***
Вроде бы только вчера ты выбегал из непримечательного здания с рюкзаком на плечах, свободно раскрыв руки в разные стороны, словно птица, распахнувшая свои белоснежные крылья, и кричал, звонко смеясь в компании таких же, как ты: «Лето! Лето! Лето!». Но вот, проснувшись непривычно рано, грустно открываешь окно навстречу новому дню и ловишь взглядом янтарные листья на сухих стволах некогда зеленых деревьев. Твоя кожа впитывает отталкивающую мерзлоту, а мать старательно выискивает в старом шкафу ту самую ненавистную шапку: « – Главное, что не холодно». Вот тогда и приходит осознание — беззаботные каникулы, сложив воспоминания в чемоданчик, отправляются на годовой отпуск.***
Порой время летит острокрылым ястребом настолько быстро, что и глазом моргнуть не успеваешь, как уже выводишь на полях школьной тетрадки октябрьскую дату, а ведь еще вчера все сердобольно вздыхали лишь от одного упоминания золотого сентября за окном. Люблю рассуждать о жизни, о ее быстротечности, особенно когда в очередной раз опаздываю в школу. Когда будильник звенит уже, наверное, раз шестой или седьмой, а мать суетливо ходит из угла в угол в поисках своей сумочки, кошелька или ключей, цокая каблуками по пыльному паркету, а затем как-то невзначай заглядывает ко мне в комнату, напоминая о том, что «часики тикают, а моя персона по щелчку пальцев в школу не соберётся, да и вообще, поменьше надо свои глупые фильмы допоздна смотреть». Мне же остаётся лишь покорно кивнуть головой и наконец-то услышать хлопок двери. Тишина. Вот теперь я могу с чистой совестью начать день — в одиночестве, спокойствии и без лишней «гонки», что так присуща всем моим родственникам. Серьёзно, порой пробегает такая мыслишка, что меня перепутали в роддоме. Моя семья всегда суетится, что бы мы ни делали: будь это семейный поход по магазинам или обычное воскресное утро, подразумевающее умиротворённый завтрак, но только не для нас. Так обязательно — будить меня в шесть, а то и в пять утра, чтобы помчаться готовить блины. Моя бабушка, дедушка, мать и даже младшая сестра крутятся как белки в колесе, каждый день ни секунду не сидя на месте. Я — полная их противоположность. Непоколебима, словно пожилой удав, и плевать я хотела на «ритм жизни большого города». Знаете, всех вокруг это почему-то раздражает. Вот именно поэтому я стала безумно ценить уединение в свои пятнадцать. Откидываю пушистое бурое одеялко и еле-еле отрываю голову от теплой подушки. Мое тело, и так спросонья восприимчивое ко всему подряд, сразу пронзает мерзкий осенний холодок, заставляя стайки мурашек преодолеть крестовый поход от бледой шеи до розовеющих колен. Сразу возникло желание вернуться в кровать, в тепло и безмятежность, но я, с трудом пересилив его, шаркаю старыми тапочками в ванную. В маленькой кафельной комнатушке ничего не изменилось за те несколько жалких часов моего блаженного сна. Всё та же голубая плитка, отдаленно напоминающая морские волны тусклым полосатым узором, белоснежная ванна, под стать ей раковина и большое, будто панорамное окно, блестящее зеркало с режущей глаз желтой подсветкой. Серебристый кран зажурчал, и хлестнула ледяная вода. Я сполоснула лицо и широко распахнула глаза, пытаясь влиться в новый день с новыми силами, хотя мое тело и слипающиеся веки вряд ли этого хотели. Пушистое полотенце коснулось щёк, как вдруг правое ухо уловило знакомую мелодию. Она напевалась совсем близко, но я не могла понять, где. Чуть позже выяснилось, что кто-то очень упрямо выжидал десятый гудок, пока я откапывала в куче поношенного белья мобильник. Повезло, что не запустила по велению матери стиральную машину еще вчера, иначе бы пришлось копить на новый еще полгода, если не больше. На экране высветилось до боли знакомое мне имя «Диана», и я, осознавая что разговор с этой болтушкой затянется надолго, подняла трубку, попутно схватив в свободную руку гребень. — Алло, — заторможенно произношу я, уже причёсывая непокорные русые пряди. — Гелька! — раздается жизнерадостный крик из трубки, рука невольно дёргается, отодвигая телефон подальше от уха. Не хочу потерять слух из-за эмоциональной собеседницы. — Не