Обязан выжить, несмотря ни на что

— Угх... — сорвался тихий стон боли с губ Тоширо, когда он очнулся. Тело болело, особенно правое плечо. И особенно тогда, когда он попытался встать, забыв о ране от пули. — Ну.. я хотя бы жив. Говорить было неприятно, а голос оказался таким хриплым, что он даже сначала не узнал его, но после просто вздохнул и коснулся левой рукой своего горла, будто считая, что сможет как-то убрать эти ощущения. Прокручивая в голове недавнюю тренировку — насилие, — он понял, что Реборн ещё был мягок с ним. Или же адекватен, в отличие от Емитсу. После того, как он на себе познал этот ужас, он искренне посочувствовал сначала Тоширо, а потом себе. — Теперь мне придется терпеть такое постоянно, да? Прозвучало это так же мрачно, как и было на самом деле. Решив абстрагироваться от своих мыслей, он окинул комнату взглядом и сразу понял, что это была его спальня. Никого поблизости не было, что ни капли не удивило Саваду: так было постоянно. Кажется, он даже привыкает к этому. Заметив на стене часы, он присмотрелся и вздохнул — был уже поздний вечер. Значит, он пролежал в отключке несколько часов. Это его совершенно не обрадовало, потому что завтра нужно снова в школу, а уроки у него не сделаны. Он бы с удовольствием проигнорировал это, если бы не знал о последствиях. Но для начала ему нужно было поесть, и заурчавший при этой мысли живот стал тому подтверждением. Тоширо осторожно приподнялся с кровати, а после и вовсе встал. Как бы медленно он этого не делал, в глазах всё равно потемнело, и все травмы, будто сговорившись, дали о себе знать. Савада пошатнулся, но удержался на ногах, прикрывая глаза и после пытаясь проморгаться. С болью он ничего не мог сделать. Когда мальчик стал всё чётко видеть, он обулся и вышел из комнаты. Тоширо решил, что первым делом стоит пойти на кухню и попросить приготовить ему поесть. Он не был уверен, что его вообще послушают, но он должен был попытать удачу. Найдя по памяти верный путь, он оказался перед дверьми кухни и открыл её. Все четыре девушки, находившиеся там, тут же посмотрели на мальчика. — Можете приготовить мне ужин? — спросил Тоширо усталым голосом. Девушки переглянулись, и одна из них, та, что была за главную, просто отмахнулась от него. — Господин запретил нам давать вам что-либо. Сказал, что это наказание, — с отвращением произнесла она и посмотрела на Тоширо пронзительным взглядом. — А теперь уходите. Он хотел было что-то сказать, но проглотил всю свою обиду и просто вышел из кухни. Ну а чего он ещё мог ожидать? Он даже разочарования не почувствовал, потому что догадывался о том, что так и будет. Поэтому, в последний раз посмотрев на дверь, он вздохнул и пошёл прочь, обратно в спальню. Ему ещё уроки надо делать. Радовало, что он не переместился в тело пятнадцатилетнего Тоширо, иначе бы совершенно ничего не понимал. Но сейчас ему восемь, и с заданиями справиться мог даже он. ... Так он думал, пока не посмотрел, что проходит Тоширо. Он не понимал, почему даже здесь ему приходится напрягаться. Либо это была слишком необычная школа, либо дело было в том, что она была в Италии. Но не могла же программа так сильно отличаться? Шумно вздохнув, Тоширо прикусил колпачок ручки. Проблемы начались с самого начала — с итальянского языка. Именно по нему Савада всегда набирал наименьшее количество баллов. Как бы он ни пытался его выучить, всё равно возникали проблемы. Теперь с этим придётся мучаться ему, и это было совсем не смешно. Он очень плохо всё понимал и запоминал. И всё же лучше он будет зубрить весь материал: быть избитым не хотелось. От этих мыслей будто бы каждая рана отозвалась ноющей болью. Помотав головой, он перестал думать об этом и продолжил делать (или пытаться делать) задания. Читая итальянские слова, он остановился на одном из них и скривил губы в подобии улыбки. — Pazzo — псих, сумасшедший, — прочитал мальчик, после добавляя: — Емитсу подходит под это описание. Внезапно кто-то постучался в его дверь. Это было действительно неожиданно, потому что к нему редко заходили, а Емитсу делал это без стука. Встав со стула, он слегка скривился от боли и открыл дверь. За ней оказался поднос с тарелкой горячей еды и стаканом воды. — ... Ха?

