Покури со мной

По комнате плыл сигаретный дым. Чуя затянулся в очередной раз и, выпустив струю дыма в потолок, отпил из своего стакана с виски. Сизая струя медленно поднялась до самого потолка, постепенно выцветая. Чуя проводил ее взглядом и затушил выкуренную сигарету в переполненную пеплом и бычками пепельницу. Горло приятно обожгло виски. Кто бы что ни говорил, но мгновенному опьянению Накахара поддавался только от любимого вина. Комната успела пропахнуть сигаретным дымом и алкоголем. Потом ему придется проветривать помещение, сдавать шторы в химчистку и отчитываться перед боссом. Они с Дазаем сидели в кабинете рыжего третий час и безустанно глушили запасы виски, припрятанные здесь на подобные случаи. У Осаму была пагубная привычка: напиваться в хлам после каждого задания. Не то из желания забыться, не то из желания отпраздновать что-то. Чаще всего он закрывался вместе с рыжим и пил напропалую, задымляя кабинет вместе с самим Накахарой; а иногда уходил к своим «друзьям» в какой-то зашарканный бар и «культурно выпивал под философские беседы». Накахара потянулся в кресле. Спина хрустнула и отдалась ноющей болью и жжением в плечах. На языке горчил привкус табака и дорогого алкоголя. Чуя покосился на занявшего диван Осаму и прищурился, потянувшись к пачке за следующей сигаретой. Часы показали полвторого ночи, время закругляться. ― Долго еще будешь валяться, Скумбрия? ― морщился Чуя. — А что, нельзя? — ответил Осаму вопросом на вопрос, закуривая очередную сигарету. Дазаю никогда не требовался повод чтобы выпить. Будучи в подростковом возрасте парнишка уже отдавался «во все тяжкие», иногда не приходя на работу по этой причине. Молодому парню нравилось состояние, когда он мог хоть как-то забыть о своих ежедневных мыслях и проблемах, размышляя о чем-то не очень-то и важном в приятной компании. Одним из его собеседников, а точнее собутыльников, был Чуя Накахара — ответственный напарник высокого исполнителя, даже слишком, ибо периодически суициднику влетало за прогулы или опоздания, однако, после бутылочки хорошего вина, рыжий слизняк сразу превращался в милого мальчика, за которым Осаму хотел ухаживать во всех смыслах этого слова. — Ч-уу-я, — протянул Дазай, смотря на своего расслабленного друга, — мне скучно, может знаешь, чем мы можем заняться? Накахара осклабился. ― Могу начистить тебе рожу, — вытащив из пачки очередную сигарету он потянулся за зажигалкой. Раз. Второй. Третий. Четвертый. Зажигалка только щелкала, не выдавая ни искры. Чуя цыкнул и отбросил ту в сторону. Взгляд упал на сверлящего его напарника, и управляющий гравитацией закатил глаза. Парень отложил сигарету на пачку, встал с кресла и подошел к окну, распахивая одну штору. По глазам тут же ударил свет от серебряного месяца, который ярко светился на темном фоне, и Чуя зажмурился. Лунный свет остановился совсем рядом с диваном; сигаретный дым, взлетевшая под потолок пыль — все стало видно. Низкий мафиози распахнул окно и сделал глоток свежего, еще не прогретого воздуха. Он передернул плечами и привалился к подоконнику, приводя мысли в порядок и пробуя немного протрезветь. — Ты же в курсе, что я терпеть не могу боль, — прикрыв глаза, Дазай продолжал курить, — соответственно, меня это не развлечет. Деловито раскинув руки, Дазай продолжал наслаждаться очередной сигаретой, вдыхая едкий запах, который стал выходить из комнаты из-за открытого окна. Заметив проблему собеседника, исполнитель решил подойти к своему партнеру, чтобы прикурить, однако, видимо, это уже не интересовало Накахару. Стоило лишь встать у подоконника, как в нос ударила легкая свежесть прохладного ветра, которая приятно щекотала лицо. Наблюдать за напарником в этот момент было одно удовольствие: рыжие локоны слегка развевались на ночной прохладе, два маленьких моря в ярких глазах сверкали и искрились от невероятной красоты любимого города. Иногда казалось, что Чуя готов вечность наблюдать за Йокогамой, а Дазай за Накахарой. Высокий мафиози все же решил взять ту сигарету, которую не смог поджечь управляющий гравитацией: — Покури со мной, — Осаму предложил табак собеседнику, слегка приподнимая уголки губ. Накахара скосил взгляд на дымящуюся сигарету и взял ее из пальцев Дазая. Сделал первую затяжку и медленно выдохнул в окно. Перед аквамариновыми глазами расстилалась спящая Йокогама. В стороне где-то шумел океан, в чьих водах отражалась тонкая дорожка лунного света. Доносился шум не стихающей жизни портового города, проносящихся внизу машин и стоящих у пристани кораблей. Чуя стряхнул пепел вниз. ― Чего смотришь? ―вскинул он бровь, покосившись на рассматривающего его Дазая. Пристальные взгляды напарника, которые те с завидной частотой бросал на него, не то чтобы раздражали, скорее немного напрягали. Один Ками знал, что на уме у этого придурка. И то — тут Чуя фыркнул, — он сомневался в этом. Осаму Дазай — это бомба без таймера. Она рванет, ты прекрасно это понимаешь, но когда именно — загадка. «О чем он думает сейчас?» Чуя посмотрел на почти выкуренную сигарету, он даже и не заметил, когда табак успел закончиться; потом на простирающуюся под ногами дорогу и сморщился. Если его придурошный партнер думает о суициде, Чуя сам отправит его в полет из окна. На опережение, так сказать. Осаму отошел от окна, когда докурил свою сигарету: — Какой-то ты недружелюбный, — проворчал Дазай, подходя к столу. Суицидник взял свой стакан с недопитым виски и опустошил его за раз. Исполнитель посмотрел на незаинтересованного напарника, а после медленно направился к двери, хотя парень горел огромным желанием остаться и лечь на таком удобном диване Накахары: — Ладно, я пойду, — устало проронил Дазай, открывая выход из комнаты и не поворачивая голову к Чуе. Худая кисть лениво тянула ручку двери, парень был утомлен и ожидал какого-то ответа от напарника, растягивая время подобным образом. Чуя пожевал фильтр и фыркнул. В отражении стекла и еще слегка темнеющего за ним неба отчетливо было видно мешкающую фигуру суицидника, не собирающегося