Моё сердце из камня (всё ещё бьётся)

Когда последний раз ему доводилось так широко улыбаться? Улыбка была нехорошая, мягко говоря. Зубастая, злобная, до краёв полная мстительной радости. На лице Цзян Чэна она появилась ещё утром, во время разговора со Старейшинами, когда он заверил их, что отправляется впечатлить кого-то из клана Лань, и с тех пор не покидала его лица. Даже когда они с Цзинь Лином, вцепившимся в него изо всех сил, бесконечно долго летели в Облачные Глубины. Лица у Старейшин были взволнованные, на грани ужаса, и Цзян Чэн был отчего-то уверен, что улыбаться будет ещё очень долго. Стоит скандалу разбухнуть, а новостям разлететься по кланам… Ему не следовало так радоваться крушению своей репутации, но… Вдобавок Цзян Чэна переполняла радость от возможности утереть нос покойному Цзинь Гуаньшаню, который всё сделал, лишь бы отобрать у Цзян Чэна любую иллюзию опеки над Цзинь Лином. В глазах старика Цзинь Лин был хрупким драгоценным камешком в основании его короны, а Цзян Чэна он видел исключительно как главу враждебного клана. Взять наследника Цзинь с собой в полёт на мече? Немыслимо! Дать ему поиграть под снегом? Слишком опасно! Какой родитель способен на такой ужас? Смерть настигла главу Цзинь несколько месяцев назад, а Цзян Чэн всё равно злился, что она так задержалась. У ублюдка сердце отказало во сне — такой мирной и тихой смерти он точно не заслужил. Удивительно, как Цзинь Гуанъяо когда-то удалось уговорить этого мерзавца отпустить Цзинь Лина в Пристань Лотоса на целых четыре месяца в году. Это был разумный ход, в Башне Карпа в это время года стояла настоящая зима, снежная, ледяная. Боязнь, что Цзинь Лин простудится и умрёт, пересилила всё остальное, и теперь каждую зиму Цзян Чэн забирал его к себе в Пристань Лотоса. В глазах Цзинь Гуаньшаня предоставить принцу зимнюю резиденцию было всем, на что Цзян Чэн оказался способен. Вот только мальчишка вопреки ожиданиям был без ума от своего дяди — с тех самых пор, как научился различать лица. Забирать его на зиму в тот год, когда Цзинь Лину исполнилось три, было настоящим упоением. И вот теперь они стояли у ворот Облачных Глубин, и вокруг них всё было замёрзшим и белоснежным. Цзинь Лин сидел у Цзян Чэна на руках в самом тёплом меховом плаще, который смогли ему подобрать. Ирония происходящего добавила к жуткой улыбочке Цзян Чэна немного мстительной злобы: где бы ни был сейчас Цзинь Гуаншань, Цзян Чэн искренне желал ему хорошенько повертеться в своём тесном гробу. Стражники ворот явственно содрогнулись, увидев, кто стоит перед ними, ухмыляясь, как ненормальный. Они были ещё совсем мальчишками, Лани постарше гордились своим умением сохранять безмятежность в любых обстоятельствах, а эти… Даже кланялись кое-как, сотрясаясь от дрожи. Неужели так сильно замёрзли? Или испугались? Подумать смешно. — Г-глава клана Цзян! — Мне нужно увидеть главу клана Лань, — заявил Цзян Чэн с полной уверенностью в себе. Цзинь Лин настойчиво дёрнул его за ворот плаща, и Цзян Чэн слегка смягчился: — Молодой господин Цзинь со мной. Цзинь Лин гордо выпрямился у него на руках, как подобает юному принцу, вот только его лицо сейчас было полностью занавешено пушистым мехом — выглядывали только глаза и розовый носик. — Цзеу-Цзюнь дал моему второму дяде нефритовый жетон, - заявил малыш, — и сказал, что нам можно приходить, когда захотим! Пропустите нас внутрь! Не то чтобы это было проблемой в те редкие разы, когда Цзян Чэну доводилось сюда приходить. Он мог бы по пальцам пересчитать свои визиты в Гусу со времён завершения Аннигиляции Солнца, и его имени каждый раз хватало, чтобы обеспечить проход. Нефритовый жетон и правда