Разбитые иллюзии

Эсмеральда стояла перед зеркалом, причесываясь, когда судья подошел к ней сзади и рывком прижал ее к себе. Она была так прекрасна в своем новом платье, что он закипел. Эсмеральда ахнула, когда его губы впились в ее шейку, а рука нырнула в вырез платья, сжимая грудь. — Клод! — Эсмеральда застонала от его настойчивых ласк. — Мне идти надо! — Ты хочешь! — выдохнул он, увлекая ее на постель. Судья опрокинул Эсмеральду на простыни, раздвигая ее бедра. Он дошел до такой точки кипения, что даже не попытался ее раздеть — лишь задрал Эсмеральде юбки и приподнял свою сутану, высвобождая себя из тесного нижнего белья. Фролло притянул Эсмеральду к себе на край постели, нетерпеливо врываясь в нее, и она всхлипнула, задохнувшись от желания. По комнате разносилось их хриплое дыхание, дикий скрип кровати, стоны. Вспышка удовольствия у обоих была очень быстрой, яркой и сильной — это происходило часто, когда они занимались любовью внезапно — просто потому, что на кого-то из них накатило. — Ты — похотливый развратник! — Эсмеральда хихикнула, поправляя на себе одежду. Фролло только прижмурился от удовольствия. Еще и потому, что она не назвала его старым похотливым развратником. Когда Эсмеральда узнала, сколько ему в действительности лет, то была поражена. Седые волосы, суровые складки от крыльев носа до кончиков губ и общее серьезное и высокомерное выражение лица добавляли судье изрядно возраста, и на свои сорок два он никак не выглядел. Впрочем, теперь ему было все равно. Эсмеральда воспринимала его таким, какой он есть, и Фролло ничуть не волновался по этому поводу. Она и раньше-то не особо обращала внимание на внешность, а после той истории с капитаном де Шатопером смазливые красавчики чуть постарше ее самой Эсмеральду и вовсе раздражали. Капитан Феб еще не раз пытался привлечь к себе ее внимание после того, как у нее с судьей завертелось, но Эсмеральда вспоминала его и его невесту на балконе и вспыхивала от возмущения. Он поначалу не понял, что с ней творится. Ведь раньше она реагировала на него совершенно по-другому: смотрела нежно, ей доставляли явное удовольствие его комплименты. А теперь от нее исходил холод, и он неловко поеживался. Он даже не удержался и спросил ее: — Что с тобой происходит, Эсмеральда? Я чем-то обидел тебя, что ты в таком раздражении? Она закатила глаза. — Феб, ты либо наивен, как младенец, либо талантливо притворяешься! — фыркнула Эсмеральда. — А может ты страдаешь рассеянностью? — Ты это о чем? — он нахмурился. Он действительно не понимал, чем заслужил от нее подобное отношение. Эсмеральда устало потерла переносицу. — Я это о том, — сказала она, — что ты живо забываешь про свою невесту, когда видишь меня. И забываешь меня, когда видишь свою невесту. Ей-богу, ты должен определиться, кого тебе необходимо помнить. Я тебе помогу. Иди к Флер. Это будет честнее и по отношению к ней, и по отношению ко мне. Ты не понимаешь, как оскорбляешь нас обеих своим поведением? — Ну, слушай, я мужчина, — попытался оправдаться он. — Мужчинам это свойственно, мы любим девушек. Перед глазами Эсмеральды отчетливо возник образ мужчины, который любил только одну девушку, и которому было совершенно наплевать на других. Нет, никогда капитан Феб де Шатопер не сравнится с судьей Клодом Фролло. Они были как небо и земля. Изменчивое небо, которое может быть ясным, а в следующий момент покрывается тучами, и земля, вид которой практически не менялся. И, пожалуй, на этот раз ее притягивала земля, она была надежной, незыблемой. С землей у Эсмеральды ассоциировался Фролло. — Нет, Феб, так не пойдет, — заявила Эсмеральда. — Ты хороший парень, но слишком ветреный, уж извини. Со мной у тебя ничего не выйдет. И я очень тебя прошу — оставь все попытки увлечь меня. Я люблю другого человека и не собираюсь размениваться. Он мне слишком дорог. Капитану просто нечего было на это ответить — Эсмеральда выглядела решительной и уверенной в себе. Частенько бывало такое, когда девушки колебались между двумя мужчинами, но только не она. Феб уже понял, насколько она упряма. Такая