Hickeys

Тикки, сбежав на кухню, мирно дрыхнет в банке из-под печенья. В пятницу вечером родители Маринетт отправляются в путешествие, впервые оставляя дочь присматривать за домом на целую неделю — до этого они не отлучались из пекарни дольше чем на один день. Поэтому квами, которая обычно не выбирается из спальни Маринетт, сразу же решает воспользоваться всеми преимуществами отсутствия родителей и пробраться на кухню, где всегда пахнет сладкой выпечкой и пряностями. Маринетт, тоже решая не терять времени даром, в гордом одиночестве разваливается на кровати и наслаждается обществом самой себя. Бесшумно просунув руку в пижамные штаны, она осторожно касается довольно чувствительных участков тела, наполняя комнату тихими, приглушенными вздохами. Ей не нужно много времени, чтобы решить избавиться от штанов — они мешают, да и в комнате слишком жарко. Нежно играя пальцами с бельем, второй рукой Маринетт постепенно, пуговичка за пуговичкой расстёгивает ночную рубашку, желая еще немного остудиться. Добравшись кончиками пальцев до клитора, Маринетт сгибает ноги в коленях и полностью откидывается на кровать, утопая в матрасе. С ее последнего уединения прошло довольно много времени, а поэтому тело с особой охотой отвечает на ласку, отзываясь на каждое, даже едва ощутимое, прикосновение. Зажмурившись, Маринетт полностью отдается процессу, и с каждым мгновением…. Окно, о необходимости закрыть которое Маринетт благополучно забывает, распахивается. Маринетт замирает. Кот Нуар пялится в ее сторону. В комнате хоть глаз выколи, но Маринетт, блять, отлично знает, что квами Кота усиливает зрение: ярко-зеленые глаза, слабо светясь в темноте, осматривают ее с головы до ног и наконец встречаются с ней взглядом. Кровь приливает к щекам Маринетт, сердце бешено стучит, и просто как, как она могла так сильно облажаться?! В комнате повисает тишина. Пробираясь к ней в спальню, Кот обычно кидает ей что-нибудь непосредственное типа «привет, принцесса» или какое-нибудь другое сочетание банального приветствия и ее прозвища. Однако, очевидно, что в этот раз он просто не может подобрать подходящих к ситуации слов. К его чести, он не крадется в сторону спасительного выхода и не пытается слиться со стеной, да и у него бы все равно не вышло — с его-то светящимися глазами! Точка невозврата пройдена — оба отказываются разрывать зрительный контакт, и Маринетт усиленно шевелит мозгами, придумывая, как разрулить эту чрезвычайно неловкую ситуацию. — Я… забыла закрыть окно, — относительно спокойно выдыхает Маринетт: стыд настолько силен, что она даже не заикается. — Ты восхитительна. Тихий хлопок — Маринетт предполагает, что Кот, сболтнув лишнего, захлопывает рот рукой, но слово не воробей — обратного пути уже нет. Вообще первое и единственно правильное, что можно сказать, когда застукиваешь друга мастурбирующим, это извинение. Желательно короткое и быстрое — чтобы успеть немедленно удалиться из комнаты. Кот же, наоборот, с места не двигается. И даже больше — полностью разворачивается к ней всем телом, цепким взглядом впиваясь в голые колени. Маринетт пытается что-то сказать, переспросить, но в ответ получает лишь: — Могу я подойти поближе? Смущение Маринетт растет до необычайно далеких высот, но по какой-то известной только богам причине она кивает. Да. По всей видимости, Кот действительно отлично видит в темноте — ловит едва заметный жест и сразу же решительно двигается прямо к кровати. Остановившись у края, он с необычайным интересом обводит взглядом каждый изгиб ее уже не подросткового тела. В рассеянном лунном свете бледная кожа приобретает неземное сияние, и Кот готов голову на отсечение дать — он… он сам и его альтер-эго никогда не видели ничего подобного. — Мари, ты всегда была божественно красива, но… черт побери, — тихо бормочет он. Маринетт молчит — просто не знает, что сказать. Своими словами и действиями Кот закапывает их, обрезает все пути назад, и она чувствует необходимость прикрыться, спрятаться за тканью: смущенно вытащив руку из трусов, Маринетт тянется к пуговицам ночной рубашки, так и оставшейся висеть на плечах. Когда эластичная резинка белья еле слышно шлепает по коже, Кот тяжело сглатывает, полностью осознавая ситуацию — он действительно вломился в ее комнату, когда она мастурбировала. Влез через окно и прервал ее в очень личный момент. Но… что, если он не хочет, чтоб Маринетт останавливалась? Что, если он хочет посмотреть? Может быть, помочь? Нуар проводит по