***

Придя в школу, Тоширо игнорировал всё и вся, и как же он был рад, что к нему никто не подходил. Ни Рико, ни Коррадо, ни кто-либо другой. Из-за уроков он не выспался, ещё и плечо продолжало болеть. Обидно, что прострелили его ведущую руку, из-за чего теперь было не очень приятно писать. Самой неожиданной новостью стал тест по математике и по итальянскому языку. И если в математике он был почти уверен (каким бы глупым Тсуной он ни был, младшие классы были не настолько сложными), то в итальянском... абсолютно нет. От волнения похолодели и слегка вспотели ладони, и Тоширо постарался отогнать от себя плохие мысли. Он со всем справится. Он всё напишет. И всё же это оказалось не так на самих тестах. Математика, как он и предполагал, оказалась не такой сложной, но и там были задания, которые Савада не понимал, а итальянский он еле написал. Половину просто наугад. Кажется, его напряжение видели все: одноклассники тихо шептались и подшучивали, а Рико с беспокойством смотрел на него, но не подходил. Тоширо никогда не думал, что будет когда-нибудь настолько сильно волноваться из-за каких-то там тестов. Но теперь они не какие-то тесты, теперь они — тесты, от которых будет зависеть его жизнь. Результаты озвучили только в конце учебного дня. В ожидании этого момента Тоширо то сцеплял, то расцеплял пальцы рук, иногда слишком сильно сжимая их и оставляя следы ногтей на светлой коже. — Итак, — произнёс преподаватель на итальянском, смотря на баллы своих учеников, — сейчас я вам всё назову. Коррадо Нери получил 78 баллов по математике и 93 балла по итальянскому языку, — начал перечислять учитель, вскоре добираясь и до Рико, — Рико Профачи — 87 баллов по математике и 94 балла по итальянскому. Рико тут же злорадно посмотрел на Коррадо, который, кажется, был готов рвать и метать от досады, однако не мог в присутствии маэстро, продолжающего зачитывать результаты учеников. Очередь дошла и до Тоширо. — Тоширо Кимура, — произнёс на западный манер учитель, — 81 балл по математике и 73 балла по итальянскому. Впервые в жизни Савада испытал подобные чувства от высоких баллов. И это не было чем-то вроде счастья или радости, нет. Он чувствовал себя так, будто его стошнит. Руки начали слегка дрожать, и Тоширо лишь сильнее сжал их в замок — ногти безжалостно впились в кожу, будто желая содрать её. 81 и 73. Емитсу не позволял сдавать ему ниже 90. В этот раз он провалил в понимании отца оба предмета, и сегодня его определённо ожидает наказание. Он ощутил, как сердце пропустило удар. Паника начала накрывать его с головой, и Савада не понимал, чья она была — его или Тоширо? Или обоих? Он обессиленно смотрел на лежащие перед ним листы (похоже, учитель их все уже раздал) и не мог никак оторвать взгляда от красных чисел — баллов. Он сам не заметил, как его дыхание участилось, а глаза заслезились. — Тоширо? — послышалось позади, и после Савада почувствовал, как его похлопали по плечу. Это был Рико. — Всё в порядке? Он слышал волнение в чужом голосе и лишь кивнул, ничего не произнося и не оборачиваясь. Голова была опущена так, чтобы никто не видел его лица. Тоширо должен взять себя в руки. Тоширо должен быть сильным. Тоширо не должен показывать слабость. Не здесь, иначе он точно узнает. Как только учитель ушёл из кабинета, Савада встал и начал собирать свои вещи, включая и эти листы. Он знал, что Емитсу всё равно о них узнает, поэтому смысла прятать, рвать или выкидывать их не было. Скрывая свои истинные чувства, Тоширо надел на себя лживую маску равнодушия. Возможно, пока он не был так хорош в сокрытии эмоций, но он был уверен: со временем этот навык будет отточен до идеала. Как бы ужасно это ни звучало. Он смутно помнил, как сел в машину, как доехал до дома, как переоделся и поел. Осознание происходящего вернулось к нему только тогда, когда он пошёл по тренировочному полю к отцу. В этот раз пересилить себя и сделать шаг навстречу оказалось сложнее. Он понимал: сегодня его не пощадят. Даже издалека было видно недовольное выражение Емитсу. Сделав глубокий вдох, мальчик попытался успокоиться, но дрожь в коленях никуда не исчезала. Ему снова пришлось постучать по коленям, как и вчера, словно говоря: «Успокойтесь, успокойтесь!» — И долго ты там стоять будешь? — прервал его мысли мужчина и заставил вздрогнуть всем телом. Только после этого Тоширо пошёл к нему, ускорившись, чтобы не раздражать отца сильнее. — Как прошёл день в школе? Сразу с места в карьер! Ещё и притворяется, будто не знает, чтобы услышать это из уст сына. Проверка? — Отец, я подвёл вас. — Кажется, Тоширо почувствовал удушение. — Я получил... 81 балл по математике и 73 балла по итальянскому языку, но... — Какой рукой ты пишешь? — прервали его итальянские слова, которые произнёс мужчина низким голосом и заставил Тоширо дрогнуть. Мальчик не понял, к чему этот вопрос, но всё же ответил: — Правой. — Протяни её ко мне. Услышав этот приказ — по-другому назвать это было невозможно, — Тоширо сглотнул, но протянул немного дрожащую руку вперёд. Емитсу сжал одной рукой его запястье, а другую приложил к чужой ладони. — Она у тебя такая маленькая. Да и ты сам ещё совсем маленький, — внезапно переключился обратно на японский мужчина и заговорил нежным голосом. — Совсем крохотный. Тоширо ощутил какое-то странное чувство, теплом растекающееся в груди. Таким он напоминал его Емитсу. Как бы Тсуна ни недолюбливал его, тот оставался его отцом. Внезапно он услышал хруст и почувствовал ужасную, невообразимую боль, которая охватила его руку. Из горла вырвался душераздирающий крик, и Тоширо попытался выдернуть свою руку из чужой, но Емитсу лишь усилил хватку и продолжил ломать один палец за другим. На глазах выступили слёзы. Мальчик продолжал упрашивать отца прекратить, но он его не слушал. К тому времени, как все пять пальцев были сломаны, мальчик мог только висеть на чужой руке, сжимающей его запястье, не имея возможности опуститься на землю. Тоширо не чувствовал ничего, кроме жуткой, непрекращающейся боли. Всё его тело дрожало после случившегося; в горле встал ком, и, кажется, весь обед захотел выйти наружу, чему Тоширо воспрепятствовать не мог. Емитсу лишь окинул его суровым взглядом и после этого опустошения желудка потянул за руку вверх, заставляя выпрямиться и издать стон боли. — Как себя чувствуешь? — с непроницаемым выражением лица спросил мужчина. От этого вопроса и пренебрежительного тона в Тоширо вспыхнула ярость. Он так насмехается? Злорадствует? С яростью посмотрев на отца, он хотел всё высказать, как его внезапно ударили в солнечное сплетение. Мальчик тут же подавился воздухом и закашлялся, пытаясь вновь согнуться, но ему не позволили. Хватая ртом воздух, который выбили из него одним ударом, он вновь поднял взгляд на Емитсу. — Ты должен знать, на кого можно смотреть таким взглядом, а на кого — нет, — голос отца звучал строго и весьма устрашающе, особенно после произошедшего. — Я жду ответ на вопрос. — Мне.. мне больно, — прошептал хриплым голосом Тоширо, отчётливо ощущая боль после удара в солнечное сплетение. Что уж говорить о сломанных пальцах. Мужчина лишь что-то промычал в ответ и, кажется, задумался, после чего перевел взгляд на сына. Под ним Тоширо чувствовал себя загнанной в угол жертвой, которую вот-вот съедят. Чего от него ждал Емитсу? — Что ж... ты снова разочаровал меня. Это неправильный ответ. Эти слова выбили весь воздух из лёгких Савады. Не успел он опомниться, как жгучая боль вновь охватила его руку: отец решил вправить ему сломанные пальцы. Тоширо не смог сдержать истошного вопля. Слёзы с большей силой полились из его глаз, но мальчик совершенно не обращал на это внимания. Оно было приковано лишь к действиям отца. — Ты не должен никому показывать свою слабость. Даже когда тебе очень плохо, ты должен отвечать, что у тебя всё хорошо. Теперь повторю: как ты себя чувствуешь? Тоширо не хотел подчиняться Емитсу, не