Разбитые иллюзии

Фролло и Эсмеральда молча возвращались назад, к оставленной карете. Эсмеральду трясло от увиденного предательства. Ей вдруг стало очень холодно, и она никак не могла согреться. Холод шел откуда-то из глубин души, он словно сковывал ее, и Эсмеральда чувствовала себя ледяной статуей. Колено вдруг заныло невыносимо, и она споткнулась. Фролло остановился, внимательно глядя на нее. Из глаз Эсмеральды брызнули слезы, ее губы были совсем белыми, а румянец сошел с щек — это было видно даже в сумраке. Судья нахмурился и покачал головой. Незачем ей было переносить такую пытку, хватит с нее и капитана. Фролло, не говоря ни слова, подхватил ее на руки. — Что ты делаешь?! — это было так неожиданно, что Эсмеральда вскрикнула. — Тебе больно, — тон судьи не допускал возражений. — Так что я донесу тебя до кареты. Да, ей было очень больно. Болела душа. И колено тоже болело. Если бы Фролло знал, как ей сейчас хотелось вернуться, ворваться в этот проклятый дом и выдрать все светлые волосенки до единой у этой Флер! Вот только это ничего бы не изменило, и она только выставила бы себя полной дурой. К тому же… Флер-то, по сути, и не была ни в чем виновата. Бедняжку обманули точно так же, как и Эсмеральду. Эсмеральда не стала протестовать и затихла на руках у судьи. Он нес ее так, словно она ничего не весила, и она подумала, что все-таки судья весьма силен и крепок. «Хоть он и не так сложен, как Феб, но, похоже, ни в чем не уступает ему, — пришло ей в голову. — Разве что… Да, наверное, хотя бы по отношению ко мне он честнее, чем Феб. В конце концов, он не скрывает от меня, кто он такой». Фролло, которому и в голову не приходило, что она сейчас думает о нем, спокойно донес Эсмеральду до кареты и помог забраться внутрь. Какое-то время они ехали в полном молчании, пока Эсмеральда не подала голос. — Это всегда так происходит? — вдруг спросила она. — Что? — он не понимал, о чем она сейчас говорит. — Мужчины… Всегда они врут, юлят, скрывают своих жен или невест, когда им понравилась другая девушка? — Нет. Такое бывает часто, но далеко не всегда, — ответил Фролло. Ему очень хотелось и дальше продолжать поливать капитана хорошими ведрами грязи, но… С Эсмеральдой он не мог так поступить. Как бы еще хуже не сделать. С этой девушкой надо быть предельно честным, это он уже понял за все то время, пока они жили вместе. Поэтому судья вздохнул и, пристально глядя на Эсмеральду, спросил: — Скажи мне, моя дорогая, он разве обещал тебе что-нибудь? Что он тебе говорил? — Что я красивая… — прошептала она. — Но говорил ли он тебе, что хочет на тебе жениться? Хоть раз было такое? — Нет… — Послушай меня. Капитан де Шатопер — неплохой человек. Он всегда заступился бы за тебя, помог бы тебе всем, чем смог. И ни за что не бросил бы тебя в ситуации, похожей на ту, когда нас схватили те мерзавцы. Но у каждого есть свои слабости. Его слабость такова, что он падок на красивых или просто хорошеньких женщин. Право, я не завидую его будущей жене. Потому что его сердце никогда полностью не будет принадлежать ей. Он все равно будет засматриваться на других женщин, при всех своих несомненных достоинствах. — У тебя тоже такая слабость? — она всхлипнула. — Нет. Пожалуй, моя слабость — это ты, — мягко сказал Фролло, и она подняла на него свои зеленые глаза. — Да, думаю, ты — единственная моя слабость. Я никогда не обращал внимания на женщин, игнорировал их всю жизнь, пока ты не попалась мне на Пиру Дураков. И тогда я понял — ты единственная, с кем я хотел бы быть. Мне больше никто не нужен. — Но ты ведь хотел убить меня! Повесить! Ты сам это сказал мне в соборе! И так