представляешь, какая радость ожидает нас в школе! — Есть что-то лучше, чем три контрольных в день? — съязвила я, глубоко вздохнув. — Поверь, есть, — раздался интригующий смешок, наверное, она пыталась разбудить мой интерес. — Жабка уволилась! Вопреки ожиданиям, я и вправду широко распахнула глаза, смотря на встрепенувшееся отражение в большом зеркале. Было сложно поверить в то, что наш класс совместными усилиями всё-таки смог одолеть так жарко любимую всеми учительницу по математике, что, по удаче судьбы, оказалась ещё же и нашим классным руководителем. Каждый день новые замечания и упреки. Жанна Анатольевна (или в простонародье — Жаба) была грозой абсолютно всех школьников. Сегодня ей не понравится твоя «бомжарская школьная форма», завтра «растрёпанное гнездо на голове», а послезавтра «списанное домашнее задание». Зато в себе изъянов эта женщина видеть не хотела, ходить в вульгарном декольте учительнице — это нормально. Ладно бы там ещё что-то было, но знаете ли, смотреть на женщину преклонных лет не очень и приятно, по крайней мере лично мне. Ещё в её духе делать ошибки в собственных вычислениях при, с позволения сказать, объяснении новой темы. Жабка напишет что-то на доске и с важным видом спрашивает: « – Всё понятно?», а наши гении-одноклассники, все как один, задумчиво кивают головой, строя из себя не пойми кого. Лишь я позволяла себе задавать иногда глупые вопросы по теме, за что всегда получала моральных ударов по голове яростным криком от учительницы. Только в одном её взгляде читались воз и маленькая тележка ненависти к таким особо одаренным гуманитариям, как я. Но, как ни крути, любить Жанну Анатольевну не за что. Про этот типаж еще говорят: «в чужом глазу соринку видим, а в своём бревна не замечаем». Неужели она и вправду уволилась? — Да ладно, — вырывается потрясение у меня из уст. — Я тоже в шоке была, когда Ковалевская рассказала. Думала, это её очередные сплетни в попытке обратить на себя внимание, но как оказалось нет, порой мечты сбываются, — весело тараторила девушка. — А вообще, благодарить надо Лебедева и Макарова. Жаба же обещала написать от нас отказ, если поступит хоть ещё одна жалоба, и вот, звездная парочка разбила окно химичке. Представляешь, Геля, они кинули кирпич в отместку за двойки. Ну что за придурки? «Придурки — еще слишком ласковое прозвище для безответственного, глупого и невоспитанного сборища с овощной грядки» — невзначай пронеслось у меня в голове. — А что ещё от них ожидать? — усмехнулась я, можно сказать, не осознавая тягость проступка знакомых. — Макарову для счастья много не нужно… — Дай угадаю, — перебила меня подруга. Всегда бесила вот эта черта Дианы, слышать и слушать лишь собственную многоуважаемую персону. — Напиться, закидаться и испортить жизнь всем вокруг? — Именно. Моя подруга затянула скороговорку из последних сплетен и ошеломляющих новостей нашей школы, совсем позабыв про предыдущую тему обсуждения и даже не подозревая, что я перестала ее слушать, отложив телефон на полку перед зеркалом, и обратила чуть больше внимания на свою внешность. Да, первый осенний месяц успел измотать меня в хлам. Из зеркала смотрело бледное лицо с небольшими глазами, но выразительными мешками, они буквально переливались синевой в жёлтых лучах яркой лампы, а розовые вены вплетались тонкой ниточкой в полотно усталости. Вообще, синяки сопутствовали меня всю жизнь, спасибо можно сказать маминой генетике, её аристократичной коже бабочки, тонкой и белой, как первовыпавший снег, поэтому мне ничего не остается делать, кроме как хвататься за косметичку и наносить слои тональника и прочих мелочей, пытаясь привести себя в более-менее божеский вид. Нет, я не становлюсь красивой. Иногда человеку просто что-то не дано, допустим, понимать точные науки, красиво излагать свои мысли или брать голосом высокие ноты. Меня же обделили внешностью, и я придерживаюсь мнения, что просто симпатична узкому кругу знакомых. — Вот такие дела, подруженька, — протянула довольно громко девушка на том конце телефонного провода, от чего я даже вздрогнула, мгновенно вспомнив, что не завершила разговор. — Эй, ты там жива? — Возможно, — отшучиваюсь я, стараясь не показывать собственную отстранённостью в её полной мере. — Слушай, я пойду дальше собираться. Встретимся в школе. —Бывай.***