хотел делать так, как тот приказывал, но... как он мог сопротивляться? — ... Я в порядке. Голос звучал ужасно — хрипло и надрывисто. Савада был на грани истерики. — Так-то лучше. Ты знаешь, почему я наказал тебя? — Потому что... я не смог д-достойно написать тесты... — Верно. Но в следующий раз ты ведь постараешься? — Да... отец. Слёзы высохли. На лице Тоширо уже не было той боли — осталась лишь пустота. Смотря на него, Емитсу позвал лекаря, обладающего пламенем солнца. Не будь он в таком ужасном состоянии, мальчик бы хоть как-то отреагировал на решение отца позвать врача, но сейчас у него не было сил ни на какую эмоцию. Пришедший лекарь сразу начал лечить с помощью своего пламени. Делал он это умело, но всё равно небрежно. Не хотел тратить на такого, как Тоширо, своё пламя? Неудивительно. После того, как рука была вылечена, Савада согнул пальцы и почувствовал лишь остатки старой боли. Теперь почти ничего не ощущалось. Остались лишь воспоминания, от которых мальчику было некуда деваться. Медленно подняв пустой взгляд на своего отца, он не ощутил ничего. Кажется, сегодня он большего и не почувствует. — Теперь мы перейдём к тому, на чём закончили вчера. Мысли об этом также не вызывали никаких эмоций. Тоширо лишь послушно кивнул и пошёл следом за отцом к той самой реке. Они будут продолжать вчерашнее, пока он снова не потеряет сознание. И как долго это будет продолжаться? Однако у него не было времени рассуждать: Емитсу вновь схватил его сзади за шею и погрузил его голову под воду. Тоширо выпустил лишь несколько пузырьков воздуха. Он не был в состоянии высвободить пламя. У него, кажется, даже не было воли к жизни сейчас. Интересно, что было бы, если б в него выстрелили сейчас пулей посмертной воли? Он бы выжил или всё-таки умер? Эти страшные мысли заставили его лишь вздохнуть — весь кислород тут же оказался выпущен, а вода начала заполнять лёгкие. Неприятное чувство накрыло Тоширо, и он начал задыхаться от недостатка воздуха. Он был уверен, что пламя не зажжётся. Если этого не произошло в прошлый раз, то почему должно произойти сейчас? Но Тоширо почувствовал что-то странное, что заставило его вздрогнуть. Всё тело похолодело, а затем его обдало жаром. Шею отпустили, и Савада чуть полностью не упал в воду, но что-то помогло ему упасть на спину. Обе руки начали жутко болеть, будто он обжёгся обо что-то, но Тоширо решил пока не думать об этом. Откашлявшись, он посмотрел на своего отца, который смотрел на него восхищённым взглядом. После этого мальчик всё-таки опустил взгляд на свои руки и не смог сдержать дрожи в них. Они выглядели ужасно... нет, отвратительно. Кажется, это были ожоги второй, если не третьей степени. Кожа была красной, с небольшими волдырями, а некоторые места были слишком уж тёмными, обугленными. Неужели собственное пламя так сильно вредило его рукам? Тоширо, кажется, только сейчас начал приходить в сознание. Он не знал, почему с самого начала не почувствовал боли, но задаваться этим вопросом было уже бессмысленно, так как теперь боль ощущалась слишком сильно. Из горла вырвалась лишь приглушённая хрипота. Мальчик опустил голову, но его тут же дёрнули за волосы. Ах. Пламя на лбу. Видимо, Емитсу не насмотрелся вдоволь. — È incredibile. Ты такой маленький, но твое пламя... — прошептал мужчина и протянул к его лбу руку, но языки огня обожгли его пальцы, и Емитсу сразу отдёрнул её. «Оно меня... защищает?» Обычно он использовал пламя в перчатках, но их у него не было. Вероятно, именно по этой причине пламя оставило такие ожоги. Боль это, конечно, не убирало, но теперь Тоширо хотя бы понимал, что произошедшее было попыткой спасти его. — Раз ты смог зажечь пламя, то теперь мы начнём практиковаться с ним. Эти слова ошарашили Саваду, ведь его он использовал непроизвольно. Как ему самостоятельно пользоваться им? И всё же он решил вспомнить, как раньше пользовался пламенем, если забыть про пули и пилюли. Несмотря на раздирающую