Ты моя ошибка

— Стража! Пропустите меня немедленно! — приказал мужчина. Слуги, стерегущие главные ворота, неуверенно переглянулись. Наконец, старший из них немного вышел вперёд и, напряженно нахмурив густые брови, велел: — Назовитесь, во дворце сейчас неспокойно, вход открыт лишь немногим. — Я Зульфикар Ага — главнокомандующий корпуса​ янычар! — выпалил альфа нетерпеливо. — И я приказываю вам немедленно пропустить меня! У меня дело срочной важности! Решив, что дальнейшее упрямство может дорого им обойтись, стражники не стали требовать сопроводительных грамот и, удовлетворившись одним лишь знакомым именем, почтительно расступились, отворяя ворота. Зульфикар передал лошадь слугам, а сам со своей ношей на руках прошествовал к главному входу. Он бережно уложил надежно укутанного в теплый плащ юношу на ближайшую кушетку, что были расставлены около стен вдоль по длинному арочному коридору, который негласно считался лучшим местом для коротких важных бесед, или прогулок, потому как был открыт в любое время дня и ночи, в жару укрывал от палящих солнечных лучей и зноя, а в холодное время от дождя или снега, и главное — просматривался со всех сторон, что не позволило бы какому-нибудь любителю сплетен незаметно подкрасться и подслушать чужой разговор. — И откуда вы взялись-то в лесу, на мою беду, Шехзаде? Как вообще я принесу вас к вашему отцу в таком виде?! — спросил мужчина у Ахмеда, пребывающего в состоянии глубокого сна, а может и просто в беспамятстве. Тот ему, естественно, ничего не ответил. Заранее предвкушая, что беседа с Падишахом вряд-ли будет приятной, Зульфикар тяжело вздохнул и подозвал очень вовремя проходившего мимо Агу. — Доложи Повелителю, что приехал Зульфикар и просит срочно его принять. Скажи, это касается нашего Шехзаде. Бюльбюль, спешивший с вечерним докладом к своей Госпоже, вздрогнул и принялся с любопытством озираться по сторонам, но наткнувшись на чужой тяжелый хмурый взгляд, боязливо кивнул и послушно побежал исполнять приказание. На самом деле, с куда большим удовольствием он осведомил бы сейчас о происходящем Сафие Султан, хотя и боялся приносить ей дурные вести, но Падишаха он боялся куда сильнее. Со дня побега из дворца среднего сына, Султан Мехмед дико лютовал, и поплатиться головой, по его августейшей милости, мог сейчас любой человек, вне зависимости от статуса, и за любой, даже самый ничтожный проступок. Однако, вообще не доложить, — значило точно умереть и умереть страшной смертью, поэтому Бюльбюль вынужден был приказ выполнить, хотелось того ему или нет. И вот, уже через несколько минут, сам Падишах Мехмед Хан появился в коридоре. Это был альфа, очень высокий, плечистый, почти огромный, с всегда мрачным и каким-то затаенно-озлобленным породистым лицом. Чтобы понять, что этот человек из себя представляет, достаточно было знать о нем всего две вещи: то, что без малейших зазрений совести он казнил в свое время сначала девятнадцать кровных братьев вместе с их семьями, а после и своего первенца, и то, что вот уже почти как два года, он вожделел собственного сына омегу, то подарками, то угрозами пытаясь склонить несчастного юношу к близости. Впрочем, все усилия были напрасны. Мальчик боялся отца настолько, что даже, кажется, лишний раз старался не дышать в его присутствии. Единственным же, что до сих пор не давало Падишаху взять желаемое силой, было покровительство над мальчишкой Валиде Султан* — женщины, которая обладала властью и влиянием такой силы, что в любой момент, при желании, могла свергнуть сына с трона и сделать Падишахом любимого внука. Побег Ахмеда, однако, несмотря ни на что, Султана Мехмеда не столько разозлил, сколько напугал. В чем именно заключалась причина этого альфа ответить пока не мог, то ли он боялся мести и попытки захватить трон от своего не по возрасту рассудительного, своевольного и упрямого сына, ведь смазливое личико, тихий голос и дрожащие губы давно уже не обманывали его и не могли скрыть той огненной бури, что бушевала в глубине миндалевидных, подведенных сурьмой* карих глаз, то ли он боялся за самого Ахмеда, хрупкого и болезненного омегу, которого бы даже чудо не спасло, попадись ему на пути толпа оголодавших до близости альф. — Мне доложили, тебе известно что-то, что касается моего сына! — начал Падишах без предисловий. — Что ты знаешь?! Что с ним?! Где он?! Отвечай немедленно! — Он здесь, Повелитель. — мужчина почтительно склонил