Tuutulaulu

       Скоро еще шумные центральные улицы Хельсинки остались позади. Дальше было тихо, не считая разговоров гуляющих компаний и приглушенной музыки из баров и кафе, которых, в прочем, не было слышно из автомобиля. С неба большими хлопьями падал снег, поблескивал на земле оранжевым светом от фонарей. Было поздно, почти полночь, но стемнело уже давно. Приближалось Рождество и его атмосфера витала повсюду, через воздух забиралась в души и сердца людей. На улицах пахло морозом, хвоей и пряностями, было уютно несмотря на холод. Особенно в компании близких людей, без которых нельзя проводить такой праздник.        Марко вдруг захотелось запустить руку в волосы сидящего рядом Олли, что он и сделал. Блондин вздрогнул от прикосновения, видимо, сильно задумавшись, смотря в окно, но не сопротивляясь. Сааресто стал гладить светлые волосы друга, невольно улыбнувшись, рассматривая черты лица Олли, замечая, что тот напряжен. Гитарист все-таки обернулся, легонько толкнув руку Марко и тот заметил, что друг просто пытался сдержать улыбку, но это давалось ему с большим трудом. Марко не смог сдержать тихого смешка и снова не полезть к Олли, но тот взял мужчину за запястье, останавливая. Знакомый водитель уже совсем не обращал на их возню внимания, но гитарист не давал фронтмену и шанса на проявление их личных нежностей и шуток на людях. Сааресто заглянул ангельским взглядом в глаза Олли, опуская руку на его колено, от чего блондин вздохнул, выражая свое недовольство ситуацией, но смирился, откинувшись на спинку кресла и смотря в окно. Эта молчаливая игра, кажется, могла продолжаться вечно. Ребята из группы будто не замечали, как эти двое увлечены друг другом, что их дружба давно уже гораздо больше, чем дружба.        Расплатившись за такси, Олли вышел из машины первым, вытаскивая Марко. Всю поездку ему хотелось возмутиться и поругаться, не столько всерьёз, сколько в шутку, но на улице это желание совсем пропало. Прикосновения Марко были безобидными и приятными, он никогда не пытался сделать любимому человеку плохо или больно. Он был слишком добрым и безобидным, хотя любил строить из себя непойми что. Все же, пока они шли до дома, Марко успел снова потрепать светлые волосы Олли и мягко взять его за руку и тот был не против.        Не успели они зайти в дом, как в прихожую с визгами вылетели три девочки и бросились обнимать отца. Олли тут же положил чехол с гитарой у стены и присел на колени, чтобы обнять дочерей. Марко не смог сдержать умиленной улыбки, замечая, как они похожи светлыми волосами, чертами лица. Но дети уже заметили Марко и с таким же визгом подлетели к нему. Теперь настало время Олли умиляться этой картине, но когда Марко раздал всем троим по шоколадке, нахмурился. — Почему не спим? Почти полночь! А вы когда спать должны были идти? — Олли упер руки в бока, посмотрев на дочек с напускной строгостью. Те тут же побежали в спальню, смеясь и уже пытаясь откусить от подаренных шоколадок, зная, что сегодня им ничего не будет за эти шалости. Гитарист мягко улыбнулся, обернувшись на Марко, который едва сдерживал смешки.        Олли зашел в спальню, чтобы удостовериться, что дети легли, но у тех не было и сна в глазу. Блондин тяжело вздохнул, понимая, что придется сидеть с ними, а может даже читать им, хотя последнее в этом году выступление, как и остальная проделанная огромная работа, измотали его так, что гордый отец мог прямо в следующий момент упасть на кровать и вырубиться на трое суток. Марко видел его усталось и сонливость, поэтому решил помочь чем сможет. Он зашел в комнату и положил руку на плечо гитариста, без слов говоря, что сам успокоит сестер, а Олли может отдохнуть. Блондин благодарно взглянул на вокалиста, освобождая место на стуле, но остановился в дверном проеме, опираясь на косяк плечом, смотря на Марко и сложив руки на груди. — Nuku, nuku, nurmilintu… — Тихо-тихо начал петь Марко. — Väsy, väsy västäräkki.        Олли прикрыл глаза, слушая низкий, чарующий, глубокий и такой родной голос. Сколько он его уже слышал, но не переставал восхищаться. Марко не знал колыбельных, кроме этой, а сестры не желали слышать никакой другой вариации этой песни, кроме как от Марко. Марко всегда был рядом с Олли, чтобы помочь ему, когда тот с трудом держал на себе и семью, и музыку, и другие проекты. Он доверял гитаристу как себе, обращался в любой сложной ситуации, бежал к нему первому, когда все было плохо, зная, что тот ответит такой же поддержкой. Кажется, так было и будет всегда. Марко успел стать ему настоящей семьей.        Олли вздрогнул от прикосновения к плечу и открыл глаза, уставившись на Марко. Он и не заметил, как друг закончил петь, кажется, все-таки задремав, то ли от усталости, то ли от такой теплой атмосферы, уюта и колыбельной, хотя, наверное здесь смешалось это все. Гитарист вышел из комнаты, прикрыв дверь, не отрывая взгляда от Марко. Он сделал шаг навстречу другу, обнимая его за шею, поднявшись на носочки, чтобы положить подбородок ему на плечо, чувствуя как теплые руки сомкнулись у него на спине, поглаживая плечи. Олли одними губами произнес короткое «спасибо», зная что Марко его услышал.        Олли краем уха, уже засыпая на плече друга, услышал тихий шепот из детской, тяжело отпустил Марко, собираясь прервать болтовню, но тот его легко удержал, подмигнув. Олли не подслушивал чужих разговоров, даже если это были его дочки, но Марко не отпускал его, тем более и желания возмущаться тоже не было. — Как думаешь, папа и дядя Марко поженятся? — Было бы круто. Дядя Марко хороший. — Да, он добрый и шоколадками угощает. И папе помогает…-        Олли почувствовал, как по щекам расползается румянец и улыбка появляется сама собой. Он легонько толкнул Марко в сторону спальни и тот послушно направился туда. — Олли. — Блондин обернулся на друга, который тихо позвал его по имени и снова был заключен в долгие и теплые объятия. Олли совсем расслабился, почти повиснув на Марко, погладив его по голове, прижимая еще ближе. — С Рождеством, Олли. — С Рождеством, Марко.