существовал, но владел им Цзинь Гуанъяо, и это ему даровали право приходить и уходить, когда вздумается. Но Лань Сичэнь всё равно позаботился о том, чтобы стража знала главу клана Цзян и никогда не задерживала его на входе, явился ли он по приглашению или без. Но то, как Цзинь Лин вступился за него, было очень мило. Цзян Чэна наполнила искренняя гордость. — Разумеется, глава клана Цзян, молодой господин Цзинь, — стражники снова им поклонились и сняли защитное поле. Один из них быстрым шагом пошёл по дорожке вглубь — наверняка предупредить Лань Сичэня о надвигающейся буре — а второй махнул им рукой: — Вам туда. Если желаете, я провожу вас в гостевой… — Не желаю, — отрезал Цзян Чэн, наслаждаясь смятением юного адепта, и небрежно махнул Саньду. — Я прекрасно знаю, куда идти. И я обещал молодому господину Цзинь прогуляться с ним под снегом, раз уж раньше ему не доводилось такое видеть. — Снег! — поддакнул Цзинь Лин, и Цзян Чэн улыбнулся ему. Племянник всегда с охотой ввязывался с ним в любые передряги. Может, Цзинь Гуаншань правильно волновался. Какой пример Цзян Чэн подаёт юному принцу? — К-конечно же! — заикаясь, выпалил стражник, и Цзян Чэн его даже пожалел: происходящее наверняка надолго впечатлило бедного парня. Мучить его дальше не следовало, и Цзян Чэн прошёл мимо, чувствуя, как на сердце становится немного легче. Снег шёл в Гусу, когда они ещё только приземлились, но теперь усилился, и вокруг беззвучно плясали большие мягкие снежинки. Цзян Чэн пронёс Цзинь Лина по узким дорожкам, через мостики и мимо гостевых домиков, и остановился во дворе перед главным залом. Стоя посреди зимы, окружённый тихим перезвоном колокольчиков, Цзян Чэн словно оказался во сне, в котором кроме них с Цзинь Лином никого и не было на земле. Улыбнувшись, Цзян Чэн аккуратно стянул капюшон плаща с головы племянника, чтобы тот мог, наконец, разглядеть снежное великолепие вокруг. Цзинь Лин округлил глаза и вскинул ладошки, пытаясь поймать снежинки пальцами. В своём восторге он был так похож на маму, что Цзян Чэн едва не отвёл глаза, чтобы справиться с собой, но к счастью его отвлекло совершенно детское восхищение на лице племянника. — Дядя! — голос у мальчика дрожал от восторга. — Он холодный! — Холодный, — кивнул Цзян Чэн и убрал Саньду за пояс, чтобы тоже поймать несколько снежинок. Они тут же растаяли на его ладони. — И мокрый. — Мокрый, — послушно повторил Цзинь Лин, кивая так серьёзно, словно Цзян Чэн только что рассказал ему какой-то древний секрет. — Снег холодный и мокрый. Цзян Чэн следом за ним запрокинул голову и ощутил, как снежинки тают на губах и щеках, оседают на ресницах. Улыбка сама расцвела на его лице. Как Облачным Глубинам всегда удавалось даровать ему мир? — А-Лин, тебе нравится снег? Тот рассмеялся, привлекая внимание к себе, и похлопал Цзян Чэна по волосам, стряхивая нападавший снежок. — Нравится! Очень! — Мне тоже, — признался Цзян Чэн, слегка слукавив. Снег ему нравился в моменты покоя, как сейчас, но холод и сырость заставляли его страстно мечтать о горячем очаге, перед которым можно скорчиться в ожидании солнца и весны. Слишком сильно он привык к теплу Юньмэна, чтобы по-настоящему насладиться зимним холодом, несмотря на его очевидную красоту. Но в этом снегопаде посреди Облачных Глубин чувствовалась совершенная безмятежность. Приехав когда-то сюда на учёбу, Цзян Чэн и сам увидел снег впервые. Сестра с детства проводила зимы в Башне Карпа вместе с матерью, но всё равно с удовольствием присоединилась к его восторгу. В тусклом свете солнца, припорошенная снегом, она была как богиня тогда, окружённая со всех сторон белизной. И так улыбалась, когда гладила его по