голову. — Он жив?! — на мгновение Султан потерял контроль над эмоциями и на лице его, впрочем тут же скрывшись, но все же мелькнула тень беспокойства. — Да, — Зульфикар кивнул, — но Шехзаде без сознания, он очень слаб и потерял много крови. — Я должен увидеть его! Где он? Альфа молча подвел правителя к кушетке и тот, склонившись, почти бережно поднял омегу на руки. При этом, голова юноши жутко запрокинулась, словно у мертвой птицы, а сам он безвольно повис на сильных руках отца. — Дожидайся меня в моем кабинете. — приказал Султан. — Я отнесу Шехзаде к лекарям, а потом вернусь, и ты расскажешь мне обо всем, что произошло. Зульфикар повиновался и направился в указанное место. Вдруг, за одним из бесконечного множества поворотов, кто-то схватил его за плечи и с силой припечатал к стене, приставив к горлу нож. Пламя факела осветило лицо напавшего, и Ага непонимающе распахнул глаза. — Ты что творишь, Дервиш Паша?! Что все это значит?! Мужчина не ответил, лишь ближе прижал острое лезвие к коже. В этот момент он выглядел поистине обезумевшим. — Зачем ты привез его сюда?! — прорычал альфа. — Тебе был дан приказ от Валиде Султан! Янычары должны были укрыть Шехзаде в своем корпусе! Должны были защищать до последней капли крови, как того требует обычай! Он — будущее династии! А ты привез его на верную смерть! Я другом тебя считал, а ты — предатель! Я прирежу тебя, как паршивую собаку, и даже Султан не сможет мне помешать! — Остановись, Дервиш! — Зульфикар попытался говорить спокойно, хотя с ножом у горла делать это было трудно. — Успокойся! — Почему?! Почему ты это сделал?! Я не понимаю! — А я не понимаю, о чем ты говоришь! Поверь, я не получал никакого приказа! О чем вообще идет речь?! Что произошло?! Дервиш убрал клинок и с досадой ударил кулаком о стену, разбивая костяшки в кровь. — Да что здесь случилось то наконец?! — вспылил янычар. — Почему ты сам не свой? — Наш Султан помешался! — альфа злобно ощерился. — Несколько дней назад, он приказал казнить Шехзаде Махмуда … — Помилуй нас Аллах! — воскликнул Зульфикар пораженно. — Что же это творится?! Родного сына… — Тогда мы с Валиде Султан, той же ночью устроили Шехзаде Ахмеду побег из дворца. С ним было несколько верных династии людей. Шехзаде должен был приехать в корпус, чтобы скрываться там, в безопасности, пока я не разрешу нашу общую — мужчина мрачно усмехнулся, — проблему… Так что же произошло на самом деле?! Зульфикар тяжело вздохнул. — Я ничего этого не знал. Шехзаде попал к нам случайно​. Мальчишка новобранец нашел его в лесу, когда собирал хворост. Он был весь в крови, грязный, оборванный, умирал от жажды и голода. Вряд ли кто-нибудь смог бы признать в нем сына Повелителя. Я не видел его уже около двух лет и сам бы ни за что не узнал, но он начал бредить и в бреду назвал твое имя. Тогда уже я присмотрелся и все понял. Зульфикар замолчал, задумавшись, и потом сказал: — Вы можете рассчитывать на меня и любую посильную помощь с моей стороны. — Теперь уже поздно. — Дервиш страдальчески поморщился, так, словно даже сама эта мысль причиняла ему боль. — Все потеряно! Султан не пощадит сына. Еще раз устроить побег не удастся. Немые палачи придут за Шехзаде, и все, что останется мне — это защищать его, столько, насколько хватит сил, или убить самому, быстро, так что он даже не успеет почувствовать боль. — Дервиш замолчал, а затем затем добавил срывающимся хриплым голосом: — Я очень боюсь, что не смогу этого сделать. Он не отвернется и даже не закроет глаза, когда я занесу над ним нож, он не послушает меня, даже если я буду умолять об этом на коленях, будет смотреть, а я его взгляда вынести не смогу! Не смогу ударить… Зульфикар тяжело вздохнул и выдавил тихо: — У меня в голове не укладывается все, что ты мне рассказал! Ну неужели из этой ситуации совсем нет выхода?! — Если бы только был выход… — по лицу Дервиша прошлась судорожная дрожь, — я бы сделал все что угодно, я бы пожертвовал всем, хоть душу продал, потому что нет ничего страшнее, чем жить, зная, что по твоей вине погиб человек, которого ты любил, потому что ты не использовал все шансы, заплатил недостаточно высокую цену… — Мне идти надо. — нахмурился Зульфикар. — Повелитель сказал, чтобы я ждал его в приемном кабинете. — Иди… — Я надеюсь, ты найдешь выход. — Знал бы ты только, как я то на это надеюсь! — Дервиш прикрыл глаза и отвернулся. — Да уж… — он коротко и совсем невесело усмехнулся, — надеюсь…