Non enim quid amor

Женщину привели а Виктариону яростно извивающейся, шипящей не хуже кобры и гневно кривящимися губами, багровыми от крови. Нут Цирюльник объяснил капитану, что девка сопротивлялась, отсекла половину уха Ральфу Хромому и порезала лицо Стоунхаузу, так что пришлось ее немного усмирить. Виктариону это не понравилось: он рассчитывал получить за нее богатое вознаграждение, но много ли заплатят за нее, если Хромой выбил ей половину зубов? — Ральф был ласков, капитан, — Нут с ухмылкой ухватил девушку за подбородок; она норовисто дернулась и плюнула кровавой слюной в Цирюльника, за что он со смехом накрыл ее рот ладонью, грубо сминая разбитые губы, но она не застонала, не заплакала, лишь продолжала буравить его своими черными глазищами, бездонными как море. — Хотя сами видите, какая она норовистая! Так и просит, чтобы настоящий мужик показал, где ее место. — Осади. Она не для тебя, — Виктарион окинул хмурым взглядом порванное платье пленница: смелый фасон и легкие шелка и так не оставляли места воображению, а теперь и вовсе на ней остались одни лоскуты, и женщина стояла перед Виктарионом практически голой, однако ничуть не смущалась своей наготы. Она смотрела на Виктариона дерзко, свысока, и Греджой усмехнулся: очевидно, что одного удара для нее оказалось недостаточно. Редкая девка могла схватиться за нож, обычно женщины, взятые в плен, рыдали и молили о пощаде, угрожали, страшили своими мужьями, отцами и братьями, а эта не только успела выхватить кинжал, но и пустить кровь его людям. Виктарион не винил парней, что они не сдержались: очень уж хороша его пленница. Губы у нее полные, манящие, искушающие грехом, высокие скулы, кожа белая, как сметана, а волосы — сплошной черный шелк; сквозь обрывки платья виднелась полная высокая грудь с острыми сосками, округлые бедра, длинные стройные ноги; капитан ощутил, как тело его откликнулось, кровь заиграла, разгоряченная видом таких сочных прелестей, и скопилась, загустев, затяжелев, внизу живота. Женщина, хищно прищурившись, своевольно дернулась в крепкой хватке моряков, и лицо ее потемнело, когда Нут Цирюльник ухватил ее за грудь. — Никак себе ее решили оставить, капитан? И правильно — хватит вам уже вдовствовать. Лорд Бейлон и вашей морской женке порадуется, особенно — такой-то ладной, — и он звучно шлепнул женщину по бедру, заставив ее загарцевать на месте словно разгоряченную кобылку. Виктарион глухо хмыкнул, сложив руки на груди. — Тогда прекрати ее хватать своими лапами, а то обрублю тебе их по плечи и ими же забью до смерти. — Так вы же еще не повенчаны, капитан, — захохотал Нут, вновь протянув к ней руки, но женщина, выгибаясь луком, заплясала, поднимаясь на носочки. Шнуровка сандалий впилась в ее ноги, оставляя на коже малиновые следы. — Тронь меня еще раз — и лишишься пальцев, — пообещала она голосом странно спокойным, на что Цирюльник, глумливо усмехнувшись, сунул большие пальцы за ремень. — Нет, ну, вы слушали это, капитан?! Не язычок, а жало. Так и вырвал бы. Или заткнул чем, чтоб не болтала попусту. Матросы поддержали его гоготом, стискивая руки женщины, которая уже не вырывалась, а стояла твердо, упираясь подошвами сандалий в пол каюты, напружинившись, словно львица перед прыжком. Коса смоляной змеей ниспадала ей на плечо; когда Виктарион шагнул к ней, женщина отпрянула, но во взгляде ее не было страха, только ярость, жгучая, как драконий перец. Грейджою было почти жаль отдавать ее за выкуп, но красивых баб на свете много, а Железным островам золото куда нужнее. — Отпустите нашу гостью — от того, как учтиво мы с ней обращаемся, будет зависеть ее цена, — приказал он; Нут недоуменно наморщил лоб, парни принялись переглядываться, но все же разжали пальцы, и женщина, вырвавшись из тисков, царственно вскинула голову, расправила плечи, совершенно не думая прикрываться. Напротив, она нахально выставляла перед Виктарионом свою красоту, тая в уголках рта самодовольную усмешку. Грейджой зло стиснул челюсти: ведьма, похоже, знала, как действует на мужчин и, несмотря на то, что находилась в полной власти железнорожденного, ничуть его не боялась. Теперь Виктарион понимал Цирюльника — девку действительно хотелось объездить, научить послушанию. Ухватить бы ее за косу, швырнуть на койку да заставить ее надрываться от воплей всю дорогу до Пайка. Когда пленница томно улыбнулась, взмахнув ресницами, Виктарион сжал кулаки: она явно провоцировала своими повадками умелой