лицу… Точно, как Цзинь Лин сейчас. И пусть Цзян Чэн часто сомневался в том, достойно ли воспитывает племянника, сейчас он точно знал, что всё сделал правильно. Если бы сестра могла сама в первый раз показать своему сыну снег, она бы так же обнимала его и улыбалась бы так же. Цзинь Лин тоже прижался к нему, смеясь, и щёчки у него покраснели от холода, а на ресничках зависли мелкие снежинки. — Дядя, мне очень нравится снег! — Здорово, но будь осторожен, А-Лин, — напомнил ему Цзян Чэн, стряхивая снежок с его волос. — Снег может быть опасен. Если слишком промокнешь, то замёрзнешь и заболеешь. Ты ведь не любишь болеть? — Цзинь Лин в ответ сморщил нос, и Цзян Чэн громко фыркнул. — Не переживай. Скажешь, когда тебе станет холодно, и мы тебя отогреем. — Мне не холодно, дядя, — тут же заверил его Цзинь Лин, наблюдая за снежинками. Цзян Чэн поверил ему — в конце концов, мальчишка был с головы до ног закутан в меха — но всё равно потихоньку следил за ним, просто на всякий случай. Возиться с простудившимся Цзинь Лином было настоящим мучением. — Дядя, а почему дома нет снега? Цзян Чэн задумался: как объяснить пятилетнему ребёнку, что в родном ордене ему не давали увидеть зиму, потому что слишком переживали за его здоровье? — В Башне Карпа бывает снег, просто в это время ты живёшь у меня. Цзинь Лин фыркнул и скрестил руки на груди, возмущённый тем, что его не поняли с первого раза. — Дома, дядя. Почему снега нет дома? Вот как. Цзян Чэн отвернулся, переваривая слова племянника. Пристань Лотоса… Цзинь Лин назвал её своим домом. Сердце Цзян Чэна заныло от нежности, готовое разорваться на месте. Насколько глупо было бы рухнуть замертво посреди Облачных Глубин из-за того, что Цзинь Лин сболтнул что-то слишком милое? Учитывая в особенности цель их визита. Каким же глупцом он был! — Дядя? — В Юньмэне слишком тепло для снега, — торопливо сказал Цзян Чэн, пользуясь своим отработанным спокойным тоном, за которым можно было спрятать любые эмоции. Встретившись с Цзинь Лином взглядом, Цзян Чэн протянул ему руку. — Чувствуешь холод? В Пристани Лотоса так холодно не бывает. Цзинь Лин повторил за ним, ловя пальчиками снежинки. — Не бывает, — между бровей у него снова пролегла серьёзная морщинка. — А снег идёт, когда холодно. Холод нужен снегу, чтобы падать, понимаешь? — Но почему дома не бывает холодно? — забыв о снеге, спросил Цзинь Лин. — Тут холодно, а почему дома нет? Да что с ним такое, почему комок в горле не желал уходить? — Помнишь, как определять стороны света? — спросил Цзян Чэн, направляясь к скамейке неподалёку. Сметя с неё снежок, он присел на край и устроил Цзинь Лина на колене. Лань Сичэнь не торопился их встречать — наверное, был занят с учениками. Тем лучше. Цзян Чэн совершенно не спешил покидать этот маленький тихий рай. — Где находится Пристань Лотоса? — На западе! — немедленно чирикнул Цзинь Лин, гордо тыкая пальцем в снег. Цзян Чэн кивнул, подтверждая его правоту. — А Башня Карпа? — На севере! — Цзинь Лин, слава богам, унаследовал чувство направления от матери. А его отец когда-то умудрился заблудиться в собственном дворцовом саду. Цзян Чэн снова кивнул: — А сейчас мы где? — он слегка подбросил Цзинь Лина на колене. — На западе или на востоке? — На востоке! — радостно провозгласил Цзинь Лин, широко улыбаясь. — Верно. — Цзян Чэн заправил ему за ухо непокорную прядку, и Цзинь Лин захихикал, ёжась от щекотки. — Чем дальше на север, тем холоднее. А ещё тем холоднее, чем выше. Юньмэн стоит на низких ровных землях, и там тепло. Башня Карпа находится далеко на севере, а Облачные Глубины — в горах, поэтому там холодно. Понимаешь? — В горах холодно, и на севере тоже, — кивнул