По ту сторону истории

Неделя спустя Говорят, что самое страшное — это умирать, но те, кто так говорит, не правы. Самое страшное — это просыпаться, когда ты хотел умереть. Ты начинаешь видеть мир другим, будто кто-то забрал из палитры все яркие краски, а тебе даже не хочется возмущаться. Ты знаешь, что должен чувствовать в той или иной ситуации, но эмоцией нет, кроме одной. Единственное, что заставляет сердце биться, и, сжав руку в кулак, тем самым борясь с уже утихающей болью, — вставать с кровати. Когда я потянула связки на ноге, то с первого же дня, игнорируя боль, научилась по новой вставать на носок. Это тоже самое, но теперь усилий нужно больше. Что же, сейчас и мотивация намного больше, чем раньше. — Ты выглядишь лучше, — подмечает Гевхерхан Султан. Я ей улыбаюсь. Она первый человек за все это время, кому я искренне улыбаюсь, ведь эта женщина не заслуживает фальшивой улыбки. — Я так боялась, что ты будешь подавленной. — Страдания — это удобно. Вот почему многие люди предпочитают именно их. Счастье требует усилий. — Это верно, — с улыбкой согласилась госпожа. Я заметила, что её взгляд все ещё избегает моего лица. Пусть оно больше не было опухшим, однако синяки, которые теперь приобрели желтый цвет, явно не делали меня Мисс мира. Так делали и служанки. И меня это не раздражало, даже наоборот — веселило. Ведь прикрываясь сочувствием, они отводили от меня взгляд не из-за того, что им было жаль, а потому что им противно. У них часто сморщенное выражение лица и приподнятая губа. И это их право, но зачем говорить, что тебе жаль? К чему этот цирк? У Гевхерхан такого нет, но на избитых людей она смотреть не привыкла, а перебороть себя ей сложно. — Вы знаете, как в раковине рождается жемчужина? — султанша отрицательно покачала головой. — Туда, в середину, попадает песчинка. У моллюска нет рук, чтобы вытащить чужеродное тело, а песчинка раздражает — моллюску больно, и он начинает обволакивать ее своим перламутром: слой за слоем, слой за слоем… моллюск не думает, что творит красоту — он просто жаждет избавиться от непрестанно саднящей боли. Когда боль проходит, появляется что-то лучше, чем было до этого. Я, конечно, не жемчужина, но этот случай сделал меня сильнее, чем я была до этого. — Это так, но твои глаза… — А что с ними? — Раньше их цвет напоминал мне зеленую траву в лугу, а теперь холодный блеск изумрудов. И... Кара, — как-то мрачно продолжила Гевхерхан, — я знаю, что лучше бы тебе не напоминать об этом, но я должна задать два вопроса. Кто это с тобой сделал? — Я не помню, — спокойствие моего голоса поразило даже меня. Я знала, что у меня это спросят, поэтому ответ был готов уже давно. — Меня ударили со спины, я упала, а потом было слишком больно, чтобы поднимать голову. — Хандан сказала, что ты была беременна. Кто отец? — а вот после этого вопроса на пару секунд повисла гробовая тишина. — Здесь, если женщина теряет ребенка — это исключительно её вина, поэтому прошу, что бы Вы сейчас не услышали, никому не говорите, умоляю, — на последнем слове мой голос задрожал. — Обещаю. — В день, когда Шехзаде Баязид умер, Султан был сам не в себе и выпил немного больше, чем следовало, — он тогда правда пил и никого к себе не пускал. Вот только не напивался до самозабвения, но это уже не проверят. — Я пришла, чтобы… чтобы заменить постель, но Султан решил, что ему нужно от меня кое-что другое. А после я заменила простынь и отстирала свою кровь. На утро Повелитель ничего не вспомнил или не захотел говорить, а я решила, что так будет лучше. Я недавно узнала, что беременна, хотела как можно дольше потянуть время, а потом уже все рассказать, ведь на первых сроках очень легко устроить выкидыш, — мои руки начали дрожать, а по щекам течь слезы. Султанша быстро пододвинулась ко мне и взяла за руку. — В ту ночь, когда на меня напали, Султан позвал меня на хальвет. Я так обрадовалась, хотела рассказать ему, но я даже подготовиться не успела. Я положила лицо на её колени и начала рыдать в голос. Изображать истерику намного проще, когда человек не видит твоих слез. — Я все понимаю. Айше до сих пор Валиде припоминает её выкидыш. Я никому не скажу, — она взяла меня за плечи и заставила подняться. — Обещаю, — уверенно заявила Султанша, смотря мне в глаза. — При первой нашей встрече ты дала мне то, что я никогда не имела — шанс выбрать свою судьбу самой. И я хочу отплатить тебе тем же. После того, как поправишься, могу дать тебе денег на безбедную жизнь и посадить на корабль, чтобы ты отправилась в желаемое тобою место. А могу дать шанс получить больше власти, чем когда-либо может иметь рожденная Султанша. Мой брат до сих пор тебя ищет. Это показывает, что в его сердце ты занимаешь особое место. У тебя есть шанс достичь поистине многого в гареме. Свобода или власть? Судьба — это не дело случая, а результат выбора, ведь судьбу не ожидают, ее создают. Это твой шанс создать собственную. Воля — это то, чего я хотела больше всего на свете, оказавшись здесь. Но желание жить мне вернула не она — это была Атике. Месть — это то, из-за чего я встаю каждое утро. И раз уж судьба не уготовила Султанше достойную кару, я это исправлю. — Госпожа, я хочу вернуться в гарем. *** Месяц спустя — Я думал, что после свадьбы, — начал Мурад, как только Силахтар появился на террасе, — за тобой придется посылать, чтобы ты отошел от Гевхерхан, а ты тут с первыми лучами