Порок.

      В темноте спокойно и тихо. В темноте тебя никто не трогает. В темноте лучше, чем на свету.       Тварям лучше в темноте.       Здесь ещё стоит удушливо-тёплый запах крови. Какая ирония. Там, где раньше можно было поиздеваться над Алукардом из-за его беспомощности, беспомощной оказалась Лилит.       Тяжёлая стальная дверь открывается с протяжным гулом. Это не вампир, ему дверь открывать незачем.       Ещё один скрипучий звук. Это колёсики тележки.       Руки девушки обездвижены. Знакомые по графу стальные наручники с крестами, которые должны прожигать плоть запястий. Вот это было глупостью.       Железный стул почему-то напоминает Лилит стул электрический.       Напротив раздаётся ещё один железный звук. Эта комната просто полнится железными звуками.       Человек напротив чиркает спичкой. Яркая вспышка света ослепляет Лилит. Тележка ещё раз скрипнула и остановилась. За ней свет выровнялся и, наконец, нормально осветил комнату подвала.       Напротив Лилит, скрестив ладони на коленях, сидела Интегра. Она смотрела сквозь девушку, будто бы, придя к ней, не знала, о чём говорить. И вообще нужно ли говорить?       Лилит вгляделась в её глаза, чуть подавшись вперёд. Ещё одной яркой вспышкой, но уже вспышкой болезненной, отозвалось левое плечо. Кровотечения уже не было, просканировав себя, девушка осознала, что ни артерии, ни важные органы не задеты. Выстрел аккуратный, можно сказать даже, что хирургический, если можно так прокомментировать огнестрельное ранение.       От этого движения Интегра вернулась в себя и через пламя свечки уже уставилась в глаза бывшей подруги. — Что ты делаешь? — голос Хеллсинг прозвучал грубо, но тихо, словно бы она боялась, что её услышат. Однако ей было необходимо держать лицо. — Я не вижу тебя в этой темени, — пожаловалась девушка, пытаясь согнать болезненное выражение лица и пелену с глаз. — Тебе и не нужно, — всё так же тихо отозвалась Интегра, отвернувшись в сторону.       Ещё пять минут сладостной тишины. Никто не хотел говорить об этом. Никто не хотел спрашивать об этом.       Но придётся. — Итак… — Интегра повернулась к ней, закурив, — Кто ты такая?       Сигаретный дым прошмыгнул мимо носа Лилит и той тоже захотелось курить. — Мы не называем своих имён. Мы не можем этого сделать. — Мы — это кто? — Мы, — с улыбкой отозвалась Яблочко.       Интегра решила отойти от этой темы. — Почему на тебя не действует распятие?       Лилит пошевелила руками, ощущая кресты на запястьях. — Я ведь христианка, забыла? — Не мели чепухи! — внезапно вспылила Интегра, неосознанно схватившись за свой галстук, но так же быстро, как и вышла из себя, так и вернула себе спокойствие, — Чудовища не могут быть верующими. — А я могу.       Послышался стук ботинка о пол, нервный стук. Наверное, это первый неметаллический звук за сегодня. — Ты мне врёшь. — Нисколько, — спокойно отозвалась подсудимая, — Сколько ты меня помнишь? Чуть больше двадцати лет. И всё это время я молилась вместе с тобой, носила на шее крестик и ни разу не подала ни одного знака, что мне это доставляет неудобство.       Интегра задумалась. Она права. — Но ты никогда не ходила в церковь, — Интегра нашла брешь в её обороне. — Дом Господень для меня закрыт. — Ну хоть что-то нормальное…       Лилит рассмеялась. Опыт Интегры не позволял ей понять суть Кинерет. Да и к тому же Кинерет успокаивала эта возможность Интегры быть чуть более открытой рядом с ней. Даже после того случая с братьями Валентайн.       Наверное, это привычка.       Но всё равно приятно. — Далее… — Хеллсинг не хватало только листочки с заготовленными вопросами, — Что ты здесь забыла?       Это было максимально грубо, как считала Лилит. — Я здесь живу! — немного обиженно ответила она.       Интегра молчала и молча уничтожала Лилит. — Серьёзно? Живёшь? И с какого века? — Спроси у своего осведомителя… — прошипела бывшая служанка и отвернулась, — Меня-то чего трогать, если Алукард есть?       Интегра сжала зубы, выдохнув дымом и стряхнув с сигары пепел. — Я спросила тебя, а не его. Сколько ты здесь живёшь? — Какая драма! — притворно оскорбилась Яблочко. — Сколько? — Вы все такие настырные… — Чёрт бы тебя побрал! Сколько?! — Ну, скажем… Чуть меньше Алукарда. Где-то на неделю.       Повисла ещё одна тишина, но не такая блаженная тишина неосведомлённости, как до этого. Напряжённая и мёртвая тишь. — И всё это время… Ты была здесь, как Лилит? — Всё это время я была здесь. Под разными телами прислуги. И все твои предки меня безумно любили.       Интегра оценила её взглядом. Она никак не могла определить, кто перед ней: страшная, ещё неизвестная ей тварь, или бывшая подруга.       Она оценивала их общее прошлое. Вспоминала приятные дни, проведённые вместе. Детство отозвалось в груди приятным теплом и солнечным светом.       Параллельно с этим она вспоминала как Лилит встала между ней и дулом револьвера её покойного дяди. И тогда её осенило: — Ты знала, что Алукард здесь. И ты вела меня именно сюда. Это была твоя задумка, — Хеллсинг затянулась. — Ты сама — моя задумка.       В едва освещённой мгле блеснули сталью глаза обиженной Интегры. — Для чего, дьявол, для чего?! Я уже поняла, что всё твоё присутствие в моей жизни — влияние! Твоё чёртово влияние на меня! Ты лепила из меня, убеждала меня в том, что тебе было нужно! Но для чего?!       Она больше не боялась, что их услышат. Она кричала и злилась, вставала перед ней и клялась самой себе уничтожить Лилит. Уничтожить эту демоницу, это адово исчадие. Стереть с лица Земли! Убить! Отомстить за себя и других её жертв. — Ты не имеешь права называть себя христианкой, слышишь?! Не имеешь права! — У меня этого права больше, чем у тебя!       Тишина.       Блаженная тишина и мрак.       Лилит никогда не кричала на Интегру. Она в принципе всегда держала нейтралитет, но сейчас…       Что произошло сейчас? — Что ты, чёрт возьми, такое?.. — Хеллсинг села, закрыв руками лицо. Она больше не заплачет, нет. Не перед ней. Не покажет, как ей жаль, как она разбита, как её мучает реальность и вытягивает из неё все силы.       Не перед ней.       Теперь уже нет.       Совершенно без связи ей вспоминается их последняя поездка на машине и рассказ Лилит про кошачьи беляши. — «Умрите в насмешку, жалкие души…» — Что? — Интегра поднимает на неё заплаканное лицо, коря себя за собственную слабость в отношении Лилит, — Что ты говоришь?.. — «Вы на кресте, как ваш господин. Ваша история будет началом и вы В насмешку над Богом повторяйте гимн прощения.» — Объяснись ты уже наконец. — Что тебе рассказал Алукард? — Лилит внезапно посмотрела на Интегру настолько прямо и открыто, что та поняла, что до самого этого момента она практически не знала этого че… Лилит. — Ничего. Только посоветовал посмотреть в коридор. Может, ты сама расскажешь? — Это будет очень долго и нудно. — У нас достаточно времени. — У меня — да. А вот у тебя… — Расскажи мне, кто ты такая.

