Моё сердце из камня (всё ещё бьётся)

Раньше Цзян Чэн часто мечтал о том дне, когда станет главой клана: как будет заботиться о своих людях, учить юных адептов, поднимая Юньмэн Цзян всё выше и выше в рангах и мнениях — насколько достанет сил. Он думал, что семья будет гордиться им, окружённым верными последователями, и всем скептикам, когда-то с презрением смотревшим на его клан, придётся признаться в своей откровенной недальновидности. Слава, честь, верность. Семья. Простая искренняя человеческая мечта. Мечта идиота. От первого до последнего слова. Ему пришлось стать главой, и не было в этом ничего знаменательного. Перед ним стояла невыполнимая задача удержать стремительно разваливающийся орден на плаву — куда там думать о мнениях и позициях? В хаосе войны Цзян Чэн вынужден был отстроить свой дом заново на пепелище, а заодно отвоевать себе место под солнцем, выцарапать его зубами и когтями. Жестоко, бессердечно, упрямо. В одиночку. Та красивая золотая мечта умерла у него на руках, осыпалась серым пеплом сквозь пальцы. Теперь у Цзян Чэна были совсем другие цели, которые с лёгкостью менялись, когда ему требовалось. Удержать мир до конца года, а потом ещё одного. Справиться с бумажной работой быстрее, чем в прошлый раз. Помочь своим людям продержаться после очередного потопа, дожить до нового урожая. Позволить себе перерыв после долгого дня, а тяжести горя и вины — стать немного легче. И ещё немного — на следующий день. Надеяться, что Цзинь Лин вырастет хорошим человеком несмотря на то, какое ничтожество досталось ему в дяди. И не давать старейшинам Юньмэна совать нос в его дела. То, что они хотели его брака с кланом Лань, было откровенной глупостью. Цзян Чэн прекрасно знал, на что был расчёт: что девушка из Облачных Глубин сумеет утихомирить его темперамент, а свадьба заодно укрепит союз с одним из древнейших орденов. Ход был продуманный, хитрый, рассуждая со стороны политики, но Цзян Чэн с большим удовольствием бы проглотил ворох тлеющих углей. Смягчить его? Найти подход? Ещё чего. Разбежались. В бесконечной вынужденной переписке по этому поводу Цзян Чэну нравилось только один за одним перебирать способы отказа, пряча за вежливыми словами свою настоящую злость. К сожалению, в данном случае эта тактика не работала. Цзян Чэн отказал им уже четырежды, но старейшины упорствовали, и намёки в их письмах становились всё прозрачнее, словно им не терпелось поскорее от него избавиться. Винить их в этом было нельзя, но и сдаваться без боя Цзян Чэн не собирался. Он должен был найти способ выкрутиться. Но как? Прямо сейчас он сверлил взглядом очередное письмо, но надолго его не хватило. Негромкое назойливое пение за спиной вдруг стихло, и маленькая ручка потянула его за ханьфу. — Дядя? — М? — Цзян Чэн глубоко вздохнул, успокаиваясь, и снова взялся за кисть. Прядь волос, которую его племянник высвободил из пучка, медленно соскользнула вниз и занавесила ему бумагу. Цзян Чэн не глядя заправил её за ухо; к этому движению он настолько привык, что и не замечал его вовсе. Спасибо неутихающему интересу Цзинь Лина к плетению кос (и Не Хуайсану, из-за которого этот интерес и возник изначально). Цзинь Лин зевнул и обошёл его со спины. Брошенная недоделанной коса начала медленно расползаться на прядки. — Пора в кроватку, — повелительно заявил малыш, хотя едва ли час назад он сам чуть не закатил целую истерику при одной мысли о сне. Забравшись к Цзян Чэну