***
— Как на работе? — спрашивает у матери рыжий, уже уплетая куриное жаркое. Действительно, а что на работе? Нашему «другу семьи» не понять, какого это — горбатиться по 8 часов в душном офисе, перебирая кучи непонятных бумажек и выслушивая обвинения от сварливого начальника. Алексей только лежит возле телевизора и питается хлебом, который заработала наша мать. Именно это меня раздражает. Она не видит, что её паренёк сидит на шее и слезать с нее не собирается. Он просто пользуется доверчивой Татьяной, неужели она этого не замечает? — Устаю безумно, — предсказуемо вздохнула мама, а затем резко переметнула взгляд на меня. — У тебя какие оценки, Ангелина? Я, пережёвывая в тот момент кусочек курицы, подняла глаза на семью, и вдруг вспомнила про свое плачевное положение. Сейчас мама смотрела мне прямо в душу; я поймала себя на мысль, что она прочтёт всю ложь по глазам, и нервно глотнула воздуха, от чего резко подавилась. Последовал удушающий кашель, застрявший ком в горле не позволял мне сказать хоть слово. На глазах выступили мимолетные слезинки. Алексей любезно передал стакан воды, и я жадно вцепилась в него пальцами. Продолжая кашлять, опустошила бокал ледяной минералки. Мне стало совсем не по себе, я смущенно промокнула губы салфеткой и уткнулась в свою тарелку, нервно теребя вилкой бедную картофелину. Мой поникший затылок чувствовал на себе три пары удивлённых и настороженных взглядов, именно в такие моменты начинаешь жалеть, что у людей нет возможности провалиться сквозь землю. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я глубоко вздыхаю и тихо произношу: — У меня пять по биологии, — и два по алгебре. — Молодец, — неуверенно похвалила меня мать, все еще обеспокоенная «застольной оплошностью». — У Алины тоже все отлично. Спасибо, что радуете меня. После ласковых слов матери мне стало дико стыдно за свою недосказанность. Я почувствовала себя бессовестной лгуньей и не могла позволить себе мирно ужинать, лишь нервно покручивая вилку в руках. К тому же, жутко угнетала мысль о концерте. Я в ужасе представляю, как отреагирует мать на мою внезапную просьбу. Ее тёмный, осуждающий зеленоглазый взор, нервное постукивание нежных пальцев по белой скатерти и беззвучное дыхание. А затем, леденящее душу, краткое: «Нет». Но попробовать все равно стоило, ибо потом Волкова кого-угодно из-под земли достанет. — Мам, — нервно произнесла я. — Меня Диана позвала на концерт. — И ты хочешь пойти? — изогнула бровь она, сделав глоток вина. — Да. Я посмотрела ей прямо в глаза и окунулась в море недовольства. Женщина испепеляла мрачными очами, выворачивая душу наизнанку. В комнате повисло то самое удручающее молчание, и я успела миллион раз пожалеть о сказанном и проклинать свою взбалмошную подружайку. — Дай ты ребенку отдохнуть, она и так старается, — нарушил наши неоднозначные гляделки Алексей. Он и вправду пытается помочь? — Не нравится мне всё это, — скептично протянула она, допивая алый напиток. — Что за концерт хоть? — Рок, — отвечаю я и вновь обливаюсь новой волной возмущения. — Приходи домой не позже комендантского часа, — строго произнесла мама, и как ни в чём не бывало, обратилась к Алине с каким-то вопросом.***
Я сонно плелась по коридорам школы, смутно понимая, что вообще происходит. В ушах как-будто бурлила вода, не позволяя воспринимать окружающие звуки, от чего некогда звонкий стук кед по паркету лишь глухо шелестел, словно покачивание листвы на ветру. По голове невыносимо колотили молотком, виски безумно пульсировали, казалось, что я вчера изрядно напилась, но нет — весь вечер был потрачен на банальное зазубривание основных тем по алгебре за восьмой класс. И теперь убитая я направлялась к «308» кабинету, на тот самый урок, что отнял драгоценные часы сладкого сна. Впереди показалась заветная деревянная дверь, разделяющая меня от сущего кошмара. И когда я успела настолько сильно возненавидеть математику? — Извините за опоздание, — пролепетала