покидать кабинет так быстро. Дазай всегда любил влезать в кабинет Чуи и наводить здесь свой, одному ему понятный порядок. Чаще всего он просто прятал большую часть отчетов, из-за чего Накахара часто скользил по грани, грозясь пролететь со сдачей одного из них. Сам он в это время разваливался на диване Чуи и посмеивался, изредка опускаясь до подсказок в поиске. «Придурок. Ему тут что, медом намазано?» ― Либо вали, либо оставайся здесь в компании пустых бутылок и пачки сигарет, ― говорит Накахара и тушит окурок о край пепельницы. Немного пепла осыпалось на стол, и управляющий гравитацией сметает его ладонью. На черной ткани остался смазанный след, и Чуя чертыхнулся. Пытался стереть его, но плюнул на это и стянул перчатки, пряча их в карман. Юноша окинул взглядом пустые и полупустые бутылки из-под алкоголя, стаканы, сложенные на другом краю стола, бумаги, лежащий почти в притык к ним пистолет Осаму. Хреновая у Скумбрии привычка — класть куда ни попадя своё оружие. Накахара поддел его за спусковую скобу и немного раскачал на пальце. ― Ничего не забыл? ― усмехнулся рыжий. — Конечно не забыл, я же знал, что ты мне предложишь остаться, — довольно направился к излюбленному дивану юноша. Дазай деловито разлегся на чужой мебели, раскидывая утонченные руки по бокам и кладя перебинтованные ноги на вторую часть дивана. Немного задрав голову и прикрыв глаза, исполнитель совсем расслабился, довольствуясь удобной позой для отдыха. Тонкие пальцы нащупали стакан на стоящем рядом столе, на котором был небольшой бардак: какие-то важные, а может и нет, документы беспорядочно валялись, некоторые бумажки служили подставкой для стеклянных бутылок выпитого алкоголя, а во всей этой куче где-то была хорошая зажигалка гостя, ведь суицидник знал, что у «слизняка» заканчивалась своя; еще где-то там было оружие убийства множества людей, которое забыл безответственный хозяин, когда, вроде как, планировал уходить. Длинный перст, который напоминал тонкую спичку, стал оглаживать мокрый то ли от губ, то ли от самого напитка, стеклянный ободок. Неторопливо повернув голову в сторону напарника, Осаму нарушил тишину: — Твои короткие ножки не устали держать тебя столько времени? — немного ухмыльнулся Дазай, чутка приоткрыв глаза и наблюдая за реакцией собеседника. Наглостью шатена можно было одарить с десяток людей и еще немного осталось бы. Чуя прищурил глаза, удерживая себя от острого желания поудобнее перехватить рукоять пистолета и выпустить в этого засранца хотя бы одну пулю. А лучше — весь магазин. Осаму Дазай — самая большая заноза. Не важно в чьей заднице, он навсегда останется болючей занозой, дающей о себе знать каждую секунду. ― Тебе-то какая разница? ― прошипел Чуя. В руку легко легла рукоять пистолета, оттягивая ее вниз. Сейчас у него есть все шансы… Чуя вытащил полный магазин из пистолета и небрежно бросил корпус его хозяину. ― Оставайся тут, Скумбрия, а я пошел домой отдыхать, ― долгий зевок сам сорвался с губ. Парень прикрыл ладонью рот и зажмурился. Глаза отдали легкой болью, напоминающей ему, что он тоже человек, а человеку свойственно спать больше четырех часов из двадцати четырех и уж тем более в ночное время суток, а не когда придется. Накахара спрятал магазин в свободный карман, не хватало еще, чтобы этот придурок-Дазай попробовал застрелиться в его кабинете, и медленно побрел мимо дивана к двери, ― Будешь уходить — уберешься тут, ― махнул он перед лицом гостя рукой. Бывало пару раз, когда Накахара уходил из своего кабинета, оставляя там Дазая одного. Какими бы сложными не были их взаимоотношения, они все равно доверяли друг другу, порой казалось, что это одна душа, разделенная по двум телам, ибо такого сильного дуэта в Йокогаме еще не было. Эта «парочка» работала слишком слаженно. Как бы они друг друга не называли, как бы ни ругались, «Двойной черный» построен на доверии и взаимопонимании партнеров. Правда часто Чуя действительно не мог понять, что на уме у Осаму. В этот раз мафиози решил, что лучше оставить тут суицидника, а самому отправиться домой, правда чего-то Накахаре захотелось помахать рукой перед надоедливым напарником, не ожидая каких-либо действий в свою сторону. Так. На прощание. Расслабленный Осаму схватил тонкую кисть руки Накахары, которая сейчас была без привычных перчаток, и резко притянул к себе шокированного партнера, который ещё ничего не успел сообразить, завалившись в объятия исполнителя: — Хочешь, чтобы я один тут убирался? — прижимая к себе чужое тело, немного тихо проговорил Дазай над ухом напарника, а после уткнулся в хрупкую шею, на которой красовался черный чокер. На лице Накахары немного проявилась алая краска из-за того, что Осаму сейчас так близко. Чуя не ожидал, что Дазай попробует схватить его за руку и не успел что-либо сделать. Управляющий гравитацией слишком расслабился, предвкушая предстоящий отдых у себя в постели, а исполнитель воспользовался этим. Приземление вышло жестким. Дазай не такой уж и мягкий, а наоборот — костлявый. Ощущение, будто падаешь на груду сваленных досок. Накахара рвано выдохнул, когда подбородок повстречался с плечом напарника, а перед глазами даже потемнело от резкой смены положения. В голове зазвенело, к горлу подступил ком дурноты, и Чуя сжал челюсти, стараясь подавить приступ рвоты. Горло обожгло. «Ч-что этот придурок творит?!» Мафиози нервно сглотнул, чувствуя, как лицо начинает пылать. Горячее дыхание над ухом, а потом на шее, бросило по всему телу волну дрожи и жара. Алкоголь в крови снова взял свое. Его повело. Попытка приподняться и выкарабкаться из чужих объятий не увенчалась успехом — руки Дазая прижимали Чую к себе. Накахара мог бы использовать Смутную Печаль, но велик шанс, что он не подрассчитает свои силы в полупьяном состоянии. Когда Чуя пил с Дазаем, то не ощущал себя так. Холодный ночной воздух из приоткрытого окна только прочистил рыжую макушку, укрепив чувство мнимой трезвости. А стоило этому суициднику начать дурить, как второго развезло, словно он не умеющая