на колени, Цзинь Лин прижался к нему и удовлетворённо вздохнул, сонно моргая: — И тебе тоже, дядя. — Думаешь? — Цзян Чэн продолжал писать, ни разу не сбившись, пусть племянник и нещадно пихал его в бок. Быть, по сути, отцом непоседливому ребёнку научило его неслыханной твёрдости. — Мне кажется, я должен закончить ещё одну страницу. Лицо Цзинь Лина недовольно сморщилось, и он потыкал пальчиком Цзян Чэна в щёку. — Нет! — Ещё один иероглиф, — предложил взамен Цзян Чэн, успевая дописать ещё два. Цзинь Лина сделка устроила, и Цзян Чэну удалось даже дописать предложение, прежде чем его снова прервало жалобное хныканье. — Ладно, хорошо, я закончил, — фыркнул он и картинно отложил кисть, чтобы Цзинь Лин не обвинил его в обмане. Племянник проследил за ним долгим взглядом и серьёзно кивнул. Сердце Цзян Чэна отозвалось волной нежности, от которой стало практически больно. Скрывая улыбку, он насупился: — Кто здесь дядя, а кто племянник? Цзинь Лин надул щёчки, пытаясь его передразнить: — Дядя слишком много работает. Время отдыхать, а не писать письма. Цзян Чэн иногда раздумывал о том, как расстроился бы Цзинь Лин, узнав, сколько его дядя трудится на самом деле; что этот час, который малыш выторговал всеми правдами и неправдами, был для Цзян Чэна ещё очень ранним. Дальше эти мысли не заходили: оставить бесконечные письма на завтра было гораздо лучше, чем расстроить Цзинь Лина. Вот и в этот раз Цзян Чэн бесцеремонно засунул свои тревоги поглубже. — Раз так говорит маленький господин, стало быть, так оно и есть, — церемонно провозгласил Цзян Чэн, потакая капризу племянника (который наверняка научился дуться, глядя на него самого). Единственным другим наставником малышу был Цзинь Гуанъяо, а этот человек умел только улыбаться, независимо от обстоятельств и своих настоящих чувств. Умение дуться отсутствовало среди его талантов. Может, и к лучшему. Его улыбки, в конце концов, правили миром заклинателей. Умей он дуться — правил бы всем Китаем, и Цзинь Лина бы научил тому же. Вот тогда бы всему пришёл конец. Цзинь Лин и так хорошо справлялся. Цзян Чэн надеялся когда-нибудь привыкнуть к его жалобному личику, очерстветь и перестать вестись на эту манипуляцию, хотя бы ради собственного здравомыслия. Цзинь Лин должен научиться добиваться своего собственными силами, а не хитростью и жалостью. А это означало тяжкий труд, сколько бы лет ему ни было. Как и самому Цзян Чэну. И пусть мелкому сейчас удавалось вить верёвки из своего дяди, другие-то не должны от этого страдать. — Дядя? — Цзинь Лин снова ткнул его пальцем в щёку, и Цзян Чэн посмотрел на него сверху вниз, скрывая жгучую нежность внутри. — Чего? — Давай я тебе помогу, а ты со мной поиграешь? — предложил Цзинь Лин. Цзян Чэна прострелило виной до самого сердца. — Это как это ты мне поможешь? — уточнил Цзян Чэн, не справившись с собой, и его голос предательски потеплел. Да и какой смысл скрывать свои чувства от пятилетнего ребёнка? Цзян Чэн ведь поклялся вырастить его хорошим человеком, а как это сделать, не отдав себя целиком? И крошечные проблески нежности не испортят Цзинь Лина, не позволят ему осознать, что прячется за панцирем грубости его любимого дяди? Цзинь Лин собрался с мыслями и стал ужасно похож на своего отца. — Никак, если не расскажешь мне, в чём проблема, — заявил он, вскинув носик. Нос достался ему от мамы, как и её мягкие, светящиеся теплом глаза. Видеть сестру в её сыне каждый раз