Non enim quid amor

Талисе было тяжело видеть тоску в глазах леди Старк. Женщина старалась быть сильной ради своего первенца, вынужденного встать во главе армии, ради дочерей, которых держали пленницами в Королевской гавани, ради младших сыновей, оставшихся на Севере, в Винтерфелле, но только бесчувственный слепец не заметил бы её скорбь и боль. Леди Кейтилин в одночасье лишилась мужа и покоя, её семья оказалась разорванной, разбросанной по всему Вестеросу, её сын вынужден воевать, а она могла только поддерживать его, помогать советом, хотя, как и всякая мать, предпочла бы сама взять руки меч и выйти на поле битвы вместо своего дитя. Талису восхищала и даже немного пугала сила духа и воля Кейтилин Старк; другая бы на её месте предпочла бы остаться под защитой стен Виктерфелла, предоставив мужчинам биться самим, а леди Старк не побоялась отправиться на войну наравне с лордами и рыцарями. Некоторые считали это глупостью, безрассудством, полагали, что разумнее было бы держать мать короля Севера подальше от военных дел, ведь женщине здесь не место, да и леди Кейтилин слишком ценна, чтобы подвергать её опасности, однако открыто предложить такое Роббу Старку не смели. Король Севера уважал мать, но был слишком молод и горяч, жаждал мести и крови Ланнистеров, чтобы иной раз прислушаться к мудрым наставлениям, и это тоже ранило леди Кейтилин. Она боялась, боялась, что не убережет своего сына, не сможет спасти, не окажется рядом тогда, когда её дитя будет больше всего в ней нуждаться. Талиса не раз слышала, как женщина молилась в своём шатре, просила Семерых защитить её детей, и голос леди Кейтилин дрожал от слез и ярости; ей не нужна была месть, леди Старк хотела справедливости и обнять своих детей. Талиса хотела ей помочь, настолько, что сама начала чувствовать ту разрывающую боль, терзавшую леди Старк, вдову и мать, потерявшую детей, однако от этого недуга у неё не было ни отвара, ни примочки. Не все можно было исцелить травами, не всех можно было спасти, и Талиса казалась себе бесполезной. Спасенные ею солдаты целовали руки девушки и называли самой Девой, а она видела лица мёртвых, тех, кому не смогла помочь, и среди них ледником, горной высотой выделялась Кейтилин Старк, которая не просила помощи, не искала спасения или утешения, но молилась Семерым, надеясь, что если она не сможет, то хотя бы боги не оставят её детей. Со временем леди Кейтилин почти перестала спать: днем она была рядом с Роббом, присутствовала на заседаниях лордов и выходила к солдатам, а ночью — просила богов не бросать её семью в тяжёлый час. Сначала заволновались служанки матери короля Севера, затем беспокойство перекинулось на стражников, несущих караул у шатра леди Старк, и вскоре слухи дошли и до Робба Старка. Для него не осталась незамеченной чрезмерная бледность, вялость и тени вокруг глаз, но леди Кейтилин отмахивалась, уверяла, что все в порядке, однако когда женщина потеряла сознание прямо за ужином с лордами Болтоном и Карстарком, король Севера не на шутку заволновался. Сразу же послали за Талисой; пока девушка шла по лагерю, у неё сердце холодело от жутких сплетен и предположений, касательно состояния леди Старк. — Говорят, матушка короля того, при смерти… — Да отравили её, Ланнистеры и отравили! Шпион их здесь, среди нас!.. — Может, она больна?.. — Серая хворь это, вот как пить дать! Тирошийские наёмники… — Да проделки Паука это, поганого евнуха. Он ещё при Безумном короле служил… В голове Талисы гудело, как в разворошенном муравейнике, когда она дошла до шатра леди Старк, уже не знала, что и думать. Ей только сказали, что мать короля занемогла, и она сразу же поспешила к леди Старк. Девушка боялась не успеть; иногда секунды решали судьбу человека. Неведомый не любил ждать. Ворвавшись в шатер, волантийка увидела леди Кейтилин, бледную, осунувшуюся, но вполне живую, с воинственным блеском в глазах. Она силилась подняться с постели, но служанки в несколько пар рук укладывали её обратно; рядом суетился мейстер, Робб Старк, посмурневший, стоял перед матерью, сцепив руки за спиной, но при виде Талисы, лицо юноши посветлело, прояснилось, словно