Дочурка гения

В это утро Гоголь проснулся рано. Зевнув, клоун потянулся, натянул на ноги тапочки и прошёл на кухню, где уже развернулась грандиозная баталия между Гончаровым и Пушкиным. — Ты выпил мой кофе?! — кричал Александр, тыкая Ивану в лицо пустой банкой из-под кофе. — Не пил я твой кофе! Сам виноват, что за своими вещами следить не умеешь! — парировал Гончаров. — Вот теперь плати мне за него компенсацию! — потребовал Пушкин. — С какой радости?! — возмутился Иван. Николай стоял в дверном проёме, облокотившись об косяк, и с усмешкой слушал их ругань. Забавные они, ей-богу. — Эй, подопытные, — прервал их перепалку Гоголь, — вы Дос-куна не видели? — Сам ты подопытный, — огрызнулся Пушкин. — Нет, не видели мы его. Ушёл с рассвета куда-то ещё и до сих пор не возвращался. — А вдруг с хозяином что-то случится? — внезапно обеспокоился Гончаров. — С Дос-куном? Случится? — усмехнулся Гоголь, усаживаясь за стол. — Поверь, если с Дос-куном что-то и случится, то это наверняка будет очередная безумная часть его плана. Поэтому не вижу смысла волноваться. Ваня, налей мне чай. — Ага, я вам что, прислуга? — Но Дос-куну ты же служишь. — Я служу Фёдору и только ему. А вы сами справитесь. — Вот противный, — проворчал Николай Васильевич и с явной неохотой поднялся со стула. Тут же раздался дверной хлопок. — О, Дос-кун вернулся! — обрадовался Гоголь и вышел в коридор, чтобы встретить друга. Чутьё Николая не подвело. На пороге и вправду стоял Достоевский в сопровождении маленькой девочки лет восьми-девяти, которая держала в руках небольшого плюшевого мишку розового цвета. — Дос-кун, где ты был? — с любопытством спросил Гоголь. — И кто это очаровательное создание? Проигнорировав вопрос друга, Фёдор взял девочку за руку и повёл на кухню. Это крайне озадачило клоуна. — Ты будешь меня игнорировать, да? Чем я опять провинился? — обиженно надул губы эспер. Но Достоевскому было явно не до Гоголя. Фёдор аккуратно усадил девочку за стол и, устало массируя переносицу, обратился к Гончарову: — Иван, приготовь мне кофе. Крепкий желательно. — Слушаюсь! — без лишних вопросов отозвался Гончаров и полез за запасной банкой кофе, которую старательно прятал от Пушкина. Девочка тем временем с любопытством оглядывала всё вокруг. Всё ей было интересно: и беспорядок, царивший на кухне, и ошарашенные лица эсперов, и вся эта до сей поры неизвестная обстановка. — Дос-кун, — не унимался Гоголь, — может ты всё же скажешь, кто наша милейшая гостья? — А ты как думаешь? — произнёс наконец-то Фёдор. — Хочу услышать твои предположения. — Ну… — задумался клоун, — судя по вашему внешнему сходству, вы явно родственники. — Праавильно, — кивнул Фёдор. — А по-точнее? — Хм… Она твоя сестра! — Нет. — Племянница! — Неа. — Кузина? — И снова мимо! — Сдаюсь! — сказал в отчаянии Гоголь. — Я знал, что ты не угадаешь, — хмыкнул Достоевский, попивая свой кофе. — Так кто же это! Не томи, Дос-кун! Я обижусь. — Что ж, — Фёдор поставил чашку на маленькое белое блюдце, — прошу любить и жаловать Розалинда София Фёдоровна Достоевская, моя дочь. — Дочь?! — воскликнули хором все члены организации. Достоевский лишь повторно кивнул. — А…Как? Где.? Зачем…? — в непонятках бормотал Пушкин, теряя