Вдалеке от счастья

      Многие говорят, что олицетворением свободы является птица. Не важно, чайка это или дрозд; ласточка или сова; ворона или снегирь… Но для меня свободу представляет бабочка. Обыкновенная бабочка, чьи крылья осыпаны цветочной пыльцой, благодаря которой она взлетает высоко в небо и парит средь деревьев. Пусть она и не такая большая как те же птицы, не является хищником, но она свободна в свой короткий миг жизни. Уверен, бабочка радуется каждой секунде своего нахождения в этом мире, да и в отличие от птиц, она не переживёт существования в заперти.       Он хотел стать бабочкой уже спустя несколько дней проживания в этой сырой и холодной среде. Ещё в первый день стало ясно одно правило: «Или ты ебёшь, или ебут тебя» — и не важно в каком смысле. Нужно держать ухо востро, если не хочешь оказаться зарезанной мясной куклой среди большого помещения столовой. Питеру пришлось наблюдать такую картину во время своего первого обеда, если так можно назвать непонятную жижу, по сравнению с которой даже рвота выглядела вкуснее. Есть в любом случае перехотелось, после нескольких криков и задушенных стонов боли. Самое интересное, что никто не обратил внимания на двух ругающихся существ: у одного вместо человеческой руки была клешня то ли от краба, то ли от рака, у второго же торчал хвост, а на затылке росли маленькие рожки в виде завитков. Питеру всё ещё было сложно понять, где он находится, потому и весь его взор был сосредоточен именно на этих дополнениях, вплоть до того момента, пока вилка не проткнула живот хвостатого несколько десятков раз. Мальчишка так и замер, притаив дыхание и с недоумением оглядывая всех кругом. Никто даже и глазом не моргнул, пока раненое тело мало по-малому истекало кровью из крохотных дырочек. Только через несколько минут к нему подошли люди в масках и унесли из столовой прочь.       Уэйд, наблюдавший всё это время за реакцией своего сокамерника, мог только улыбаться. Его позабавила резкая смена эмоций от одной, к другой, и к десятой. Слишком уж эта персона была эмоциональна, особенно, когда злилась. Уже к вечеру первого дня мужчина не смог сдержаться, и назвал Питера маленьким злобным хомячком, на что тот только заскрипел зубами и нервно почесал предплечье. Жутко хотелось в душ, на улице он мог хотя бы погулять под дождём или искупаться в пруду в парке, здесь же душ, как оказалось, бывает редко и в рандомное время. Их буквально могли разбудить поздней ночью, и никто не имел права оставаться в своей камере, иначе, вытягивали насильно.       Из-за отсутствия окон и вообще какой-либо прозрачной поверхности, было трудно угадать какое время суток царило за стенами этого зверинца. Только по утрам (вроде как это было утро) приходил охранник, выкрикивая дату и начиная ежедневный обход среди заключённых. Своё имя Питер так и не сказал, и на второй день ему снова угрожали этой самой переустановкой. Детское любопытство пожирало изнутри, и Паркеру уже самому хотелось узнать об этом побольше, но Уилсон молчал или менял тему. К сожалению или к счастью, Питер оказался не единственной омегой. Он смог узнать нескольких из своих, но подходить к ним не спешил, слишком уж агрессивными они выглядели.       — Омеги, как принято, слабые и чувствительные, — Уэйд тихо говорил это мальчишке во время свободного времени, когда всех выводили в большой спортивный зал и давали волю действий. — Поэтому на них испытывают препараты, вызывающие агрессию и повадки бешеных псов. Странно наблюдать красивую блондинку с третьим размером груди и пеной изо рта, вместе с красными глазами, — мужчина поёжился и перевёл взгляд на задумавшегося собеседника.       — Почему я всё ещё… нормальный?       — Наверное, тебя готовят. Честно говоря, я без понятия. Некоторые тут просидели месяц нормальными, и только потом их забирали. Возможно, они подбирают подходящие компоненты.       Паркера это никак не успокоило, а только сильнее насторожило. Возникло желание любым способом покинуть это чистилище, поэтому, при любой возможности, он оглядывался по сторонам в поисках хоть какого-нибудь выхода, но встречали его только сплошные стены и металлические двери, через которые входили охранники. Вооружённые силы стояли в каждом коридоре, но не у всех были автоматы, только у некоторых, тех, кто стоял у дверей. Если кто-то из толпы отставал, ему стреляли под ноги, тем самым подгоняя. Просто, без слов. Одни выстрелы. От громких звуков мальчишка продолжал вздрагивать и в панике оглядываться по сторонам — это, пожалуй, было единственным его страхом. В ходе наблюдений также выяснилось, что заключённых иногда забирают по двое или трое и уводят из клеток на некоторое время. Возвращаются они в состоянии овоща, если вообще возвращаются…       К удивлению Питера, тот самый заколотый вилкой хвостатый, появился на горизонте уже на следующее утро. Только вместо обычной светло-голубой футболки на его животе был бинт, обмотанный вокруг торса несколькими слоями.       — Значит, его немного подлатали, — Уэйд лениво оглядел мирно сидящего «мертвеца» за столом. — Как думаешь, что ему туда вшили? Ставлю на щупальца осьминога!       — Уэйд! — Питер округлил глаза и толкнул мужчину в бок. — Как ты вообще можешь об этом шутить?! Это же всё за гранью возможного и… вдруг я сплю? Точно, я просто уснул на лавочке и умер от холода, вот меня и глючит.       — Глупый омежка, — Уилсон оскалился в усмешке и провёл ладонью по своей голове, тут же одергивая руку, когда почувствовал шрамы. — Слушай, может мы перепихнёмся, пока ты бешенством не заразился?       Мальчишка в прямом смысле крякнул от удивления. Он вопросительно выгнул одну бровь, а после схватил воротник рубашки Уэйда и наклонил того к своему лицу. Его уголки губ едва тронулись в лёгкой усмешке, а глаза задорно прищурились — подобную реакцию мужчина принял за согласие или, как минимум, заинтересованность, поэтому улыбнулся в ответ.       — А может мы… — шёпотом начал Паркер, закусывая свою нижнюю губу как можно сексуальнее. — Уединимся в нашей камере и… — он специально тяжело выдохнул, издав едва тихий наигранный стон. — Я отрежу тебе яйца, пока они у тебя от рака не атрофировались?       — Да что же ты такой злой?! — максимально изобразив обиженный вид, Уилсон фыркнул и отодвинулся от мальчика. — Ни себе, ни людям.       — Я понятия вообще не имею, какого чёрта ты пристал ко мне, — Питер в ответ фыркнул и снова стал похожим на хомячка. — Что тебя могло привлечь в омеге-анорексичке, не бывавшей в душе дня три?!       Уэйд только покачал головой в ответ и направил свой взор на людей в масках, стоящих у дверей выхода из спортивного зала. Они внимательно смотрели на Питера и делали записи в свои блокноты. Почувствовав, как сердце в груди бешено застучало, мужчина тяжело сглотнул и вздохнул. От его соседа скоро не останется и следа.       Тем не менее, волнения у Питера не наблюдалось. Он вёл себя спокойно и, лишь иногда, натурально рычал на недоумков, решивших, что они имеют право глумиться над ним. Остальное же время он мог посвятить обычному просверливанию взглядом стену своей камеры, сидя на мёрзлом полу. Это продолжалось вплоть до четвёртого дня его нахождения взаперти. Ещё до оглушительного сигнала, Питер проснулся от негромкого лязга железных ключей, открывавших дверь. Полностью он очнулся, только когда его нагло схватили подмышки и нацепили на тонкие запястья наручники.       — Уэйд! — прокричал Питер, увидев как его сокамерник поднялся со своего места, но не делал ничего, просто наблюдал, как ребёнка утаскивают прочь.       После хлопка двери его клетки, кругом вновь образовалась тишина, пропитанная гнилью и отходами. Уилсон потёр сонные глаза и лёг обратно на пол, стараясь вообразить в своей голове тихое сопение мальчишки, но дело было тщетным. Он так и пролежал до самого утра с закрытыми глазами, но не погрузился в сон ни на секунду.       Его не было сутки. Целые сутки Уилсона гложила совесть, но что он мог сделать? Напав на охранников, его бы отрубили в два счёта, а после бы кинули в то самое тесное помещение, которое называлось карцером. Однако там, в отличие от всего остального здания, было маленькое окошко, через которое можно было увидеть солнце и луну, почувствовать запах дождя и свежее дуновение ветра. Всё это давно выветрилось из его памяти, и вряд ли суждено вернуться в скором времени.       Запах у Питера не был особенным. Он напоминал сладкий ананас, который обычно находится в консервированных банках, но был менее резким. Этот запах засел в сознании Уэйда, хотя он никогда не питал особой страсти к этому фрукту, даже считал его странным и непонятным. Но когда их завели в секцию с клетками, в нос тут же ударил усилившийся этот запах. При этом, кажется, его учуял не только Уэйд. Альфы вокруг него шумно засопели и попытались найти источник запаха, но дальше толпы им нельзя было выходить. Видимо, среди охраны тоже были самцы, ибо они сами тянулись носами в сторону клеток, и один Уилсон знал, откуда идёт этот запах.       Крохотное тельце, которое казалось ещё меньше, чем раньше, мелко подрагивало в углу камеры. Сквозь темноту Уэйд еле увидел бледные тонкие пальцы, которые обнимали худые плечи, разлохмаченные волосы местами были вырваны, а концы будто были склеены чем-то липким. Потоптавшись ещё немного у двери, мужчина подошёл к Питеру и коснулся его плеча.       — Хей, ты как?       — У-убери от меня… убери от меня руки! — прокричал звонко мальчишка, быстро переметнувшись к другому углу. — Т-ты… о-они… ничего… я не… они… ты…       Бессвязный ряд слов продолжал вырываться в перерывах между вздохами. Это не было похоже на плач, скорее на… приступы астмы? Питер словно задыхался и пытался глотнуть как можно больше воздуха, при этом крепко зажмурившись и мотая головой из стороны в сторону. Уэйд заметил на короткой шее бинт, приклеенный пластырем, и звонко цокнул языком. Ему ничего не оставалось делать, как лечь на пол и попытаться уснуть. Это получалось плохо, ведь дразнящий запах ананасов продолжал наполнять камеру, а за этим и всю секцию. Нелюди в клетках тихо подвывали и скребли когтями стены, пытаясь прорваться к текущей омеге. А в тех камерах, где находились и омега, и альфа, тихо шуршали тела под томные протяжные стоны.       