Охота

      Сразу мне эта деревня не понравилась.       Заборы покосившиеся, за ними деревянные домишки покосившиеся, жерди и брёвна их от постоянной влаги осенних дождей чернеют сыростью, на единственной улочке, надвое деревню перерезающей, лошади по бабки в грязи увязают. Да и улочкой это не назовёшь. Деревья, листья сбросив, скелетами высятся, ветки костлявыми лапами к нам тянут. Вокруг всей этой благостной сельской пасторали бесконечные болота и лесные чащи да бурелом на десятки вёрст. И холодрыга, со дня на день жди снегов. Так что настроение у нас, семерых Вестников Смерти, в это засранское захолустье въезжающих, соответствующее. Одна Селин, хоть и невозмутима — а видно, что нравится ей здесь, как и весь наш поход. С ней ясно, долгий охотничий рейд в отдых, развеяться от тесноты и духоты замковой-дворцовой, последние годы редко Селин удаётся из ковена надолго вырваться.       Шли мы с ней, Вуком и Трёхпалым, во главу поставленным, от базы вчетвером, на полпути в условленном месте ждало нас второе звено, и досюда уже звеном сдвоенным скакали. Объединяют нас так нечасто, больше троих Вестников редко бывает на охоте нужно. Только если ликанов ожидается много, или как сейчас — местность, которую надо охватить, великовата.       Трёхпалого, командира, мы зовём так, потому что у него, натурально, на правой руке три пальца, нет мизинца и безымянного. Его только о них спроси… Когда на последнюю днёвку перед переходом до деревни остановились и костёр развели, разболтались. С доспехов начали, заспорили. По мне, так не нужны они, и сотню и две лет назад толку от них не было, оборотень и ликан всё равно разгрызали их челюстями. Вес вампиру не сильно тянет, а неудобно, снижает подвижность. Дункан же, что до сих пор в стародавней латной броне ходит, которую давно уже в наш галантный век никто не носит, её защищал. Под конец Трёхпалый вмешался, заявил, что такая же бронь спасла ему жизнь когда-то. Рассказ завёл про битву за твердыню лорда Виктора, в бородатые времена восстания Люциана. Скука смертная, я эту историю столько раз слышал, что наизусть знаю. Как закончит про своё геройское ранение, начнёт наградным мечом хвастаться. Допустим, меч у него и правда хорош, сейчас таких не куют… Сдержал я зевок и оглянулся на Селин, что чуть в сторонке от нас, к дереву спиной прислонившись, ноги скрестив сидела и палаш свой кирасирский точила.       Методично по лезвию оселком водила, в скрежет вслушиваясь. И в лес окружающий, эта вампирша всегда начеку, в любой момент вскинется, к бою готовая. И, как всегда, неразговорчива. Единственная женщина среди нас, и то не поболтаешь на привале, не то чтобы что-нибудь ещё. Парни обычно в такие часы передышек пытаются подколоть, втравить в перебранку скабрезными замечаниями, но с Селин это бесполезно. Один раз только к костру подходила, письмо в огонь бросила, что Стефан ей из ковена передал. От кого, что пишут — хрен из неё вытянешь, только клановая печать запузырилась в пламени, плавясь. Значит, какой-то важный гусь. А вот мы письма от ковенских фифок изнеженных вслух читаем, на потеху. Ухохочешься же, что эти штафирки пишут, в каких облаках витают! Ну, нет так нет. Отошла опять к своему дереву, и не слышно было её с тех пор.       И вот, сегодня убывающая луна перевалила за полночь, когда мы до деревни доскакали. Отсюда принесли смерды вести о нечисти волколачьей, вести эти оказались подробнее и правдоподобнее обычных слухов, решено было проверить, и вот мы здесь.       Огоньков по домишкам не горит, спят все, так что прибытие нашего отряда осталось, можно сказать, незамеченным. А то наши угольно-чёрные кожаные плащи, треуголки да камзолы с руническими узорами, скроенные не по обычной здешней господской манере, на крестьян угнетающе бы подействовали раньше, чем нужно. Уверяй потом, что ты не упырь, коли в таком виде среди ночи являешься… А пуще всех вылупились бы на Селин, которая мало того что одета неподобающе её полу, так ещё и сидит верхом по-мужски, а не свесив обе ноги на одну сторону, как приличия смертных требуют. Говорил я Трёхпалому, внимание лишнее привлекать она будет. А он мне: «Я тогда лучше тебя в бабу наряжу, будешь внимание от неё отвлекать. За своим порохом следи, чтоб не отсырел». Ладно, он старший, у него голова больше.       Трёхпалый неспешно двигается впереди нас к дому старосты деревенского. Поводья командир отпустил, расслабленно ногу из стремени высвободил и на седло положил, голову лениво на бок склонил. Не торопясь, достал маленькую слоновой кости табакерку, заложил в нос щепотку порошка и смачно чихнул. При этом взгляд быстрый то туда, то сюда бросает. Подмечает особенности окружающие, как будущее поле боя оценивает.       Мы тоже, почти все, не первый десяток лет охотимся. Пока, грязь меся, до старосты добрались, пока, с коней не слезая, в ворота долбились, пока вышел он со свечой, седой, заспанный и встревоженный, а нас увидев, еще больше напугался, я головой тоже вертел. Церковная колокольня над деревней доминирует. Между жильём и лесом шагов на двести растительность крупная вырублена, если поставить наблюдателя, врагу незамеченным не подойти. Налево болото к самым дворам подбирается. Как живут в такой затхлости, людишки!       