было настоящим мучением, но Цзян Чэн улыбнулся: пусть сердце его и было разбито, но Яньли никогда не творила со своим лицом такого, как этот мелкий. — И то правда, — Цзян Чэн, пользуясь тем, что Цзинь Лин отвлёкся, снова взялся за кисть и вернулся к своему письму. — Настоящий лидер не потакает спонтанным решениям. Он задаёт нужные вопросы и учится на каждом шагу. Обладая всеми фактами, он может прийти к верным выводам. Помни, чему я тебя учил, А-Лин. Маленькие шаги ведут к большим результатам. Цзинь Лин серьёзно кивнул, впитывая его слова. — Я и спрашиваю, — сказал он, и никогда ещё в нём так отчётливо не проглядывал маленький наследник своего клана. — Я хочу помочь. — Это не вопрос, — фыркнул Цзян Чэн, но сдался, чтобы Цзинь Лин не начал снова отвлекать его от письма: — Старейшины хотят женить меня. Снова. Ему стоило бы обратить внимание на отвращение на лице Цзинь Лина. Для главы клана брак являлся обязательным условием, без вариантов. К Цзинь Гуанъяо уже потихоньку потянулись свахи со своими предложениями к моменту, когда Цзинь Лин войдёт в нужный возраст. Цзинь Лину не стоило бы так откровенно морщить свой нос. Цзян Чэн пообещал себе, что однажды займётся этим вопросом. Когда-нибудь. В конце концов. Очень нескоро. А пока он только потёр пальцем складочку между маленьких бровей чуть повыше алой метки Цзинь, забыв о своём письме. — Я им отказал, но всё без толку. Может, нам просто сломать им ноги? — На ком ты должен жениться? — складочка между бровей и не думала пропадать. Цзян Чэн вздохнул: — На ком-то из клана Лань, — ему снова пришлось отложить кисть, несмотря на сжимающее внутренности ощущение полного провала. Письмо так и осталось незавершённым, но повторение одного и того же вдруг потеряло смысл. Они ведь будут продолжать напирать. А значит… Сколько можно откладывать неизбежное? Мысли Цзян Чэна прервал резкий вздох — Цзинь Лин дёрнул его за ханьфу, заодно прихватив и волосы: — Дядя женится на Цзеу-Цзюне? Цзян Чэн тупо уставился на него. Мозги пятилетнего ребёнка иногда выдавали такое, что волосы дыбом. Какое отношение к их разговору имел Первый Нефрит клана Лань? Цзян Чэн судорожно пытался понять ход мыслей племянника прежде, чем тот заскучает и решит, что его игнорируют. Наверняка дело было в том, что Лань Сичэнь часто бывал в Башне Карпа, добавляя серебряное свечение к золотому блеску своего названного брата. Кроме него и Лань Циженя, который один раз уделил внимание Цзинь Лину на прошлом собрании кланов, тот и не знал больше других Ланей. Не самая очевидная связка, но вполне логичная. Надеясь, что понял правильно, Цзян Чэн потянул Цзинь Лина за успевшую растрепаться после ужина косу: — Какая интересная мысль, — сказал он совершенно искренне. — Почему ты так удивлён? Думаешь, Цзеу-Цзюнь не захочет за меня замуж? Настолько ты сомневаешься в своём дяде, неблагодарный мальчишка? Ногу сломаю! Конечно же, Лань Сичэню такой супруг не нужен. Как и любому нормальному человеку. Но дело было не в этом. Честно говоря, увидеть, как Цзинь Лин начинает хихикать, забыв об удивлении, стоило того. — Цзеу-Цзюнь хороший, — сияя, заявил Цзинь Лин и похлопал Цзян Чэна по руке. — Тебе нужен кто-то хороший. Чудесно, теперь племянничек решил их благословить. Осталось только выбить с ноги дверь в Облачные Глубины и потребовать согласия главы клана Лань на законный брак. Старейшины будут в полном восторге. — А-Лин, — медленно произнёс Цзян