Я вижу тебя с...

Брида знала — от неё мало толку. Брида — знала. Не просто чувствовала нутром, заточенным за годы, но подтупленным за месяцы, нет. Она видела. Видела нехватку рук, способных удержать оружие. Видела — нехватку самого оружия. Недостаток в материале. Погрешности в спешной ковке. Дрожащие от усталости мышцы. Сдерживаемое отчаяние в чужих лицах. И — настороженное предубеждение в глазах тех, кому предлагала свою помощь. Ни на минуту, ни на мгновение ей не давали забыть: она — чужак. Пришелец с диких, далёких земель, иной по характеру и складу ума. Говорящий на двух языках — чуждом эльдарийцам, и родном им, — молящийся неизвестным богам, носящий в сердце странные обеты, а над сердцем — старый амулет. Литой, испещрённый сколами и тёмный от ссохшейся, чёрной крови. Последнее пугало их ничуть не меньше её тяжёлого взгляда и таких же тяжёлых рук. Никто не спрашивал Бриду, отчего та не смоет эту кровь. Никто не спросил, чья она. И только потому Брида не ответила, что брызги на этом амулете, что сам амулет — последнее, что осталось ей от Видара… Никто не спросил, но за глаза, тайком, прозвал зверем. Так, как не называл своих настоящих зверей — девятихвостую Лисицу-Предвестника и ушастого Щенка, носящего в наплечнике аметист. «Зверь» — слышался ей тихий шёпот, когда она переступала порог кухонь — всегда последняя из гвардейцев. «Зверь» — чудилось в воздухе, когда сжимаемый её ладонью деревянный меч рассекал воздух тренировочной площадки — настоящий ей не дают. «Зверь» — читала она в тонкой, насмешливой улыбке своего Главы, принимая из его не менее тонких рук свитки… З в е р ь. Она усмехается, ярко и чисто, ухмылкой масочной, ненастоящей, и оборачивается от Ясноглазого. Двое — оба из Абсента, желторотые щеглы — замолкают резко, будто от удара под дых, и пятятся обратно за угол. Нордка следит за ними пристально, не моргая, пока их испуганные, побелевшие лица не исчезают за стеной... — Брида. И вздрагивает, вдруг понимая, что слышит собственное имя. Её руки касается чужая. Глаза Обсидианца серьёзны и спокойны. В них нет глума. Она в ответ ведёт плечом, будто не понимая, о чём тот хочет ей сказать, и говорит: — Предвестница мне разрешила работать в кузне. Алхимии учиться вашей долго, а помощь — нужна нынче. Я буду подмастерьем . Уж позаботьтесь обо мне... Глава. А затем склоняет на миг голову. Тоже без глумления. Это — её уважение и признание тому, кто зовёт её по имени. Валькион вздыхает чуть тяжелее, чем обычно, но лишь кивает, принимая и слова, и нового подчиненного. Пусть временного.