пить малолетка, которую торкнуло от одного лишь запаха алкоголя. Чуя рвано вздохнул и уткнулся носом в плечо Осаму, втягивая запах виски, медицинских препаратов и одеколона, что въелся в ткань рубашки. Пиджак и пальто он снял еще в начале их пьянки, повесив куда-то. В темноте кабинета было непонятно. Сам Накахара тоже снял свою куртку, повесив её на спинку кресла. ― Ты что творишь, дубина? ― кое-как выдавил он из себя. Чуя был очень близок со своим напарником и действительно мог долго думать о том, что на самом деле в голове у исполнителя. Накахаре всегда был интересен Дазай, ведь партнер слишком загадочный. Возможно, что за маской Осаму скрывается обычная пустышка, которая ничего не стоит в этой жизни, а возможно в нем действительно что-то есть. Член исполнительного комитета портовой мафии не имел смысла жизни, поэтому никогда себе не отказывал в своих прихотях. «Все равно умрем, так почему бы не жить так, как хочешь ты, наплевав на всякие правила?». Красивый собеседник с рыжими волосами лишь бросил удивленный взгляд, пытаясь читать мораль, однако в итоге понял, что это бесполезно, стал говорить свою теперь излюбленную фразу «Ты сейчас серьезно? Ты чертов идиот, Дазай». Несмотря на скверный характер Накахары, у Осаму пару раз проскакивали мысли, что он был бы не против хоть разок расстегивать одну янтарную пуговичку за другой, распахнуть пошире белую рубашку на теле Чуи и зацеловать стянутую кожаными ремешками портупеи худенькую грудь, задохнуться теплым запахом одеколона, першащим в горле запахом пороха, металла и скрытым за завесой сильных ароматов запахом тела. И именно сегодня, именно сейчас он этим и занимался, не обращая внимания на возмущенного партнера, который пытался сопротивляться, хотя казалось, что делал он это просто так, по привычке — Прекрати ворчать, коротышка, — прошептали над ухом управляющего гравитацией, мокро кусая мочку уха, медленно спускаясь к шее, на которой красовался чокер. Утонченные пальцы Дазая расстегивали аксессуар, чтобы тот не мешал, в то время как холодный язык блуждал на открытых участках слегка выпирающего кадыка. С сахарных уст Накахары против его воли сорвался тихий стон. Было чертовски приятно ощущать чужие прикосновения, так удивительно тонко ласкающие кожу, заставляющие сладкую негу разливаться по телу, а пальцы ног сами поджиматься. Чуя пытался возмущаться, но все его слова тонули в райском удовольствии, прошивающим тело на каждое действие напарника. Мафиози пропустил мимо ушей оскорбление, что явно не свойственно для него. Пожалуй, будь он чуточку более трезвым, то жизнь Дазая, с которой тот так мечтал распрощаться, уже закончилась бы. Но алкоголь в крови, ласка и усталость мутнили разум. Без чокера стало как-то неуютно на секунду — ничто больше не оплетало шею узкой полосой, движения кадыка были свободнее на каждом сглатывании. Накахара со свистом втянул воздух, ладонью уперся в плечо Осаму и отстранился от него, нависнув и тяжело дыша в лицо, стараясь восстановить дыхание и сбить яркую краску, от которой щеки и уши предательски горели, выдавая минутное смущение. Отрываясь от желанного тела, Дазай томно вздохнул, смотря на своего напарника, который явно получал лишь удовольствие. Осаму разок ухмыльнулся, видя затуманенный взгляд Накахары, который и так глядел рассеянно после выпивки, да еще теперь жар по всему телу дурманил нормальное восприятие сложившейся ситуации. Высокий исполнитель запустил свои запястья под уже расстегнутую рубашку Чуи, аккуратно проходя холодными подушечками по каждому ребру. Один только вид партнера провоцировал безудержное желание продолжить начатое. Левая рука поглаживала оголенные участки тела управляющего гравитацией, после перемещаясь на влажную шею, на которой уже красовались еще маленькие красные пятнышки, будто бы бутоном алых роз только-только начинали распускаться на бледном фоне. Указательный и большой пальцы слегка сжали острый подбородок Накахары, а после передвинулись ближе к затылку, зарываясь в рыжих локонах. Дазай продолжал пошло улыбаться, ибо понимал, что на самом деле ему не особо сопротивлялись, ведь если бы Чуе действительно не нравилось, то суицидник давно бы лежал на полу с пробитыми ребрами. Посмотрев прямо в два голубых озера, Осаму резко надавил на чужую макушку, наклоняя к себе своего «друга», и прильнул к пухлым губам, которые были очень мягкими. Поцелуй получился собственническим, кончик языка шатена пробирался как можно дальше, с каждой секундой углубляясь. Воздуха уже не хватало, поэтому пришлось прервать эту ласку, за которой последовал характерный чмокающий звук отстраняющихся друг от друга губ. Хотелось еще, это было видно по взгляду каждого, однако, Накахара, видимо, собирался что-то сказать, но ему не дали этого сделать: — Я же вижу, что тебе нравится, — Дазай снова начал нежничать с разгоряченным телом Чуи, кусая того за шею и отправляя руки за чужую спину, приятно водя между лопатками. От каждого действия перехватывает дыхание. Пальцы Осаму холодные всегда — проблема кровообращения — и они скользят по горячей коже, пуская табун мурашек, заставляя волосы на руках подниматься от контраста. Чуя хотел бы отстраниться, однако его что-то останавливало. Накахара правда не понял, когда именно Дазай успел расстегнуть рубашку. Но ему это даже начинает нравиться. Мало когда девушки в его постели брали инициативу в свои руки, даря партнеру ласку подобной этой. Или ему просто не везло на хороших любовниц. Поцелуй отдавал привкусом виски и табака. Он не то чтобы кружило голову, но что-то да ударяло по мозгам, заставляя остатки разума заткнуться и молча уйти в глубь сознания, чтобы на утро высказать все, что он думал о таком блядском поведении. Чуя простонал сквозь поцелуй, отвечая влажно, горячо, углубляя поцелуй на пару с Дазаем и разочарованно промычал, когда поцелуй разрывали, но все же сделал несколько глубоких глотков воздуха. Чуе нравилось все происходящее, Дазаю, безусловно, тоже. И не понятно, что именно говорило это: алкоголь в крови или он сам? Дазай отпустил руки Чуи, видя, что тот уже просто наслаждается процессом. Осаму переместил свои тонкие запястья к пряжке чужого ремня, расстегивая аксессуар, продолжая в тот момент выводить узоры своим языком по шее, спускаясь к выпирающим ключицам. Накахара любил носить одежду, подчеркивающую все маленькие прелести своего тела. В шестнадцать лет парень носил майку, которая провоцировала пошлые мысли, но, видимо, рыжик сам этого не понимал. Проскальзывали мысли о том, что хотелось бы впиться в это тело, оставляя красные яркие отметины, из-за которых из пухлых губ будут вырываться томные вздохи и громкие стоны. Исполнитель начал осознавать, что его похабные мысли сейчас происходят в действительности, поэтому он стал усерднее возбуждать напарника, прислушиваясь к каждому звуку, издаваемым Чуей. Дазай потянулся руками к уже давно возбужденному органу Накахары, расстегивая темную пуговицу на брюках, переходя на молнию, аккуратно ее опуская, чтоб случайно не задеть чужую плоть. Осаму прислушивался к парнетру, пытаясь найти более чувствительные зоны на прекрасном теле управляющего гравитацией. Чуя оторвался от губ Осаму, подставляя шею под мокрые поцелуи, прекрасно понимая, что этот чёрт не упустит своего и, Накахара был уверен в этом, запятнает его шею засосами от которых избавиться на утро будет сложно. Впрочем, какого чёрта их должно волновать это сейчас? Сдерживать стоны не хотелось. Горло гудело от вырывающихся из него звуков и, Ками, обоих заводили стоны Чуи. Пальцы слушались неохотно, но Накахара всё же зарылся ими в пушистые волосы каштанового цвета, короткими ногтями царапая кожу, сжимая и оттягивая те до болезненного ощущения, на что Дазай прошипел пару раз. Одну руку управляющий гравитацией выпутал и скользнул ею по шее на грудь, нащупал узел галстука, растянул ненужную сейчас вещь и сдернул через голову напарника, отбросив в сторону. Пальцы нащупали пуговицы белой рубашки Осаму. Те не сразу поддавались, протолкнуть их через отверстие было сложно. Мысленно Накахара чертыхнулся, и несколько верхних пуговиц, словно по волшебству, поддались, и выскользнули в петель. Бинты. Из горла вместо стона, вырвался рык. ― Чертова мумия, ― прохрипела пассия Дазая и пальцами поддела несколько слоев марли, оттягивая ее вниз, совсем не заботясь, что в другом месте она может надавить сильнее, припадала губами к коже, чуть куснув в отместку за потраченные нервы. Из уст Дазая вырвался хриплый стон от неприятной неожиданности, ибо Осаму не ждал, что Накахара решится взять инициативу на себя. Внизу продолжало сильно тянуть от возбуждения, действия такого раскрепощенного Чуи заводили еще больше, однако пока что исполнитель расслабился, прикрыв карие глаза. Но руки продолжали гулять по телу низкого напарника. Пальцы левой руки снова зарылись в рыжих волосах, которые отдавали медным оттенком при солнечном свете днем, что часто подмечал суицидник. Немного надавив на светлую макушку, шатен намекал, что явно хочет большего, чем есть сейчас, и что простым петтингом тут уже не отделаешься. Накахара усмехнулся. Он провел языком по оголенному участку тела. Поцеловал в подбородок, прихватив губами кожу и отпустив с характерным влажным чмоком. Зубами подхватил край бинта и потянул вниз, оголяя больше шеи. Пальцы продолжали пытаться расправиться с пуговицами, и Чуя уже смог расстегнуть половину. Ладонь скользнула на грудь, провела по затянутой бинтами коже, распахнула рубашку. «Блять, ебучие бинты. Вот какого хрена он бинтуется так, словно его прямо сейчас в саркофаг закатают и среди песков пустыни выбросят?!» Накахара оттолкнулся от быльца дивана и уселся на бедрах Дазая. В ягодицы уперся чужой стояк и управляющий гравитацией снова ухмыльнулся, смотря на расслабившегося и давшего ему немного инициативы Осаму. — Хочешь чтобы я немного побыл главным? — небесного цвета глаза совершенно иначе сверкнули в полумраке, с каким-то азартом. — Ха, я с радостью. В ладонь легко легла рукоять любимого ножа. Чуя никогда не снимал и не бросал его, где угодно, в отличии от Осаму, который вечно терял свое снаряжение. Накахара удобно перехватил оружие и подцепил один слой бинта. Марля легко расползлась до конца, острие замерло у самой шеи, напротив кадыка и Чуя заметил, как тот дернулся, когда Дазай нервно сглотнул. Близко. Чуя был слишком близок к тому, чтобы всадить напарнику нож в горло, но не сделал это. Чуя вернул оружие обратно в кобуру и припал губами к испещренной шрамами на груди, заерзав бедрами. В паху тянуло, но он не желал обращать на это внимания, остановившись на белесых полосах, звездочках от пуль, розоватых — новых — шрамах, широких и тонких, рельефных, самостоятельно затянувшихся, и гладких — видимо аккуратно зашитых врачами или самим Мори. Затуманенный взгляд карих глаз продолжал наблюдать за действиями Чуи, наслаждаясь умелыми ласками со стороны напарника. Дорожка из слюны быстро охлаждалась после горячих поцелуев, провоцируя легкую и приятную дрожь по всему телу. Управляющему гравитацией действительно нравились все эти прелюдии, парень изводил Дазая, заставляя второго чувствовать болезненные ощущение из-за ткани брюк, которая сильно стягивала, в прочем, как и первого. Худые руки нежно поглаживали спину рыжего, а из уст вырывались томные вздохи, периодически переходя в хриплые стоны. Осаму все сильнее желал полностью овладеть Накахарой, который дразнил шатена, непринужденно двигаясь своими бедрами на чужих. Суицидник понимал, что его состояние доставляет отдельный вид удовольствия для рыжего, который все время терпит какие-то выходки со стороны главы исполнительно комитета портовой мафии. В какой-то момент инициативу резко взял на себя исполнитель. После всех дразнящих действий со стороны напарника, Дазай будто бы сорвался, делая все грубо. Чую резко схватили, повалив его вниз и нагло лапая где можно и нельзя. В этот раз красные пятна оставались намного сильнее, чем были в самом начале, укусы стали больнее, но это все равно было