Бесконечное путешествие

Ты открываешь глаза. Похоже, при падении ты ненадолго потеряла сознание. Бедро и плечо саднят: ты неплохо приложилась правым боком о землю. В рюкзаке зияет несколько серьезных прорех. Тёплое свечение из-под высокого свода освещает неровный склон, по которому ты катилась вниз всего пару мгновений, или, возможно, несколько часов. Ты лежишь в окружении осыпавшихся комков земли, обрывков лиан и смятых крупных цветов, медово-жёлтых в этом тёплом свете. Пока всё идёт хорошо. Есть такая городская легенда: кто вздумает подниматься на гору Эботт в одиночку, может не вернуться. Не на ровном месте возникшая, понятно. Недаром последний туристический маршрут закрыли ещё десять лет назад. Несмотря на кажущуюся простоту и очевидное отсутствие действительно опасных участков, за одно только прошлое столетие счёт пропавших без вести перевалил не за первый десяток. Не погибших; официально погибших почти не было. Люди просто пропадали; ни тел, ни следов. Люди, которых объединяла не только тяга к опасным прогулкам в ненавязчивой компании. Депрессии. Нервные срывы. Конфликты в семье и на учёбе. Безработица. Чтобы уйти в горы в одиночку, нужен характер, особый склад ума; чтобы при этом сойти с маршрута, нужно ещё больше верить в себя, ещё больше любить острые ощущения… или ещё меньше стремиться вернуться. Их искали, но не найдя, не очень удивлялись. — Ты в порядке, дитя моё? — мелодичный голос отрывает тебя от размышлений. Или ты слишком сильно ушибла голову при падении, или что-то не так с этими цветами, или источник голоса — огромная, в полтора человеческих роста, антропоморфная помесь козы и коровы в чём-то вроде мантии. — Меня зовут Ториэль. Не бойся меня. Или, бойся. По правде говоря, здешние места могут быть смертельно опасны для милых человеческих детишек вроде тебя. И под «могут быть» я, в общем-то, имела в виду «совершенно точно являются». Возможно, страх сохранит тебе жизнь на некоторое время. Возможно, нет. Чудовище (чудовище?) продолжает говорить не останавливаясь, в процессе подходя ближе, протягивая лапу (руку?), помогая подняться. Оттягивает разговорами внимание с внешнего вида и общей психоделичности ситуации. Разумный финт, вне зависимости от намерений. Так мог бы поступать хитрый аферист. Или врач. Или учитель. Или полицейский. Кого там ещё учат таким трюкам? — Пойдём. Напою тебя чаем. Заодно и поговорим. Люблю поговорить, знаешь ли. Особенно с человеческими детишками. Здесь не так уж много стоящих собеседников. Полтора. Держи меня за руку, пожалуйста. Мы же не хотим, чтобы тебя съели по дороге. Ступая за «Ториэль», ты побаиваешься, учитывая разницу в росте, да и всё ещё тяжёлую после падения голову, что тебе будет тяжеловато угнаться следом. Но всё указывает на то, что Ториэль уже случалось встречаться с «милыми человеческими детишками». Чудовище идёт достаточно медленно, чтобы не создавать трудностей, и пару раз очень ловко использует протянутую руку, не давая упасть, когда ты всё-таки спотыкаешься, отвлекаясь от дороги под ногами на меняющийся пейзаж. Скольких из исчезнувших оно застало? Сколько лет живут… эм… Что оно вообще? Не галлюцинация? Если оставить пейзаж и неожиданную компанию, в остальном окружающий мир ощущается слишком… реальным, чтобы быть сном или бредом. Но тогда тем более, кто это? Баба Яга, отпаивающая «мягких человеческих детишек» чаем, прежде чем приготовить на ужин? Куда вы идёте, в пряничный домик? Чудовище действительно сказало «мягких», или твоё воспалённое воображение уже начало подменять факты? — Знаешь что-нибудь о том, где мы? Нет? Я так и думала. Ничего, я расскажу