потаскухи. Бросить бы ее за борт, но если Бейлон узнает, что брат утопил целое состояние, впору будет и самому прыгать за ней. — Смотрите, как бы я не обошлась вам слишком дорого, капитан, — промолвила женщина, — моей семье не понравится, что вы столь… грубо прервали мое плавание. — Ваша семья захочет, чтобы вы вернулись к ним в целости и сохранности, — бросил Виктарион, — а если же нет, то в Вольных городах тоже найдутся готовые заплатить немало за такую красоту. — Считаете меня красивой, капитан? — ее улыбка стала шире. — Уж не моя ли красота послужила причиной вашего нападения на мирный корабль? Мне бы это даже польстило бы, не будь вы и ваши люди просто сборищем головорезов. — Попридержи язык, девка! — взревел Нут Цирюльник, замахиваясь, но Виктарион остановил его руку. Оттеснив Нута от пленницы, он набросил ей на плечи шерстяное одеяло, пропитанное запахом морского ветра и сырости: не за чем зазря искушать парней и себя. Кто знает, что у нее на уме, может, она нарочно провоцирует и дразнит, чтобы потом ужалить, подобно мантикоре. Виктарион хорошо помнил историю Дальтона Грейджоя, убитого собственной соленой женой. Этой, кажется, и кинжала не надо — и зубами в горло вцепится при первом же удобном случае. — Покамест вы под моей защитой, — неохотно пробормотал Виктарион, которого теперь смущала близость женщины, как кубок с отравленным вином — изнывающего от жажды. — С вами будут обращаться достойно и вернут семье — за вознаграждение. — Как бы вы свое вознаграждение не получили головами ваших людей, — в притворном сожалении вздохнула женщина, — моим отцу и дяде это не понравится. Родичи матери так же не будут в восторге, тем более, что вы убили некоторых из них. — Раньше все моря принадлежали железнорожденным, — рявкнул Нут Цирюльник, — за право плавать в наших водах зеленым лордам и сброду из Вольных городов приходилось раскошелиться. Мы кровью и железом взяли свое — только и всего! — Вот как? А я думала, те времена давно миновали, и теперь вы просто шайки пиратов, рыскающие по морям в поисках добычи, — женщина пожала белым плечом, на котором темнели следы железных пальцев. — Теперь вы, миледи, — наша добыча, — осклабился Нут, — так что лучше не злите капитана. — И в мыслях не было! — картинно ужаснулась она и тут же повернулась к Виктариону: — Капитан, вы же не злитесь на меня? Пожалуй, это мне стоит на вас сердиться за столь грубое знакомство, не правда ли? — Жить будете на Пайке, покуда за вас не заплатят, — прорычал Виктарион, не желая вступать с ней в перепалку, подозревая, что в словесном поединке с ней именно Грейджой выйдет проигравшим. Пожалуй, стоит приставить к ней охрану, чтобы девка не удумала чего; сам Виктарион посулил себе держаться от этой ведьмы подальше, иначе ему придется дорого расплачиваться за порченный товар не только с ее семьей, но и с Бейлоном. — Сделайте одолжение нам обоим, капитан, — берите курс прямо на Дорн, — посоветовала она, — обещаю, вас там примут как вы того заслуживаете. — Дорнийка, стало быть, — презрительно выплюнул Нут Цирюльник. — Мой отец — второй среди дорницев. Дядюшке посчастливилось стать первым. Но, уверяю вас, правящий принц Дорна и его брат будут рады, когда вы вернете их дочь и племянницу в целости и сохранности. — Значит, и вознаграждение будет щедрым, — отрезал Виктарион, начиная понимать, что своим нападением на волантийский корабль он загнал себя прямо в сети. Галею и без него успели потрепать ураган и корсары, и когда железнорожденные напали, корабль сдался без особого сопротивления. На борту оказались женщины, что взбудоражило парней; пролилась кровь не только защитников галеи, но и железнорожденных, парни, разгоряченные схваткой и легкой победой, тут же разобрали себе девок, а нескольких особо ретивых матросов принесли в жертву Утонувшему богу. Дорнийку уберегли ее красота и знатное происхождение, которое теперь могло обернуться бедой для Виктариона — в его планы не входило навлекать на себя гнев Мартеллов. Но он ведь спас ее, разве нет? И все бы ничего, если бы не дурак-капитан и его первый помощник, схватившиеся за меч при виде ладьи железнорожденных. — Если бы я могла, капитан, я бы вознаградила вас и сама, — растянула в острой улыбке красные губы дорнийка, от которой у Виктариона пересохло во рту. Может, и правда лучше взять курс на Дорн, пока девице не взбрело в голову стравливать парней? Плавание с этой девкой, живым воплощением греха, обещало быть нелегким.