дар речи. — Дос-кун… Это была… шутка? — спросил не менее ошарашенный Николай. — Да какие уж тут шутки, — усмехнулся Фёдор. — Разве ты сам не видишь? София и вправду была маленькой копией Достоевского. Такие же чёрные волосы, тёмно-фиолетовый, как у отца, цвет глаз, бледная кожа. — Тааак, ну это уже слишком, — начал выходить из себя Гоголь. — Просто скажи: откуда? На этот вопрос даже я не могу ответить. — Оттуда! — огрызнулся Фёдор. — Можно подумать, ты не знаешь откуда дети берутся. — Мне это прекрасно известно. Ответь мне, кто мать? — Это сейчас столь важно? — Ты даже мне ничего о ней не сказал! А я тебя другом считал! — Это было восемь лет назад! — И что?! Мы столько знаем друг друга, а ты такую вещь от меня скрыл! Интересно, что ещё я о тебе не знаю? — скрестив руки, спросил Гоголь. — Я, что, должен отчитываться о каждом своём шаге? — допрос Николая начал раздражать Фёдора. Гоголь, конечно, его самый лучший друг, но это не значит, что он должен рассказывать ему абсолютно всё. Достоевский хотел ещё что-то ответить, но тут его отвлекло лёгкое прикосновение маленькой руки. Эспер обернулся и вопросительно посмотрел на дочку. — Фёдор, а это и есть тот дяденька-клоун, про которого ты говорил, что он будет моей нянькой? — по-английски спросила Достоевская. — Да, Софья, он самый. — Не понял… Какой ещё нянькой?! Фёдор лишь пожал плечами, мол, ну, а что я мог ещё сделать? — Нет, я к тебе в няньки не записывался. Вот пусть эти двое за ней следят, — Гоголь кивнул на Пушкина и Гончарова. — Думаешь, я доверю им ребёнка? А Софью ты полюбишь с первого взгляда, обещаю. Николай внимательно посмотрел на девочку. Та уставилась на клоуна своими большими фиолетовыми глазками. Ну какой тут эспер сможет устоять вообще? — Ладно, — буркнул Гоголь. — Только из-за уважения к тебе, Дос-кун. — Я же говорил, что ты согласишься, — обрадовался Достоевский. — Эх, — вздохнул Николай, — ты хоть по-русски-то лепечешь? — Да, я говорю по-русски, — с видимым британским акцентом ответила Достоевская. — В таком случае, мы быстро найдём общий язык, — улыбнулся Гоголь. — Вы мне тоже уже нравитесь, Николай Васильевич, — сказала девочка. — Я польщён. — Вот видишь, как вы быстро подружились, — сказал Фёдор и обратился к дочке. — Знакомься, Софья, это Гончаров и Пушкин. Они порой ведут себя странно, но вполне себе безобидные. Девочка кивнула. — Ой, а где моя скрипка? — вдруг забеспокоилась Достоевская. — Она в прихожей, — ответил Фёдор. — Вань, принеси её, только аккуратно. Музыкальный инструмент всё-таки. — Сию минуту! — Гончаров метнулся в прихожую. — Стоп, погоди, — не понял Гоголь. — Она, что, ещё и на скрипке играет? — Угу. — Музыка у вас в крови, — хмыкнул Пушкин. — Вот она! — Гончаров вошёл в кухню с маленьким чехлом, где лежала миниатюрная скрипочка. — Благодарю, — тихо отозвалась Софья, взяв в руки свой инструмент, дабы убедиться, что с ним всё хорошо. — А где она будет жить? — поинтересовался Гоголь. — Разумеется, не на улице. В связи с этим, Коля переезжает на кухню, а в его комнату переселяется Софья. — С чего это?! — запротестовал Гоголь. — Ну ты же её нянька. — Да идите вы знаете куда! — Николай встал и собрался гордо удалиться, но тут