я, направляясь ко второй парте, за которой меня уже ждала заскучавшая Диана. — Извиняю, — холодно произнес учитель, смотря на весь класс теплыми глазами. — Но в первый и последний раз, Вишневская. Ненавижу, когда на мои уроки опаздывают. «А я ненавижу, когда меня топят на ровном месте». Начало урока не предвещало беды. Я слушала сладкие сплетни шатенки, подперев голову ладонью. Все звуки, мысли, голоса убаюкивали, словно мне пели колыбельную. Веки тяжелели с каждой секундой, постепенно слипались, а мозг категорически отказывался воспринимать какую-либо информацию, оставив её лишь гулом в ушах. Я, понурив голову пуще прежнего, удобно устроилась на гладкой поверхности парты, прикрывшись учебником, и не имея больше сил сопротивляться чарующему сну, провалилась в него, позабыв обо всём на свете. О каждодневных проблемах, о лепете Дианы и даже о вредном математике. Я просто уснула, позволив себе полностью расслабиться. Но знала бы я, что все происходящее — затишье перед бурей… — Доброе утро, дорогая, — спустя, на мой взгляд, длительное время нежно отдался голос в ушах. Я не могла разобрать, кому он принадлежал, сквозь туман дремоты. — Еще пять минуточек, — инстинктивно бормочу я, привыкшая отвечать подобным образом матери. — Никаких минуточек, Вишневская, — более строго отвечает голос, и я догадываюсь, кому он принадлежит, отчетливо слыша эхо моей фамилии в ушах. Ладонь касается обмякших плеч и аккуратно их тормошит. — К доске, спящая красавица. Я напуганно раскрываю глаза и, поднимая голову со стола, застаю неоднозначную картину: десятки пар блестящих глаз рассматривают меня. Кто-то с нескрываемой насмешкой, кто-то с интересом, и лишь небольшая часть класса, человека три — с сочувствием. До моего разума постепенно доходит, что я крепко уснула прямо на уроке, совсем потеряв счёт времени. Я боязливо оборачиваюсь и вижу позади своего стула высокий златовласый силуэт. Его улыбающиеся глаза смотрят на меня, а губы дрогнули в сдержанной улыбке. Учитель явно потешался над плачевным положением нерадивой ученицы, уже предвкушая мою нелепую реакцию на происходящее. Я полностью оправдываю его ожидания и, встрепенувшись, буквально выбегаю к доске, судорожно выискивая мел на полке. Но ни крошки на положенном месте не оказалось. «Черт! Почему я стала такой проблемной?!» Я не знала, что мне делать. То есть, я понимала, что нужно обернуться и как нормальному человеку попросить мел, а потом взять себя в руки и исправить вчерашнее недоразумение. Но смириться со своим позором, вытаращенными глазами одноклассников и ехидным выражением лица преподавателя я не могла. И тем самым ухудшала собственное положение, просто уставившись на монотонное покрытие доски. — Не это ищешь? — окликнул меня Роман Александрович, он уже успел подойти и сейчас протягивал заветный кусочек мелка. Я совсем смутилась и, стараясь не встретиться взглядом, выхватила известняк, вновь повернувшись к доске. Отгоняя волнительные мысли, пыталась сосредоточиться исключительно на алгебре. Копалась в пыльных уголках подсознания, прокручивая зазубренные формулы и правила, как заевшую пластинку. Я просто обязана исправить двойку. — Решай вот это уравнение, — немного подуставши, тихо произнес он и присел за стол. Я начала решительно выводить цифры, проводя в голове бесконечные вычисления. Я была уверена, что все решу. По крайней мере, я пожертвовала своим сном ради математики. И как любит говорить моя мама: «Что посеешь — то и пожнешь». Получается, что я должна получить пять за свои усердные труды. Но с каждым стуком мела об доску, моя смелость рассеивалась, точно пар в воздухе. Я выводила последние штрихи дрожащими руками, от чего почерк, мягко говоря, подпортился. В сознание так и пробивались жуткие мысли. А что, если я допустила ошибку? — Ну, что там у тебя? — спросил учитель, прекращая мои мучительные размышления. Роман Александрович задумчиво окинул взглядом вычисления. — Ты забыла в