смотрел на меня, словно хотел сначала изнасиловать, а потом сжечь на костре! — Потому что не понял толком, что почувствовал! Это обрушилось на меня, словно лавина. Никогда еще со мной такого не было, — на его лице отразилось отчаяние. — Но чуть позже я все понял. Только сказать тебе об этом не успел — ты сбежала. Да и навряд ли ты стала бы меня слушать — слишком ты меня ненавидела. Возможно, до сих пор ненавидишь… Только не говори мне, что я сам виноват. Я прекрасно это понимаю. Он не сделал никакой попытки пересесть к Эсмеральде или коснуться ее, только скривил губы и перевел исполненный тоски взгляд в сторону окна кареты. «Даже если она перестанет тянуться к капитану — не факт, что она потянется ко мне», — эта безрадостная мысль пришла судье в голову внезапно, и от нее стало еще тоскливее. Эсмеральда пыталась переварить то, что с ней произошло за все это время. Она снова вспомнила все, увиденное ею только что на балконе, и посмотрела на судью. Лицо Фролло скрывалось в тени, но от судьи исходило отчаяние, которое можно было резать ножом — настолько оно было густым, обволакивающим. У Эсмеральды перед глазами промелькнули воспоминания, связанные с Фролло. Вот он в соборе — прижимается к ней почти непристойно, вдыхает запах ее волос, касается рукой шеи — нежно, что бы он там ей потом ни говорил про повешение. Вот тащит ее на себе, подальше от мерзавцев, из грязных лап которых они смогли вырваться. Как он лечит ее, а она — его. Помогает ей растянуть больное колено — они занимались этим по вечерам вот уже несколько дней, что приносило ей облегчение. Человек, сидящий перед ней, мог быть очень, просто невероятно жестоким, высокомерным и спесивым, он весьма резко и часто злобно реагировал на нарушение правил, но… Она не слышала про него никаких слухов, кроме тех, что у него не сердце, а лед в груди. Из этого она сделала вывод, что он и себе не позволял того, что не нравилось ему в других. Про него не было никаких сплетен, что у него есть любовницы или что-либо подобное, как это бывало со всеми остальными ханжами. Он не пьянствовал, не играл в азартные игры, чревоугодничества за ним тоже не водилось. Не только ко всем остальным он был строг, но и к себе тоже. И, если хорошенько припомнить, в последнее время Эсмеральда не видела от него ничего плохого. Даже наоборот. Он для нее делал все, старался, чтобы она была счастлива и не чувствовала себя запертой в его доме. Даже на цыган в последнее время не особо обращал внимания, если только они не попадались ему в руки за какое-нибудь скверное дело. У Эсмеральды на судью словно глаза открылись, она взглянула на него с совершенно другой стороны, которую он посчитал нужным ей показать. «Далеко не всегда в мире только черное или только белое, — подумалось ей. — Как бы ни был хорош Феб, но и в нем есть то, что я не могу принять. Не смогла бы я его делить с другими женщинами, это совершенно точно. И каким бы чудовищем ни казался судья, но в нем тоже есть достоинства — для того, кого Фролло считает своим, он сделает все, и даже немного больше. И уж он-то никогда не поглядит ни на какую другую женщину, если полюбил одну совершенно определенную». Эсмеральда закусила нижнюю губу в задумчивости. — Эй, судья, — позвала она. — Я тебя слушаю, Эсмеральда, — тихо откликнулся он. — Думаю, что моя ненависть к тебе давно канула в Лету, — она усмехнулась. Из сумрака, который окутывал судью, она услышала довольный, почти счастливый смешок. — Чтение идет тебе на пользу, моя дорогая, — его голос зазвучал гораздо бодрее. — До Древнегреческих мифов добралась? — Да, — она улыбнулась. — Это весьма познавательно.