приятно, поэтому Накахара несдержанно стонал. Тонкие пальцы Осаму вернулись к молнии чужих брюк, которая уже полностью была расстегнута, и запустил свои руки под резинку чужих боксеров. Холодные фаланги стали нежно и медленно оглаживать возбужденную плоть. Чуя рвано выдохнул, на ледяные руки на своих ягодицах он прикусил губу, зашипел и выгнулся, стараясь избавиться от этого ощущения, будто он лег не под своего напарника, а под саму смерть, от которой вечно веяло могильным, немного противным, холодом. С губ сорвался протяжный стон, когда Дазай прикусил зубами кожу на месте, где раньше был чокер, и слегка оттянул. Больно, но как же чертовски приятно! Чуя потянулся к рубашке мафиози, стягивая ту с плеч и чертыхнулся. Он же расстегнул ее до половины. Не будь его напарник так сильно занят его шеей, то обязательно бы сказанул очередную свою плоскую шуточку. Рвать ткань нет вариантов, потом будет еще ныть, поэтому Накахара в слепую расстегнул оставшиеся пуговицы, потратив на это уйму времени, и стянул эту ненужную тряпку с плеч Осаму, оставив ее болтаться на локтях. Пальцы проникли под распахнутую ткань, разматывая оставшиеся бинты, которые уходили вниз под брюки. Если этот мудак абсолютно весь забинтованный, он его уроет. Чуя простонал на очередном укусе в шею — точно засосы будут; а Осаму видимо фетишист — потянулся к пряжке ремня шатена и тут же едва не взвизгнул, когда словно выточенные из льда пальцы проникли под боксеры и коснулись чувствительной головки. «С-сука.» Накахара свистяще втянул воздух и вцепился до побелевших пальцев в предплечья Дазая. Пальцы продолжали оглаживать головку. Медленно, нежно, слишком холодно! Черт, и вроде бы уже давно касается его, а руки все такие же — чертовски холодные. Чуя пытается абстрагироваться от этого, но действия напарника лишь ещё больше распаляют его, заставляя пальцы на ногах поджиматься от будоражащего удовольствия. Чуя ладонью уперся в лицо Дазая, заставляя его отстраниться уже, наконец, от его несчастной шеи и уделить внимание чему-то другому. Губам, например. Вторая ладонь все пыталась справиться с ремнем, что в одиночку трудно, шпенек не хотел вылезать из отверстия и это злило юношу так, что он не сдержался и укусил губу Дазая до крови. Горячий язык тут же прошелся по ранке, слизывая выступившую кровь, и раздвинул губы, проскальзывая внутрь. По подбородку стекала слюна. Ее слишком много, а сглотнуть нельзя, как и вздохнуть лишний раз. У Чуи уже горели легкие, но его это нисколечко не останавливало — Накахара отстраняется, делает два глубоких вдоха, как перед прыжком в воду, и снова целует Осаму. Пальцы на члене Накахары по венкам размазывали сочащуюся смазку и доставляли потрясающее удовольствие. Даже контраст холодного и горячего больше не был так противен. Обоим хотелось большего, Чуя поддался бедрами навстречу руке Дазая, чтобы тот перестал дарить мимолетные касания и перешел к серьезным действиям. Молния дазаевских брюк разошлась очень легко и быстро, и Чуя с неестественным удовольствием и злорадством сжал чужую плоть через ткань боксеров и даже нащупал пальцами влажное пятнышко от смазки. От неожиданности Дазай простонал, немного закинув голову назад и сам приступая к действиям, полностью обхватив чужой пах и резко сжимая. Чуя неровно дышал, наслаждаясь, однако рука новой пассии высокого исполнителя продолжала работать под чужими боксерами. Своей же, свободной, Осаму прошелся по напряженным мышцам живота, поднялся выше к груди и сжал пальцами сосок. С губ Накахары сорвался стон. Дазай увереннее стал двигать рукой по члену партнера, размазывая выступившую смазку по головке, заставляя того извиваться под собой, издавая пошлые звуки. Исполнитель впился в губы партнера, проведя по ним языком, проникая вглубь чужого рта. Осаму щекотал чувствительное нёбо, сплелся с языком Чуи и улыбнулся в поцелуй, услышав сдавленный скулеж и понимая, как Накахара старался, хоть и неумело, отвечать на все его действия. При других обстоятельств суицидник решил бы подшутить над своим парнем, однако неумелость справляться с пуговицами в порыве страсти заставляла умиляться. Дазай мог бы помочь быстро справиться с препятствиями на своем теле, однако очень старательный Чуя уже все сделал сам. Они под один темп двигались руками на возбужденных органах друг друга, постанывая в унисон. Обоим хотелось кончить, но Осаму планировал нечто большее, чем просто удовлетворить друг друга ладонями. Остановившись, шатен вытащил свою руку из-под чужого белья, спуская боксеры ниже, намереваясь их полностью снять. Холодные фаланги пальцев сжали оголенные и упругие ягодицы Накахары, на что второй лишь смущенно отвел взгляд. Наклонившись к партнеру, исполнитель не стал торопиться с дальнейшими действиями, наблюдая за реакцией напарника, поэтому высокий мафиози просто провел мокрую дорожку с паха до подбородка, оставляя красные следы по всему телу управляющего гравитацией. Дазай ухмыльнулся, однако решил на этом не перестать подначивать Чую самого что-то сделать, ибо шатену понравилось то, как рыжий пытался брать инициативу на себя: — Прекращай тянуть, — прорычал Накахара, недовольно смотря на наглого напарника. — А если продолжу, то что ты мне сделаешь? — протянул Осаму низким голосом, который сейчас звучал очень соблазнительно для Накахары, поэтому второй сначала просто выдохнул, подставляясь под губы суицидника. Дазай снова медлил, хотя сам горел сильным желанием побыстрее войти в это разгоряченное тело, даже не давая растяжки, однако мафиозник хочет, чтоб его партнер громко стонал под ним только от удовольствия, активно двигаясь своими бедрами, которые он сейчас так жадно сжимал. Осаму действительно не думал, что напарник так легко ответит на все ласки, поэтому в голове пролетели мысли «А что, так можно было?». Но на лице лишь ухмылка, Дазая столько дразнили, почему бы ему не заняться тем же самым, ведь это одно наслаждение — наблюдать за возбужденным Чуей, который очень ждал продолжения и хотел его. Хотел Осаму. — Я жду