Чэн, холодея в предчувствии того, что нашёл решение. Идея была дурацкая, совершенно отвратительная, но могла сработать. — Ты мне очень помог. Цзян Чэн смёл со стола незаконченное письмо и снова схватил кисть, начав писать с чистого листа. Цзинь Лин из-за плеча наблюдал за его резкими движениями и был слишком увлечён происходящим, чтобы помнить о сне. Цзян Чэну такой фокус удавался до этого всего один раз и всего на пару минут. Старейшины требовали, чтобы он женился на ком-то из клана Лань — они единственные из всего мира заклинателей удовлетворяли его стандартам. Стандартам, которые он сейчас выписал на бумаге перед собой, всё, что ему требовалось для счастья в вероятном партнёре. Последний раз этот список менялся, когда потребовалось вписать в условия Цзинь Лина. Закончив, Цзян Чэн холодно усмехнулся: Лань Сичэнь подходил почти по каждому пункту. Кроме одного: не слишком высокий уровень заклинательства. Когда-то в детстве сестра спросила его, какой он видит свою будущую жену, и Цзян Чэн привык думать, что встретит девушку, похожую на Яньли, с не особенно развитыми духовными силами. Наблюдая за родителями, он немного изменил своё решение: теперь он собирался жениться на девушке, похожей нравом на сестру, на той, с кем не придётся соперничать. Как со всеми остальными в этой жизни. Цзян Чэну ужасно не хотелось, чтобы партнёр стал ему очередным соперником в бесконечной борьбе. Лань Сичэнь же отличался внушительными силами и играл на поле, до которого самому Цзян Чэну было ещё далеко. Но расстояния этого он не чувствовал. Лань Сичэнь всегда был к нему добр и искренне радовался встрече — даже когда был таким единственным. На собраниях кланов Лань Сичэнь обязательно присаживался рядом с Цзян Чэном для долгого разговора, и разговор этот не был простой обязанностью, как со всеми остальными. Он спрашивал о Цзинь Лине и выслушивал бесконечные рассказы о нём, а также жалобы на рутину в Юньмэне, и когда они не могли встретиться лично, Лань Сичэнь писал Цзян Чэну длинные письма. Он был единственным, к кому Цзян Чэн не чурался обратиться за помощью, и кто никогда не презирал его за слабость. Лань Сичэнь помогал охотно, независимо от обстоятельств, и всегда искренне радовался, когда помощь приходилась впору. Был ли это совет, как найти подход к главе какого-то ордена, или лекарство, которое могло помочь Цзинь Лину, Лань Сичэнь никогда не отказывал, и его слова всегда полнились нестареющей мудростью и мягким смехом, который следовал за ними двоими по пятам, когда доводилось встретиться. Так что Цзян Чэн не видел в Лань Сичэне ни соперника, ни угрозу, несмотря на разницу в духовных силах. Оба они безмерно друг друга уважали, и если бы Цзян Чэну пришлось выбирать среди Ланей противника, им скорее оказался бы Лань Ванцзи. И ещё кое-что. Выйти замуж за Лань Сичэня означало бы приобрести родственника в лице непреклонного Второго Нефрита, который искренне ненавидел Цзян Чэна, и это было взаимно. Интересно, отразится ли на лице Лань Ванцзи отвращение, когда он услышит такие новости? Может ли вообще что-то отразиться на его беспристрастном лице? Отчего-то хватило одного мрачного удовлетворения от мысли, что Лань Ванцзи придётся называть его братом (и смириться с таким положением дел), чтобы Цзян Чэн окончательно принял решение. Вряд ли Лань Сичэнь ответит ему согласием, ну и пусть. Следуя желаниям своих Старейшин, Цзян Чэн выставит их полными дураками, когда