Цзинь Лин. — А дома тепло, потому что на западе тепло. Ну, почти. Мальчику, в конце концов, было только пять лет. Гораздо более подходящие для этого учителя ещё не раз успеют объяснить ему, как устроена погода. — Кто бы мог подумать, что мой племянник окажется таким старательным учеником? — фыркнул Цзян Чэн, потянув Цзинь Лина за ухо, и поднялся на ноги, чувствуя, что немного замёрз. Смерив главный зал нерешительным взглядом, он уточнил у Цзинь Лина: — А-Лин, ты не замерзаешь? — Пока нет, дядя, — упрямо заявил Цзинь Лин, пряча ладошки в меху у Цзян Чэна на воротнике плаща. Цзян Чэн приобнял его покрепче и решил, что они в состоянии подождать ещё немного. Отчего-то ему не хотелось покидать этот пустынный тихий двор, и Цзян Чэн отвернулся от зданий, запрокинув голову к небу. — Дядя? — М? Цзинь Лин устроил нос у него под подбородком. — А у мамы была песенка про снег? Удивительно, как просто этому мальчику удавалось разделить его мир на “до” и “после”, обычным вопросом отделить мелкую мстительность от душераздирающей нежности. Чувствуя, как внутри всё сжимается, Цзян Чэн прошёл под развесистыми ветками хурмы, которая ярко выделялась под снегом. — Не было. Цзинь Лин задумчиво кивнул, ёрзая у него на руках, и зевнул. — А у тебя есть? Цзян Чэн попросту не мог разочаровать его во второй раз. Задумавшись, он вспомнил простенькую песенку, которую сестра пела ему о дожде, и быстро подобрал к ней новые слова. Вышло, как всегда, не очень, да и певцом он был никудышным, но Цзинь Лину на это было плевать: мальчишка начинал светиться от счастья, стоило лишь прозвучать первому слову. Это была их маленькая игра: когда Цзинь Лин отказывался ложиться спать, или его нужно было отвлечь, Цзян Чэн придумывал ему песенки о всяких мелочах. Лучше всего Цзинь Лин помнил мамину музыку, и Цзян Чэн не собирался лишать племянника шанса почувствовать отблеск её любви. Запнувшись в первый раз, Цзян Чэн начал заново, понизив голос, чтобы их не услышали. Цзинь Лин засиял, довольный, и это того стоило. Обходя дерево по кругу, Цзян Чэн продолжал петь, а Цзинь Лин, осмелев, начал ему подпевать, фальшиво и путая ноты, но совершенно счастливо, и оба они совершенно позабыли о холоде. Так их и нашёл Лань Сичэнь: смеющимися и поющими под падающим снегом. Цзян Чэн даже не заметил, как открылись двери главного зала: он в этот момент распевал что-то о льдинках, блестящих, как белый нефрит, а Цзинь Лин изо всех сил ему подпевал. — Цзеу-Цзюнь! Застань его Лань Сичэнь посреди мытья, и то было бы не так стыдно. — Глава клана Лань, — Цзян Чэн мгновенно оправился, вернув на лицо хмурую ухмылку, и постарался забыть о горящих румянцем щеках, склонившись в поклоне. Лань Сичэнь смотрел на него с изумлением и странной нежностью в тёмных глазах, от которой они стали ещё темнее. Убедившись, что его заметили, глава клана Лань подошёл ближе, придерживая край белых с голубым одежд, а Цзян Чэн невольно вспомнил старые сказки о прекрасных принцах, которые когда-то жили на земле. Щёки загорелись ещё сильнее. — Глава клана Цзян, — Лань Сичэнь склонил голову в ответ и мягко улыбнулся им обоим. — Юный господин Цзинь. Прошу простить меня за то, что заставил вас ждать, но вы, как я вижу, не скучали. — Дядя показывал мне снег, — радостно доложил Цзинь Лин. — Холодный! И мокрый! — Так и есть, — кивнул Лань Сичэнь, и Цзинь Лин ещё больше надулся от гордости. Лань Сичэнь, улыбнувшись, перевёл взгляд с него на Цзян Чэна, и тот с ужасом ощутил, как что-то внутри отзывается на отчётливую приязнь в чужих глазах. — Прости меня, Цзян Ваньинь. Ваш визит застал меня прямо посреди ремонтных работ. Крыша кладовой совсем прохудилась, а