По ту сторону истории

Как только я вышла с автобуса, то сразу же поёжилась от холодного ветра. Я должна была приехать днём, но благодаря тому, что водитель по полчаса останавливался на каждой остановке, в деревню я добралась только к закату. У бабушки завтра день рождения и я решила сделать сюрприз, без предупреждения приехав к ней. Теперь придется идти через лес в своих новых ботинках. Можно было добраться до деревни более нормальной дорогой, но тогда я дойду лишь после рассвета. Ночные прогулки меня не пугают, здесь я знаю каждую тропинку: больше пугает туман. Это болотная местность, поэтому в ней нет ничего удивительного, но почти каждый год здесь пропадают туристы. Местные никогда не выходят по ночам. Даже люди, прожившие здесь всю жизнь, бесследно исчезают, стоит лишь выйти в неподходящее время. Почти бегом я пробиралась через лес, пару раз чуть не подвернув ногу. Когда большая часть пути была пройдена, я услышала чей-то зов: — Кара… — голос звучал отдаленно и… неестественно. — Кара… Это не моё имя, но почему-то ноги отказывали идти дальше. Я снова и снова искала взглядом того, кому принадлежит этот голос, но все напрасно. Еще этот туман, ничего же не видно. Стоп. Черт, туман! Я быстро подошла к дереву и прислонилась к нему спиной. Дальше идти опасно, теперь придется ждать здесь, пока он не пройдет, иначе могу где-то оступиться и свернуть шею. Туман похож на молочный кисель и окружал меня со всех сторон. Слишком уж быстро он распространялся, сейчас я не видела дальше расстояния вытянутой руки. Просто супер! — Кара… От этого негромкого зова мою голову пронзила резкая боль. Это было настолько неожиданно и больно, что я села на землю, зарывшись руками в светлые волосы. С каждой секундой она только усиливалась, я еле сдерживалась, чтобы не закричать в голос. Слишком больно. Дышать получалось лишь через раз. Я больше не выдержу, хочется просто сдохнуть, лишь бы все прекратилось. По щеке покатилась слеза, и я на автомате вытерла её, с ужасом заметив, что на ней красные следы. Какого хрена?! Я вновь вытерла тыльной стороной слезы и все те же красные капли вместо обычных слез. Это кровь? Руки начали предательски дрожать. Но найти объяснение этому я не успела, так как голова начала болеть ещё сильнее. Этой боли я уже выдержать не могла. Виски сдавило так, что в глазах начало темнеть, а тело более мне не подчинялось. *** Тело ватное, голова все ещё болит, но уже терпимо. Чувствую себя разбитой, будто работала двое суток без выходных. Не хотелось даже шевелиться, но ощущение чего-то мокрого на моей голове и прикосновение чьих-то пальцев все же заставили меня открыть глаза. Надо мной склонилась девушка, её рыжие, почти огненные, волосы лезли мне в лицо, отчего я недовольно поморщилась. — Слава богу, ты очнулась, — её серые глаза засияли от счастья. Я попыталась встать. От земли несло холодом, ещё не хватало слечь с температурой на бабушкин день рождения, вот это будет подарок! Вот только попытавшись опереться на руки, я с ужасом поняла, что на моих запястьях кандалы. — Какого черта это на мне? — я демонстративно приподняла руку. — Так делают со всеми рабынями, — девушка виновато опустила голову. Я уже хотела возмутиться, но рядом прозвучал чей-то голос на неизвестном мне языке. Только сейчас я оглядела место, в котором я находилась. Небольшая комнатка без мебели и любого намека на ремонт. Свет попадал только из окошка с решетками. Так же, как и я, к стенам было приковано девять девушек. Грязные, в ссадинах и царапинах. Одна из них посмотрела на меня, и от этого взгляда по телу пробежались мурашки. Это взгляд затравленного животного, который знает, что пришел его час. — Тебе нужно поесть, — сказала рыжеволосая. Она протянула мне глиняную миску с хлебом и ещё чем-то. От вида этой еды хотелось блевать, и я побыстрее отвернулась. — Где я? — Точно не знаю, нас привезли сюда ночью, но, скорее всего, мы недалеко от невольничьего рынка. Супер, видать, во время приступа боли меня нашли какие-то придурки и теперь продадут в рабство. — Поешь, ты сутки не приходила в себя, — я ещё раз посмотрела на подобие еды, и приступ тошноты не заставил себя ждать. — Они сказали, что завтра нас продадут, а сегодня еды уже никто давать не будет. Тебе нужны силы, кто знает, кому тебя продадут. — Меня никто продавать не будет, я свободный человек! — прошипела я сквозь зубы. Нихрена, я отсюда сбегу любой ценой. Девушка, лежащая возле меня, вновь что-то тихо сказала. Слов я не поняла, но по интонации могу с уверенно заявить, что она зла. — Она говорит, что из-за тебя их всех накажут, поэтому, пожалуйста, будь потише, — пояснила девушка. — Я… Рыжеволосая быстро закрыла мне рот рукой. На её руках не было цепей, да и она сама выглядела более опрятно, чем все остальные. — Они причислили тебя к дешевому товару, а значит, церемониться не будут. Пока мы плыли, одна девушка попыталась сбежать. Ей перерезали глотку на наших глазах, а затем выкинули в море. Ещё одна была слишком громкой, и её побили батогом. Бедняжка скончалась через двое суток. Ты обещаешь быть тихой? — я неуверенно кивнула, и только тогда она опустила руку. До сих пор не могла поверить, что все это происходит со мной, но боль в голове и голод подтверждали ужас действительности. — Почему ты не в цепях? — я попыталась сделать голос более спокойным. — Меня хотят продать подороже, вот решили не портить кожу. Кстати, меня зовут Настя. — Виктория. Ты сказала, что вы плыли морем: откуда и куда? — С Русского царства в Османскую империю. Так сильно ударилась головой, что не помнишь, откуда тебя забрали? — в её голосе не было насмешки, лишь жалость. — Какое ещё Русское царство? Ты в каком веке живёшь? — Семнадцатом, разумеется.