Я иду по знакомой мне до мелочей асфальтированной тропинке. Небо уже давно посерело, увидеть хоть еле заметный кусочек голубого навеса — праздник, что уж говорить о согревающих лучах солнца. Повсюду хрустальные плитки, трепетно дрожащие на ветру, в них плавают первые желтые листья. Сырая земля, проседающая под ботинками, так и навевает мерзлоту. Холод больно ударяет по щекам, а вся погода дарит самое навязчивое желание за последнее время — скорее вернуться в уютную комнатушку, туда, где не дуют бешенные ветра, и где тебе протянут кружку ароматного кофе. Ну или хотя бы банального тепла, я не особо привередлива, знаете. Мои молитвы словно услышали, и из-за невысоких крыш стареньких гаражей показалась макушка невзрачного здания с говорящей вывеской «Средняя Общеобразовательная Школа №65». Конечно, это совсем не то место, где я сейчас хотела бы оказаться, но, как говорится, уж лучше что-то, чем совсем ничего. Поэтому я, ускорив шаг, быстро пролетела железную калитку школьного двора и метнулась к прозрачным дверям, позади которых уже мелькали знакомые мне силуэты людей. Прямо на пороге меня встретила улыбчивая и немного взъерошенная шатенка, она уссердно поправляла неаккуратный пиджак и мятую футболку в оконном отражении, но заметив меня встрепетнулась и улыбнулась еще шире, громко воскликнув мое имя на весь вестибюль, чтобы уж абсолютно все вокруг убедились в том, что меня зовут Геля. Я сконфуженно улыбнулась в ответ и, скинув меховую джинсовку с плеч, поплелась в гардероб. Девушка же последовала за мной и затараторила, похоже продолжая свой телефонный рассказ. Вы уже могли догадаться — это Диана. Та самая болтушка, что не может перестать озвучивать поток своих мыслей как и в повседневной жизни, так и на уроке, что порой достает настолько, что ты раздражённо просишь закрыть варежку, но шатенка лишь мстительно начинает разъяснять, почему я обязана уважать её и тщательно подбирать выражения ближайшие полчаса после замечания. Разумеется, мы смогли с ней найти общий язык сразу же после моего прибытия в тогдашний 6Б класс. И знаете, за три года я привыкла к неотёсанному характеру девушки. Диана стала частью моей рутины, тем самым человеком, что может скрасить повседневность лишь одним присутствием. Она обаятельна даже излишней общительностью, неудивительно, что отбоя от парней у моей подруженьки нет, и это одна из вечных тем наших бессмысленных разговоров, вот, даже сейчас она что-то старательно и весьма эмоционально мелет мне про очередного поклонника. — А я ему говорю, — растягивает Диана, увлечённо повествуя о каком-то Паше. — Дари свои тюльпаны другим, мне мой Роберт каждый день букеты и получше приносит… Мы идём по коридору, чью тишину нарушает лишь звонкий голосок шатенки, и стучащая по пыльному паркету подошва обуви. Я придерживаю рюкзак на плече и осматриваю бежевые стены, надеясь в глубине души, что там появилось что-то новое. Но нет, лишь таблички бесчисленных, однообразных кабинетов и деревянные двери мелькали у меня перед глазами. «306», «308», «311», «316». Вы никогда не задумывались, зачем родители несчастных школьников каждый год сдают деньги на так называемый «ремонт»? На словах в каждом углу у нас должны висеть картины художников и прочая мелочь, а на деле единственный плод искусства — посыпавшаяся штукатурка на четвертом этаже. Не густо, не густо. Внезапно мои раздумья прервал чей-то бархатистый голос, и он уж точно не принадлежал Дианке. Я резко перебросила взгляд со стен на источник звука. В нашу сторону медленно шёл довольно высокий силуэт. Благо, со зрением у меня все в порядке, в отличие от болтушки, что, на удивление тоже умолкла, почувствовав напряжение, исходящее от меня, резко застывшей среди коридора, и прищурилась, рассматривая, молодого человека, на вид лет двадцати. Когда он приблизился, я уцепилась взглядом за учебник по алгебре и классический кожаный портфель в его длинных, светлых пальцах. Из окна пролился свет на его лицо, бледное