Преданный неизвестной богини

— Неужели тебе мало было моего расположения? — продолжал Дхана Нанд. — Неужели не видел: я бы всё отдал, стоило попросить?! Но ты, словно брат Похоти с бездонным брюхом, никак не мог нажраться! — глаза Дхана Нанда метали молнии. — И не говори мне про благо для Бхараты и про месть за Пиппаливан, потому что смена династий, сопровождающаяся кровавой бойней, ложью и предательством не могут быть благом ни для одного человека, ни для страны в целом! Скольких молодых мужчин вы погубили, бросив в огонь мятежа? Ты не пощадил ни моих братьев, ни собственных друзей! Вы с Чанакьей меняли мир, лишь разрушая построенное трудами других. Вы шли к моему престолу не только по трупам врагов, но и по трупам близких. А теперь послушай, что я расскажу тебе про Пиппаливан… Больше не стану молчать! Ты узнаешь наконец много любопытного. Он говорил долго, и чем больше рассказывал, тем ниже Чандрагупта опускал голову. — По-твоему, промышляя воровством, устраивая засады и нападая на наши обозы, они не заслужили ответных мер со стороны Магадхи? — наконец, задал Дхана Нанд юноше прямой вопрос. — Заслужили, — был вынужден признать Чандрагупта. — Если это правда. — Можешь не верить, твоя воля. Но ты никогда не задумывался, правду ли тебе говорит Чанакья?! Никогда не спрашивал у него, почему он выбрал именно тебя? — Ачарья разглядел во мне истинного царя: сильного, смелого и благородного. — Ты до сих пор этому веришь? Немудрено поверить грубой лести в пятнадцать, но не в двадцать же один год! — В чём тогда причина? — Чандра нахмурился. — Объясните! — Ты был сиротой. Никто из юношей, имеющих родителей, не пошёл бы за Чанакьей. Никто из родителей не позволил бы своему сыну стать заговорщиком. — Махарани Мура одобряла всё, что делали мы, — возразил Чандра. — Она сама присоединилась к нам. — Думаешь, будь ты её родным сыном, она бы вела себя так же? Думаешь, если бы её единственной целью не являлась месть за своё погибшее царство, она бы присоединилась к Чанакье? — Махарани Мура не была моей матерью? — насторожился Чандрагупта. — Откуда вам это известно? — Мне многое известно… Сам подумай, авось не невинный пацан: никакая мать не желает сделать из сына оружие. Какой бы тяжёлой ни была её жизнь, она никогда не заставит своего единственного сына бросаться грудью на чужие мечи, лишь бы удовлетворить свою жажду мести. Любовь матери к сыну сильнее гнева на весь мир. Однако ты был чужим. Просто заменой. Тобою можно было пожертвовать. — Чьим сыном я был? — Желаешь услышать? — Да. — Я проследил твою историю вплоть до самой первой семьи, проживавшей много лет назад в одной из отдалённых деревень возле северной границы Магадхи. Дом тех людей оказался разрушен. Мои шпионы не сумели выяснить, был ли ты родным сыном тех бедных крестьян, или они усыновили тебя. Твои предполагаемые родители — уже довольно немолодые люди — пришли в ту деревню откуда-то из Гандхара. Невозможно было выяснить доподлинно, родной ты им сын или нет. Эти двое жили замкнуто, почти ни с кем не общались и не делились подробностями своей жизни. Возможно, именно потому, что они никому не доверяли и никого не просили о помощи, живя на самой окраине немноголюдной деревни, их единственного сына похитили дасью в возрасте двух лет, когда мальчик играл неподалёку от лесных зарослей. Странное совпадение: примерно в это же время в крепости Чандравардана появился двухлетний мальчик, привезённый супругом махарани Муры якобы из «военного похода». Поговаривали, что мальчика сделали названным братом настоящего царевича Пиппаливана. Все удивлялись тому, что ребёнок-трофей выглядит намного красивее наследного принца. Ликом тот мальчик был похож на сияющую луну. Усыновлённого царём ребёнка назвали Чандрагуптой… Чандра вздрогнул и