тебе — для этого я сюда и пришла! — это особенности строения морды (лица?), или улыбка Ториэль и правда несёт в себе оттенок маниакальности? — Мы называем это место «Подземельем». Подземелье, вотчина монстров, край родной, никуда нам от него не деться… Я отвлеклась. Место, где мы идём с тобой сейчас, называют «Руины»; впрочем, раньше его называли просто «Домом». Дом отделён от остального Подземелья почти непреодолимой магической стеной — и это хорошая новость! Здесь, конечно, может быть довольно скучновато… но зато! Здесь довольно безопасно! Особенно пока я рядом. Если кто-то попытается тебя убить — зови меня. Монстры, которые живут здесь — довольно милые ребята, по правде говоря. Условно разумны, знаешь. К тому же, живут слишком мало, чтобы… В общем, вряд ли здесь кто-то будет ненавидеть тебя только за то, что ты человек. И это здорово! Правда ведь?.. Ты киваешь. По мере того, как вы проходите всё глубже в руины — то есть, в Руины — то есть, в Дом? — свету становится всё сложнее пробиваться в сумерки полуразрушенных коридоров, но тьма так и не сгущается. Постепенно усиливается освещение каким-то другим источником: мягким и незаметным, будто сами стены излучают лёгкое равномерное свечение. Ты пару раз замечаешь в тенях смутное движение, как будто кто-то спешит убраться с дороги, но и это готова списать на игру воображения. Большая часть мельком замеченных силуэтов имеет совершенно нераспознаваемые очертания — не люди, не животные, не растения? Ничто из знакомых тебе существ. Периодически Ториэль останавливается, чтобы ввести какие-то коды, переключить незаметные тумблеры, проделать что-то и вовсе непонятное — иногда перед закрытыми дверями и решётками, и тогда те раскрываются; иногда — просто посреди дороги, в совершенно неожиданных местах, как то: посреди длинного пустого коридора; за пару шагов до ничем не примечательного поворота; незадолго до конца коротенького мостика, перекинутого просто над полом. «Древняя система безопасности», — не то комментирует, не то просто бурчит себе под нос чудовище. Ты больше не находишь в себе сил удивляться дальше. В какой-то момент психоделичность ситуации уходит на задний план, как будто теряет значение. Подумаешь, фантастические коридоры, возможно, полные ловушек и испытаний (или Ториэль так шутит. Или это безумие. Возможно, из вас двоих безумна не ты. Или это всё-таки твой бред?). Подумаешь, огромное рогатое — пушистое! — существо уводит тебя всё глубже в этот запутанный лабиринт без объяснения своих мотивов или даже просто озвученных ответов на вопросы вроде «Что, чёрт побери, здесь происходит». Вместо этого Ториэль рассказывает что-то похожее на смесь альтернативной истории авторства ученика младшей школы и сборника религиозных поучительных притч. Ты пропускаешь большую часть мимо ушей. Не то чтобы тебе не интересно. Не то чтобы тебе плевать. Просто мозг сказал «Я отказываюсь так дальше продолжать» и ушёл в глубокую гибернацию, оставив бестолковое тело вышагивать по этим постиндустриальным интерьерам, бессмысленно глазеть по сторонам и изредка кивать с условно-понимающим видом. — …А теперь, будь хорошим ребёнком и подожди меня в этой комнате, — неожиданно прерывает свой рассказ Ториэль прямо на середине фразы, заодно не менее неожиданно останавливаясь посреди очередного коридора. Ты по инерции проходишь ещё полтора шага и чуть не падаешь опять. Ториэль, кажется, не замечает этого: ещё несколько мгновений вглядывается в тёмный конец коридора, прежде чем снова перевести на тебя невидящий взгляд, и столько же — прежде чем сфокусировать его на тебе. В глазах мелькает очень