осеннее солнце запуталось в золотистых волосах, а светлые глаза игриво улыбались всем, кто осмелился в них заглянуть. Например, я. Наши взоры встретились, и сердце вдруг быстро-быстро застучало, так и норовя выпрыгнуть из груди. Я, если честно, сама не понимала, что происходит в силу того, как в крови бешено забурлил адреналин. Мои ноги затвердели, даже не шелохнулись, просто как вкопанные, и я поймала себя на мысли, что колени немного задрожали. Я резко стала слышать мир приглушённо, в висках загудел странный шум. В последний момент, когда неизвестный проходил совсем близко, меня посетила незатейливая мыслишка, что я готова упасть в обморок в сию минуту, ибо паркет стал в один миг таким скользким, словно каток в зимние вечера. За считанные секунды, ставшие для меня часами, фигура скрылась за поворотом, и в воздухе повисла давящая тишина. Ни я, ни Диана не понимали, что сейчас произошло. Я продолжала неподвижно стоять возле непонятного кабинета, буквально, не дыша, а потом чуть не отбросила коньки, когда тихий голос шатенки осторожно произнёс: — Кто это был?***
Звонок на первый урок оглушительно ударил по ушам. Мы с Дианой уже расположились за второй партой, кинув на неё учебники и тетради по алгебре. Я сделала вид, что всё в порядке, хотя до сих пор не могла отойти от смешанных чувств в коридоре, и занялась глубоким самокопанием, оставив на лице непринуждённую улыбку. Многих ещё не было, но присутствующие вели себя, на мой взгляд, довольно странно: никто не сходил с ума, не бегал по классу с воплями, наоборот, каждый пытался вести себя как подабает учащимся, сидели ровно и тихо, даже в каком-то интригующем предвкушении, кто же станет новой жертвой 9Б, иными словами — классным руководителем. «Вспомнишь лучик, тут и солнышко появится» — подходит, как некстати. В класс заковыляла женщина за сорок со странной красной стрижкой на голове, именуемая завучем нашей школы. Она прошла в центр просторного кабинета и немного растерянно окинула всех взглядом, не ожидая адекватного приветствия от проблемного класса. Мария Яковлевна покашляла в морщинистый кулак и, сглотнув, произнесла хрипло, но достаточно громко: — Дорогой девятый «Б» класс, спешу сообщить вам неоднозначную новость. К сожалению, предыдущая руководительница написала отказ от класса, ибо не выдержала вашего неуправляемого характера, — на этом моменте многие лукаво заулыбались, даже не скрывая злорадства, особенно отличилась «звездная парочка», гордо вскинувшая подбородки и ожидающая бурных аплодисментов со стороны одноклассников. — Но я считаю, что сейчас не стоит заострять внимание на вашем ужасающем поведении, по крайней мере, в данный момент. После множества уговоров разных учителей, вас всё же взял отважный Роман Александрович, как вы знаете, самый младший в педагогическом коллективе. И надеюсь, вы будете более лояльны к нему, чем к Жанне Анатольевне. Будто по команде дверь приоткрылась, и в кабинет неторопливо ступил новый учитель. Светлые, длинные пальцы держали учебник по алгебре, а на плече висел черный портфель. Золотистая щетина дрогнула на его худом лице, в то время, как розоватые губы сомкнулись в расслабленной улыбке. Мужчина положил на учительский стол все вещи и встал прямо перед классом, слегка облокотившись на первую парту и изучая каждого задумчивым, но таким лучистым взглядом. Повисла нагнетающая тишина, а я вновь застыла, даже ни разу не моргнув. Его серый взор остановился на второй парте, где как раз-таки сидели я и Диана. Он вновь встретился светлыми очами с моими зелеными растерянными глазами, только теперь значительно дольше, чем в коридоре, и я почувствовала резкий прилив тепла в кончиках пальцев, мне было безумно неловко, но сейчас даже об этом просто-напросто забыла, растекаясь в ответной улыбке. — Здравствуйте, — поздоровался Роман Александрович, в то время как завуч уже семенила к выходу; его бархатный голос резко вернул меня в реальность, и я, заморгав, достала ручку и скованно уткнулась носом в учебник. — Меня уже представили, поэтому не будем тратить время на лишнюю болтовню и откроем тетради, походу разбираясь, как вас всех зовут.