вспотевшему лбу ладонью. — Прости, что прервал тебя. И прости, что так странно себя веду, — произносит он, вспоминая о банальной вежливости. Голос отказывается подчиняться, и слова звучат непривычно — практически так же непривычно, как и сама ситуация, в которую они вляпались. Маринетт с готовностью принимает его извинения, но Кот продолжает: — Могу я сделать хоть что-то, чтобы загладить свою вину? Что, блять, он может сделать, чтоб хоть как-то облегчить их положение? У Маринетт уж точно нет никаких идей. Она смущена, не знает, что делать со своими руками, едва сдерживается, чтобы не нырнуть с головой под одеяло. — Что… что ты можешь сделать? — нерешительно отвечает она. Она бы не отказалась от его одолжения, но… как он может помочь? Нуар молчит, не переставая пялиться на ее полуобнаженное тело — его взгляд бродит туда-сюда, пока не останавливается на влажном белье с принтом в виде кошачьих лапок. Идея посещает его дурную голову слишком внезапно, чтобы он успел здраво подумать. Точнее, это даже не идея — так, очередная фантазия его извращенного мозга. Закусив губу, он усердно размышляет: а стоит ли подобное вообще озвучивать. После такого велика вероятность, что вход в пекарню для него будет закрыт навсегда. Однако необходимо учитывать, что «забанена» будет лишь одна его личность. Облизнув губы и беспокойно щелкнув хвостом, Кот решается: — Я могу вылизать тебя. Ну, чтобы наверстать упущенное время. Черт побери. Из всех возможных вариантов (например, убраться к чертям из ее комнаты, купить букет роз в качестве извинений, сводить в дорогой ресторан или даже лучше — всё это вместе взятое) он предлагает самое невообразимое. Маринетт старается осознать происходящее и просчитать возможные последствия. Получается из рук вон плохо: в какой-то момент ее одурманенный смущением мозг решает, что предложенное Котом действительно наиболее удобный вариант. Это определенно может ей помочь. В происходящее верится слабо. Прикрыв сухой ладонью глаза, она глубоко вздыхает. Выдыхает. — Ничего не имею против, Кот, — наконец признает она. Нуар нервно усмехается. По его телу раскатываются живительные волны адреналина, и он нежно обхватывает руками ее бедра, подтягивая Маринетт к краю кровати — встав на колени, он оказывается прямо между ее свешенных ног. Кто ж мог подумать, что кровать просто идеальна для вечернего ужина. Кот обводит взглядом молочные бедра по бокам от своего лица, навсегда отпечатывая бледную тонкую кожу в памяти. Его ошеломляющие зеленые глаза, которые, кажется, начинают светиться сильнее, останавливаются взглядом на милых кошачьих лапках. Нуар мысленно клянется, что именно так выглядит рай. Прижавшись щекой к левому бедру, он спокойно интересуется у притихшей Маринетт, удобно ли ей. Услышав робкое согласие, Кот на пробу прикасается к коже губами. Его никто не останавливает, и он начинает покрывать уже более уверенными поцелуями раскинутые бедра, все ближе и ближе подбираясь к белью, пока не оказывается так близко, что его дыхание проникает сквозь тонкую ткань белья. — Ты уверена, что хочешь этого, Мари? — произносит он медленно, и в какой-то момент губы едва ощутимо касаются трусов. Маринетт с неожиданной для нее самой хрипотцой соглашается, и Нуар больше не медлит — оставляя поцелуй на одной из «кошачьих лапок», он отклоняется назад, стягивая белье и позволяя ему остаться висеть на одной из лодыжек. Возможно, в вопросах раздевания ему нужно больше практики. Когда ненужное препятствие исчезает, Нуар имеет честь наблюдать то, о чем он обещал хорошо позаботиться. Маринетт краснеет, а ее чувствительные места так сильно блестят лишь после одного медленного движения языка снизу вверх, что Кот дает безмолвное обещание самому себе: он постарается на славу. И свое обещание он выполняет. Наградив легким поцелуем клитор, он проскальзывает языком по складкам, заставляя Маринетт ахнуть. Нуар усмехается и, не думая останавливаться — словно кот, дорвавшийся до сметаны, он безжалостно скользит языком обратно к клитору, прислушиваясь к тяжелому дыханию, сменившемуся на эротичные стоны. Чудесные звуки, срывающиеся с закусанных губ, бьют точно в цель — в его вставший член, сдерживаемый лишь усиленным магией костюмом. Нуар входит в раж, раз за разом провоцируя все больше и больше сладостных всхлипов. В комнате становится жарко. Кот обхватывает бедра руками, едва-едва сжимая нежную кожу ладонями — боится оставить царапины. Влажно облизывая набухшие складки, Кот