крепко сцепил ладони. — Я видел тебя однажды мельком незадолго до моего похода на Пиппаливан, когда мы вместе с моими воинами, переодевшись в браминов-аскетов, искали подступы к крепости Чандравардана. Ты проехал мимо верхом, поддерживаемый кем-то из слуг — совсем ещё ребёнок, но такой красивый! На другом коне рядом с тобой ехал родной сын Чандравардана, твой ровесник, которому в седле помогал удержаться его отец… Но я хорошо запомнил тебя! Тебя даже тогда невозможно было забыть. — Как я попал к Лубдхаку? — напряжённо поинтересовался Чандра. — После того, как мы разгромили крепость, я собрал всех выживших женщин и детей, чтобы расселить их в Магадхе. Тебя поймали в потайном тоннеле. Ты пытался самостоятельно выбраться наружу. На твоей шее висел браслет Муры. Кто-то, видимо, очень хотел, чтобы тебя перепутали с царевичем, которого вывел за пределы крепости Матсальдев. Но я не мог уже тебя ни с кем перепутать… Я прекрасно знал, кто ты! Матсальдева и настоящего царевича вскоре нашли мёртвыми в лесу. Их опознали только по одежде. Кто-то жестоко растерзал их. Вероятно, дикий зверь. А я по юности и глупости сделал в тот день две огромные ошибки: не сказал Муре правду, не желая окончательно добивать её, и не приказал оставить тебя рядом с собой. По моему приказу Дайма отвела тебя к Лубдхаку, зная, что этот вайшья богато живёт и охотно берёт на воспитание осиротевших мальчиков. Однако я боялся, что Лубдхак будет дурно обращаться с тобой, узнав, что ты жил в Пиппаливане. Поверь, пиппаливанцев торговцы Магадхи очень не любят! Я приказал Дайме переодеться в бедные одежды и сделать вид, будто она продаёт своего сына по причине большой нужды. Лубдхак поверил. Либо сделал вид, что поверил. Затем мои люди разыскали брата Муры и заставили его написать письмо о том, что наследный царевич находится у него. Мура начала слать письма брату с требованием привезти ей сына и устроить им тайное свидание в лесу. Это можно было понять! Как любая мать, она хотела убедиться своими глазами, что её сын действительно жив. Тогда этот глупый человек не нашёл ничего лучшего, чем написать Муре, будто её сын продан неизвестному вайшье. С той минуты не проходило ни дня, чтобы Мура не проклинала меня… Я терпел. Я постоянно напоминал себе, что она всего лишь женщина, потерявшая всё. И пусть она почти обезумела в своих поисках сына, но даже будучи безумной, она не могла бы перепутать тебя с ним. Рассказывая тебе сказки о том, что ты — её родной сын, она точно знала, кто ты! Браслет она повесила не настоящему царевичу на шею, а именно тебе! Она сделала тебя приманкой для врага, чтобы у её настоящего сына был шанс спастись, но судьба распорядилась иначе. — И вы знали всё это! — с обидой заметил Чандрагупта. — Но ни разу не сказали мне! — Ты не спрашивал. — А если бы спросил? Сказали бы? — Конечно. Но ты предпочитал выспрашивать у лжецов и в подполье строить заговоры против меня. А я, дурак, оправдывал тебя, веря в твоё здравомыслие. Надеялся до последнего, что ты не предаёшь меня, а нарочно втёрся в доверие к моим врагам, чтобы в нужный момент их обезоружить. Но ты преподнёс сюрприз мне. Ты действительно меня предал! — Несмотря на это, вы щадили меня… В первом и втором сражении, когда я толком меч держать не мог, вы не наносили мне смертельного удара. Вы могли бы давно прикончить меня, но не сделали этого. Вы… никогда по-настоящему не хотели моей смерти? — не выдержал Чандрагупта, задавая давно мучивший его вопрос. — До определённого момента — да. Не хотел. Я хорошо понимал, что ты юн и попал под влияние Чанакьи. Даже после того, как ты выскочил передо мной спустя пять лет по время сражения под Таксилой я всё ещё верил: душой ты со мной, а не с ним. Тебя ещё можно встряхнуть и спасти. Однако уезжая на поле битвы