***

От слов, которые Эсмеральда сказала Фролло в карете, по всему его существу разлилось блаженство, о котором он раньше не подозревал. Если ее ненависть сошла на нет, то полдела, считай, уже сделано. И судья решил подбираться к Эсмеральде медленно, осторожно, ни на чем не настаивая, чтобы, упаси Господи, все не испортить. Он все чаще находил способы, чтобы ненавязчиво, как бы случайно, прижаться к ней своим телом. Эсмеральда смущалась и слегка краснела, но не пыталась отодвинуться от него. Поцелуи его были вполне целомудренны — судья целовал ее в лоб, висок или в макушку, щурясь от удовольствия. Когда Фролло помогал ей выйти из кареты, то обязательно касался губами ее пальцев, и по ее довольному виду заключал, что ей это нравится. Но самым тайным его наслаждением был момент, когда он помогал Эсмеральде разработать ее больную ногу. Судья гладил ее колено, втирая в него мазь, клал ее ножку себе на плечо, чтобы потихоньку растянуть связки, и уже с трудом удерживался от того, чтобы погладить ее бедро — с внутренней стороны, где кожа была такая нежная и чувствительная. Эсмеральда в такие моменты смотрела на него с улыбкой, и ее глаза блестели. В последнее время она даже откидывалась на подушки и слегка постанывала, заставляя судью дрожать от возбуждения. Эсмеральда, конечно, заметила его маленькие хитрости. Фролло был человеком, неискушенным в этих делах, как, впрочем, и она сама, но его выходки ей были видны, как на ладони. Выглядел он при этом весьма забавно, но… Эсмеральда вдруг поймала себя на мысли, что уже некоторое время сама поощряет его. Даже более того — кокетничает с ним. Выражение лица судьи в такие моменты становилось поистине бесценным. Румянец ярко вспыхивал на его острых скулах, рот судьи приоткрывался, кончик языка показывался между его губ, и Эсмеральда наблюдала, как Фролло изо всех сил пытается восстановить дыхание, становившееся рваным и тяжелым. А уж как темнели и загорались его глаза… «А ведь он долго так не выдержит!» — мелькала в голове Эсмеральды мысль. Правда, последствия ее кокетства перестали пугать Эсмеральду совершенно. Когда судья открыл глаза Эсмеральде на Феба, то невольно он привлек ее внимание к себе. Сам он об этом не подозревал, хотя только порадовался бы этому — скажи она ему. Но Эсмеральде так нравилось наблюдать, как он неловко пытается расположить ее к себе, что она молчала. Давала понять, что не против его прикосновений, поцелуев и прочего, но все же молчала. Уж очень трогательно выглядел этот человек, привыкший быть жестоким и надменным, даже не понимая, насколько он привлекательно выглядит теперь в ее глазах. И Эсмеральда с каким-то даже нетерпением ждала, когда он сорвется и сделает что-то решительное. Что он будет делать, когда захочет большего? И как она будет себя чувствовать при этом? Ответ пришел к ней через несколько дней. Тем вечером Фролло снова занялся ее коленом. Он закончил втирать в него мазь, сделал перевязку и положил ее ногу себе на плечо, чтобы поработать со связками. Но, когда они закончили это делать, то нога Эсмеральды так и лежала на его плече, и судья не торопился снимать ее. Его глаза в очередной раз сильно потемнели, скулы вспыхнули, а кончик языка коснулся верхней губы. Седые волосы упали ему на лоб, он был взъерошен, словно воробей после хорошей драки. Он выглядел безумно притягательным, но совершенно не подозревал об этом. Эсмеральда любовалась им сквозь полуприкрытые веки. Судья вдруг поднял руку и коснулся внутренней стороны ее бедра, поглаживая его. Его дыхание стало прерывистым, а у Эсмеральды по телу пробежали сладкие мурашки. Коза, лежавшая на своем коврике в углу, внезапно вскочила и, стыдливо взблеяв, выбежала на балкон — ее короткий хвост только и мелькнул в чуть приоткрытых балконных дверях. Своим животным