Клятва

      — Опять уснула, что ли? — подруга руку кладет на плечо, пытаясь растормошить меня. Но этого уже не нужно, потому что я снова здесь и сейчас, а не там и некогда. — Смотри, заметит Инквизитор, шкуру с тебя спустит.       Инквизитором нелестно зовут нашего преподавателя истории за его бесконечные шутки про Торквемаду и ведьм. И я знаю, что на экзамене Инквизитор и без залипаний на его лекциях и семинарах спустит с меня шкуру. У нас сложные отношения — взаимопритяжение абсолютно полярных друг другу индивидов. Проще говоря, почти все его шутки про таких как я и способы борьбы со мной и «сестрами». Еще проще — на экзамен я пойду как на аутодафе.       — Он в любом случае однажды меня повесит, Вареничка, — зеваю я. На деле мою товарку зовут Вероника, но странные традиции в семье велят сокращать ее до Вари, а там и до Варенички*.       — Или сожжет, — задумчиво тянет подруга. — Может у вас все будет красиво, как у Пратчетта в «Я надену черное». Будучи на костре, ты обхватишь его руками и не станешь отпускать, покуда от вас не останется только пепел*…       — Бред какой-то, — тихо смеюсь, — может тебе стоит перечитать сэра Тэрри, не читая перед этим топ розовых сайтиков с дамскими романчиками?       Обе мы тут же замолкаем — неотрывно из-за модных очков в стиле Дилана* на нас смотрит Инквизитор. И поведение наше он категорически не одобряет, о чем не ленится возвестить, тут же подняв с места Варю и требуя повторить ответ на последний записанный на доске вопрос.       Подруга поднимается, оправляя короткую — едва до середины бедра — юбку и нервно улыбаясь, что мне остается только вздохнуть, прикрыть ладонью рот и, неотрывно глядя на преподавателя, надиктовывать Вареничке необходимую информацию. Благо, наловчились мы за три года совместной учебы так хорошо, что теперь она повторяет все слово в слово, почти не отставая и не спотыкаясь.       — Señorita Дзержинская, я полагаю, ваша подруга вполне справится без вашей помощи. Помолчите.       После истории Вареничка нашла меня на заднем дворе, между спортивным крылом и кухонными помещениями. Пахло здесь всегда не очень, но сегодня, не иначе как из-за того, что кухни закрывают на ремонт, в воздухе отсутствует мерзкий запах прогорклого жира.       — Он вкатил мне один балл, — жалуется Варя, опускаясь рядом. Я не отрываю взгляда от пляшущего огонька под ладонью. — Господи, ты точно сумасшедшая, — ругается, — мало того, что портишь уже тысячную зажигалку, так еще и занимаешься селфхармом. Куда твои родители смотрят?       — Полагаю, что на моего брата. Он у нас золотко, — стоит ослабить концентрацию, как ладонь обжигает, и я гашу язычок пламени. — Не потому, что молодец и чемпион, а потому, что у него желтуха.       Глубоко вдыхаю воздух.       И застываю…       Вокруг лежит снег. Под мягкими лучами зимнего солнца он переливается миллиардами миниатюрных драгоценных камней и просится в руки. Кажется мягким и пушистым, таким, чтобы упасть в него, как в облако, и остаться лежать, как на перине.       — А сегодня пойдешь со мной танцевать, милая келла, — сидит рядом, обхватив острые коленки, недавний знакомый. Сверкают глаза, голубые, как зимнее небо, холодные.       Но смотрит эльф без злобы, скорее заинтересованно.       — Ты преследуешь меня?       — Нет. Сейчас ты пришла ко мне, а не я… Но не могу сказать, что меня печалит наша встреча.       — И это взаимно, — озираюсь, — но, полагаю, Брайдт будет не очень довольна мной, если я останусь.       — Стремительное Пламя, конечно, может быть против наших бесед, но ее здесь не видно. Зато видно красивую девушку. И я предлагаю ей хотя бы попробовать, — улыбаюсь, не в силах сдержаться, и опускаю глаза. Заворожит меня фэйри, а там…       — Ты боишься, моя добрая гостья, — голос у эльфа мягче кошачьей лапки. — Тогда я не стану тебя держать, — улыбается весело, в глазах — искры веселого, шаловливого пламени. — Возьми хоть подарок, чтобы вспоминать обо мне до следующей встречи.       Аккуратно пальцами разрывает снег возле моей руки, цепляется за что-то длинное и тонкое, будто кружевное.       — Закрой глаза, — просит. И я послушно зажмуриваюсь, обращаюсь в слух. Эльф продолжает тихо похрустывать снегом, пока не начинает довольно сопеть. Вкладывает в ладонь мне что-то, тут же обжегшее меня, но холодом, не привычным жаром. — Пока в свой мир не вернешься, не гляди — пропадет. А таких мало осталось. И все меньше становится, — я киваю, обещая выполнить просьбу. — До встречи, красавица. Иди к своей Бри-джи.       И почти шепотом вслед:       — Береги свое хрупкое пламя…       Вареничка щебечет рядом, жалуясь на Инквизитора, вздыхает время от времени — мало для кого тайна, что половина курса, причем вне зависимости от пола, влюблена в злосчастного историка.       В кулаке зажат ледяной предмет. Впивается в ладонь острыми гранями. Я кошусь на руку, раскрываю кулак. И Варя спотыкается на полуслове.       — Какая красота…       И правда. Красиво…       Между пальцами зажата серебряная заколка с тремя цветочками. Сердцевинка каждого горит маленькой звездочкой, а лепестки — по шесть на каждом цветочке — острыми концами впиваются к кожу.       Sternblumen…       — Какое волшебное. Почему ты не носишь ее, — подруга дышит в ухо, не замечая, как кровь отлила от моего лица, как мигом мне стало тяжело дышать от страха. — Хочешь, волосы тебе заколю.       — Н-Нет, спасибо, — выдыхаю.       «Знала бы ты, Вареничка, что это такое и от кого, а главное, во что это мне может выйти, не стала бы так восхищаться. Это ведь может быть и простым подарком, и предупреждением, и угрозой… Кто знает, что этим хотел сказать господин… Звездоцвет…»       — А, все же, зря ты не хочешь. У тебя на волосах заколочка смотрелась бы дивно, — щебечет подруга. — Всех мальчишек околдовала бы. Но если ты не хочешь, — начинает вкрадчиво, — дай мне поносить!       — Не дам, прости. Примета плохая, — отбриваю, пряча непростой дар в кармашек платья у груди. Истинную причину отказа раскрывать не хочется. Но самой примириться с ней придется, хоть и позже.       Каким бы ни был хитрый подарок, мне он пришелся по душе. Пусть даже потом бед будет воз…       Справлюсь…