Советская история любви

Уже через несколько дней на страницах одной из криминальных сводок красовалась будоражащая воображение статья: «Найден преступник, убивший жертву посредством удушения и попытки отравления. Маховенко Владимир Алексеевич проник в квартиру молодой Соколовой Анны Сергеевны и насильно заставил её употребить около пятнадцати грамм ртути. По задумке Маховенко, молодая женщина должна была сразу умереть, но всё пошло не по его плану. Девушка попыталась сбежать, как позже признался сам виновник, но Владимир схватил находившуюся рядом верёвку и задушил Анну. После убийства мужчина решил выставить всё так, будто девушка совершила самоубийство через повешение. Заранее купленным мылом Маховенко намылил табуретку и подвесил тело уже мёртвой женщины за оконный карниз. С первого взгляда непонятно, зачем убийца решил именно отравить, как позже выяснилось, бывшую одноклассницу, раз уж он с самого начала собирался подставить её самоубийство, но, к счастью, эта оплошность его и выдала. По своей глупости Маховенко купил ртутные градусники и мыло для муляжа в одной аптеке, сотрудница которой узнала покупателя и сообщила о нём в милицию. После недолгого опроса членов семьи убитой удалось выяснить личность преступника. 3 октября состоялся суд, на котором Маховенко сразу признался в преступлении, а также объяснил свою мотивацию: «Мне захотелось отравить её, потому что ещё в школе она, словно яд, проникла в моё сердце и также, как и я, убила, отторгнув мои чувства» ©. Судебное разбирательство было полностью окончено, Владимиру Маховенко дан срок заключения длительностью в 15 лет». Коля опустил газету и посмотрел на сидящего на диване Якова. Мужчина, до этого внимательно слушавший юношу, сейчас отставил уже пустую кружку из-под чая на тумбу и повернулся к Гоголю. — Одно из самых лёгких дел в этом году, — выразил своё мнение Гуро, встав с дивана и пройдя мимо юноши на кухню. Яков снова наполнил чайник водой и поставил его закипать на конфорку. Коля сложил газету и кинул её на освободившееся место на диване. — Я тоже так думаю, — парень проследовал за мужчиной на кухню и устроился на стуле рядом с ним. Гуро казался довольно расслабленным: руки покоились на столе, сплетённые пальцами, а взгляд немного сонных глаз лениво обводил происходящее за окном. Необычайно солнечная для Ленинграда и текущего времени года погода успокаивала и навевала приятные воспоминания о детстве. Отражаясь от металлического бока чайника, на стене, иногда пританцовывая, светился солнечный зайчик, веселя следившего за ним юношу. Понаблюдав ещё немножко за перескоками лучика, Гоголь на пару секунд прикрыл глаза, разморённый теплом и образовавшейся тишиной. Яков глянул на расслабленного парня и улыбнулся, наблюдая, как солнце играло в чужих тёмных волосах и нежно оглаживало худое лицо. Длинные ресницы расчертили тенью нижние веки, добавляя парню толику женственности. Гуро снова улыбнулся своим мыслям и отвернулся к окну, когда Гоголь вновь приоткрыл глаза. — Как в школе? — спросил мужчина, когда чайник начал посвистывать. Гоголь устремил на него взгляд почти прозрачных из-за яркого освещения глаз и пожал плечами. — Да никак, — на этих словах Гуро встал, чтобы снять чайник с плиты. — А как контрольную по немецкому написал? — вновь спросил Яков, заливая воду в заварник. Коля вздохнул, вспоминая свой нелюбимый предмет*, и негромко буркнул: — На три. Гуро хмыкнул, доставая с полки две кружки и ставя их на стол. Гоголь заправил волосы за уши и откинулся на стуле, наблюдая, как мужчина достаёт из буфета вазочку с «Морскими камешками». Яков поставил посуду с конфетами на стол и принялся разливать заварку по кружкам, после — заливать их кипячёной водой. Коля