***

С жалом хлыста на моем плече, С солью моего пота на моем челе, Элохим, Бог на небесах, Ты можешь услышать крик твоего народа: «Помоги нам теперь В этот темный час»…

      Жара усиливается к полудню и спадает под вечер. Ночью же безумно холодно.       В последнее время в сердцах народа иудейского вселилась вера. В последние дни, пережитые народом египетским, как кошмар.       Спина болит нестерпимо, её словно разъедает кислотой, она словно горит в адовом огне. Три удара кнута — и ты начинаешь медленно умирать, пока раны не заживут.       На запястьях красные следы от верёвок, пальцы стёрты в кровь песком и работой, под ногтями мел и глина.       Если спросить египтянина, что он видит с балкона своего дома, он ответит: «Я вижу великий Египет, его мощь, славу и великолепие. Я вижу самую прекрасную и сильную страну мира, которую любят и оберегают боги.»       Если спросить еврея, что он видит с балкона дома своего хозяина, он ответит: «Я вижу боль и страдания меня самого и моего народа: беременных женщин, немощных стариков, невольных молодых людей, маленьких голодных детей и изнемождённых мужчин.»       Они смотрят на одни и те же вещи, но видят разное.       Прав всегда египтянин.

«И созвал Моисей всех сынов Израилевых и сказал им: выберите и возьмите себе агнцев по семействам вашим и заколите пасху; и возьмите пучок иссопа, и обмочите в кровь, которая в сосуде, и помажьте перекладину и оба косяка дверей кровью, которая в сосуде; а вы никто не выходите за двери дома своего до утра.»