ответа, — мокрые дорожки продолжали вызывать томные вздохи низкого преступника. ― Я тебе въебу, а может выебу, ― скрипнул зубами Чуя, ― Долго будешь арканиться, как девственница перед первым сексом? ― вскинул бровь управляющий гравитацией и обвил ногами талию напарника. Дазай снова ухмыльнулся, смотря на Накахару, который бесился из-за того, что Осаму не делает что-то большее. Шатен навис над Чуей, смотря прямо в васильковые глаза, и провел своими худыми пальцами по пухлым губам Накахары, которые немного пульсировали после глубоких поцелуев. Осаму снова прильнул к сахарным устам, толкая язык как можно сильнее и глубже, из-за чего поцелуй получился собственническим, а отрываясь сразу же встал с дивана. — Куда, блять? — Чую слишком сильно возмущало поведение Дазая, который мог так легко прерваться во время процесса. — Ох, Чу, а ты по мне уже скучаешь? — Осаму отошел на пару метров, к своему портфелю, из которого вытащил смазку. — Я же тут о тебе забочусь, — парень покрутил тюбик в своих руках, а после снова направился к Накахаре. — Ах, то есть ты готовился заранее, — Чуя ухмыльнулся и начал наблюдать за тем, как партнер раскрывает тюбик с характерным щелчком, а после выдавливает смазку на свои худые пальцы. — Нужно быть готовым ко всему, — шатен навис над своей пассией и снова эта пошлая ухмылка Дазая, которую точно никто не сможет повторить. Дазай проник на одну фалангу, на что Чуя сразу же громко застонал. Продвигаясь дальше, шатен чувствовал сжимающиеся стенки вокруг своего пальца. Исполнитель проникал аккуратно, однако партнеру все равно было неприятно, поэтому суицидник решил его хоть немного отвлечь. Осаму наклонился к Накахаре и начал мягко целовать, хоть и не сильно отвлекая от боли. Пока шатен сминал губы мафиози, палец проник глубже, начиная активно двигаться. Понимая, что Накахара уже привык, Дазай добавил второй немного резко, на что напарник отреагировал довольно-таки громко. Неловко вышло, поэтому исполнитель остановился, давая привыкнуть, смотря на реакцию Чуи. ― Медленней, придурок, ― процедил рыжий, когда неприятные ощущения чуть утихли, но в голове билось отчетливо понимание, что стоит пальцам вновь задвигаться и он взвоет. Было неприятно, а губы, целующие его, помогали лишь немного отвлечься. Он только смог абстрагироваться и привыкнуть к одному пальцу, чуть расслабиться, так этот «придурок» уже вторым вошел. Чуя вскрикнул, а после зашипел, сжав плечи Дазая со всей силы. Было неприятно, больно и… стыдно. Но первого со вторым все же было намного больше. Даже то, что Осаму остановился не облегчало ничего. Хотелось высказать все, что он думал о напарнике, но Накахара сжал зубы, стараясь перетерпеть. Чуя прикусил губу и бросил на Дазая взгляд из-под ресниц, ожидая его действий. Дазай решил прислушаться к своему напарнику, начиная очень медленно двигать пальцами, проталкивая их вперед. Чуя громко стонет, сильно напрягаясь и сжимая фаланги внутри себя, однако через пару мгновений мафиози расслабился, следовательно Осаму продолжил свои действия. Стоны заменились вздохами, поэтому шатен начал добавлять движение «ножницами», аккуратно и постепенно растягивая Накахару, который уже начал привыкать. Громкие звуки из сахарных уст рыжего еще больше возбуждали, хотелось его всего и полностью, однако и этого, казалось, будет мало. Но Дазай терпел и медленно добавлял третий палец, изводя партнера. Осаму не будет Осаму если даже в такие моменты не поиздевается над Чуей, не потянув время, как он делал до этого. Этот рыжий больно много ворчит, так пусть сам и говорит, что делать кареглазому, да и смущающийся Накахара, которому было стыдно признавать, что тот правда хочет ненавидимого им же суицидника, был тем ещё зрелищем, за которое можно было отдать огромные деньги. Вторая рука гуляла по груди управляющего гравитацией. Тонкая кисть остановилась на розоватой бусинке, сжимая ее. Чуя перестал сдерживать себя совсем, издавая пошлые звуки ну слишком откровенно. Три пальца внутри управляющего гравитацией стали двигаться активнее, температура в комнате повысилась ещё больше, а тишина пропала из-за пронзительных стонов. Дазай резко остановился, аккуратно вынимая пальцы из напарника. Шатен довольно смотрел на Чую, который пытался отдышаться, шумно вдыхая воздух. Больше суицидник не собирался ничего делать, пока ему не скажут. Накахара зло посмотрел на напарника и вцепился в плечи, впиваясь в губы Осаму грубым поцелуем, а после отрываясь: — Решил поиздеваться? — зло протянул Чуя и вскинул одну бровь. Накахара оскаблился, а после снова поцеловал Дазая. Грубо, влажно, сталкиваясь с ним зубами, переплетая языки, так что слюна начинала стекать по подбородку и дальше на шею. Пальцы зарылись в каштановые вихры, царапая кожу головы короткими ногтями, запутываясь в них и болезненно оттягивая. Накахара стонет в поцелуй. — Войди в меня, блять. Только совесть, сука, имей, я тебе не твоя очередная бабская подстилка, — рычит он на ухо напарнику и прикусывает мочку. — Бабская подстилка? Сочту это за ревность, — довольно промурлыкал Осаму, зная, что Накахара будет беситься такому ответу. — А может мне вообще тогда ничего не делать, оставив тебя такого возбужденного, — подушечки тонких пальцев стали проходить по разгоряченному торсу, а на эти действия Чуя начал томно вздыхать, желая большего, — сильно желающего меня, — ситуация тешила самолюбие высокого преступника, — одного и неудовлетворенного, — Карий глаз пошло сверкал в полумраке комнаты, а губы растянулись в ехидной улыбке, наблюдая за краснеющим мафиози, который сейчас должен начать поливать Дазая матом. Предсказание сбылось, Накахара стал беситься этой ситуации, однако этого и ожидал Осаму. Пока рыжий отвлёкся на сквернословие, исполнитель стал входить в партнера. От неожиданности Чуя издал очень громкий стон. ― Тебя ревновать, все равно, что мне от вина отказаться, ― рычит в ответ Накахара. Слова Дазая и его действия заставляют Чую сцепить челюсть, игнорируя жар на щеках, и зло процедить сквозь зубы, оскаблившись: ― Только попробуй, ублюдок, и я тебе все кости переломаю, ― с языка рвался десяток другой ругательств и Накахара не поскупился на них, смешивая все с бранью на французском. Очередной эпитет в сторону напарника оборвался резко, с того самого момента, как Дазай вошел в него. С губ сорвался громкий протяжный стон. Чуя вцепился в плечи Дазая и запрокинул голову.