кивнул мужчине и притянул к себе чашку, делая небольшой глоток обжигающего напитка. — Можно я сегодня до вечера у вас посижу, Яков Петрович? — спросил парень, отхлёбывая ещё немного чая. Гуро вопросительно выгнул бровь и закинул в рот пару драже. — По какому поводу такое желание? — ответил вопросом на вопрос мужчина, жуя сладость. Гоголь задумчиво сделал очередной глоток и ответил: — К нам сегодня в гости Машин хахаль должен прийти. Видать, хочет с мамой познакомиться, чтобы она его одобрила. А мне совсем как-то неохота с ними сидеть. Маша рассказывала, что он ярый фанат футбола, чемпион и самый настоящий человек-спорт. Ни дня без тренировок. Видел я этого парня — точно спортсмен, высокий, яркий… И слишком активный, пристанет ещё ко мне со своим футболом, как к единственному «мужчине» в доме, ведь все мужчины ценители. А я не то что не ценитель, я терпеть все эти штуки не могу, — закончил свою тираду Коля, выуживая из вазочки цветную конфетку. — Нелестно ты отзываешься о парне своей сестры. Что он такого тебе сделал вообще? — усмехнулся Яков, вновь припадая губами к кружке. Гоголь поджал губы, немного стеснённый своими же враждебными словами, и допил остатки чая. — Да особо-то и ничего, по правде говоря… Но я всё же хочу остаться. Можно? — на последних словах Коля поднял глаза на Якова. Мужчина заметил в них что-то странное, совсем отличное от обычного взгляда юноши, когда тот о чём-то просит. Но понять, что это, мужчине не удалось, так как Гоголь опустил взгляд. — Конечно можно, Коль. Я сегодня никуда не собираюсь, — покачивая в руках чашку с одинокими чаинками, Гоголь незаметно заулыбался. *** Они развалились на диване и читали каждый своё, слушая незатейливую потрескивающую мелодию проигрываемой пластинки. Коля закинул ноги на колени Гуро и, подложив под спину подушку, уткнулся в томик «Собачьего сердца». Мужчина одной рукой держал газету, сложенную в несколько раз, а вторая упокоилась на чужой ноге успокаивающей тяжестью. Гоголю нравилось чувствовать тепло чужой руки, поэтому он совсем не возражал против такого жеста мужчины. Яков изредка задумчиво хмыкал или посмеивался, чем вызывал у юноши лёгкую улыбку. — Ты только послушай, — начал Гуро, скашивая глаза на Колю, который тут же отложил книгу и уставился на него в ответ. Убедившись, что собеседник весь внимание, Яков вернулся глазами к статье и начал читать: — Театр молодых. Заслуженной популярностью у молодёжи ГДР пользуется берлинский «Театр Дружбы». В прошлом сезоне он дал 384 спектакля, на которых присутствовали 200 тысяч зрителей… Колоссальные числа. В его обширном репертуаре спектакли, волнующие юных зрителей остротой и актуальностью, мастерским исполнением и яркостью постановок. Театр широко пропагандирует советскую драматургию, на его сцене идут пьесы Виктора Розова, Алексея Арбузова, Евгения Шварца и других*, — закончил Яков и оторвался от газеты, устремляя взгляд на лежащего юношу. — Ты бы хотел там побывать? — задал вопрос мужчина, откладывая газету на тумбу. Коля на мгновение задумался, а после с уверенностью ответил: — Конечно, — Яков в ответ улыбнулся, похлопал колю по ноге, и перевёл взгляд на настенные часы. Пластинка замолкла. — А давай на следующих выходных сходим в Большой драматический театр. Там, вроде, «Гамлета» показывать будут. Не Берлин, конечно, но тоже весьма хорошо, — предложил мужчина, глядя на расслабившегося юношу. Коля на эти слова непонимающе моргнул, а после широко заулыбался и радостно, с трепетом, на какой только способен шестнадцатилетний юноша, уточнил: «Что, правда?». На этом моменте у Гуро ёкнуло сердце. Возможно, от вида искрящихся счастьем глаз и улыбки на бледном лице, а может и от чего-то ещё. — Конечно правда, зачем