его остановили: — Дяденька Гоголь, — сказала девочка на ломаном русском, — не обижайтесь. Если хотите, я могу поспать на кухне. «Боже, ну это чистый ангел», — клоуна тронула эта детская забота маленькой Достаевской. Вот как тут откажешь! А Дос-кун сидит и улыбается. Знал же, гад, что эти щенячьи глазки подействуют на кого угодно. — Ладно, — с неохотой пробубнил Николай Васильевич и посмотрел на Софью. — Пошли, я покажу куда идти. Фёдор и Гоголь отвели девочку в отведённую ей комнату. По дороге Николай, правда, ещё ворчал, что вечно на него всё сваливается, но Достоевский его игнорировал. — Располагайся, — сказал Гоголь. — Тут, правда, царит творческий беспорядок… -… который дядя Гоголь сейчас уберёт, — закончил фразу Фёдор — Ты издеваешься?! — возмутился Николай, посмотрев на Доста испепеляющим взглядом, но тот даже и слушать его не думал. А ещё лучший друг называется! Гоголь тяжело вздохнул и направился к выходу. — Куда? — остановил его Фёдор. — За шваброй, — процедил сквозь зубы клоун, выходя из комнаты. Достоевский лишь пожал плечами и последовал вслед за ним. София осталась одна. Как только эсперы оказались за пределами комнаты, Коля моментально переградил путь Фёдору. Достоевский вопросительно поднял бровь и посмотрел на Гоголя. — Значит так, папаша, признавайся, каким образом ты воспроизвёл на свет это чудо? — строго спросил клоун, пристально глядя на Фёдора. — Естественным. Дай пройти. — Не дам! Сначала скажите, кто эта прекрасная леди, которая пленила ваше гениальное сердечко? — допытывался Гоголь. — Тебе-то какая разница? — устало спросил Достоевский. — Большая! — Да иди ты, — Фёдор довольно грубо оттолкнул друга и пошёл дальше. — Всё равно узнаю! — пригрозил ему вслед Гоголь. А пока эти двое ругались за дверью, София меж тем времени не теряла. Любопытная от природы, она принялась исследовать всё вокруг. Подойдя к выдвижному ящику, она отодвинула первый отдел, который был наполнен всяким хламом по типу перьев, колец, огрызков бумаги и многим другим. Во втором отделе валялись несколько расчёсок и различные принадлежности для волос. Зачем это ему столько ненужного хлама? Непонятно. Впрочем, Софие и некогда была разбираться. Девочка услышала чьи-то шаги и поспешно задвинула ящик. В комнату вошёл Гоголь с ведром воды и шваброй. — Ознакамливаешься тут? — спросил клоуна, поставив ведро в угол комнаты. София кивнула. — Ты плетёшь косички? — спросила девочка, разглядывая причёску своей «няньки». — Да, а что в этом такого? — Просто, — пожала плечами Достоевская, — какие-то они у тебя… Слишком примитивные. — Можно подумать, ты можешь лучше, — обиделся Гоголь. — Могу, — спокойно, почти равнодушно ответила Достоевская. — Обманываешь? — не поверил Николай. — Ничуть. Maman* научила меня плести красивые косички. — А ну продемонстрируй мне свои умнения, — Гоголь отбросил швабру в сторону и начал распускать свою длинную косу. — Как хочешь, — вновь пожала плечами София. — Расчёска во втором отделе. Девочка взяла расчёску и села на стул. Рядом на полу расположился Гоголь. — Давай, я готов стать красавцем! Достоевская принялась старательно расчёсывать непослушные волосы эспера. Те всё никак не хотели распутываться. Но юная