после смерти Тары, я уже действительно готов был убить тебя и просил богов дать мне сил… Во мне всё кипело. Уничтожив всю мою семью, подослав ко мне жену-убийцу, ты всё-таки сердцем предался ему, этому лживому брамину! И думаешь, легко мне было вынести истину, заключающуюся в том, что самый ненавистный мой враг до сих пор мне желанен?! Это было самым невыносимым… — Самрадж, — поражённо выдохнул Чандрагупта, пытаясь коснуться руки Дхана Нанда, но тот отдёрнул руку, — почему вы раньше не говорили мне всё это? — И как ты себе это представляешь?! — ещё больше рассвирепел Дхана Нанд. — Где я должен был сказать?! В сабхе на глазах у подданных? В опочивальне, куда вечно кого-то приносило — то няню, то сестру, то Бхадрасала — я даже не мог подчас поспать спокойно, не говоря о большем! На поле боя, пока ты нападал на меня? А, может, следовало подослать к тебе Ракшаса с любовной запиской после того, как ты отправил нас обоих в изгнание, не дав с собой ни оружия, ни приличной одежды? «Приходи в мою пещеру, Чандрагупта! Раз уж лишил меня царства, отдайся мне, и я всё прощу!»? — А я бы пришёл, — неожиданно услышал царь в ответ. Дхана Нанд замер и молча воззрился на своего несостоявшегося убийцу. — Кажется, обезумел не я один, — сделал он вывод. — Да, пришёл бы, — повторил Чандра. — Но и вы не звали меня никогда. Откуда мне было знать, желанен я вам, или вы считаете меня забавной игрушкой? — Дорогой же ты оказался игрушкой для меня. Слишком дорогой… Я едва не заплатил за эту игру жизнью. Чандра помолчал, глотая комок в горле, а потом спросил, решившись. — Скажите… Но только не подумайте, что я безумен! Вам известно, что мы застряли в одном дне и не можем выйти из него? — Да, — на удивление спокойно проговорил Дхана Нанд, — я хорошо помню, как ты бил меня ниже пояса, и я падал на землю. А потом приходили они… — глаза Дхана Нанда расширились, а дыхание участилось. — Всегда разные… И я видел, как ты умираешь снова и снова. И в какой-то миг, кажется, я тебя простил. — Однако всё равно мы не можем выбраться из этого круговорота. Сейчас я не умер. Но что случится завтра? — Наверное, мы встанем утром, и опять наступит этот день. Я буду просить, чтобы явилась принцесса луны и очистила твою душу… Хотя не сильно верю в возможность такого очищения, — добавил бывший царь с сомнением. — Будете просить? Но у кого? Разве вы знаете, кто наслал на нас проклятие? — Это не проклятие. Меня защищает богиня, о которой не известно никому. — Какая ещё богиня? — удивился Чандрагупта. — Когда я был ребёнком, — начал рассказывать Дхана Нанд, — отец принёс в мои покои мурти никому не известной богини. Она выглядела, как красивая девушка с миндалевидными чёрными глазами, с белоснежной кожей и волосами до плеч, украшенными яркой лентой. Сидя со скрещёнными ногами, двенадцатью руками своими она рисовала что-то на разных пергаментах, а на голове её сидел диковинный ушастый зверёк, а на голове того — ещё один, поменьше***. Махападма сказал, что имя ей — Мангака-дэви. Есть в нашем мире одно место — Маникарника, которое не уничтожается, когда умирает вся вселенная. Если в этом месте случайно или намеренно оставить любой предмет, то он перейдёт в следующую манвантару нетронутым. Отец говорил, многие, жившие в прошлом цикле времени, оставляли в Маникарнике ценные сокровища, мантры и описания своих изобретений, а кто-то вот оставил мурти этой дэви. На пергаменте, лежавшем под ней, было написано на разных языках, включая совсем нам незнакомые: «Мангака-дэви исполнит одно самое сокровенное желание, загаданное в миг глубочайшей скорби, и один раз поможет в ситуации, когда жизнь преданного будет висеть на волоске. Однако надо быть осторожным: эта богиня тысячекратно усиливает в грешниках запретные страсти». Отец