чутьем она поняла, что сейчас начнется, и поспешила удрать, чтобы не любоваться на все это. От Эсмеральды исходил такой нежный аромат, что разум Фролло затуманился. Его сердце забилось о ребра так сильно, что он сделался сам не свой. Желание обрушилось на него, подобно огромной волне, да так, что он утонул во всем этом, и сам не заметил, как его губы коснулись нежной, бархатистой кожи на бедре девушки. Он целовал ее в это место, слегка касаясь его языком, и Эсмеральда задохнулась от такой ласки, вцепившись руками в простыни. Судья к тому моменту зашел так далеко, что не мог отступить — силы воли уже не хватало на это. Ее вторая ножка оказалась на его плече, и он осыпал поцелуями ее бедра, поглаживал их руками, и его голова опускалась все ниже и ниже. Эсмеральду обдавало жаром. Она раскраснелась и закусывала губы, чтобы не застонать. Прикосновения судьи были вроде бы и легкими, но крайне возбуждающими, и она задыхалась от эмоций, которые в ней вызывал судья. Фролло ничего этого не замечал. Его манила ее плоть — пурпурная, увлажнившаяся, и он заурчал от удовольствия, когда коснулся этого места губами. И тогда Эсмеральда не сдержалась и издала стон. Но, хоть она и стонала — все равно не отталкивала его, хоть и могла! Это весьма обнадеживало, и судья пошел дальше. Он ласкал губами эти нежные складки, сходил с ума от наслаждения, его язык проник между ними, и Фролло мягко коснулся языком некоего напрягшегося бугорка. У Эсмеральды перед глазами все расплылось. Эта ласка заставила ее содрогнуться от удовольствия, и она сама не заметила, как раздвинула бедра, подаваясь навстречу его языку, мягко касающемуся ее в самом чувствительном месте. То, что Фролло с ней делал, она ни за что не смогла бы описать словами, но по всему телу расходились волны, она трепетала, в низу живота стало так тяжело и жарко… И она ахнула от разочарования, когда судья вдруг отстранился от нее. Он заглянул в лицо Эсмеральды, пышущее огнем, раскрасневшееся. Ее грудь бешено вздымалась, чуть влажные губы приоткрылись, а глаза так и горели. Ей нравилось все это — то, что он с ней только что сделал! Судья выдохнул сквозь зубы и нетерпеливо сорвал с себя ночную рубашку. Его член мучительно ныл от желания, и судья с трудом удержался, чтобы прямо сейчас не ворваться в Эсмеральду. Но он не стал спешить. Он снова склонился над ней, лаская плоский упругий животик, поднимаясь выше, пока ее рубашка не задралась до груди, и тогда он снова заглянул в глаза Эсмеральды. Всего на секунду в них вспыхнуло сомнение. «Боже, что мы делаем?!» — подумала она, но тут судья улыбнулся, глядя на нее своими блестящими темными глазами. И она больше не смогла это терпеть. — Сними ее! — хрипло попросила Эсмеральда. Фролло не заставил просить себя еще раз. Он избавил ее от одежды и навис над ней. Эсмеральда облизала губы, и он со стоном прильнул к ним. Его язык скользнул между ее зубов, он целовал Эсмеральду медленно, смакуя вкус ее губ, и ее ответный поцелуй, и это сводило его с ума. Его рука скользнула по ее щеке, погладила шею, двигаясь все ниже, пока Фролло не коснулся груди — тяжелой, пышной. Он сжал эту соблазнительную выпуклость, чувствуя, как сосок напрягся под его пальцами, и тогда судья оторвался от губ Эсмеральды. Он накрыл ртом этот нежный сосок, жадно скользя языком по его ареоле, он зацеловывал ее грудь с упоением, а Эсмеральда со стонами зарылась рукой в его волосы на затылке и выгибалась, требуя еще ласк, от которых у нее помутилось в голове. Между ног горело и пульсировало, и она неистовствовала. Безумно хотелось чего-то большего, запретного… Когда она почувствовала, как ее лона коснулось нечто упругое и твердое, то затрепетала в нетерпении. Судья закинул ее бедро на себя и осторожно толкнулся, медленно проникая в нее. Эсмеральда