солнца. Именно таким и должен быть мой Великий визирь. — Простите? — не веря в услышанное, только и смог выговорить мужчина. Вместо ответа Султан протянул Мустафе небольшой черный мешочек. Уже бывший хранитель покоев упал перед ним на колени, целуя подол кафтана. — Я этого не заслужил, — поникшим голосом сказал Силахтар, не спеша забирать печать. — Я ведь так и не нашел Кару, я не оправдал Вашу веру в меня. — Поэтому ты будешь продолжать это делать столько, сколько понадобится. — Клянусь, — наконец забрав мешочек, пообещал Силахтар. — Знаешь, — Мурад жестом руки позволил мужчине подняться. — Она никогда не спрашивала, буду ли я думать о ней. Ей было все равно, может, поэтому я на ней помешался, — шатен раздраженно выдохнул. Для Султана он слишком много времени думает об одной женщине, а это непозволительно. — Никогда не забывай о Гевхерхан из-за государственных дел, она ценнее, чем вся империя. — Не волнуйтесь. Женщина священна, но а женщина, которую любишь, — священна вдвойне. *** В бешенстве Атике Султан открыла дверь и влетела в комнату мужа. — Я прождала тебя всю ночь в нашей спальне! — кричала Султанша, пока Мехмед спокойно поправлял кафтан напротив зеркала. — Мало того, что ты не пришел, так мне ещё сказали, что мы будем жить отдельно! — Она мертва, — холодным тоном сказал паша, не спеша поворачиваться к жене. — Ты избила её, выбросила в лес, а после солгала мне, — это заставило блондинку от неожиданности закрыть рот. — Я хотел не допустить этот брак, но решил, что смерть Кары не должна быть напрасной. И вот, в день свадьбы Султан говорит мне, что сделает Силахтара великим визирем. Вот так я потерял все, что хотел. Так скажи мне, — он наконец повернулся, — с какой стати я что-то тебе должен? — Ты не имеешь права со мной так говорить, я член Османской династии, за подобное тебе отрубят голову! — Давай, — совершенно спокойно сказал паша. — Раз уж мне не будет, что терять, я со спокойной душой разрушу твою репутацию. В этом аду мы будем гореть вместе. *** Два месяца спустя Поддавшись уговорам сестры, Мурад согласился переночевать у Гевхерхан. Султанша максимально пыталась угодить Повелителю. На столе были все его любимые блюда, взор его радовали танцовщицы исключительно редкой красоты, одну из которых он выбрал себе на ночь. Даже в хамаме был его любимый аромат. *** Кара с лицом, не выражающим никаких эмоций, наблюдала за блондинкой, которая чуть ли не скакала от счастья, ведь она пойдет на хальвет к Султану. — Не понимаешь, почему я не показала тебя Повелителю? — спросила Гевхерхан, подходя к девушке. — Значит, я ещё не готова, — спокойно сказала блондинка, поклонившись госпоже. — Мне просто было кое-что интересно, — сказала шатенка, бросив взгляд на танцовщицу. — За эти годы, чтобы наложницы не думали, что могут влиять на Султана, он создал неписанное правило. Если он выбирает девушку, то в эту ночь придет только она — и ни при каких обстоятельствах он не проведет ночь с другой. — Это правильное решение, так в гареме будет спокойнее. Если позволите, я пойду к себе. — Разумеется, только после одного поручения. Служанки были так взволнованы визитом Султана, что забыли поставить в хамаме поднос с закусками и водой. Увы, после того, как Повелитель заходит в хамам, его порог не разрешается никому переступать. Но, насколько я помню, тебе было позволено нарушить это правило, — Гевхерхан подняла руку, и к ним подошел ага с подносом. — Отнеси это моему брату. *** — Пошли вон, — сразу же суровым голосом сказал Мурад, как только услышал, что дверь отворилась. Он лежал спиной к дверям и не видел, кто же посмел нарушить его правило. — Не злись, Мурад, — Кара заметила, как за секунду эта гора мышц застыла. — Я всего на мгновение, — он повернулся сразу же, как только во второй раз услышал её голос. Кара поклонилась и быстро поставила поднос. — Ты смотришь на меня так, будто не можешь вспомнить, — с улыбкой подметила девушка. Ничего не ответив, Мурад с завидной скоростью вылез из воды и, рывком притянув к себе, втянул в столь желанный поцелуй. Он прижал ее к себе, обвив руками и словно клеймо ставя, присваивал. Когда Мурад разорвал поцелуй, то только из-за того, что уже нечем дышать. Кара посмотрела на него удивленными глазами его любимого цвета. — Я не помню большей половины ночей, которые проводил со своими наложницами, но я помню каждое мгновение с тобой. Это отложилось в памяти, будто будучи чем-то очень важным, — сбивчиво промолвил Мурад и слишком бережно, почти невесомо провел по её щеке, ещё раз убеждаясь, что она настоящая. После трех месяцев безуспешных поисков Кара все ещё кажется миражем. Он вновь пылко поцеловал припухшие губы, при этом сильно сжимая её в руках, будто она снова могла куда-то деться. Мало. Недостаточно. Это как после удушья: ты наконец получаешь доступ к свежему воздуху и не можешь им надышаться. В этот момент ты в полной мере понимаешь ценность того, что воспринимал как должное. — Ты животное, — едва говорит Кара, заходя в воду, когда Мурад ослабил хватку, позволяя ей выбраться. И это происходит только из-за того, что они чуть не полетели через ванную. — Я просто беру свое, — прорычал Мурад, резко разворачивая Кару к себе спиной и мягко сдавливая грудь в своей ладони. Она слегка прогнулась, намеренно задевая его эрекцию, за что он впился в изящную шейку зубами, срывая безудержный стон из приоткрытых губ.