с раздражением понимает, что ничего большего предложить не может: пальцы, обтянутые перчатками костюма, заканчиваются длинными когтями, а острому не место в чувствительной промежности. С этой мыслью Кот вступает в «лингвистические» игры. Лицо Маринетт краснеет. Жар ее тела растет с каждой секундой, с каждым новым поцелуем на коже. Никогда, будучи в здравом уме, она бы не поверила, что вечно флиртующий герой всего Парижа будет зажат лицом между ее ног. Никогда, будучи в здравом уме, она не думала, что у нее фетиш на поцелуи и куннилингус. С довольно развратными звуками язык скользит по мокрой плоти, и Маринетт тонет в ощущениях. Ласки сосредотачиваются на клиторе, и ее голова вмиг пустеет: горячие и мокрые поцелуи творят чудеса. Непристойный стон поощряет Кота продолжать играть с набухшей чувствительной точкой, осторожно щелкая языком по мягкой плоти. Когда ладони цепляются за светлые волосы, тянут за пряди и трут кошачьи уши, Кот понимает: Маринетт близка. Она ерзает на кровати, и это было бы даже мило, если б не возбуждало так сильно. Грудь начинает ходить ходуном, и Нуар сильнее сжимает бедра, проводя языком по всей промежности, а затем возвращаясь обратно к клитору, чтобы щелкнуть кончиком прямо по чувствительной головке — он уже понял, что Маринетт это безумно нравится. Ее дыхание сбивается с ритма, жаркое и ошеломленное. Руки еще сильнее закапываются в волосы, прижимая. Маринетт кричит, выстанывает его прозвище так, как Кот никогда не слышал до этого. Звуки настолько опьяняют, что он продолжает атаковать ее клитор до тех пор, пока она не хватает его за подбородок оттягивая от пульсирующей плоти, не выдерживающей столь интенсивных ласк. Кот не хочет, чтоб эта ситуация заканчивалась. Он поцелуями возвращается к ее бедрам, но в этот раз ласки не такие уж и нежные — Нуар покусывает и засасывает кожу, проводя по ней языком, и даже эти грубые прикосновения слишком приятны, чтобы его останавливать. Нуар делает все, что в его силах, чтобы оставить на Маринетт побольше пятен. Он буквально помечает ее, одаривая засосами везде, куда могут достать губы. И Маринетт не останавливает его, из чего Кот делает вывод, что она не против. Не против его меток. Не против принадлежать ему. После этой ночи Маринетт никогда больше не была его запасным аэродромом. Никогда не уступала Леди Баг.

***

Маринетт не знает, почему, когда она входит в лекторный зал, Алья начинает бессвязно бормотать какую-то чушь. Должно быть, причина действительно в ней. Судя по взглядам людей на улице, у нее что-то не так с одеждой или с лицом. Вздохнув, Маринетт поворачивается к сидящим позади парням, спрашивая у Нино и Адриана, что, черт побери, происходит. Друзья быстро осматривают ее с головы до ног, и по их лицам становится понятно, что они что-то заметили, но пытаются промолчать. Нино неумело скрывает улыбку за зевком, а Адриан, кажется, уже готов прояснить ситуацию, прежде чем его останавливают: — А ну помолчи, — грубо рявкает Нино, поворачиваясь к Маринетт: — Мы так гордимся тобой. — О-о чем это вы? — единственное, что успевает выдавить из себя Маринетт прежде, чем Алья, схватив спортивную сумку с физкультурной формой, утаскивает ее из аудитории. Маринетт безропотно следует за подругой до самого туалета, и только там Алья успокаивается и, поставив сумку на край раковины, начинает копаться в вещах. — Маринетт, милая, засосы посереди белого дня! Еще и в шортах! На занятиях ты расскажешь мне все детали произошедшего, даже не думай, что я позволю тебе сорваться с крючка. Алья вытаскивает из сумки черные леггинсы. Маринетт удивленно смотрит на собственные ноги, обнаруживая целых восемь вполне себе заметных засосов, расположившихся на внутренних и внешних сторонах бедер. И это только те, что не скрыты тканью шорт. Маринетт молча принимает леггинсы и прячется в кабинке. Алья, привалившись к раковине, спрашивает: — Кто же так очевидно заявил права на мое дорогое дитя? — Ты все равно не поверишь, — откликается Маринетт, натягивая лосины. — А ты попробуй. Адриан с довольным видом сидит за партой, рисуя каракули на полях конспектов. Когда девушки возвращаются в класс, Алья выглядит так, словно наконец раскрыла секрет крабсбургера, Маринетт же наоборот — смущена и слегка подавлена. На ее ногах красуются черные леггинсы из плотного материала. Когда Алья садится на место, Нино с яростным блеском в глазах поворачивается к ней: — Кто? Маринетт с тихим писком захлопывает рот подруги ладонью.