побоялся, что в нём усилится гнев, и не стал молиться. Вайшья, отдавший Махападме мурти богини — тоже не молился, ибо, признался он, его влекло к распутным женщинам, а он был женат и боялся согрешить. Я же начал поклоняться — и вот к чему это привело! Влюбился в предателя, мечтающего убить меня. — Но всё хорошо теперь, — улыбнулся Чандрагупта, ничуть не оскорбившись на правду. — Твоя богиня защитила тебя! Ты не погиб. Она даже замкнула время, чтобы ты… — Я сам замкнул время. Чандра непонимающе смотрел на Дхана Нанда. — Когда ты обманом победил меня, в тот миг моим сокровенным желанием было отомстить тебе, заставив корчиться в предсмертных судорогах у моих ног. Да-да, именно так! В луже крови. Моя ненависть достигла предела. Я жаждал сотворить это своими руками, я бы не пощадил тебя! Но в порыве ярости твою жизнь забрал воин Мангаки-дэви, пришедший защитить меня. Из-за этого происшествия возникло противоречие. Богиня обязана была исполнить моё желание, загаданное в миг глубочайшей скорби, но она могла сделать это, лишь вернув нас обоих в прошлое… Однако там я ненадолго утратил воспоминания, а ты снова напал на меня, угрожая моей жизни, и тебя снова уничтожил кто-то другой, но не я. Из цикла в цикл повторялось то же самое… — Так вот почему ты спас меня! — лицо Чандрагупты озарилось пониманием. — Ты пытался разорвать круг. Теперь понимаю. Твоё желание всё ещё не исполнено, и оно будет заставлять время двигаться по кругу, пока ты… не убьёшь меня, как и хотел того — своими руками? — Нет, ты неверно понял, — начал Дхана Нанд, но его перебили. — Убей, — новый царь бесстрашно смотрел прежнему в глаза. — Иначе время запустится с начала, а я не хочу больше десятки раз умирать от рук чудовищ! Лучше один раз — и от твоей руки. На самом деле это должно было случиться ещё в Хава Мехел. — Но я не хочу тебя убивать! — отшатнулся от него Дхана Нанд. — Почему? Недавно же хотел. А я не боюсь смерти. С какого-то момента нечто перегорело во мне. Убей. Ты просто освободишь меня. Вернее, нас обоих. — Чандра… Что ты говоришь? — Правду. Наконец, я не лгу, оцени же это. Я причинил тебе столько страданий, сколько, наверное, никто и никому в этой жизни не причинял! Ответь мне тем же, и наш счёт будет закрыт. — Не могу. Я видел, как ты корчишься в судорогах, держась за сердце, как умираешь под стопой огромного чудища из металла, как тебя убивает рука из облака… И ещё много раз ты погибал на моих глазах жуткой смертью, которую даже такой тиран, как я, не мог бы выдумать своим злейшим врагам! Я заметил, что ты изменился. Стал другим. Ты смотрел на меня иначе. Твои глаза ожили. В них появилась борьба. Ты боролся с самим собой за свою душу… Если я и хотел мести прежде, теперь больше не хочу. Я уже отомщён. — Та чёрная нагини сказала, что во мне сидит демон, и мою душу надо очистить. Тебе придётся вызвать какую-то принцессу, начав новый цикл, — усмехнулся Чандра. — Но начнётся ли он, если я сейчас останусь жив? — А начнётся ли он, если я убью тебя? — не менее горячо спросил Дхана Нанд. — Возможно, нет. Но тогда мы встретимся в новом рождении, так как нас свяжет моя смерть. Дхана Нанд колебался. — Подумайте ещё и о моём желании, самрадж. Я всегда хотел честного сражения с полной отдачей с обеих сторон, но Чанакья постоянно мешал мне получить это. Исполните моё желание! На сей раз не щадите меня и не сдерживайте себя. Дхана, — голос Чандры снова изменился, став мягким, — мне ли не знать, что ты куда лучший мечник, чем я! Хочу увидеть тебя таким, какой ты есть. Будь со мной искусен и беспощаден, как в битве с Агнимукхом. Представь, что это — самый первый день. Сагара и Баттосай ушли, а ты стоишь напротив, желая отомстить… Разомкни круг. Умру я навсегда или оживу, и некая лунная дэви очистит мою душу — для меня