      Маленькая девочка забилась в самый дальний угол комнаты, поглядывая на дверь. Руки её дрожали, сжимали пустой кувшин. Тёмно-бурые губы крепко склеились между собой. Это из-за жары: они постоянно трескались и заливались кровью.       Время тянулось, как плавленная резина: вязко, долго и горячо. И всё это било по спинному мозгу.       В комнате больше никого. Она одна. Одна на весь мир в маленькой холодной комнате за дверью, крашенной кровью.       Остаётся только молиться.

Избавь нас! Услышь наш зов! Избавь нас, Господь, всех! Помяни нас здесь, в этом пылающем песке! Избавь нас! Есть земля, которую ты обещал нам. Уведи нас в Землю Обетованную…

      Холодный золотой. Золотой, как пшеница, как песок, как песчаник, как солнце, как храмы, как янтарь, как блики, как монеты.       Золотой.       Золотой свет чуть не заглянул в дверь.       Он остановился за ней, ослепляя собой, просачиваясь в щели между досками, касаясь крови.       А потом ушёл.       Маленькая Кинерет только что увидела Бога.       Маленькая Кинерет только что поверила в Бога.

Если он освободит нас… … рабов, Освободит нас. Услышь нашу молитву! Освободи нас От отчаяния. Эти годы рабства становятся слишком жестокими, чтобы выстоять. Освободи нас! Есть земля, которую ты обещал нам. Освободи нас От рабства и Уведи нас в Землю Обетованную.

***

      Море бурлит, море закипает и расступается. Красное море расступается перед Моисеем.       Морское дно неровное и скользкое, острые камни режут босые ноги. Животные отказываются идти. Пахнет почему-то гнилью, илом, солью и рыбой. Люди оступаются и падают, пачкаясь. Кое-кто даже собирает со дна рыбу в мешки. Молодцы.       А потом вода рушит все мосты между прошлым и будущим еврейского народа.       Кинерет там тоже была. Шла вместе со всеми, ещё не догадываясь, что в будущем это назовут Великим Исходом.

Освободите нас, Пошлите пастуха, чтобы пастух Отвёл нас в Землю Обетованную!..

***

      Лето выдалось жарким. Но под ногами была земля, а не песок. Высокие деревья давали тень, а полноводные пресные реки — рыбу.       Раны от кнутов и жёсткой верёвки медленно заживали, однако ночами всё ещё горели нестерпимым напоминанием страшного прошлого.       Рядом пробегает высокий мальчишка, гоняя палкой птицу. — Принеси мне воды, — Кинерет выпрямляется, подзывая мальчика рукой. Серп в ладони отметился мозолями. Но это не мозоли рабства, это мозоли труда.       Бог есть в труде. — Сейчас! — мальчик убегает в дом за кувшином. Однако почему-то слишком долго возится.       Внезапно рядом скрипнули колёса. Кинерет обернулась, отмечая на дороге повозку и нескольких людей в ярких одеждах. За спиной красно-коричневым оперением мелькали колчаны, полные стрел.       Кинерет сделала два шага назад, когда незваные гости пошли к ней, растаптывая золотистые колосья. В груди тут же заскреблись сомнения и какой-то дикий страх. С одной стороны ей почему-то хотелось бежать к чёрту отсюда! Забрать сына и бежать. С другой же стороны она не видела причин так поступать.       Внезапно один из них обратился к ней на египетском: — Женщина, как по-вашему, кто создал человека?       Кинерет сделала ещё один шаг назад, зажав в ладони покрепче изогнутый серп. Она ответила: — Яхве, конечно. — Вы так в этом уверены? — Я видела его.       Перед тем, как мир накрыла тьма, она отчётливо слышала детский крик.

***

      Компанию Кинерет составила одна избитая женщина в цветных юбках, платках и украшениях. Однако они так и не смогли нормально поговорить — разговаривали на разных языках.       Потом в повозку к ним двоим завели ещё двух девушек. Все они были разных национальностей, которых Кинерет раньше не встречала. Точно еврейка могла определить только гречанку.       Эти люди останавливались в каждом крупном поселении. Иногда забирали какую-нибудь несчастную, иногда уходили дальше с пустыми руками. Кинерет не видела единой системы. Что общего между ними всеми?       Наконец, в повозке оказалось семь человек.       Их путешествие продлилось ещё несколько месяцев, и в конце концов, оказавшись в зелёном прохладном крае в начале осени следующего года, до Кинерет дошло.       Все они были верующими.

