержки, но так и остается в одиночестве. Один из незнакомых мне патрициев заявляет, глядя на растерявшегося Луция:       – Не лучшее обращение с одной из лучших куртизанок Лены...       – Еда подана, Луций. Возможно, нам лучше поесть, прежде чем станет слишком поздно.       От двойного смысла фразы Кассия мою спину прошибает пот. Вряд ли он говорит про позднее время суток... Сенаторы всей толпой удаляются вслед за Кассием, а я остаюсь наедине с Сифаксом.       – Ты так и не ответила на вопрос Кассия, София.       – Какой еще вопрос?       – «София, вы в порядке?»       – Все хорошо. Я просто вспомнила, как попала сюда. Тогда, давно... Лена дала мне шанс на жизнь, который, я думала, я больше никогда не получу.       – Шанс на жизнь, которую выбрали за тебя, – грустно говорит мой хранитель.       – Я прекрасно осознаю свою роль, Сифакс. Смотри, я все еще улыбаюсь.       – Как и я осознаю свою.       – Да. Защищать собственность Лены.       Когда я смотрю на Сифакса, то вижу, что его карие глаза полны теплоты.       – Защищать тебя. И не только от насилия и нападок. Ты знаешь, что слишком открытое проявление эмоций может быть опасно.       Его слова вызывают у меня неожиданное желание расплакаться – в носу колет, и я спешу отвести взгляд, стараясь унять неожиданно захлестнувшие меня эмоции. Этот день дается мне все тяжелее...       – Я думала что, спустя столько времени, я все же не так плоха в скрывании своих истинных эмоций.       – Все ушли в другую комнату на ужин. У тебя есть время, чтобы прийти в себя. Это был долгий день, и он еще не закончен... – тихо и понимающе говорит Сифакс. Я вдыхаю медленно и глубоко, все еще стараясь взять себя в руки. В толпе это сделать проще, чем наедине с другом.       – Это лучше, чем позволить словам такой свиньи, как Луций, повлиять на меня и мое состояние. Но... – и тут я понимаю, что больше не могу молчать. – ...его слуга, тот мальчик, сообщил, что Марк Антоний возвращается в город с новостями. И скоро мы узнаем, отбился ли мой народ, или же Цезарь завоевал всю Галлию. Мы узнаем, вернется ли Аквила в Рим, и будет ли он в пределах моей досягаемости...       Сифакс сжимает мое плечо рукой и мягко поворачивает к себе, когда я пытаюсь отвернуться, его лицо озаряет теплая улыбка.       – Тогда тебе однозначно нужно время, чтобы прийти в себя. Быть может, мы могли бы сейчас помолиться за твою семью?       – Я уже молилась, – качаю головой. – Я молюсь, даже когда знаю, что никто меня не слушает. И это ничего не дает.       – Ты этого не знаешь. Ты сейчас тут, жива и в безопасности. Если твои родители молятся, ты думаешь, они просят о большем? Может, твои молитвы обеспечивают им то же самое...       – Хотела бы я знать...       – Тогда пойдем со мной. Это даст нам, как минимум, время наедине. Подальше от посторонних и любопытных глаз.       Мое удивление тонет в воплях моего же здравого смысла. Я не могу покинуть этот прием – не имею права бросить сейчас свою работу, пусть даже на десять минут. Но еще более четко я понимаю кое-что куда более важное – Сифакс видит во мне нечто большее, чем женщину под своей охраной. И, хотя мое сердце греет мысль, что я, сама того не желая, пробудила в нем интерес к себе, мне это совершенно не нужно. Этот вечер был слишком насыщенным, чтобы сейчас еще думать о чужих душевных переживаниях, поэтому я просто качаю головой и грустно улыбаюсь.       – Кассий купил мое время на весь этот вечер. Мое отсутствие плохо скажется на моем дебюте, а Кассия поставит в неловкое положение.       – Тогда используй эту минуту, чтобы принести своей семье извинения за те улыбки, которые ты вынуждена демонстрировать этим вечером, – с неподдельной грустью отвечает Сифакс, прежде чем отпустить, наконец, мое плечо. Я отвечаю ему благодарной улыбкой, прежде чем присоединиться к Кассию в другой комнате. Тот сразу любезно берет меня за руку.        – Примите мои извинения за сенатора Луция, София.       – Это не ваша вина, – улыбаюсь я.       – Я должен был знать раньше, что он совершенно не уважает мой дом! Вокруг столько людей, с которыми я должен работать в Сенате. Большинство из них – совершенно не те, с кем хотелось бы пересекаться. Но это тот случай, когда выбора у меня просто нет.       – Благодарю вас за поддержку, – вежливо отвечаю я, опять понимая, что уже начинаю уставать от всего этого вечера, который теперь кажется мне воистину бесконечным.       – Я знаю, что у вас есть причины не доверять римлянам. Но, я надеюсь, вы понимаете: я никогда не причиню вам вреда.       Мою неприятную мысль о том, что Кассию, определенно, больше не с кем поговорить сегодня вечером, сбивает неожиданно воцарившаяся в комнате тишина. Снаружи слышны тяжелые шаги. Все взгляды устремляются на дверь, и до нас доносится шум гремящих от чьего-то приближения доспехов. Боковым зрением я вижу, как Кассий с опаской смотрит на меня, когда широкие двери распахиваются, являя нам мужчину, чей внимательный взгляд пробегается по всем присутствующим в комнате. Мужчина облачен в доспехи и плащ, как будто пожаловал на прием прямо с поля боя. Я неосознанно задерживаю дыхание, отмечая, что передо мной предстал тот, кто может распоряжаться чужими жизнями с легкостью бывалого охотника и убийцы. И растянувшиеся в улыбке губы незнакомца меня не обманывают – его проницательный острый взгляд говорит все за него.       – Приветствую тебя, Кассий! – звучно здоровается новоприбывший, и я каким-то шестым чувством понимаю, кто это, до того, как Кассий в явном шоке выдавливает: «Антоний...». Сенатор Луций же с широкой улыбкой делает шаг навстречу мужчине.       – Марк Антоний... собственной персоной, прямо из огня сражения с полчищами варвар!       Я одной рукой сжимаю шелк своей юбки на бедре, сдерживая гнев, причины которого до конца не понимаю. В моей голове смешалась каша из осознания того, что я уже всей душой ненавижу Луция, ненавижу римлян... ненавижу этого человека – Марка Антония – одного из самых могущественных на сегодняшний день людей Рима. Тот, кто является правой рукой самого Цезаря – моего лютого врага – стоит передо мной, из плоти и крови, такой же человек, как и любой другой. Несмотря на его улыбку, я чувствую исходящую от него угрозу, опасность... Чувствую их кожей и всеми своими натянутыми до предела нервами. И следующие его слова, сказанные с широкой улыбкой, впиваются в мое сердце с беспощадностью вражеской стрелы, выбивая из моих легких воздух.       – Да, я только что вернулся с войны. И принес новости о великой победе Цезаря, которую он одержал в Галлии!       Не может быть... Нет, не может быть... Галлия пала. Я больше никогда не смогу попасть домой... * Mia carissima (итал.) – Моя дорогая. ** Валòр – название родного племени Софии, производное от итальянского слова Valore – ценность, но я немного переиначила на свой лад для комфортного чтения и приятного звучания.