ощутила боль, но боль эта была сладкой, долгожданной. И Фролло был так осторожен, так нежен… Он потихоньку двигал бедрами, погружаясь в эту тесную и влажную плоть, пока полностью не оказался в ней. Эсмеральда сжалась так, что он испугался. Он просто не успеет довести ее до пика, закончит первый, и ему этого отчаянно не хотелось. Фролло остановился и прошептал ей на ухо: — Радость моя… расслабься бога ради… я же не выдержу! Она бы и рада была это сделать, но не представляла, как, и тогда судья смял ее губы. Он целовал ее — лицо, шейку, плечи, растворяясь во всем этом, он нежил Эсмеральду до тех пор, пока она не сомлела от его ласк. И тогда Фролло потихоньку заработал бедрами. Сначала медленно, потом — постепенно ускоряясь. Жар внизу ее живота становился невыносимым, блаженство так и накатывало на Эсмеральду. И стоны вскоре перешли в крики, когда яркий экстаз пронзил ее всю, до самых кончиков волос. Она забилась в объятьях судьи, бешено двигаясь ему навстречу, и Фролло не выдержал. Его тело мучительно содрогнулось, он излился в нее с хриплым ревом, наваливаясь на Эсмеральду, вдавливая в постель. Только через некоторое время судья смог пошевелиться, и тогда он устроился рядом, прижав Эсмеральду к себе, касаясь губами ее плеча. Эсмеральда как-то странно притихла под его боком. Он заметил, что ее пальцы побелели — настолько сильно она сжала ими простыню. Судья погладил ее бедро и спросил: — Что с тобой, моя дорогая? Разве это было так плохо? Его так и пожирало беспокойство. Что она сейчас ему скажет? Пошлет его к чертовой матери, несмотря на удовольствие, которое, как ему казалось, он ей доставил? Проклянет его, назовет похотливой скотиной? — Я теперь — падшая женщина, да? — ее голос был хриплым. Фролло впал в прострацию. Чего угодно он ожидал от нее, но только не этого. Он развернул ее к себе, вглядываясь в лицо Эсмеральды. — Почему ты так решила? — он нахмурился. — Я, незамужняя девица, позволила тебе все это… — Ну, я ведь тоже на тебе не женат… — Ты — мужчина. Это другое! — По мне — то же самое. И, если кто-то здесь падший, то не ты одна. Мы оба это сделали, — он тихо засмеялся. — И я даже не могу выразить тебе словами, насколько мне все равно. Я готов так падать хоть каждый день, и не по одному разу. Если ты мне, конечно, это позволишь. — Ты смеешься надо мной! — Эсмеральда вспыхнула. — Вот уж чего и в мыслях не было, — Фролло с нежностью смотрел на нее. — Ты же знаешь, я мечтал о тебе все это время. — Ну, так теперь ты получил, что хотел, — буркнула она. На Эсмеральду так и накатывал страх. Во Дворе Чудес было много девушек, которых соблазняли мужчины, и ничем хорошим это для них не заканчивалось. Дорога им была только одна — в проститутки. Они скатывались все ниже, спивались, их жизнь была ничтожной. И Эсмеральде ни за что не хотелось к ним присоединиться. — Господи, Эсмеральда, ты — глупая девчонка! — Фролло вздохнул. По долгу службы он тоже насмотрелся на подобных девушек, поэтому ясно понял, о чем Эсмеральда сейчас подумала. — Ты действительно полагаешь, что я хотел от тебя только этого? Ты же умная девочка, могла бы догадаться, что все совсем не так. — Ты только что обозвал меня глупой! Ты сам себе противоречишь! — она фыркнула, но все же он увидел, как ее напряженное лицо расслабилось. — Не придирайся к словам! — он поцеловал ее в висок. — Ты нужна мне вся. Мне важно то, чего ты хочешь, о чем думаешь. Я тобой восхищаюсь, могла бы это понять еще на Пиру Дураков. — Ты велел схватить меня, — напомнила она. — Да, живой и невредимой. Ты дерзкая и говоришь то, о чем думаешь. Меня это с ума сводит. В хорошем смысле. Так что выброси все дурные мысли из своей головы. Я не собираюсь отказываться от тебя только потому, что мы занимались любовью, будучи неженатыми. Это несусветная глупость. — Ты