Трёхпалый толкует со старостой. И как его здешнее наречие варварское понимает? А тот всячески лебезит и заискивает, кланяется поминутно, снизу на конного глядя, репу чешет, понять не может, кого это нелёгкая принесла глубокой ночью. На барина ссылается, мол всё он решает, дождаться бы. Только в городе он, обещался на Рождество заехать поохотиться… Ага, «барин решает», а дом самый большой, значит, ты на его милости отгрохал. Ему, небось, и дела до вотчины нет, лишь бы деньги с оброков засылались на кутежи и пропойства столичные.       Выглядит староста, всё же, действительно озадаченно. Кто-то из его крестьян до цивилизации весть об оборотне донёс, а он не в курсе. «Нечисть по лесам завелась?» — «Дык, батюшка, лютует кто-то, по грехам нашим…»       Командиру это блеяние слушать наскучило, ткнул он деда в зубы носком сапога, не сильно, только кровь пустить и чтоб заткнулся, и пошёл грудью коня прямо на него, согнувшегося, в ворота. Так что старикашка ещё и в грязи повалялся, впредь толковей и быстрее отвечать на вопросы будет.       Стефан и Сигизмунд сразу, пинками и зуботычинами, выгнали на улицу всех кто внутри был, целый выводок перепуганных человечков от стара до млада. Дом уж больно хорош, и просторен, и бревна добротного, и окна на все стороны, и конюшня своя, на всех наших лошадей хватит.       Смердов со двора прогнали, чтоб не толпились и не выли, одного старосту оставили перед крыльцом, ждать распоряжений. К каждому, конечно, прежде серебра приложили, мало ли, вдруг один из его родственничков и есть прячущийся ликан. Они же могут в лесу логово свить и оттуда куролесить, а могут и в самой деревне укрываться среди обычных селян. Или и здесь, и там, в связке охотиться и друг друга поддерживать. Ликанов один, или два, от силы трое-четверо, больше я не видел лет двадцать. Скоро и по столько встречаться не будет, всех изведём.       Назавтра эта паршивая многочисленная семейка, мыкающаяся в поисках крыши над головой, о нас всей деревне растрезвонит. Внезапность пропадает, охоте это не на пользу, а что делать? Не запирать же их в подполе или хлеву. Что помёрзнут до смерти, нам плевать, но исчезнув, они демаскируют нас так же, как и болтая. Всё же есть вероятность, что ликан (или ликаны) здесь «дикие», случайно укушенные и к своим не приставшие. Тогда они ни о Вестниках, ни о вампирах вообще могут слыхом не слыхивать, и зачем мы здесь, не поймут. Но на это лучше не надеяться.       Спешно жильё к днёвке приготовили, к ставням оконным дополнительные заслонки сколотили, стены на щели проверили, барахло хозяйское в кучи по углам сгребли, чтоб не мешало. Запыхались к утру, эх девку бы оставить хоть одну да высосать сейчас было б в радость. Эх, нельзя, эх, запрет, такое только втихомолку…       К утру, как небо чуть светлеть начало, совсем захолодало, снежинки одинокие в воздухе завились. Мороз — это хорошо, волчатина хоть в лесу и может годами жить, а к теплу людскому тянется. Загрызли бы кого из селян прямо сегодня, тогда по свежим следам накроем. И снег нам на руку, следы чётче будут.       Про старосту чуть не забыли, он, простоволосый, совсем на дворе застыл, прогнали и его на все четыре стороны, не понадобился.       План наш на следующую ночь таков. Как только стемнеет, мы разделимся: Сигизмунд, Стефан и Дункан, как более опытные следопыты, отправятся на поиск, прошерстят местность поблизости, может, сразу наткнутся на логово. Или след, или хоть дерьмо ликанье, по которым потом их выследим.       Тем временем мы с Трёхпалым и Вуком быстро, до начала вечерней службы, отправимся в церковь и поболтаем со священником, или попом, или капелланом, дьявол разберёт как они здесь зовутся и чем их божок отличается от того, которому поклоняются в паре сотен вёрст на восток или юг. Не важно. Важно, что мы его «убедим» внести в эту службу, на которую всё поголовье населения должно придти, небольшое изменение — заменим крест, к которому каждый смертный должен приложиться, на наш, серебряный. Как только кому-нибудь из прихожан серебром губёшки прижжёт, или заартачится он, смертельный металл почуяв, односельчане поймут что среди них затесался бес, а мы, здесь же стоящие, узнаем ликана. И, не мешкая, его грешную душу под одобрение окружающих отправим в ад, аминь.       Селин останется в доме, на страже и в засаде одновременно. Если ликан про охоту на него пронюхал и решит наведаться на наш опорный пункт, тут она его и прикончит. Вестница такой бездеятельной ролью пыталась возмутиться, но Трёхпалый её урезонил — опыта лесных операций у неё волк начхал (Вук хохотнул, его имя «волком» и переводится, при нашем ремесле так себе созвучие, но он не жалуется и все шутки на этот счёт охотно подхватывает), а в церкви, если в платье не оденется, глаз к себе прикуёт больше чем распятие.       Повернуться ведь как может — или нам с нашим крестом фортуна улыбнётся, или следопытам, или ей, а можем все остаться с носом. Тогда, по крайней мере, станет ясно, что зверья в самой деревне нет, и следующей ночью мы сосредоточим поиски в лесах, отправимся туда всемером и будем искать ликанов, пока не найдём.       В общем, охота сама знает, как ей идти. Кто Дух её поймает нутром, того чуйка дальше по жизни поведёт смерть нести. И под когти и клыки не подведёт.       Будет ночь, и будет кровь.