ответе минус. Три. — Что? Три?! — я вытаращила от испуга глаза, уже представив реакцию мамы на весь этот ужас. — Если ты хочешь, я могу вообще два поставить. Мне не сложно, — пожал плечами мужчина. — А знаешь, я так и сделаю. Конечный ответ неправильный, значит я имею полное право поставить два балла. А еще я могу добавить очередную двойку за поведение и вызвать в школу родителей. — его голос звучал невозмутимо, ни нотки злости. Глаза смеялись, в то время, как мне хотелось рыдать от ярости и несправедливости жизни. — Садись, Вишневская. Может, будешь меньше на уроках спать. Я на ватных ногах вернулась за парту и расплылась на ней. Мои веки предательски дрожали, и я еле-еле сдерживала порыв истерики. Только не это. Три двойки подряд. Я теперь их в жизни не исправлю! Что скажет мать? Точнее, что она сделает, прежде чем убьет меня? Мысли ходили ходуном, урок перестал для меня существовать. Я просто лежала и прятала эмоции в себе, молча кричала и ругалась всеми ласковыми словечками на окружающих: на себя за слабость и тупость, на Романа Александровича за жестокость и придирчивость, а на Диану за то, что та даже не попыталась меня разбудить. Вдруг, длинный ноготь соседки по парте слегка коснулся дрожащего плеча. Я подняла стеклянные глаза, что выдавали всю мою боль. Девушка с опаской не решалась что-то мне сказать, а ведь сейчас её речь, как никогда ранее, могла бы хоть немного приободрить. — Геля, — прошептала та. — Ты, это, сходи к нему на дополнительные. Или поговори, попроси, пока есть время, чтобы он убрал эти оценки… Ярость и некая гордыня резко взяли вверх. — Не дождётся, — сквозь зубы, процедила я, не поднимая на учителя глаз. — Пусть делает, что хочет. Мне все равно. Я буду дальше жить в своё удовольствие и не тратить нервы на всякую ерунду!***
Яркие огни ночного города, тихий шум изредка проезжающих машин и полная луна, возвышающаяся над серыми крышами высоток, погружают меня и мою спутницу в легкую эйфорию. Мы идём по широкой асфальтированной дороге вдоль умиротворенных панельных домой, и Диана громко смеётся, изредка поправляя свои каштановые локоны, на этот раз завитые в небрежные кудри. Да, подруга изрядно постаралась над своим внешним видом. Привычный пиджак сменился чёрной джинсовкой внушительных размеров, что была чуть выше колена и под стать ей юбка с тёмным топом. Я изначально вообще хотела не заморачиваться и пойти в своем обыденном наряде, но Волкова, увидев меня в свитере и джинсах, отрицательно покачала головой и нахально помчалась к моему шкафу, минуя непонимающие взгляды семьи. Она волшебным образом откопала мои прошлогодние шмотки и, что самое главное — заставила их напялить, покидав предыдущий, довольно милый наряд в комод. Теперь я иду по улице в массивных ботинках, красной клетчатой юбке и кожаной куртке, смущенно отводя взгляд от прохожих. — Я знаю, что тебя взбодрит, — игриво улыбнулась Диана. — Я надеюсь, что ты не говоришь о… — Пино-нуар! — радостно воскликнула та, воодушевленно схватив меня за бледные пальцы. — Нет и ещё раз нет! — отрицательно запричитала я. — Ты знаешь, что женский алкоголизм не лечится? К тому же, я не хочу, чтобы в итоге всё было, как в прошлом году. Я пообещала! — Да-да, королева драмы, — закатила темные глаза моя подруга. И с каких это пор я стала для всех истеричкой? — Какое совпадение! Это же магазин, где сейчас работает Костя. Мои глаза покосились на небольшой ларек с непримечательным названием «ПРОДУКТЫ». Какая-то неприязнь сразу запершила в горле от одного упоминания моего любимого сорта вина, который я распивала чуть ли не каждые выходные, закуривая напиток вишнёвыми сигаретами. Диана тянула меня за собой, уже поднимаясь по каменным ступенькам в маркет. Я хотела вырваться, молила о том, чтобы Константин не работал в сегодняшнюю смену, но, когда за стеклянными дверьми показалась кучерявая белоснежная макушка, я поняла, что выхода нет, и моя подруга вскоре от души напьётся. Двери