правда так думаешь? — Эсмеральда прерывисто вздохнула. — Да, — судья кивнул. — И я не прикоснусь к тебе по меньшей мере неделю, пока у тебя внутри все не заживет. Имей в виду, большинство мужчин плюнули бы на это. Но ты слишком дорога мне. Я не желаю, чтобы в следующий раз ты испытывала дискомфорт… х-м-м-м… неудобство. — Боже… — она уткнулась в его грудь, прижавшись к нему всем телом. — Клод, ты — это что-то невообразимо противоречивое. Вроде бы жестокий, как… я даже не знаю, как это описать. Но иногда говоришь и делаешь что-то такое, связанное с добротой, и я даже не представляла, что ты можешь быть таким… заботливым. — Привыкай, — Фролло с довольным смешком зарылся носом в ее волосы. — И я вполне допускаю, что это ты так на меня влияешь. С кем поведешься… Думаю, что ты — единственная, кто способен держать меня в узде. — Ага, если ты только брыкаться не начнешь. — Даже если начну, то с моей стороны это будет бесполезно. Ты имеешь на меня слишком большое влияние, дорогая. Эсмеральда смущенно хихикнула, заключив, что это было правдой. Фролло никому до сих пор не позволял собою верховодить, за исключением короля, но именно ей он частенько уступал — она давно заметила это. Он не выносил ее слез или жалобного выражения лица — сразу начинал беспокоиться. Эсмеральда не собиралась использовать это, но ей было до жути приятно. Она расслабилась и уткнулась в его грудь, обняв судью. Тот издал урчащий звук и обнял ее в ответ. — И все-таки, мне кажется, что ты начал не с того конца, — пробормотала Эсмеральда, и в голосе ее послышался смех. — Я начал оттуда, где мне было ближе всего, — Фролло усмехнулся в ее волосы. Они так и заснули, прижавшись друг к другу. Фролло исполнил то, о чем ей говорил. Как бы он ни хотел Эсмеральду, какое бы желание ни горело в его глазах, во всем его облике, он не прикоснулся к ней на следующий день. И на следующий — тоже. Она сама не выдержала. Вспоминала, как ей было хорошо с ним, и все ее тело начинало пылать. И, когда на третий день он снова занялся ее ногой, Эсмеральда сделала все, чтобы Фролло сорвался. Судья растягивал связки на колене Эсмеральды и делал все, чтобы не смотреть в ее сторону. Девчонка улеглась как-то так, что ее рубашка высоко вздернулась, и взгляд Фролло все время упирался в одно, весьма аппетитное для него, место, почти ничем не прикрытое. Он изнывал от желания, даже покрылся испариной, но ведь он пообещал ей, что не прикоснется в ближайшую неделю! Отступаться от обещания он не собирался, но… как же ему сейчас хотелось наброситься на нее! Эсмеральда наблюдала за покрасневшим лицом судьи. Он слегка вспотел, облизывал губы, и она чувствовала, как дрожит его тело. Фролло был на грани. Оставалось совсем немного надавить на него, чтобы он сделал то, чего она вот уже третий день от него хотела. Эсмеральда чуть раздвинула бедра, и услышала, как судья издал тихий стон. По ее губам пробежала улыбка. Она слегка изогнулась и промурлыкала: — Поцелуй меня, — ее голос был с хрипотцой, и судья прерывисто задышал, но не двинулся с места. — Ты не хочешь?! — она вздернула брови и выглядела оскорбленной. — Боже! — засипел судья. — Что ты делаешь, дрянная девчонка?! — Я хочу, чтобы ты поцеловал меня! — она взмахнула своими длинными ресницами, как бабочка крыльями. Для Фролло это было последней каплей. Ее ножка соскользнула с его плеча, и судья опустился на Эсмеральду, впиваясь в ее губы. Она ответила ему так, что Фролло затрясся от вожделения и совершенно потерял голову. Он судорожно сорвал с себя рубашку, нетерпеливо раздел саму Эсмеральду, и она растворилась в его ласках. Он обжигал ее своим дыханием, его руки, казалось были везде, и Эсмеральда сама гладила его крепкое поджарое тело, зарывалась в его волосы, наслаждаясь каждым прикосновением к судье. Когда