от своего не отступится и даже за помощью не обратится, чтобы не чувствовать себя в долгу. После того, как он уехал, к Эсмеральде подошел Фролло, который стоял в тени и наблюдал за всем этим. — Быть может, ему надо кое-что объяснить, моя дорогая? — его глаза злобно сощурились. Фролло не слышал, о чем Эсмеральда говорила с этим расфуфыренным индюком-капитаном, но ему в принципе не нравилось, что капитан околачивается возле его женщины. Облегчение приносило то, что вид у Эсмеральды был весьма сердитый, когда она смотрела на де Шатопера. Эсмеральда оперлась на свою трость — она все еще прихрамывала, хотя колено болело уже гораздо меньше. Все-таки капитана следовало уберечь от гнева судьи — мало ли что он вытворит от ревности? — Не надо ему ничего объяснять! — она дернула плечом. — Клод, все сразу поймут, из-за чего ты на него ополчился — мол, поцапались судья и капитан из-за смазливой цыганской девки. Ты выставишь себя на посмешище, — она специально надавила на еще одну его маленькую слабость — судья не любил, когда над ним потешались. — Ну, как скажешь, моя дорогая, — он все еще слегка хмурился, и крылья его длинного носа чуть трепетали. — Но если что, я не погляжу на насмешки, ты это знаешь. — Тебе не о чем беспокоиться, — Эсмеральда нежно улыбнулась ему. — Капитан де Шатопер — не дурак. Ему нет смысла увиваться за девушкой, которая только что сказала, что равнодушна к нему. Просто потому, что есть и другие девушки, которые будут только рады его обществу. На том и порешили. Только вот Эсмеральду все же очень сильно беспокоил один вопрос. Фролло, при всем своем трепетном отношении к ней, даже не заговаривал о женитьбе. Она не понимала, почему. Он сходил от нее с ума и заставлял ее саму терять от него голову, но что будет дальше? В большинстве случаев ей было наплевать на общественные правила, но Эсмеральде до ужаса не хотелось всю жизнь быть любовницей судьи. Она чувствовала себя в подвешенном состоянии, и ее это раздражало: все-таки законная жена воспринимается людьми благосклонно, в отличие от любовницы, на которую все косо смотрят. Но Фролло молчал. И тогда Эсмеральда решила взять быка за рога. Она сделала это за обедом. Фролло отпил вина из бокала и поставил его на стол, когда она задала ему вопрос: — Клод, мы уже столько времени с тобой прелюбодействуем. Почему ты не хочешь на мне жениться? Судья поперхнулся. Вино с шумом вырвалось из его рта и забрызгало стол. Нервно дернувшись, он смахнул бокал, который покатился по каменному полу с жалобным дребезжанием. — Проклятье… — пробормотал Фролло, глядя на винную лужу на полу. — Такое хорошее вино пропало. — Клод! — Эсмеральда хлопнула ладошкой по столу. Звук от хлопка получился звонким, раздался эхом по всей столовой, и Эсмеральда слегка поморщилась — отшибла ладонь. Судья перевел на нее растерянный взгляд. — Ты разве меня любишь? — тихо спросил он. — Стала бы я с тобой забавляться в постели столько времени, если бы не любила! — она возмутилась, и на ее щеках вспыхнул яркий румянец. Фролло улыбнулся одними глазами — общее выражение его лица было серьезным и строгим, как и обычно. Он встал на ноги, отряхнул сутану и приблизился к Эсмеральде, протянув ей руку. — Идем! — сказал он. — Куда? — Без разговоров! Идем со мной! Карета была уже заложена — судья куда-то собирался после обеда, но, судя по всему, отложил все дела. Эсмеральда не особо понимала, куда он ее повез, но когда карета остановилась возле Собора Парижской Богоматери… Она боялась поверить в это — а вдруг он просто решил помолиться? Фролло помог ей выбраться наружу и, подхватив под руку, повел в собор. Перед дверьми собора он вдруг остановил Эсмеральду. — У тебя есть платок, которым ты могла бы обвязать голову? — спросил он. Эсмеральда ахнула. Ну конечно же! В церкви женщинам положено прикрывать голову, но ведь она не сообразила, что они едут именно туда, поэтому ничего такого с собой не взяла. — Нет… — она сокрушенно покачала головой. — Ну, неважно! — улыбнулся судья и снял с себя шаперон. Он нахлобучил его на голову Эсмеральды, полюбовался