Новый плавный толчок выбивает из груди весь оставшийся воздух. Чуя стонет совершенно по-блядски бесстыдно, громко, надрывая глотку до хрипов. В голове все мутнится, плывет. Чуя обвивает ногами бедра напарника, притягивая Осаму ближе к себе и целует его. Дазай начал медленно ускорять темп, грубо углубляя поцелуй, пошло причмокивая. Левая рука была за изящной спиной Накахары, приподнимала партнера, который снова стонал в мягкие губы. Осаму начал резко входить до шлепка, слюна стекала по подбородку Чуи, который уже давно не сдерживался в пошлых звуках, отрываясь первым от поцелуя, громко крича. Рыжий изгибался под шатеном, красные пятна, поставленные раньше на желанное тело, стали раскрываться еще больше, образуя не просто большие, а огромные и сильные засосы. Возможно ему действительно серьезно влетит от Чуи днем, но эта картина стоит парочки синяков от напарника, хотя на самом деле Осаму отдал бы намного больше за это. На тонкой и длинной шее активно двигался кадык после каждого звонкого звука из уст Накахары. Голубые глаза пошло смотрели на своего партнера, подначивая еще сильнее, хотя, вроде бы, уже и так больше некуда. Чуя сильно сжимался внутри, на что Дазай тоже не мог сдерживать стонов от удовольствия, прикрывая веки. Обоим нужна была разрядка, однако не хотелось прерывать удовольствие от слова совсем. Крепко прижимая к себе, Осаму кусал оголенную шею, оставляя новые следы, а тишина в комнате, которой давно уже не было из-за этих двоих, была наполнена громкими стонами «Двойного черного» и грубыми шлепками бедрами об бёдра. Все было слишком потрясающе для них обоих. Никто из них точно не станет жалеть о происходящем сейчас. Чуя не мог сказать, что именно ему нравится больше всего: то, как Дазай входит до конца или то, как он целует его и ставит засосы на шее? Он не мог заставить себя заткнуться, стоны слетали с губ сами, горло и всё внутри груди буквально гудело от вибрации. Он едва успевал сглатывать слюну, чтобы не поперхнуться часом. Он сжимается на каждый толчок. Во-первых, ему не привычно, а во-вторых, ему слишком хорошо и, пожалуй, если бы на кону стояло повторение сегодняшнего вечера, то он бы признался в этом Дазаю. «Это всего лишь небольшое стечение обстоятельств, виски, разгулявшийся в крови, и общий недотрах, сказавший на здравом мышлении нас обоих.» Но об отговорках Накахара подумает потом, на следующий день, когда проспится и эйфория уйдет. Чуя зарывается пальцами в волосы Дазая, сжимая их в кулаке. С губ срывается почти визг, когда один из толчков проходит по простате. Ему лишь чудом — чудом, же правда? — удаётся не кончить в ту же секунду. Но даже так, приходит осознание, что разрядка уже совсем близко. Пальцы на ногах начинают поджиматься от удовольствия. В горле уже все пересохло от частых стонов. Чуя сильнее обнимает Дазая ногами, сильнее сжимается вокруг члена внутри. Стонет ещё громче, хотя, казалось бы, куда ещё больше? Им двоим хорошо, им чертовски хорошо и пускай об этом знают все. Шлепки об бедра стали громче, после того, как Дазай в первый раз вошел до простаты партнера. Если до этого каждый толчок сопровождался почти выходом из Накахары, то сейчас Осаму пытался войти как можно глубже, буквально вдалбливаясь в мафиози. Теперь у Чуи не было возможности отдышаться от слова совсем, ибо каждую секунду шатен задевал место пика наслаждения. Обоим хотелось кончить, у обоих сыпались искры из глаз, когда тот, что выше, входил слишком глубоко, на что другой сильно сжимал стенки внутри себя, доставляя невероятное удовольствие суициднику. Если бы такое происходило часто, то, возможно, исполнитель оставил свое желание убить себя. Левая рука спустилась со спины ниже, после сильно сжимая в своей ладони упругие ягодицы, вдавливая пальцы в мягкую кожу. В то время как правая теперь двигалась под их темп на члене Накахары, размазывая сочившуюся смазку по всей длине. Чуя был уже на пределе, что заметили карие глаза, наблюдая за всеми действиями напарника, который активно поддавался бедрами вперед. Дазай очередной раз поцеловал свою пассию. На этот раз нежно, но по-собственнически, медленно углубляясь. Управляющий гравитацией продолжал мычать в пухлые губы исполнителя. Два языка переплетались между собой, периодически Осаму покусывал размягченные и влажные губы. Отрываясь от сахарных уст рыжика, между ними была очередная ниточка их общей слюны, которая в этот раз не успела разорваться, как шатен прильнул к утонченному лицу, мокро и активно расцеловывая миловидного напарника и оставляя влажные отпечатки по всему лицу. Накахара стонал ну очень громко, на что Осаму начинал двигаться быстрее, приобнимая партнера своей худой рукой, которая была свободна. Рот не закрывался. Чуя стонал, Чуя кричал, Чуя срывал горло на имени напарника. Каждый толчок отдавался скручивающим все внутри удовольствием. Дазай примерился, попал один раз и теперь с неожиданным усердием вколачивался в него, попадая по простате. Накахара сжимался внутри, стараясь еще больше, еще теснее ощутить все: каждый толчок, каждое движение, каждое попадание по заставляющей от удовольствия глаза закатились, пальцы поджимались и разум уплывал куда-то далеко. Хотелось как можно быстрее и ярче получить разрядку, и Дазай яро способствовал этому. Накахара и сам не отставал подаваясь бедрами, стараясь попасть в темп, чтобы обоим было приятней. От того как Осаму целовал его, все внутри перекрутилось, сжалось и он замычал в его губы. Даже вдохнуть не представлялось возможности, легкие и грудь распирало от удовольствия. Очередной стон сорвался с пухлых губ. Чуя не умел молчать, не умел сдерживаться