***

Нуар выжидает денёк-другой, прежде чем вновь возникнуть у окна Маринетт. В этот раз он появляется во вторник через час после заката и вежливо стучит по стеклу. Услышав разрешение, Кот проникает в комнату и сразу же получает в лоб вопрос от раскрасневшейся от волнения Маринетт: — Почему ты оставил на мне засосы… Они везде! — Что ты имеешь в виду? — Я не знала, что ты покрыл меня пятнами. Рано встала, не выспалась, надела шорты и продемонстрировала восьмой части жителей Парижа и половине моего университета твои метки! Нуар, вспоминая вчерашнее утро, находит ситуацию довольно забавной. В аудитории он едва поддерживал спокойствие, и, казалось, даже Нино находил его самодовольное выражение лица крайне подозрительным. — Désolé, Мари. Я и не думал, что ты наденешь в университет шорты. И засосы не так уж и «везде», но, если ты хочешь, я могу это исправить, — Кот, подмигнув, продолжает: — В следующий раз я оставлю их выше, обещаю. Лицо Маринетт наливается исключительно ярким оттенком красного, и она злобно выплевывает: — Что ты имеешь в виду под следующим разом? Нуар приближается, опасно близко подкрадывается к ней, и всего лишь несколько бесценных секунд разделяют Маринетт от потери хладнокровия: еще немного, и она точно сбежит вниз по лестницам, схватит Тикки и даст деру куда-нибудь в сторону противоположного конца Парижа. Но вполне себе неожиданная реакция Нуара помогает ей сдержаться. Кот дуется. — Я что, плохо справился в прошлый раз? — Ч… Что, нет! Ты справился просто отлично, но я хотела сказать… Нуар прерывает ее. Он задает опасно провокационные вопросы: интересуется, почему это не может повториться, если ей понравилось, и Маринетт замолкает. Она смотрит в его гипнотизирующие кошачьи глаза, а в голове бьется лишь одна мысль: «Обоснованно». Кот расценивает ее молчание как собственный успех. — Зачем тебе это? Эм… почему ты тогда сделал… то, что сделал, и почему продолжаешь предлагать это? — смущаясь, несвязно бормочет Маринетт. — Потому что ты мне нравишься. В особенности — когда голая и громко стонешь. Маринетт, пойманная врасплох первой частью ответа, решает ради собственного психологического здоровья проигнорировать конец и продолжает: — А Леди Баг? Кот фыркает. Объясняет, насколько сильно он любит и ценит Леди, а поэтому и исполняет ее главную просьбу — оставить их чувства исключительно в рамках платонических. И Нуар признает: ночью, когда он услышал свое имя, стонами срывающееся с губ Маринетт, он решил провести внеочередную переоценку ценностей. Кот предлагает договор: если Маринетт не ищет серьезных отношений, то он готов всегда развлекать ее в качестве «друга с привилегиями» — было бы сложно по-настоящему встречаться с альтер эго. Маринетт находит сделку довольно привлекательной, но в совокупности лишь с одним условием. — И что за условие? Маринетт закусывает губу, раздумывая: а достаточно ли в ней наглости, чтобы все-таки решиться и потребовать… — Будет ли нормально… поймешь ли ты, если иногда я буду произносить чужое имя? Коту не приходится думать дважды, прежде чем согласиться. Они не состоят в отношениях, а значит, никто не пострадает. Оба только выиграют. Так в чем же подвох? Договоренность звучит слишком сладко, чтобы не обошлось без горчинки. Он выясняет это через тридцать минут. Маринетт, удобно устроившись на его лице, тихо постанывает. Глаза Нуара прикрыты, а лоб морщится от изрядной сосредоточенности — он тщательно старается одаривать ласками одно небольшое местечко, которое, как оказывается, тоже приносит Маринетт щедрую порцию удовольствия. В этот раз Мари полностью обнажена, и руки Кота крепко сжимают ее ягодицы, пресекая все попытки улизнуть от упрямого языка. Нуар расслаблен — он так и не понимает, в чем подвох, пока не слышит, как с губ Маринетт срывается его имя. Его настоящее имя. Туман опьянения горячим телом рассеивается. Время буквально замирает, растягиваясь, словно ненавистный понедельник, и