***

Семь крестов, семь венцов, Семь сестёр и семь концов Мира грешного. Семь вин в вине растворены В последнем ожидании весны Мира грешного. Семь лоз на семи крестах Как в знамёнах и гербах Мира грешного. Семь дев в наказании веры, Семь дев в издёвках эры Мира грешного. Семь страстей в насмешку Богу Как подтверждение итогу Мира грешного. Умрите в насмешку, жалкие души. Вы на кресте, как ваш господин. Ваша история будет началом и вы В насмешку над Богом повторяйте гимн прощения.       Семь верующих девушек были убиты в насмешку над верой и Богом. Распяты на крестах в терновых венцах в грешной пародии на Иешуу*.       Монстров создал не Бог, а люди.

***

      Чувствовать себя отдельно от тела до ужаса странно. С одной стороны ты всё ещё остаёшься собой. Но при желании дотронуться до чего-то ты не протягиваешь руки, ты стремишься к этому чему-то всей своей сутью. Ты чувствуешь себя облачком холода во тьме. Нет никаких органов чувств, только странное понимание и знание вещей в мире. С веками привыкаешь.       Первой жертвой Лилит, как одной из самых страшных страстей, был один из их палачей.

***

      С годами, с веками понимание самих себя налаживалось. Семь бессмертных душ бороздили мир и открывали в себе новые грани и возможности. Шесть из семи отреклись от своей веры, осознав, что Бог покинул их и предал такой судьбе. Седьмая же не только продолжала верить, но и провозгласила себя христианкой.

***

      Иногда на особняк Хеллсингов покушались. Дважды. В первый раз Кинерет даже не запомнила имени первой сестры. Та хотела взять под своё крыло весь род Хеллсингов. Кинерет это не устраивало и тогда первая сестра поплатилась жизнью. Во второй раз — Карина, пятая сестра. Это было как раз с бабкой Интегры. Из-за этого появилось два брата. Но это было даже на руку самой Кинерет. Среди всех семи ей выпала лучшая возможность — быть оружием. Она не просто оскверняла и брала влияние над живыми созданиями, она была способна к самозащите и нападению. К тому же весьма ревностно относилась к защите своего дома. Таким образом Карина была съедена. И из семи осталось только пять.       Их можно убить двумя способами: либо выжить понятие страстей из всего человечество, выжить эти черты из каждого живого существа всей Земли, либо натравить двух сестёр друг на друга.       Второе кажется весьма лёгким, но это не так.       История продолжается своим началом.

***

      В кабинете Интегры душно и до сих пор воняет упырями. Все окна открыты настежь. Но этот запах будет очень долго выветриваться.       Перед Хеллсинг сидит Алукард. Его хитрая самовлюблённая улыбка вкупе с красной шляпой выводит Интегру из себя. — Знаете, Госпожа, а ведь я так и не догадался, кто она такая. Может, Вы будете проницательнее?       Интегра смерила его сердитым взглядом и безмолвным тихим «заткнись».       Лилит заперта в подвале несколько дней. И за это время пострадало только человеческое тело. Сама же суть её чувствовала себя прекрасно. — Ты ходил к ней? — Предпочитал насладиться своим триумфом. — Каким образом? — Вас это не должно волновать, хозяйка.       Понятно. Издевался над ней. Предлагал выпить своей крови существу, измождённому голодом. Внезапно они поменялись местами и теперь вампир совращал Лилит.       Ирония.       Внезапно Интегра вспомнила один момент: «Значит, у тебя была семья…» «Она и сейчас есть. До моей службы у твоей семья я иногда приглядывала за ними.»       Хеллсинг нажимает кнопку на телефонном аппарате: — Уолтер, нужно найти одного человека… — Слушаю Вас, госпожа Интегра. — Кто это? — безразлично спросил граф. — Так ты не догадался? — с лукавой улыбкой Хеллсинг закурила.       Вампир прищурился. — А ты?.. — Шестой порок из семи, Алукард. Ты очень давно не читал Библию. ______________ Примечание: В тексте было использовано именно имя Иешуа по Булгакову из-за религиозных взглядов мнительного автора (за мной следят…) Ах, да, следующая часть была написана (ВНЕЗАПНО) первой, а потому её долго ждать не придётся, возможно она выйдет даже сегодня (#выгружаюпродуфурой). И да, скорее всего она вас удивит (автор сам в шоке от того, как его мозг дошёл до этого). А как вы думаете, кто является родственником Кинерет по канону «Хеллсинга»?))) (автор спрашивает это именно после того, как весь канон в его работе полетел в утиль, мда…)