вдобавок этот шторм… Кстати, — добавил он виновато, — боюсь, из-за снега вам придётся задержаться в Облачных Глубинах на несколько лишних дней. Цзян Чэн попытался задавить свою жуткую улыбочку, но безуспешно. Задержаться? Во владениях человека, которому в ближайшее время предстоит услышать самое дурацкое предложение века? Но разве кто-то обещал, что сладкая месть достанется ему просто? — Ничего страшного, Цзеу-Цзюнь, — уверил Цзян Чэн, держа себя в руках, — мне не повредит небольшой отдых, а Цзинь Лину понравилось играть в снегу. Цзинь Лин изумлённо подёргал его за ворот: — В нём что, можно играть? — от счастья у него подрагивал голос. — Можно, — ответил Лань Сичэнь, поправляя Цзинь Лину набитый снегом воротник плаща. — Вы тепло одеты, юный господин Цзинь, это хорошо. Нужно только найти вам перчатки. Цзинь Лин вытащил ладошки из-под руки Цзян Чэна и уставился на них. — Играть можно только в перчатках, — серьёзно повторил он, раздумывая. — Потому что снег холодный и мокрый, и от него можно заболеть. — Обернувшись к Цзян Чэну за подтверждением, Цзинь Лин широко улыбнулся: — Можно мне перчатки? Хочу поиграть с дядей в снегу! Цзян Чэн тихонько вздохнул, искренне надеясь, что новые впечатления перевесят обычную натуру Цзинь Лина, склонную закатывать скандалы по поводу любого отказа. Как посмотрят на его вопли там, где кричать вовсе запрещено?.. — Разумеется, — ответил Лань Сичэнь, и в его ответе чувствовалось спокойствие человека, привыкшего общаться с маленькими неугомонными демонятами. — Но сперва, юный господин Цзинь, я попросил кухню приготовить для вас с дядей немного супа. Подождёт ли игра, пока вы поедите? Он говорил с Цзинь Лином, как с маленьким главой клана, а не пятилетним мальчишкой, и Цзинь Лин от этого весь расцвёл. Цзян Чэн ощутил горячую волну благодарности, поднявшуюся внутри, и застыл, не зная, как её выразить. Собственный язык сейчас казался ему слишком неповоротливым и тяжёлым. К счастью, Лань Сичэнь сосредоточил всё своё внимание на Цзинь Лине, и Цзян Чэну удалось избежать неловкости. А Цзинь Лин тем временем серьёзно кивнул: — Дядя опаздывает на обед, — заявил он и коротко поклонился, — спасибо за суп, Цзеу-Цзюнь. — Это я опаздываю на обед? — фыркнул Цзян Чэн, а Цзинь Лин лишь засмеялся. Пришлось его встряхнуть — впрочем, безрезультатно. — Паршивец. У Лань Сичэня глаза светились от смеха, пока он пытался спрятать свою улыбку в рукаве ханьфу. Хмуриться рядом с ним становилось всё тяжелее и тяжелее. Что за несправедливость? — Прошу? — Лань Сичэнь дождался, пока Цзинь Лин затихнет, и изящно махнул рукой в сторону открытых дверей. Цзян Чэн последовал за ним и остановился на пороге, пытаясь понять, где оставить плащ и промокшие сапоги. Повсюду были ковры и деревянные полы, которые выглядели очень дорогими. Одно дело портить что-то в собственном доме, но во владениях Лань Сичэня Цзян Чэн не мог позволить себе ничего подобного. — Плащи можете оставить здесь, — предложил Лань Сичэнь, догадавшись о его сомнениях, и указал на стойку для покрывал, установленную возле камина. Цзян Чэн спрятал вздох облегчения за тихим кашлем и понёс Цзинь Лина поближе к огню, пока Лань Сичэнь занялся чаем. — Снег мокрый, — заметил Цзинь Лин, пока Цзян Чэн снимал с него плащ и сапоги, с которых успела натечь порядочная лужа. Чувствуя себя как дома, Цзинь Лин придвинулся поближе к огню и тихонько вздохнул. — Вспомни о приличиях, А-Лин, — Цзян Чэн подцепил его за воротник и лёгким толчком направил в сторону стола. Лань Сичэнь уже подготовил для них две подушечки, и Цзян Чэн указал на них взглядом: — Давай, будь приличным гостем. Цзинь Лин состроил ему рожицу, но послушался