Нуар резко распахивает глаза, поднимаясь взглядом по гладкому животу Маринетт, по ее упругим грудям, по длинной шее — вверх, к «ох, каким голубым» глазам, полуприкрытым от удовольствия. Кот тупит, и секунду спустя Маринетт смущенно опускает взгляд. — Думала, ты сказал, что все нормально? — едва слышно выдыхает она, прекрасно зная, что кошачьи уши уловят даже самый малейший звук. Вопрос заставляет Нуара стряхнуть липкое оцепенение и медленно кивнуть, а затем продолжить облизывать клитор. Долго ждать не приходится — после порции вязких ласк Маринетт опять начинает стонать «Адриан» так, как сам Адриан никогда не слышал и не представлял до этого. К сожалению, его вставшему члену это ничуть не помогает. Да он, черт побери, никогда в жизни не был так сильно возбужден. Маринетт ведет руками по телу, скользит ладонями по груди, по узкой талии, по сочным бедрам, и Адриан умирает. Умирает ради девушки, сидящей на его лице. И несколько секунд спустя ее пальцы закапываются в его волосы, тело выгибается, с губ срывается стон — и Маринетт умирает. Тоже. Кот на низком старте — собирается оставить засосов даже больше, чем в прошлый раз, но Маринетт ловко выбирается из его рук раньше, чем он успевает что-либо сделать. Очевидно, она предугадывает его действия — веселое хихиканье лишь это подтверждает. Кот хмурится. Демонстративно изображая обиду, он совершенно не осознает, насколько очевидна его выпуклость в тесном тонком костюме. И не замечает, как рука Маринетт ласково приземляется на его прикрытый член. Нуар дрожаще выдыхает. — Это из-за меня, Кот? Маринетт нежно сжимает, потирает, гладит выпуклость, и Нуар шипит что-то похожее на согласие. Он с легкостью сдерживается, когда доставляет удовольствие, но стоит ему оказаться на другой стороне баррикад — и он превращается в мягкий и податливый пластилин в чужих руках. — Ты не сможешь снять костюм, верно? — спрашивает Маринетт, прекрасно зная ответ. — Увы. Магия, все дела, — мурлыкает Нуар. Маринетт продолжает ласкать его эрекцию через костюм, а затем, усмехнувшись, плюет на ладонь и продолжает его дразнить. Кот ахает. Девушка ухмыляется, отлично зная, что материал супергеройского костюма тонок, словно бумага. У нее такой же. Кожа вокруг промежности склизкая, и Маринетт, решаясь, вытаскивает туз из рукава и второй раз за ночь седлает его. Но в этот раз не скрытое маской лицо, а его стояк. — М-мари! Наклонившись вперед, Маринетт затыкает Кота, и он ахает, когда поцелуи смещаются на оголенную часть шеи, не скрытую костюмом, а затем сменяются укусами. Голая и влажная, Маринетт скользит по гладкой коже, потираясь о приятную выпуклость. Нуар не сдерживается — стонет. Его ладони наконец находят приличный предлог, чтобы блуждать по нежному телу — он обхватывает узкие плечи, а затем скользит руками ниже, чтобы взяться за бедра. Кот смотрит, хватается за каждую деталь — оставляет в памяти каждый изгиб податливого тела. Он вцепляется в Маринетт крепче, так сильно, как это только возможно без угрозы проткнуть кожу когтями. Маринетт замирает, отрываясь от его шеи, когда Нуар резко прижимает ее к своему стояку. Оба стонут, и Кот задает темп и ведет ее бедрами именно так, как ему нравится. Очевидно, они на правильном пути: Маринетт чувствует, как Нуар мелко трясется под ней, и, переключив все свое внимание на движение собственных бедер, она упирается ладонями в каменный живот. Нуар всегда выглядит очень гибким, но только сейчас, сидя на нем, Маринетт осознает, что Кот не только пластичен — но и очень силен: под костюмом скрываются крепкие, хорошо развитые мышцы. Нуар дергает бедрами вверх, попадая членом прямо по клитору, и Маринетт отрывается от своих раздумий, ахая. Их движения внезапно замедляются, Кот с силой вцепляется в девушку и зажмуривает глаза. До Маринетт доходит, что он только что кончил. До Нуара доходит, что ему придется многое объяснять Плаггу. Например, по какой причине он решил спустить в костюм.