он, явно сдерживая себя, медленно погрузился в нее, она издала радостный вскрик, и Фролло заработал бедрами. Боли на этот раз не было — только восторг от того, что она чувствовала его в себе, его силу, его настойчивость. Под конец судья был настолько неудержим, что кровать под ними скрипела неистово, он врывался в Эсмеральду и довел ее до такого экстаза, что ей показалось — мир вокруг взорвался. И тогда она издала протяжный крик, и Фролло ответил ей своим, буквально вколачивая ее в постель. — О, проклятье! — выдохнул он, когда они, наконец, отдышались. — Я не сдержал своего обещания… — Эй, я ведь сама этого хотела, — Эсмеральда погладила его по груди. — Ты не мог этого не видеть. — Тебе не было больно? — судья все же был обеспокоен. Эсмеральда почувствовала, что теряет голову от заботы и нежности в его голосе. — Нет, Клод, — она потянулась к нему и поцеловала его в губы. — Ты был прекрасен. — Слава богу! — он уткнулся в ее плечо. С того момента судья совершенно перестал себя сдерживать. Слишком долго он желал всего этого, и теперь Эсмеральда была его, сама, по своей воле. Так чего ему стесняться? Эсмеральда и не представляла, насколько он неистощим на эти вещи. Хотя как раз это ее нисколько не удивляло. «Он ведь до сих пор не разбрасывался собой, — довольно щурясь, думала она. — Неудивительно, что сейчас он такой». И то, что это именно она, Эсмеральда, так на него действовала, вселяло в нее чувство тайной гордости — только с ней Фролло вел себя подобным образом. Только на нее он обращал свое внимание, а иногда ей даже казалось, что он на нее молится. И, хотя это отдавало неким кощунством, все ее существо кричало от радости. Этот упрямый, властный и надменный человек, о жестокости которого ходила слава по всему Парижу и его предместьям, буквально сдувал с Эсмеральды пылинки. Ни один мужчина до сих пор не оказывал ей подобной заботы и ласки, как это делал Фролло. Да, почти они все смотрели на нее с восторгом, в их глазах она видела желание, но теперь ей было абсолютно все равно. Судья обошел их всех, хоть и не был до сих пор женским угодником, скорее — наоборот. В конце концов, Эсмеральда поняла одну вещь. «Боже! — подумала она. — Он сделал что-то невероятное! Я ведь ненавидела только звуки его имени, но он умудрился вывернуть все так, что… Господи, кажется, я начинаю его любить, а не просто желать!» Эта мысль вызвала в ней оторопь. Она полюбила мужчину, который гонял ее соплеменников, как опрятная домохозяйка — тараканов, не давая им не малейшего продыху. Третировал, унижал и издевался. Это все еще казалось Эсмеральде предательством по отношению к ее народу, пока она кое-что не заметила. Фролло отныне их в большинстве случаев игнорировал. Да, он говорил ей, что намерен сделать это, она даже время от времени замечала подобное, но она тогда все равно не особо ему поверила — чего не скажешь, чтобы затащить желанную женщину в свою постель? А сейчас он действительно, по-настоящему не обращал на них внимания. Уж не говоря о том, что продолжал посылать через своих слуг деньги Яноро — тому толстому цыгану, который играл ей на свирели во время их выступлений. Время от времени Яноро передавал для Эсмеральды записки от Клопена — они отдавали сильным недоумением, мол, что ты сделала с судьей, что он стал настолько равнодушен, отчего они спокойно могут работать на улицах, в конюшнях, кузницах. Фролло был человеком слова, хотя понятия о справедливости у него до сих пор были свои — искаженные, по мнению Эсмеральды, поскольку он по-прежнему мог послать людей на пытки. Судья не был добр к цыганам, за исключением Эсмеральды, и до сих пор брезгливо морщился, когда видел их на улицах, но лютовать, как раньше, перестал. Эсмеральда вздыхала от облегчения, потому что такого судью она могла любить спокойно.