видом и заявил: — Он тебе весьма идет, любовь моя! Эсмеральда хихикнула, и Фролло потянул ее в собор. Войдя туда, они остановились возле каменной чаши со святой водой. — Когда входишь в храм, надо… — судья пустился было в объяснения, но Эсмеральда слегка отодвинула его, окунула руку в воду и перекрестилась. — Откуда ты знаешь? — его карие глаза широко распахнулись. Фролло был в шоке. — Я католичка, Клод! — Эсмеральда хихикнула. — Меня окрестили еще в детстве, так что я точно знаю, что надо делать в храме. Судья вздохнул от облегчения. Он думал, что им предстоит еще через многое пройти перед женитьбой — католики могли жениться только на католиках, иного церковь не допустила бы. Но, раз Эсмеральда была той же веры, что и он — вот уж чего Фролло не ожидал! — то все становилось гораздо проще. Старый архидьякон стоял возле алтаря, когда они подошли к нему. Фролло открыл было рот, но Эсмеральда снова опередила его. — Святой отец, обвенчайте нас! — попросила она. Челюсть архидьякона отвисла до груди. Он знал, что после Пира Дураков, где Эсмеральда посмеялась над Фролло, судья взбесился настолько, что по всему Парижу искал эту девушку. Архидьякон с огромным сожалением услышал сплетни, что судье удалось поймать Эсмеральду, и он держит ее у себя в доме. Но он, архидьякон, и помыслить не мог, что они, после такой обоюдной ненависти, зайдут так далеко, что захотят пожениться. Ему это казалось невозможным. Однако же они стояли перед ним, и Эсмеральда сама просила обвенчать их, а ее голова была увенчана шапероном Фролло, который судья никому и ни за что не позволил бы надеть. Архидьякон пребывал в таком шоковом состоянии, что не мог вымолвить ни слова. Он бы еще долго так простоял, глядя на судью и цыганку во все глаза, если бы Фролло весьма громогласно не прочистил горло. Тогда архидьякон собора отмер. — Вы уверены, что хотите этого, дети мои? — его голос дрожал, как овечий хвост. — Да, святой отец! Очень хотим! — глаза у Эсмеральды так и лучились от счастья. — Но тогда тебе сначала надо принять католическую веру, дочь моя, — правила есть правила. Он не мог обвенчать католика и язычницу. — Она католичка, святой отец, — с улыбкой сказал судья. — Никаких помех к венчанию нет, я полагаю. — Ну, раз так… Приготовил ли ты кольца, сын мой? Собственно говоря, кольца судья купил давно. Он готов был предложить Эсмеральде выйти за него еще в тот день, когда они в первый раз занялись любовью. Но им овладела робость, так непривычная ему. Фролло просто-напросто боялся услышать отказ. Это подействовало бы на него крайне угнетающе, и бог его знает, что бы судья тогда натворил. Поэтому он молчал, выжидая чего-то. Чего — он и сам не знал. Но был уверен, что долго бы еще так прождал, если бы Эсмеральда не взяла это дело в свои руки, и Фролло был безумно ей благодарен за то, что она на сей раз оказалась решительнее, чем он. Фролло поискал глазами своего пасынка, которому он отдал на хранение мешочек с кольцами. Квазимодо всегда был весьма ответственным парнишкой, за исключением того случая, когда он себе на горе спустился с колокольни, и судья не сомневался, что у горбуна кольца будут в полной сохранности. Фролло заметил горбатую тень возле одного из храмовых колонн. — Квазимодо! — он поманил звонаря, приглашая его выйти на свет. Квазимодо бочком выполз из-за колонны и встал перед своим приемным отцом, смущаясь и краснея. — Кольца, которые я тебе вручил на хранение, с тобой? — Да, хозяин! — звонарь встрепенулся, и вынул из-за пазухи замшевый мешочек. — Прекрасно! — с одобрением сказал судья. — Ты будешь нашим свидетелем! Фролло и Эсмеральда встали у алтаря перед архидьяконом, который уже немного пришел в себя от всего произошедшего. Он начал свадебный обряд, внимательно глядя на жениха и невесту. И не мог не признать, что в жизни не видел более счастливых людей. Архидьякон частенько проводил свадебные обряды, но дело было в том, что жених и невеста, как правило, венчались по сговору родных. Между ними не было даже привязанности, уж не говоря о любви. Какая уж тут любовь, когда дело