леди тоже не сдавалась. В конце концов ей удалось привести в порядок космы Гоголя, правда при этом выдрав немалое количество волос. Через два с половиной часа мучений причёска была готова. — Можете идти к зеркалу, — сказала Достоевская, любуясь результатами своей работы. Николай Васильевич, с замиранием сердца, подошёл к зеркалу, висевшему на стене. И результат превзошёл все ожидания! — Ааа, это прекрасно! — в восторге сказал Гоголь, разглядывая две французские косички. — Я просто обязан показать это великолепие Дос-куну. Радостный Николай выбежал из комнаты. Снаружи обстановка обстояла всё та же. Гончаров с Пушкиным сидели подчёркнуто отстранённо, всем своим видом показывая, что они не желают иметь друг с другом ничего общего, а Фёдор, которого не интересовали стычки своих подчинённых, спокойно сидел на диванчике и протирал маленькую скрипочку. — Дос-кун, смотри! Я красавец?! — спросил счастливый Гоголь, красуясь перед Фёдором. — Ты идиот, — буркнул Достоевский, не обращая никакого внимания на приятеля-клоуна. — В жизни не видел более дурацкого прикида, — поддакнул Гончаров. — Вынужден с ним согласиться, — тут же отозвался Пушкин. — Вы вообще молчите, я не вас спрашивал, — огрызнулся Гоголь и вновь обратился к Достоевскому с довольным видом. — У тебя не дочь, а чудо! — Вижу, вы начинаете находить общий язык, — вздохнул Фёдор. Эспер завидовал другу белой завистью. Достоевскому бы самому не мешало бы подружиться с собственной дочерью. — Хм, Дос-кун явно чем-то озабочен… — сказал Гоголь, усаживаясь рядом. — С чего ты взял? — непринуждённо спросил Фёдор. — По твоему лицу видно, что ты о чём-то думаешь. А о чём? Правильный ответ: ты боишься, что не найдёшь общий язык с этим прелестным ангелочком. — Ты опять свою шарманку завёл? — закатил глаза Достоевский. — Не бойся, тебе несказанно повезло иметь такого друга, как я, который отлично ладит с детьми! — с гордостью сказал Николай. — Ты? С детьми? — тут уж и Гончаров с Пушкиным не выдержали и рассмеялись в голос. — Что? Не верите? Да мы уже с Софией отлично поладили! Дети просто обожают клоунов, — хвастливо заявил Николай, закинув ногу на ногу. — Ну, ну, — хмыкнул Фёдор. — А ну-ка, — Гоголь встал, — вставай, и мы втроём идём в парк! — Ты серьёзно? — Дос-кун, ты хочешь провести время с дочкой, любимой и, я надеюсь, единственной? — с серьёзным видом спросил клоун, скрестив руки на груди. — Ну… — Вот и отлично! — обрадовался Николай Васильевич, не дав Фёдору договорить. — Собирайся и пошли. — Дай девочке освоиться. Она впервые в, Йокогаме и вообще в Японии, — сказал Достоевский, которого начала пугать настойчивость друга. — Ну вот там и освоиться! Не взаперти же нам сидеть! А кстати, где она росла? — Какая тебе разн… — Петербург? — Нет. — Тогда Москва! — Это вообще не Россия! — Франция? — Нет! — Англия? — Коля, отстань! — вспылил Достоевский, поднимаясь с дивана. — Я всё равно ничего тебе не скажу! Роз! Розалинда вышла из комнаты. — Дядя Гоголь потащит нас в парк. Собирайся. — Хорошо, — кивнула девочка. — Вы двое остаётесь за главных, — сказал Достоевский, обращаясь к Гончарову и Пушкину. — Пожалуйста, не спалите дом к нашему приходу. — Это уж как пойдёт, — вздохнул Пушкин.