и робко занял место рядом с Лань Сичэнем, который с улыбкой передал ему тарелку с супом, и едва дождался разрешения, чтобы взяться за ложку и приняться за еду. Убедившись, что Цзинь Лин отвлёкся, Цзян Чэн немного потянул время, развешивая их плащи на стойке, а ботинки придвинув поближе к огню. Вытащив Саньду из-за пояса, он прошёл к столу, уселся напротив Лань Сичэня и с благодарностью принял свою порцию супа из его рук. За что адептов клана Цзинь нельзя было упрекнуть, так это за их манеры. Цзинь Лин всегда отлично вёл себя за столом, хоть и дулся периодически, но грязи за собой не оставлял и лишних звуков не издавал. Цзян Чэн, помня о том, что по правилам Лань разговаривать за едой не положено, обнял ладонями свою тарелку, отогревая замёрзшие пальцы. Им предстоял личный разговор, а Цзинь Лин, занятый едой, не будет подслушивать (мальчишка частенько упрекал в этом его самого). Лань Сичэнь подал ему чашку чая, и от него снова повеяло той странной новой нежностью. — Могу ли я узнать цель твоего визита, Цзян Ваньинь? — мягко спросил Лань Сичэнь, поняв, что Цзян Чэн не ест, собираясь заговорить. Улыбка на лице главы клана Лань стала ещё теплее, отозвалась у Цзян Чэна внутри, но это тепло быстро затопило жаром обиды и злости, закипевшей при одной мысли о том, зачем он приехал. Отпив из чашки, Цзян Чэн позволил своей жутковатой улыбке появиться на губах, наслаждаясь уверенностью в своём решении. — Мне нужна твоя помощь, глава клана Лань, — начал он, чувствуя, как быстро колотится сердце в предвкушении радости победы. Что бы Лань Сичэнь ни прочёл у него на лице, оно немного поколебало его спокойствие, но он всё равно кивнул. Кажется, такую ярость Цзян Чэн испытывал при нём лишь однажды, на собрании кланов, когда пришлось объяснять главе Яо, какую чушь тот осмелился нести у всех на глазах. Тогда в глазах у Лань Сичэня блестело то же тихое беспокойство, словно он не хотел выбирать, на чью сторону встать, пусть и придерживался точки зрения Цзян Чэна. Пусть и сейчас случится то же самое. Цзян Чэн отставил свою чашку, словно собравшись обсудить нечто незначительное, вроде погоды. — Мой совет настаивает, что я должен жениться на ком-то из клана Лань. Лань Сичэнь вскинул брови, и беспокойство в его глазах перетекло в улыбку, как Цзян Чэн и надеялся. — У адепта клана Лань больше всего шансов удовлетворить твои запросы, — кивнул Лань Сичэнь, придерживая в пальцах свою чашку, словно они обсуждали сейчас техники боя на мечах, а не плели замысловатую интригу. Его выдавали только смеющиеся глаза. — У главы клана Цзян есть кто-нибудь на примете, или за этим тебе нужна моя помощь? Цзян Чэн улыбнулся ещё шире и злее. — Есть один Лань, который мне подходит, — заявил он. — Глава клана Лань, разрешите мне просить руки этого человека? Глаза Лань Сичэня блеснули лукавством. — Разрешаю, Цзян Ваньинь, — вдобавок он назвал Цзян Чэна по имени. Значит, не уверен до конца, шутит тот или нет. Цзян Чэн глубоко вздохнул, зная, что следующие слова навсегда определят его судьбу, и заставил свой голос немного смягчиться, чтобы Лань Сичэнь не подумал, что его разыгрывают. Нет, смеяться будут только над Цзян Чэном. И его советом. — Благодарю, — мягко отозвался он и глубоко поклонился. Лань Сичэнь поклонился ему в ответ, слегка смущённый, и прежде, чем вопрос сорвался с его губ, Цзян Чэн накрыл его руку своей, и слова так и умерли несказанными. Чужие пальцы дрогнули у него под рукой, а Цзян Чэн посмотрел Лань Сичэню прямо в глаза, умоляя понять, в чём дело, и поддержать его в этой безумной затее. — Лань Сичэнь, мой дорогой Цзеу-Цзюнь, станешь ли ты моим партнёром на пути самосовершенствования?