было в объединении двух семейств ради пополнения богатства или политических соображений? Но эти двое, что сейчас стояли перед архидьяконом, так и сияли от радости. Судья широко улыбался, что было делом крайне редким, потому что чаще всего он хмурился, поджимал губы и всячески выражал свое недовольство этим несовершенным, греховным миром. А уж как прекрасна в своем счастье была Эсмеральда! Нет, Фролло явно ее ни к чему не принуждал, и она сама потянулась к нему, когда дело дошло до поцелуя. Их поцелуй был настолько нежным, что Архидьякон заключил — его совесть может спать спокойно. Такие свадьбы были для него на вес золота. Когда судья и Эсмеральда ехали домой в теперь уже их общей карете, Фролло расслабленно запрокинул голову назад и умиротворенно вздохнул. — Я никогда не думал, что дело закончится этим, — пробормотал он. — Я сейчас вспоминаю, как искал тебя по всему городу. Я был тогда в такой ярости, просто обезумел… — Ты был больше похож на зажженную бомбу*, — усмехнулась Эсмеральда, сидевшая рядом с ним. — Я бы не удивилась, если бы весь Париж взлетел на воздух. — Да… — по его губам пробежала блаженная улыбка, и судья заглянул в ее глаза. — Но ты хорошенько намочила мой фитиль, моя дорогая. — Намочила фитиль? — она вздернула бровь, и Фролло почувствовал, что начинает снова закипать. — Я покажу тебе, как! — пробурчал он, прижимая ее к себе. Он нашел ее губы, накрыл их своим ртом, и в его голове все помутилось от возбуждения. Эсмеральда отвечала ему так, что он, не помня себя, рванул вырез ее платья в разные стороны и добрался до ее груди. Фролло зацеловывал ее, мял губами, его язык жадно скользил по ее соскам, и он дрожал от восторга, возясь со своей сутаной. Он сполз на пол кареты, задирая юбки Эсмеральды, и уже приготовился ласкать ее там, внизу, как она оттолкнула его и скользнула ему на колени, оседлав. — Твое колено! — простонал он. — Ох, заткнись! — ласково посоветовала она ему и обхватила его лицо ладонями. — Любишь меня?! Фролло смотрел на нее снизу вверх, как на Пречистую Деву Марию. На его лице был написан восторг, смешанный с поклонением и обожанием, и Эсмеральда от этого теряла разум. — Безумно! — выдохнул судья, и тогда она впилась в его рот и скользнула на его возбужденный член. Судья со стоном подался навстречу. Они занимались любовью исступленно, заходясь от желания, кипевшего в них обоих, словно лава в вулкане. Мир для них перестал существовать — до такой степени, что их не волновало, насколько громко звучат их крики из кареты. Им было наплевать, что происходит там, снаружи, и что о них подумают люди. Судья и Эсмеральда даже не заметили, как въехали во двор дома Фролло, и карета остановилась. Они сидели, прижавшись друг к другу, и тяжело дышали. Наконец, Эсмеральда пошевелилась, приходя в себя. Надо было выходить, и она попыталась поправить на себе платье, но… Фролло уж больно хорошо над ним поработал — порвал так, что из разодранного выреза была видна пышная грудь нараспашку, и как Эсмеральда ни пыталась прикрыть ее, ничего не получалось. — Клод! — простонала она. — Ты порвал мне платье, и слуги теперь увидят все, что им не нужно видеть! Судья трясущимися руками попытался сдернуть с себя плащ, прицепленный сзади к наплечникам. Это вышло у него где-то с третьей попытки, и тогда Фролло закутал в него Эсмеральду. — Думаю, что так сойдет, — прохрипел он. Они вылезли из кареты, чувствуя, как дрожат их ноги. — Нам надо подкрепить свои силы после такого, — прошептал судья, прижимая к себе Эсмеральду. — Пойдем ужинать, моя дорогая жена. Жена. Это слово сладко растеклось у него на языке, и Фролло зажмурился от удовольствия. Теперь, когда Эсмеральда его жена, можно было подумать и о других делах, которые он забросил, когда пытался добиться ее расположения. Хоть Фролло и отвлекся на то, что для него было самым важным в тот момент, но подспудно кое о чем он все равно всегда помнил. Надо было добраться до тех ублюдков, которые избили его и чуть не изнасиловали его Эсмеральду. Когда он их найдет, они проклянут момент, когда родились на свет божий.