***

— Итак, Дос-кун, буду тебя учить быть примерным папочкой, — заявил Гоголь. — Это как? — не понял Фёдор. — А вот так, берёшь свою принцессу, — Николай поднял Розалинду на руки и посадил её на плечи Досту, — и улыбаешься, как это делают все счастливые отцы. — Вот ты думаешь, она такая лёгкая, да? — с сарказмом спросил Фёдор. Маленькая Достоевская, которая, видимо, тоже боялась, что горе-отец её не удержит на своих худых плечах, мёртвой хваткой вцепилась в головной убор эспера. — Ай, с ушанкой по-осторожнее, — попросил Дост, осторожно убрав руки дочери с шапки. — Ээх, — Николай с укором посмотрел на друга, — тебе что дороже: какая-то шапка или дочь? — Риторический вопрос, — фыркнул Фёдор. — Куда мы вообще идём? — А какое любимое место всех детей? Конечно же, парк! Туда и идём. Достоевский вздохнул и со своей тяжёлой ношей последовал за Гоголем. Когда наши герои дошли до парка, Достоевский аккуратно поставил девочку на пол. Силы гения иссякли окончательно. Да и Софья была рада вновь чувствовать землю под ногами. — Вот и пришли! Подождите, я сейчас! — сказав эту фразу, Гоголь куда-то скрылся. — Где он? — испуганно спросила Роз. — Он сейчас придёт. Опять что-то затеял, — вздохнул Фёдор, который уже привык к выходкам своего лучшего, пусть и слегка отбитого друга. Итак, Достоевский остался наедине с дочкой, которую не видел почти семь лет. Он не знал, как себя вести. И пусть Розалинда была очень похожа на отца, в ней присутствовали видные черты от матери. Это раздражало и смущало гения одновременно. Достоевский видел в дочери её. Не менее неловко чувствовала себя и сама Софья. Фёдор навещал её совсем маленькой, следовательно она не помнит его. Да, maman рассказывала ей про отца неоднократно. Говорила, что он сильная личность, холодный и замкнутый в себе человек. И оказалась права. Так о чём ей с ним говорить? Достоевский уж было хотел начать диалог первым, но тут, к большому облегчению Фёдора, явился Гоголь. — Такую очередь отстоять! Это же тихий ужас! — возмущался клоун. — Но зато я купил нам мороженное. — Я не ем сладкое, — заявила Роз. — Почему? — удивился Гоголь. — Maman говорит, что сладкое вредно для фигуры. — Какой монстр тебя воспитывал?! — ужаснулся Николай. Фёдор тихо усмехнулся. Монстр…. Это ещё мягко сказано. Эта женщина не мостр, она гораздо хуже. Она та, что сумела влюбить в себя самого Достоевского, которого за глаза называли демоном. Разве обычный монстр способен на такое? — Моя maman не монстр! — заступилась за мать Софья. — Ладно, ладно. Не спорю, — сказал Гоголь. — Значит, мороженное будет есть Дос-кун. — Я даже близко к нему не притронусь! — заявил Фёдор. — Мне, что, одному всё есть? — обиделся эспер. — Получается, так. — А если дяденька Гоголь съест много мороженного, заболеет и умрёт? — обеспокоенно спросила девочка. — Вот! Даже твоя дочь и то обо мне беспокоится, в отличие от некоторых, — буркнул Николай Васильевич. — Умрёт? Я тебя умоляю, Софья. Дяденька Гоголь живее всех живых. Его пила не взяла, думаешь, мороженное возьмёт? — хмыкнул Фёдор, взяв дочку за руку. — Ой, ну и ладно, — надул губы клоун. — А пойдём на карусель? — Ещё чего, — сразу открестился Фёдор. — Сам иди. — Ты хочешь подружиться с дочерью? Правильный ответ: конечно же, хочешь. А для этого надо чем-то жертвовать. — Клянусь, я когда-нибудь тебя прикончу, — сказал Достоевский, с неохотой признавая правоту клоуна и с опаской глядя на аттракцион, где сходили с ума дети с диким визгом и криком. Фёдор, который на дух не переносил людей, развлечения, шум и всё такое прочее, поплёся вместе с дочерью к карусели, где уже стояла большая очередь. — Я буду ждать вас здесь! — крикнул им вслед Гоголь. «Жди, жди. Не дождёшься», — мстительно думал эспер. — Фёдор, — София аккуратно подёргала отца