солнце в разгаре дождливого дня. Девушка, опустив глаза, коротко присела перед королём Севера и подошла к леди Старк. Опустившись на колени возле её постели, Талиса просяще заглянула ей в лицо. — Миледи… — Я в порядке, — отрезала женщина и возмущённо воззрилась на сына, — я не немощная старуха, Робб! Я не собираюсь отлеживаться с компрессом на лбу, пока мои девочки в когтях у Ланнистеров. — И как ты им поможешь, изводя себя? Сансе и Арье нужна мать, а посмотри, до чего ты себя довела?! Ты едва стояла на ногах! Хорошим же я буду сыном, если и дальше позволю тебе губить себя. — Я сама решу, что мне делать, — с достоинством обронила леди Старк, и Робб, стушевавшись, пошаркал ногами, будто провинившийся мальчишка. — Мой долг как сына и главы дома защищать и заботиться о тебе. А как твой король, я приказываю тебе лежать и набираться сил. Отец проклянет меня, если я не смогу тебя уберечь. — Робб… — женщина приподнялась на подушках, но юноша царственно вскинул руку, пресекая возражения, после чего обратился к Талисе с затаенной лаской в голосе: — Поручаю заботу о матушке вам, миледи. Я верю, что ваши руки изгонят прочь любую хворь. — Благодарю, ваша милость, — волантийка испытала одновременно неловкость, грусть, раздражение и медовое удовольствие от слов короля Севера. Какой бы девушке не понравилось внимание Робба Старка? Да только он был обручен с одной из дочерей лорда Фрея, а Талиса не искала мужчину ни для любви, ни для брака, да и то, с какой теплотой юноша обратился к Талисе, явно не укрылось от леди Старк и её служанок. К вечеру лагерь будет кишеть слухами и сплетнями; впрочем, какая разница? Слова это ветер. — Мне не нужна ни нянька, ни сиделка, — отчеканила леди Кейтилин; глаза на бескровном лице горели синими звездами. — Всё, что мне нужно, — это мои дочери, живые и здоровые. — Для того, чтобы дождаться их возвращения, вы и сами должны быть крепки телом и духом, миледи, — мягко возразила Талиса; ей уже приходилось иметь дело с капризными пациентами, а леди Старк не собиралась лежать, предаваясь тоске. Отважная женщина, но отвага легко могла перерасти в безрассудство. Кейтилин Старк требовался отдых, здоровый сон; у Талисы было снотворное, могущее деликатно убаюкать леди Старк, главное, чтобы мать короля не отказалась его принимать. Не вливать же в неё отвар силой. — Я не могу, — простонала женщина, вцепившись в свои волосы, — не могу… Стоит мне закрыть глаза, как я вижу их… Санса, Арья, Бран, Рикон… И Нэд, мой Нэд… Как же так вышло? Чем мы прогневали богов, что они послали нам такие испытания?.. Служанки и мейстер притихли, явно прислушиваясь, и Талиса тот час же выгнала их вон из шатра. Нечего подслушивать и распускать сплетни о матери короля Севера! Могли бы проявить немного участия к вдове и матери, чьи дети оказались в беде. Сердито отдуваясь, волантийка села на край постели подле леди Кейтилин; её вялые пальцы показались девушке ледяными, и она прижала их к груди, к торопливо бьющемуся сердцу, будто рвущемуся в ладони, иссеченными шрамами, оставленными валирийской сталью. — Всё будет хорошо, миледи, — пообещала женщине Талиса, — вот увидите, скоро вы сможете обнять своих дочерей, и ваша семья вновь будет в сборе. А потом его милость женится и подарит вам внуков. Леди Старк слабо улыбнулась. — Да, Робб уже жених… А я совсем не чувствую себя бабушкой. Я ведь надеялась, что ещё смогу родить. Рикону всего три года, но я чувствовала в себе силы подарить Нэду ещё дитя. А теперь что?.. — А теперь вы мать короля, сына, которым любой отец может гордиться, — убеждала женщину Талиса, борясь с желанием обнять её. Это было бы неуместно, волантийка не имела на это никакого права, но так хотелось уложить леди Кейтилин на подушки, поцеловать припухшие от недосыпа веки и лечь рядом, согревая и оберегая её сон. Вместо этого девушка разбавила несколько ложек отвара в чаше с водой, мятой и мёдом и сидела рядом, пока леди Старк пила маленькими глотками. — Ты хорошая девушка, Талиса, — прошептала леди Кейтилин, уже засыпая; она закрыла глаза и не видела, как волантийка, склонившись к самому её лицу, ловила губами дыхание женщины.