Ночка выдалась, мягко говоря, бурной. Но и для самого Питера это было ужасно.       Когда его забрали из камеры, его вели через множество коридоров и дверей, над которыми вскоре начали загораться лампочки. Сначала красный цвет, затем жёлтый, опять жёлтый, и зелёный. У последних дверей стояло четверо вооружённых охранников. Они без интереса обвели взглядом омегу и расступились перед врачами, пропустив всех в просторное помещение. Казалось, что в этой комнате не было ни одного свободного сантиметра: всё было занято оборудованием, о предназначении которого Паркер мог только догадываться. Он и не заметил, как на одном из железных столов стоял аквариум с несколькими пауками одного вида. Они медленно перебирали своими ножками по искусственному дереву и камням, иногда забираясь на стенку и спускаясь обратно.       — Запись от 12.12. Врач Арах-ид, испытание #1. Внедрение паучьего ДНК в человеческую особь.       Питер резко встрепенулся. Его взгляд тут же упал на аквариум, а в голове забили колокола. Попятившись как можно скорее назад, он наткнулся спиной на одного из людей в маске и пискнул, почувствовав его руки на своих плечах. Он пытался вырваться из рук, которые снимали с него одежду, бил ногами и махал руками, хотел хоть как-нибудь выбраться из этих латексных лап. С горем пополам, доктора пристегнули его к столу, плотно затянув ремни на запястьях и щиколотках.       — Вид: человек. Возраст: шестнадцать. Время 4:57. Запускаем первый этап.       С потолка медленно спустился рентгеновский аппарат. Его яркий зелёный свет ослепил на время мальчишку. Всего несколько секунд, и он поднялся обратно, а на компьютере строчкой за строчкой начались выводить все данные юношеского организма. Дыхание вместе с сердцебиением участилось, Питер попытался выдернуть конечности из своих оков, но разве ему, мальчишке с торчащими костями, это получится?       Шприц блеснул в свете лампы, и громкий крик пациента впитали бетонные сцены, когда иголка вошла глубоко ему в шею. Жидкость из цилиндра медленно перетекала в пульсирующую вену, и это сопровождалось щекоткой. Каждым нервом Питер ощущал, как в нём течёт эта субстанция, из-за которой всё тело тяжелеет, а рассудок мутнеет. Он был слаб, не мог даже пальцами пошевелить, но продолжал находиться в сознании; продолжал слушать собственный голос, который рассказывал о нём всё, что оставалось в памяти. Серые картинки жизни одна за другой всплывали внутри мозга, заставляя переживать старые, пожирающие душу изнутри эмоции. По щекам текли солёные капли слёз, но людям в масках было плевать.       — Первое испытание прошло успешно. Приступаем ко второму — первая доза паучьего яда.       Хотелось дёрнуться, ну, или хотя бы крикнуть, но Питер успел только подумать об этом. Его тело прошибло знакомое чувство удара тока, а за этим внутри всё стало жечь. На несколько секунд каждая часть тела онемела, а возвращение к нормальному состоянию происходило очень болезненно. Голос постепенно возвращался, хриплое дыхание превращалось в тихие стоны, а за ним и в подвывание. Питер просто-напросто скрутился комочком на поверхности стола, чувствуя, как его желудок скручивается от получения чего-то явно не полезного.       — Каковы шансы с учётом анорексии?       — Велики, если не загнётся после первого дня. Запишите, коллега, возможные побочные эффекты…       Мальчишка не слушал дальнейшие слова, он только шарил глазами по помещению в поисках какого-нибудь сосуда, но ничего не попадалось, поэтому его стошнило на пол. Только после этого его подняли со стола и закрыли в тесной каморке с ведром и видеокамерой в углу.       Весь день он проблевал в ведро, желая подохнуть как можно скорее, но смерть не приходила, а наоборот, в теле будто стали появляться силы. Когда ему наконец стало хоть немного лучше, его одели в чистую одежду и вернули к себе в камеру. По пути к клетке врач повторял Паркеру составленный список:       — У тебя могут появиться судороги, головокружение… Возможны перепады течек. Когда у тебя в последний раз была течка? — он заглянул в записи и угукнул. — В первый раз, значит, отлично. Бред и галлюцинации также могут появиться. Но, если выпьешь утром лекарства, тебе станет легче, малыш.       — Я не… не… — юноша сложился пополам, намереваясь снова блевануть, но приступ отошёл назад.       — Советую не заниматься сексом ближайшие сутки, может ухудшиться результат, а моё начальство этому не обрадуется!       Его затолкали обратно в камеру, оставляя одного вплоть до прихода Уэйда.