за рукав. — А может, не пойдём туда? Там людей слишком много. — Вот и я не хочу туда идти. Тогда куда пойдём? — Я видела в парке скамейки. Там можно посидеть. — Ты чудо-ребёнок, — Достоевский был безмерно счастлив, что ему не пришлось идти в этот ад под названием «карусель». Эспер вновь остался один на один с дочерью. Только вот теперь Гоголь его не выручит. Как же странно получается, ты — литературный гений, обладающий сильной способностью, сметающий всех и каждого, кто посмеет встать на пути -, и боишься заговорить с собственным ребёнком. Смешно. «Надо начать разговор первым», — решился наконец Фёдор и спросил: — Как поживает мама? — Прекрасно, — ответила Достоевская, глядя куда-то в сторону. — Она вспоминает обо мне? — Да, и довольно часто. Эти слова, хоть немного, но утешили самолюбие Доста. Но на этом диалог опять зашёл в тупик. О чём говорить дальше? К счастью, тут его выручила сама София. — Фёдор, а Россия далеко? — Прилично. Девять часов на самолёте, и ты уже в Москве. — А правда, что там очень холодно? — Не всегда и не везде. Но с уверенностью могу сказать, что климат там поприятнее, чем здесь. — А ты возьмешь меня как-нибудь в Петербург? Я его на картинках видела, он очень красивый — Возьму, как только заполучу одну книжечку. — А что за книжка тебе нужна? Может, я смогу её достать? Фёдор посмотрел на дочку. Детская простота и наивность, что может быть милее? — Боюсь, эту книгу не так просто достать, иначе она бы давно была у меня. — А жаль. Скучновато здесь. — Согласен. — Была бы скрипка, я б сыграла на ней, но она дома. — Так пошли домой, — предложил Достоевский. — А как же дяденька Гоголь? — А дяденька Гоголь обойдётся. Вот нечего было нас сюда тащить, — Фёдор улыбнулся. Вот теперь отомстит так отомстит. — Пусть прогуляется, ему полезно. Решив так Достоевские направились домой. Как ни странно, он оставался в, целостности и сохранности. За такое не грех даже Пушкина с Гончаровым похвалить. — О, уже вернулись, — сказал Пушкин. — А где Гоголь? — Свежим воздухом дышит, — усмехнулся Фёдор. София подошла к дивану и взяла свой маленький музыкальный инструмент. — А им можно тут оставаться? — с опаской спросила Роз, кивнув на Пушкина и Гончарова. — Да брось, они всё равно в музыке ничего не понимают. Играй, — разрешил Фёдор. София с неким опасением начала играть. Достоевский слушал мелодию, пытаясь понять, что она играет. Что-то явно знакомое. А Гончаров с Пушкиным с первых же минут рыдали в голос. Девочка остановилась. — Не понял, а когда я играю на виолончели вы не рыдаете, — с нотками обиды и даже ревности сказал Фёдор. — Простите, хозяин, я готов рыдать каждый раз, когда вы играете, но эта мелодия… -…обычный Паганини, — закончил фразу эспер. — Она даже не грустная. — Они не виноваты, — вдруг сказала София, кладя скрипку обратно в футляр. — Это всё моя способность. — Твоя что?! — удивился Фёдор. — Способность, — спокойно пояснила Достоевская. — С помощью скрипки я могу воздействовать на настроение людей. Она не действует только на моих родителей. Фёдор стоял, как громом пораженный, ругая мать на все лады. Хороша, нечего сказать! Сбагрила на его плечи маленькую дочь, даже умолчав о том, что она эспер. Хотя впринципе вполне ожидаемо. Отец со способностью, мать тоже, с чего это ребёнок должен быть обычным? Но почему именно эта способность? В этот момент в дом ворвался злой и недовольный Гоголь. — Дос-кун, это как понимать?! Я, как идиот, ищу их по всему парку, а они домой по тихому смотались. Это как так?! — Тише, Коль. У нас тут грандиозные планы намечаются. — Это какие же? — Я думаю, что самое время познакомить Агенство с моей очаровательной дочуркой, — сказал Фёдор, в голове котого уже созрел план о том, как можно использовать способность дочери по назначению.