и если уж стонать, то громко и до срыва собственного голоса. А поцелуи — мокрые, быстрые, почти невесомые, но от этого еще более прекрасные — лишь подзадоривали Накахару, заставляя почти кричать, чем он подстегивал Дазая. Рука на члене, толчки, глубокие, попадающие прямо по простате — Чуя в последний раз вскривает, даже слишком громко, что складывается ощущение, будто стёкла вылетят из рам, орошив асфальт и тротуар своими осколками, и кончает, запачкав себя и Дазая. Перед глазами сразу темнеет, голова идёт кругом, сбивая весь ориентир в пространстве, а лицо в который раз обожгло жаром. В ушах шумела кровь. Сердце бешено колотилось в груди, что казалось, что оно сейчас остановится от нагрузки. По телу разливалась сладкая, томная нега. Дазай закинул свою голову назад, делая еще пару толчков, а после обильно кончая. По телу пробежалась приятная дрожь, из глаз сыпались искры, а взгляд был затуманен. Партнеры были все перепачканы в сперме, но сейчас никто из них не брезгал нисколечко. Осаму плюхнулся на партнера, забивая на то, в чем они сейчас. Это было горячо. Очень. Усталость навалилась буквально за секунду, хотя до разрядки было чувство, что Дазай может продолжить в том же темпе еще несколько часов. От этих мыслей уголки губ шатена немного приподнялись. Осаму начал невесомо целовать партнера, немного устало, с максимальной нежностью, которую только может показать через такие прикосновения. Чистая рука направилась на рыжие локоны, начиная их убирать с милого личика Накахары, которое сейчас выражало приятную усталость. Пока «мелкий» мафиози не начал ворчать, чтоб Осаму с него слез, что, вероятнее всего произойдет в ближайшее время, как бы этого не хотелось Дазаю, суицидник прикоснулся своими губами к чужим мягко и осторожно, сильно не углубляясь, возможно даже боясь, что ему сейчас могут отказать. Но исполнителю ответили на поцелуй, на что преступник продолжил сминать сахарные уста аккуратно, иногда проходя по ним языком, после снова цепляя чужой кончик, передавая свою слюну. Продолжая целовать Накахару, Дазай обвил его руками, не задевая спину запачканной ладонью, и просто обнимал. «Это было феерически» ― вот всё, что было в тот момент в голове Чуи. Впрочем «феерически» немного не то слово, а может и то. Чуя не знал как всё описать, но ему было очень приятно. В голове билась одна идиотская, но крайне соблазнительная мысль как-нибудь, но повторить. И было плевать, что подумает Дазай, но он действительно не отказался бы всё повторить! Невесомый поцелуй, такой трепетный, такой нежный и ласковый, что складывается ощущение, что он для Дазая — прекрасная статуэтка из тонкого костяного фарфора; или фигурка из сахара, что от лишнего движения распадется, рассыплется. От этого поцелуя всё внутри заходилось сладкой и такой же непрекращающийся, как сковавшая тело судорога, дрожью. Снова стало катастрофически не хватать кислорода — на этот раз легкие сковало от этой волны нежности, накрывшей с головой, заставившей слегка застонать. Тяжесть тела Дазая только ещё больше разморила его. Приятно. И очень тепло, наверное, это только руки страдают, вечно напоминая красиво выточенный лед. Он отвечает на поцелуй, лишь мельком отметив, что Дазай убрал с лица мешающуюся прядь, что успела уже прилипнуть к взмокревшему лбу. И ведь даже и не скажешь, что начинали они намного, даже слишком, грубее. Опять же, повторить бы и, если можно, то так — нежно, ласково. Что-то подсказывало Чуе, что от такого его не раз и, возможно, даже не два схватит оргазм. Хотелось заснуть в этих объятиях и ничто ему не мешало это сделать, но было бы не прочь принять душ и сменить место дислокации. — Чуя, — Осаму прервал рассуждения Накахары. — Теперь ты должен выйти со мной в окно. — Это ты мне так отношения предлагаешь? — низкий исполнитель ухмыльнулся. — Именно. — Я сейчас выбираю душ, до которого нужно еще дойти, — Чуя заставлял Осаму подняться. — Поехали ко мне, после ванных процедур я дам тебе положительный ответ, — управляющий гравитацией начал собираться, пытаясь игнорировать ноющую боль в пояснице. — Правда я могу передумать.

***

— Ну так что ты мне ответишь? — Дазай снова приобнимает Накахару, только уже на кровати в квартире напарника. — Ответ все еще тот же, — Чуя уткнулся в изгиб плеча Осаму и прикрыл веки. ― Надеюсь, у тебя на телефоне стоит будильник на нужное время, ― сонно бурчит он куда в шею и слегка улыбается, млея от согревающих объятий. Собеседник напоминает про будильник. Черт, у Осаму такого понятие как «вставать по будильнику» не существует в принципе. Исполнитель любил подольше понежиться под одеялом, игнорируя телефонные звонки. Все равно никто ему ничего за это не сделает. Сон в такие моменты являлся важнее, ибо парень страдал бессонницей, а про режим ничего не было слышно лет с двенадцати. Приподнявшись, Дазай надеялся, что телефон будет где-то на столешнице, которая располагалась рядом. От теплого Накахары пришлось оторваться, что обоим явно не понравилось, а Чуя недовольно промычал, пытаясь вернуть шатена в обратное положение. Нашел. Повезло, что телефон был на столе. Включив его, свет был слишком ярким, отчего карий глаз зажмурился в попытках привыкнуть. Быстро полазив в настройках, Осаму поставил будильник на 6:30. В это время к ним точно никто не должен зайти, ибо слишком рано, обычный рабочий день начинается с восьми утра. Только исполнители такие «особенные» и все время шатаются неизвестно где, дабы выполнить срочное задание посреди ночи. Дазай вернулся в то положение, в котором находился в последний раз. В голове пронеслась мысль о том, что шатен даже не глянул на то, сколько было времени сейчас. Плевать. Тонкие запястья пролезли под худощавой спиной, крепко обвивая руками напарника, который был готов отрубиться в любую секунду: — Ч-уу-я, — полушепотом протянул Осаму, — я плохо встаю по будильникам, так что должен проснуться ты, — глаза обоих были прикрыты, они проваливались в глубокий сон, который, к сожалению, продлится не очень-то и долго.