***

«Сейчас сезон засосов или что-то типа такого? Почему они, блять, у всех? Сначала Маринетт, затем мой наставник из лаборатории, потом девушка-бариста в кафе, а теперь Адриан?» Адриан резко дергает рукой, чтобы прикрыть шею, и усиленно краснеет. Нино поворачивается к нему с вопросом: «Кто это?». На ответ «прости, это конфиденциальная информация» Адриан получает лишь закатывание глаз от друга и недовольное фырканье от Альи. Одно радует — Маринетт опаздывает на утреннюю лекцию, и когда она наконец заходит в аудиторию, тема засосов уже себя исчерпала. Девушка остается в блаженном неведении до конца пары. Но когда начинается перерыв, и все возвращаются к интригующим темам, Маринетт замечает засосы на шее Агреста. По официальной информации он не состоит ни с кем в отношениях, но ситуацию это не меняло: засосы на шее вечного краша вводят Маринетт в уныние. Хотя не так сильно, как она ожидала. Почему? Вспоминается прошлая ночь. Маринетт не одинока. У нее есть симпатичный кот, готовый на все, чтобы удовлетворить ее по первому же требованию. Практически пятизвёздочный сервис по принципу «все включено». Нуар определенно спасает ее от сильных сердечных страданий, но это не меняет того, что ей некомфортно. Кот появляется той же ночью. Маринетт несколько часов проводит наедине со своими мыслями, осознавая, что объект ее «вечной» влюбленности встречается с другой девушкой, и, конечно, нельзя сказать, что это положительно влияет на ее настроение. Кот сразу же замечает изменения в ней и с ловкостью фокусника по кусочкам вытягивает нужную информацию — в конечном счете Маринетт признается, что сегодня объект ее чувств пришел на учебу с засосами. — Его зовут Адриан? — хмуро спрашивает Кот. — Да. — Ты произносила его имя… вчера. Пока была на мне, — с неловкой паузой произносит Нуар. Маринетт расценивает медлительность как сочувствие, но продолжает молчать. Кот анализирует ситуацию: он на коне, опережает Маринетт в их игре на целых два шага — ведь он и есть тот самый «краш», на шее которого красуются алые засосы. Метки, оставленные самой Маринетт. — Верно, — наконец смущенно выдыхает девушка, и Кот, помедлив, спрашивает, нужна ли ей «физиологическая» поддержка. Маринетт прекрасно понимает, что он имеет в виду. Кот зажат между ее ног в третий раз за неделю. Честно говоря, это уже немного выходит за рамки чего-то «несерьезного», но оба молчат, негласно соглашаясь продолжать происходящее. Маринетт лежит на кровати, облокотившись на изголовье, и в этот раз Кот залезает следом, практически полностью помещаясь на постели. Солнце только начинает садиться, и в комнате светло даже без ламп — Маринетт впервые может во всех деталях наблюдать за тем, как Нуар вылизывает ее. Мрачное настроение испаряется словно по волшебству. Сложно грустить, когда на нее из-под пушистых ресниц смотрят зеленые глаза, когда едва колючая щека прижимается к белью. Кот возбуждается от одного лишь запаха и быстро расправляется с ненужным препятствием, желая быстрее заняться своим любимым делом — дразнить девушку так долго и так интенсивно, пока она не будет полностью удовлетворена. Щелкая, потирая языком клитор, целуя складочки и все интимные места, обычно скрываемые от посторонних. Маринетт закрывает глаза, выкидывая из головы неприятные мысли о произошедшем. Закрывает глаза и стонет его имя. Настоящее имя. И во второй раз это сбивает Кота с толку. Он замирает — и Маринетт, как и ожидалось, замечает его паузу буквально через мгновение. Она поднимает голову и внимательно смотрит на него. Их взгляды встречаются, и он читает невысказанный вопрос: «Все нормально?». У него уж точно все нормально. Даже настолько нормально, что, поддаваясь моменту, он посылает разумную часть головного мозга в пешее путешествие и, отрываясь от клитора, произносит: — Детрансформация!