боль в ладонях, он слегка сжал руки и представил, как зажигается огонь. Ничего не произошло. «Прошу... помоги мне, — подумал Тоширо, зажмуриваясь и пытаясь активировать пламя, которое вспыхнуло, вновь причиняя боль, а потом исчезло. — Боится сделать больно?» Но если оно не сделает ему больно, тогда больно сделает кое-кто другой. Мальчик поднял взгляд на своего отца и прикусил щеку изнутри. Придётся терпеть ожоги. Следующая пара часов стала для Тоширо адом. Советник совсем не жалел своего сына и бился с ним так, будто они были равными по силе. Нет, чёрт возьми, нет! Он даже не успевал активировать пламя, когда на него налетал отец. К середине тренировки Емитсу сломал Тоширо левую руку, но не остановился и не позвал лекаря, а продолжил дальше обучать — так он об этом говорил — своего сына. К концу же тренировки наследник еле стоял на ногах. У него всё ещё была сломана рука, но теперь к этому прибавились переломы нескольких рёбер, в чём Тоширо был уверен, и обугленные руки, на которые смотреть было страшно и безумно больно. Именно поэтому мальчик старался не опускать на них взгляд, прекрасно понимая, что это может привести к ещё одному рвотному порыву. — Всё очень плохо? — встал перед ним Емитсу, чтобы взглянуть на чужие руки. Тоширо послушно показал ему свои ладони и хотел сказать «да», но вовремя понял, что нельзя. — Нет, я в порядке, — прохрипел он, отрицательно качнув головой. На этот ответ Емитсу лишь довольно хмыкнул и подозвал лекаря, которому на этот раз пришлось хорошо выполнить работу. Советник был доволен тем, как себя показал Тоширо, а значит, его нужно было лечить нормально. Когда лекарь закончил и с рёбрами, мальчик вновь взглянул на отца, сдерживая все эмоции, которые испытывал, чтобы казаться идеальным сыном. Идеальной марионеткой. После этого Емитсу стал уделять больше внимания тренировкам, чем учёбе, из-за чего Тоширо иногда пропускал школу. Теперь самой главной для него задачей стало не сойти с ума от этого обучения с отцом. Каждый день заканчивался как минимум одной тяжёлой травмой, которую приходилось лечить обладателю пламени солнца. Если же советник посчитал, что Тоширо плохо показал себя на тренировке, то его раны залечивали не до конца и в принципе относились наплевательски к выполняемой работе. Как бы Савада не пытался убедить себя в том, что начал привыкать, он всё равно понимал, что это неправда. Он ни черта не привыкал. Он не мог свыкнуться с мыслью, что теперь ненавидит каждый день из-за своего чокнутого отца, что теперь он постоянно получает травмы и испытывает жуткую боль и что это будет продолжаться ещё несколько лет. Эти мысли не оставляли его в покое. С каждым новым днём Тоширо всё чаще вспоминал Реборна и их тренировки. Всё чаще он вспоминал своих друзей, семью. И всё чаще он зарывался в подушку лицом, желая заглушить свои всхлипы и накатывающую истерику. Спустя некоторое время жизни в этом теле Тоширо понял, что начал постепенно меняться. У него появилась привычка скрывать свои эмоции и чувства. Он стал более уравновешенным и спокойным, что стало бы, несомненно, плюсом, произойди подобное в любой другой ситуации, но не в этой. Минусом также являлись переодические панические атаки, с которыми он обычно справлялся на ходу. Он не мог позволить кому-то увидеть его слабость. В школе после появления Рико над ним больше никто не издевался. Наследник Вонголы до сих пор не понимал, почему Профачи пытается сблизиться с ним, однако в итоге решил оставить всё как есть. Теперь Тоширо часто проводил время в школе и общался с ним, хотя будет правильнее сказать, что в основном говорил Рико, а Савада просто слушал его, иногда что-то добавляя от себя. С ним было удивительно спокойно и привычно, будто они были знакомы уже несколько лет. И это действительно подкупало — Тоширо хотел довериться. Ему были слишком сложно переживать все мучения в одиночку. И всё же он пока не решался рассказать Рико о своей жизни.