распахнулись, раздался звон приветливого колокольчика и кассир поднял на нас глаза. Сначала его взор был абсолютно безразличен, но стоило парню приглядеться, как задорные искорки засверкали в глазах. Он поднялся со стула и приветливо улыбнулся, с неподдельным интересом разглядывая наши лица. — Дианыч! — дружелюбно воскликнул тот и «дал пять» кокетливой шатенке, а затем покосился на меня. — А это твоя новая подруга? Я застыла в смятении. Быть такого не может, чтобы Костя меня не узнал — мы с ним бывалые друзья. По-крайней мере, так было раньше. Я приветливо улыбнулась, поймав такой же обескураженный взгляд подруги. — Это Гелька, как бы, — шутливо сказала Диана, после чего голубые глаза кассира широко распахнулись. — Геленджик? — произнес мое старое и самое идиотское прозвище, которое только можно придумать. — Не может быть! Это какая-то шутка? Я помню Гельку причудливой барышней с каре и в горячем шмоте. Септум в носу, рок в наушниках, яркая помада и уверенный взгляд. — Ну, как видишь, волосы имеют свойство отрастать, а вкус в одежде меняться, — я попыталась ядовито улыбнуться и, кажется, на мгновение мне это удалось. — Вот теперь я вижу хотя бы тень от Геленджика, — парень почесал белокурые пряди. — Вам, по старинке, Пино-Нуар? — Так точно, — утвердительно кивнула моя подруга. — Две самые большие бутылки Пино-Нуара для меня и моей скромной подружки!***
— Черт бы тебя побрал, Волкова, — ворчу я, все-таки принимая бутылку вина от назойливой подруги. — Тебе не говорили, что ты заноза в за… Я не успела договорить. Подруга радостно подпрыгнула на месте, почти опустошив стеклянную емкость. Она восторженно указала пальцем на неоновую вывеску клуба и со всех ног побежала к ней, ухватившись за рукав моей кожанки. Я, случайно разбрызгивая вино на уплывающий из-под ног асфальт, пыталась поспеть за своей энергичной спутницей и в какой-то момент перестала понимать, что происходит. Опомнилась только у входа, взглянув на невозмутимое лицо массивного охранника, что внимательно изучив наши билеты, всё же пустил внутрь. Мы аккуратно спустились в полумраке по лестнице и оказались на огромном танцполе, что уже сейчас напичкан людьми. От такого столпотворения мне стало даже тяжело дышать. Многие выглядели нестандартно, разбившись по компаниям. Я успела заприметить только кучку довольно взрослых людей с яркими волосами всех цветов радуги, увлеченно обсуждавшие какой-то трек Роба Зомби. Ещё я увидела байкеров, что выглядели как самые обычные люди, просто у некоторых мужчин были весьма длинные пряди, не у каждой девушки такие шикарные, поблескивающие в свете софитов, локоны. Я на их фоне просто серое пятно, скучное и совершенно незаметное. Отвлёкшись на интересные личности вокруг меня, я и не заметила, как Диана исчезла. Начала судорожно озираться по сторонам, но даже намека на её присутствие поблизости не было. Черт! Эта несносница в обычной жизни находила себе приключение на одно прекрасное место, а когда в её крови бурлит алкоголь — жди беды. В мысли прокрадывались страшные опасения, как Диану зажимает у стенки извращенец или ещё что похуже. Уже протискиваясь сквозь толпу людей с этой проклятой бутылкой вина в руках, я старалась не столкнуться с кем-либо, но, как мы все знаем, в этой жизни ничего не может идти по плану. Перед моими глазами непонятным образом оказалась мужская спина и я, как подобает всем неудачникам, врезалась в нее и упала на холодный пол, опрокинув на себя Пино-Нуар. По футболке растекались бурые пятна, благо, она была темной и в полумраке вряд-ли кто-то заметит. Но, вот, спиртным от меня теперь знатно разило. Интересно, что же подумает мать, учуяв резкий смрад вина от своей пятнадцатилетней дочери? — Извините, — опешила я, моля о том, что не напоролась на агрессивного человека. Но, заметив уже знакомое лицо и светлые, смеющиеся глаза, я обомлела от удивления, мысленно соглашаясь на вариант со злым пьяницей. — Роман Александрович?!