бы я тогда предложил? — улыбнулся Яков в ответ. Юноша улыбнулся так широко, что оголил ряд ровных зубов, и откинулся на подушку, закрывая лицо ладонями. — Как здорово! — подвёл итог парень и хихикнул в ладони. — Как хорошо! — Гоголь резко сел и схватил свободную руку мужчины, крепко сжимая её тонкими пальцами. Гуро чуть вздрогнул от неожиданности, но руку не вырвал. — Спасибо, Яков Петрович! Огромное спасибо, вы же знаете, как я люблю театр! Так ещё и с вами! — скороговоркой проговорил Николай, стискивая чужую ладонь. Гуро не смог сдержать очередной улыбки. — Не надо так благодарить, это всего лишь приглашение на постановку, — мужчина был немного смущён подобным откликом юноши, но не мог не признать, что такая реакция Коли была более чем приятной. — Да что вы, Яков Петрович? Это же целое событие! — Коля крепко прижался губами к чужой руке буквально на секунду и подлетел с дивана. — Я бы выпил за это, Яков Петрович, — воскликнул парень уже в кухонном проёме. Гуро показательно закатил глаза, безнадёжно пытаясь скрыть вырывающуюся улыбку. — Я конечно понимаю, что вам, молодым, только повод дай, но я всё ещё помню, что было в прошлый раз, Коль, — Яков поднялся с дивана, глядя, как взволнованный парень мечется по кухне в поисках рюмок. Мужчина подошёл к Гоголю и поймал его за плечи, не давая пути к заветному алкоголю в нижнем правом ящике кухонного шкафа. — Тебе семнадцать, — довольно ёмко объяснил мужчина причину их невозможности выпить, смотря в светлые глаза напротив. По лицу юноши было трудно понять, что именно он сейчас чувствует, но, кажется, мысль об отмене пьянки он усвоил. — Тебе стоит успокоиться, молодой человек. И принять тот факт, что выпивать я с тобой не стану ещё несколько лет, — оповестил парня Яков, глядя, как потухает Колина возбуждённость. Пару секунд молчания закончились очень неожиданным образом. Николай потянулся и просто очень мягко обнял мужчину. Яков замер, совсем не ожидая такого расклада событий. Чуть поколебавшись, Гуро обнял юношу в ответ, устроив ладони на чужих лопатках. — Простите, пожалуйста, Яков Петрович. Простите дурака. Вы всегда меня бережёте, а я как чёрт… — тихо проговорил юноша в чужое плечо. За что именно извинялся Николай, Гуро было неизвестно, но мужчина решил не докапываться до истины и просто аккуратно проговорил: — Ну чего ты, Коль? Всё ведь хорошо, — Яков подбадривающе похлопал Гоголя по плечу. Чувствуя, как по спине пробегают мурашки от теплого дыхания парня, мужчина мысленно чертыхнулся. Гуро был человеком не из пугливых, но такие ощущения будоражили не на шутку. От них стало действительно страшно. — Опять разволновался, — вздохнул мужчина, расцепив объятия, и подошёл к столу, наливая в стакан воды из графина. Скрывать свои ощущения мужчина умел мастерски. Похоже, даже от себя. — Держи, — Яков протянул юноше кружку, к которой последний тут же припал губами, и опёрся руками о стол. В груди как-то неясно щемило, а ощущение чужих рук на спине никак не хотело проходить. Гуро незаметно махнул головой, отгоняя странные мысли. «Он просто ребёнок, а тебе стоит отдохнуть» — проговорил про себя мужчина, выдыхая. Коля допил воду и поставил пустой стакан возле раковины. — Простите, Яков Петрович, странный я какой-то в последнее время, — Гоголь как-то нервно улыбнулся. Гуро объяснение юноши не особо устроило, но Коля ему не сын, чтоб его допрашивать, поэтому мужчина решил не придавать произошедшему особого значения и отправился в гостиную. Поставив очередную пластинку и подобрав оставленную газету, Яков опустился на диван, погружаясь в чтение новостей. Через минуту Коля также пристроился на другой стороне дивана, возвратившись к книге. «Успокойся, Яков. Ты просто слишком устал»