предложит брак самому главе клана вместо юной девицы Лань. Там, где не удалось откупиться вежливыми отказами, такое обязано сработать. Может, тогда они поймут, что не следует ему докучать. А если сделать Лань Сичэню предложение перед лицом всего совета заклинателей, то в довесок кто-нибудь ещё и замертво упадёт от удивления. Одни плюсы. А если (маловероятно, но вдруг) Лань Сичэнь согласится, то это станет проблемой Старейшин, а не Цзян Чэна. За всю историю кланов, среди всех взлётов и падений — никогда двое лидеров не состояли в браке. Как бы они организовали правила визитов? Титулы? Наследников? Да ту же самую свадьбу? Будучи главами, а не простыми адептами, ни один из них не сможет уйти в клан мужа, следуя свадебным традициям. Честно говоря, Цзян Чэн понятия не имел, как вообще что-то такое можно устроить. А Старейшины уж наверняка будут думать над этим вопросом годами. Чем дальше Цзян Чэн думал об этой идее, тем сильнее ему хотелось, чтобы Лань Сичэнь согласился поучаствовать в этом фарсе. Тогда они оба здорово повеселятся, а Лань Сичэнь обладал неплохим чувством юмора, так что… Может, он и впрямь согласится? Цзян Чэн замер: неужели действительно?.. Глядя на лист в своих руках, он попытался прибегнуть к логике, здравому смыслу, но желание совершить глупость лишь сильнее охватило его. Откладывая в сторону кисть, Цзян Чэн широко улыбался, обнажив зубы. Да. Внутри что-то предательски отозвалось — в ликовании. Действительно. — Дядя? Цзян Чэн отодвинул столик, чтобы взять Цзинь Лина на руки, и ощутил, как дальнейшая последовательность действий медленно укладывается в голове. А пока что, как это было каждый вечер, его мир медленно сжался до размеров пятилетнего мальчика, который сейчас отчаянно зевал куда-то ему в плечо. — А-Лин, хотел бы ты увидеть снег? — Снег? — глаза у Цзинь Лина заблестели несмотря на то, что он продолжал их растирать. Цзян Чэн обхватил его поудобнее и аккуратно взялся за полураспустившуюся маленькую косу. Прогладил её пальцами и тут же застрял в спутанных волосах. — Я собираюсь посетить Облачные Глубины, — мягко объяснил Цзян Чэн, усадив племянника на свою постель и захватив со стола гребень. Пока Цзинь Лин зевал, покачиваясь от усталости, Цзян Чэн осторожно вычесал колтуны из его волос — удивительно, как их ещё брала расчёска. — Хочу снег, — пробормотал Цзинь Лин, сонно моргая, и начал тихонько мурлыкать какую-то мелодию себе под нос. Эта привычка досталась ему от матери — странное желание напевать что-то, проваливаясь в сон. Сестра умерла слишком рано, чтобы её сын успел об этом узнать, но всё равно: вот он, сидит перед Цзян Чэном и без всякой цели гудит себе под нос какую-то мелодию, слегка сбиваясь с нот, как все маленькие дети. Цзян Чэн сглотнул горький комок в горле и мягко поддержал пение малыша, направляя его бестолковую мелодию к более красивой и сложной. Эту колыбельную ему когда-то давно, очень давно пела сестра. Лучше всего сейчас Цзян Чэн помнил её песни и сказки, и все до единой он отдал Цзинь Лину. — Скоро мы увидим снег, — пообещал он, когда песня закончилась, отложил расчёску и ловко заплёл Цзинь Лину новую косу. — Но тебе надо поспать. Маленькие пальчики вцепились в его рукав. — Дядя? Можно я посплю тут? Цзян Чэн вздохнул, не в силах ему отказать. Только не сегодня. — Можно, но только попробуй разбудить меня раньше времени. Будешь всегда спать один в своей кроватке. — Не разбужу, — надулся