характерное «о, ты всё ещё здесь», но нечеловеческие губы уже растягиваются обратно в странное подобие улыбки: — Настоятельно рекомендую дождаться моего возвращения. Ты вновь остаёшься одна. Стены сложены из обычного кирпича; кое-где по ним даже карабкаются робкие побеги плюща. Абсолютно прямой коридор длиной в несколько десятков метров; с обеих сторон его ограничивают незапертые двери. Ты заглядываешь за каждую из них: почти неотличимые отрезки коридоров. По одному из них вы только что проходили. Ты тщательно притворяешь за собой обе двери, прежде чем вернуться к парадоксально зеленеющим росткам. Тебе требуется всего несколько минут, чтобы убедить себя, что прекрасная заботливая козо-корова Ториэль (она же говорила о себе в женском роде, правда?) была всё-таки плодом твоего воображения. Жаль. Несмотря ни на что её компания странным образом успокаивала — теперь же закрытое пространство коридора потихоньку начинает давить тебе на нервы. Раньше тебе не случалось жаловаться на галлюцинации. Неужели всё-таки отравление? Цветы? Газ? Радиация? Это же пещера в горе… Опять-таки, светящиеся стены… Ты с трудом сдерживаешь желание треснуть себя по макушке в попытке привести мысли в порядок. Какая радиация, какие светящиеся стены. Если бы ты здесь излучение Черенкова наблюдала прямо в воздухе, то никаких галлюцинаций у тебя бы уже не было. Ты ещё раз ощупываешь шишку на затылке. С самого приземления поднятая муть в голове так и не успокаивается. Думать тяжело. Не думать тяжело. Если дело действительно в воздухе, это объяснило бы тот факт, что из всех упавших в эту дыру ни один не вернулся. Это не объяснило бы того, почему же это место не нашли ни полицейские, ни, скажем, географы. Или нашли, но не огласили? Всё-таки, кирпичная кладка совершенно точно антропогенна… Секретный правительственный объект? Нет, даже с таким сумбуром в голове это не тянет не только на правду, но и на несмешную шутку. Почему ты до сих пор сидишь в этом коридоре, если никакой Ториэль не существует? Твоё внимание привлекает приближение фигуры, гораздо более странной, чем Ториэль. Некто в не очень хорошо сделанном костюме лягушки — из-под тряпья виднеются явно нечеловеческие глаза и лапы; размером «лягушка» со среднюю собаку. «Это-то уж точно галлюцинация», — говорит внутренний голос. «Ква», — говорит существо с жутковатым акцентом. — Привет, — нет же ничего плохого в том, чтобы поговорить с собственными галлюцинациями, правда? — Отличный костюм. — Ква, — не блещет оригинальностью подсознание. Впрочем, интонация второго «ква» меняется: если первое звучало скорее… угрожающе, то второе уже выражает… неуверенность? — Особенно глаза удались, — уж если понесло, так зачем останавливаться. — Совсем как настоящие! Ответом тебе становится совсем уж неуверенное «к-к-кв-ва-а-а…», после которого галлюцинация, вместо того, чтобы раствориться в воздухе или что они там обычно делают, прошмыгивает за одну из прикрытых дверей. Напоследок раздаётся тихий скрип дверных петель, и всё заканчивается как и не было. «Ок, — говоришь себе ты со вздохом, — если галлюцинации — это попытки моего подсознания донести объединённые сводки о нашем с ним физическом состоянии, то оно явно пытается сказать, что дальнейшее путешествие стоит отложить. Вероятно, сказывается изменение восприятия, но сейчас этот коридор выглядит достаточно… безопасным… и даже уютным…» Уютным. О да. Ты устраиваешься поудобнее у чахнущих от недостатка освещения побегов, подложив рюкзак под голову вместо подушки. Ты действительно чувствуешь себя парадоксально уютно в этом мрачном заброшенном сумеречном месте. Ты засыпаешь.