и то, и другое станет даром, полученным от тебя. Только не медли более… Дхана Нанд, не отрывая взгляда от Чандры, вынул меч из ножен. Рука поначалу мелко дрожала, как в тот страшный день, когда он шёл, чтобы зарубить Туфана. Дхана Нанд усилием воли быстро унял эту дрожь. — Хорошо. Если ты этого хочешь, пусть будет поединок. Честный. До самого финала, — твёрдо сказал он. — Но и ты не смей поддаваться, покажи, насколько ты хорош… в честном бою. Клинки звякнули, встретившись в воздухе. Два воина сшиблись и отскочили в разные стороны, потом обошли круг, примериваясь друг к другу, и снова сделали схожие выпады: резкие, сильные. Казалось, с края мечей слетали искры. Воины дрались насмерть — и улыбались. Дэвы забыли обо всём и глядели с небес, не понимая, как такое возможно. Битва двоих в глухом лесу на краю обрыва напоминала танец или акт любви. Чандра отлично знал свой предел. Чанакья много раз говорил ему: «Ты быстро выдыхаешься, никогда не затягивай схватку. Хитри, делай обманные манёвры, но не позволяй сопернику измотать тебя». Сейчас соперником был Дхана… Всегда Дхана. Единственным. Незаменимым. Прекрасным, как свет звёзд, сильным, как бык, изящным, как пантера! И он просил честного боя. Значит, никаких манёвров и хитростей. Любуясь им, Чандра вскоре ощутил, как слабеют руки. Он достиг своего предела. Меч упал, и юному самраджу Магадхи приставили лезвие к горлу, однако лезвие это всё ещё не двигалось, не наносило ран. — Вспомни всё плохое, что я сделал… И рази, — с улыбкой произнёс Чандрагупта. — Нет, — вырвалось у Дхана Нанда. Совсем как тогда, в сражении под Таксилой, Чандрагупта обхватил ладонью меч, пытаясь подтянуть обоюдоострый клинок ближе к себе. — Наши отношения всегда были неполны: и любовь — не любовь, и смерть — не смерть. Так подари подлому предателю смерть с любовью. Тогда, в хижине отшельника, прежде чем ударить меня, когда я умирал от яда, ты закрыл глаза. Я хорошо это заметил, хоть и казалось, будто я сплю. А теперь… Сделай так снова и доведи удар до конца. Дхана Нанд неотрывно смотрел на него, тяжело дыша. — Не могу! — исторгся из его груди отчаянный крик. — Я лишь хочу, чтобы ты жил… — добавил он тихим голосом. — Я уже умирал много раз — и это вовсе не страшно, когда ты рядом. Если поцелуешь меня и скажешь «Живи», мы точно встретимся снова… Но уже без ненависти. Я обещаю! Вместо того, чтобы вонзить меч в живую плоть, Дхана Нанд отбросил клинок к краю обрыва. Меч покатился и сорвался вниз, с шорохом увлекая за собой мелкие камни. Солёные губы Чандры, приблизившиеся вплотную, Дхана Нанд встретил жадным, глубоким, захлёбывающимся от рыданий поцелуем. — Никогда не трону тебя, пусть время хоть навеки замкнётся, — повторял Дхана Нанд, лаская лицо того, кого не имел сил убить. — Пусть завтра ты снова ударишь ниже пояса… Я вспомню всё! Я буду защищать тебя ценой своей жизни от всех этих монстров, вызванных мною. Неожиданно смущённое покашливание послышалось поблизости. Молниеносно отпрянув друг от друга, Дхана Нанд и Чандра со страхом оглянулись. Позади них, заложив руки за спину, стоял сероглазый мужчина в белых, свободно ниспадающих до земли одеяниях. — Надеюсь, Химер Роковой не помешал никому? — мужчина неожиданно перешёл от смущённой улыбки к громоподобному смеху. — Он просто пришёл спросить: не подсказать ли кому-то, как можно исполнить сокровенное желание, не принося смерти? А то я типа… Додимейлился**** и теперь крут и всё могу! Альфа-версии, бета-версии, гамма-версии, все версии миров отныне мне доступны по воле Врат Штейна. Ну и так, для справки: меня никто не присылал, я сам явился. Привет махараджам. — О Махадэв! Что он несёт? — Дхана Нанд глядел на мужчину так, словно никак не мог решить, принимать ли того за здорового или за душевнобольного.