Цзинь Лин и вскинул ручки, чтобы Цзян Чэн стянул с него ханьфу. Когда тот склонился перед ним, чтобы снять ботиночки и чулки, малыш уже снова отчаянно тёр глаза. — Дядя? Цзян Чэн снова тихо вздохнул. На грани сна Цзинь Лин вечно не мог остановиться, задавая вопрос за вопросом, и некоторых из них Цзян Чэн очень боялся, как и ответов на них. Пусть Цзинь Лин и задаст их когда-нибудь, пусть даже ещё нескоро, всё равно к этому невозможно подготовиться. Никогда. — Что? — Когда ты женишься, мне больше нельзя будет сюда приезжать? Даже ударь его Цзинь Лин по лицу, было бы не так больно. Ярость жарко вспыхнула у Цзян Чэна внутри, расползлась по венам жидким огнём. — Это кто тебе такое сказал? — потребовал он чересчур строго, но Цзинь Лин слишком устал, чтобы обратить на это внимание. Иначе бы эта вспышка чужой злости обернулась его собственными слезами. Но Цзинь Лин только шмыгнул носом и утёр его рукавом — ещё неизвестно, что из этого было хуже. — Я буду мешать, когда ты женишься, — тихонько и грустно выдавил он. Цзян Чэн заставил себя дышать медленно, чтобы не испугать племянника, и нежно взял его лицо в ладони. — Послушай меня, А-Лин. Для меня ты всегда будешь на первом месте. Всегда, — повторил он твёрдо и чётко. — И здесь для тебя всегда будет место. Это твой дом. И я всегда буду ждать тебя здесь. В браке или нет, для меня нет никого важнее тебя, понимаешь? Цзинь Лин слабо улыбнулся, переполняясь счастьем. — Обещаешь? — Так просто тебе от меня не избавиться, — фыркнул Цзян Чэн и мягко потёр Цзинь Лину под закрытыми глазками, чтобы подоспевшие слёзы не успели пролиться. — Я всегда буду рядом. Обещаю. — Хорошо, — Цзинь Лин обхватил его ручками за шею. Цзян Чэн обнял его, снова сглатывая проклятый комок в горле, давясь бессильной злобой от того, что кто-то посмел подбросить Цзинь Лину такую отвратительную идею. Кто бы он ни был, одними сломанными ногами этот человек не отделается. Но пока Цзян Чэн осторожно приобнял племянника и, удерживая его на одной руке, разворошил постель. Цзинь Лина он устроил у стены, там, где его легче всего было защитить, и уселся на краю кровати, избавляясь от собственной обуви и верхней одежды. До брошенной на полу ленты пришлось дотягиваться ногой. Заплетая себе ночную косу, Цзян Чэн бросил взгляд на стол и бумагу, едва освещённую почти прогоревшей свечой. Идея, родившаяся из чувства уязвлённой гордости, теперь наложилась на вопрос Цзинь Лина — каждое слово тогда словно вонзилось Цзян Чэну под кожу. И да, стоило бы подумать лучше, подумать о последствиях, но… Но с другой стороны, обзаведись Цзян Чэн нормальной женой и нормальными наследниками, что подумает Цзинь Лин? Будет ли он счастлив новым членам семьи, или ему придётся с ними вечно соперничать? Придётся жить в страхе навсегда быть в сердце Цзян Чэн на вторых ролях? На этом решение было принято окончательно. Цзян Чэн посмотрел на спящего племянника, который тихо, спокойно дышал во сне, и поклялся, что никогда не заставит его сомневаться в себе так же, как пришлось ему самому. Пусть это ничего и не значит, но Цзян Чэн постарается. И ради этого он с радостью сделает предложение самому Первому Нефриту Лань. А последующий скандал обрушит в руины любые шансы на настоящий брак, оставив его навсегда одиноким. И ради Цзинь Лина он это сделает, не моргнув и глазом. Мальчик стоил того. Вот и всё. Цзян Чэн забрался под одеяло и вздохнул, закрывая глаза. Завтра.