Лакрица

Борьба. Их двое. — Скройся в бездне, ублюдок! — быстрый прямой удар правой рукой в голову и резкое смещение влево для ловкого разворота. — Бездна - это ты! — защита и отвлекающий манёвр, заставляющий противника открыть область солнечного сплетения. — Приглашаешь? — Ненавижу! — поворот на правой стопе и удар коленом. Но он крепко обхватывает её ногу, зажимая пальцами голень, и надавливает на икроножную мышцу. Гермиона вскрикивает, пытаясь схватить его за грудки и ударить головой в лоб, но он усиливает захват, поймав женское запястье. — Нет! — её крик. Последующий рывок в его исполнении: подхватив Гермиону за талию свободной рукой, он толкает её в сторону, опрокидывая наземь. Лёгкие теряют запасы воздуха от столкновения с жёстким… татами. В реальности — с гимнастическим матрасом, но Гермионе нравится называть любые спортивные настилы именно татами. Она запомнила это слово, когда однажды главный объект её ненависти назвал грязную амбарную циновку таким серьёзным названием, как татами. Сейчас она часто посмеивается над этим… в перерывах между жаждами возмездия. — Гермиона! — над ней раздаётся мужской голос. Она вздрагивает, адреналин от борьбы потихоньку покидает вздутые от напряжения жилы, и Гермиона расслабляет руки, оставаясь лежать в позе звёздочки. Рядом с ней также падает оппонент и, тяжело дыша, осторожно спрашивает: — Успокоилась? Часто заморгав, она делает глубокий вдох, окончательно приводя дыхание в норму, а за ним и пульс на пару с сердцем. Недавнее воображение, которое играло с ней в бою, медленно уплывает за пределы сознания, но не до конца, поэтому она честно отвечает: — Нет, Гарри, я по-прежнему хочу вцепиться ему в глотку! — произносит с ноткой шутки, но в глубине души признаёт правдивость этих слов. Лучший друг и по совместительству партнёр по тренировочному поединку тихо усмехается и тянется к краю настила за очками. Добавив немного ироничной злости, произносит: — У твоей ненависти есть хотя бы лицо. Мне повезло меньше. Гермиона издаёт пару отрывистых смешков. Смотря в потолок, на ощупь находит его плечо и несколько раз хлопает в качестве поддержки. — Ты найдёшь его, Гарри! Я верю в тебя! — Столько сил, — выдыхает на очки, — и всё зря! — мелкие сколы бледнеют от его тёплого дыхания, будто навечно впитывая слова в стеклянные линзы. Спустя пару минут Гермиона с усмешкой спрашивает: — «Бездна - это ты! Приглашаешь?» Гарри смеётся и отвечает: — Я подумал, что Грейбек так и сказал бы. Какое-то время оба таращатся на потолок, признавая глупое поражение, пока Гарри не садится, вытягивая руки перед собой и разминая мышцы. Гермиона вздыхает и кладёт ладони под голову. Чтобы в очередной раз не жалеть себя… и Гарри заодно… она сменяет тему: — Кингсли просил присутствовать на собрании. Внезапно вздрагивают. Гарри резко поворачивает голову в сторону Гермионы, а она округляет глаза в ответ. — Проклятие! И вдвоём переводят взгляды на парящие у потолка магические часы… *** К счастью, они успевают вовремя. Гермиона с детства ценит пунктуальность, как чужую, так и собственную. — Вчера группа авроров упустила стаю оборотней, — Кингсли проводит пальцем по переносице и с участливым взглядом смотрит на Гермиону, — опять! Вот и всё! К ней возвращается подруга-злость. Так всегда бывает, когда Гермиона сталкивается с подобной проблемой. Оборотни! Оборотни! Обор… нет! Он! Он! Он! Тот самый подонок, которого она представляла ровно тридцать минут назад, когда Гарри уворачивался от её кулаков! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Хотя однажды ей очень хотелось исковеркать язык в несуществующую форму: навижу, навижу, горячо навижу… и желательно глубоко и быстро навижу, а лучше жёстко, как он всегда любил! Качнув головой, чтобы прогнать ненужные мысли, Гермиона заводит пряди волос за уши и печально смотрит на Кингсли. — Я обязательно отправлю его в Азкабан! Другие авроры реагируют на это заявление по-разному: одни кивают, другие пожимают плечами, третьи тихо перешёптываются, но никто не смеет обвинять её в случившемся. Оборотней было слишком много. Вчерашним вечером авроры, при участии Грейнджер, оказались не подготовленными к сильной атаке в тихом районе Лондона, а командир отряда вовсе попал в Мунго со сломанными рёбрами. Гермиона смогла предотвратить худшие последствия путём… своеобразных переговоров с лидером оборотней. Проще говоря, после того, как треклятые волки получили от своего вожака приказ отпустить пленённых правозащитников, Гермиону в очередной раз провозглашают юной героиней войны и надеждой аврорского мастерства по ведению переговоров. Сама героиня в тайне едва волосы на голове не рвёт от подобных титулов и лишь ночью приходит в себя, обсуждая данную ересь с Гарри по каминной сети. Гарри, Гарри, единственный, кто способен её понять, ведь… — Гарри Поттер! — кашлянув, Кингсли во второй раз привлекает его внимание. Гермиона опускает брови в сочувствии, когда видит, с каким обреченным видом Гарри отводит от лица пальцы, которые до этого беспрерывно массировали виски… из-за головной боли или же от забот быть аврором… а вообще Гермиона знает главную причину. В сущности, «причина» не так сильно отличается от её собственной, только она без клыков и волчьих глаз в тени навеса, по крайней мере, Гарри и Гермиона надеются на это. — Итак, — скорбно начинает Гарри свой доклад, — так же как и Гермиона упустила лидера оборотней, я не поймал вчера предводителя Пожирателей. Прикрыв веки, она морщит лицо, в душе прокричав на весь мир о несправедливости судьбы. *** После собрания проходит час, и вот в личном кабинете уже более десяти минут Гермиона рассматривает свою колдографию из сегодняшнего выпуска «Пророка». Растрёпанная, с грязным пятном на щеке и кровью под носом она бросается под траекторию красного луча, закрывая своим телом двух пятилетних малышей. Читает заголовок: «Гермиона Д. Грейнджер — воплощение истинной смелости! Гарри Д. Поттер — венец благородства и отваги!» Над её колдографией есть ещё одна, где Гарри отбивается от врагов шквалом разноцветных искр и в ответ атакует мощным Редукто. Ха! Гермиона теряет духовные силы, опустившись лбом на стол и прикрыв руками затылок. Мимолётно появляется вопрос: почему так много «Д.»?! Будто бы делая из них золотую пару, репортёры незатейливо везде пихают своё «Д». Узнай об этом Джин Грейнджер, то она лишь улыбнётся своей дочурке, мягко сказав, что Гермиона задумывается о чепухе, а также намекнёт, что наверняка Джеймсу Поттеру на том свете совсем безразлично «Д» он или не «Д», а то и вовсе — прародитель ли он венца во плоти, ныне известного друзьям, как «просто Гарри», или же обычный однофамилец. В общем-то, падая в могилы, все люди, включая Поттеров или каких-нибудь Розариджаркинсонов, оставляют лишь память о себе, но никак не требования об уважительном обращении. Эта привилегия доступна лишь живым, ведь так?! На самом деле, нет, Гермиона никогда не согласится с подобным доводом, а автор сего абсурда будет пылиться на дальней полке её книжного шкафа. Спокойно! Дыши! Все эти мысли — вздор, с помощью которого ты успокаиваешь и отвлекаешь себя от настоящих проблем. Вдох. Гермиона садится ровно, положив локти на стол. Выдох. Конец трудного дня. Вдох. Мягко собрав со стола доклады и газеты, она взмахивает палочкой, подготавливая рабочее место для завтрашнего дня. Выдох… Всё нормально, верно? Аврор Грейнджер справится со всеми трудностями. Глаза слезятся, когда Гермиона заходит в камин и бросает порох, чтобы отправиться домой. Но ночью наступает время бренных мыслей. Раздевшись до нижнего белья, она прикрывает глаза, но сон не спасает от проблем. Она думает и вспоминает… Со дня битвы за Хогвартс, когда пал Тёмный Лорд, прошло три года. Всё это время Гарри и Гермиона служили на благо Министерству. Сейчас они вовсе не представляют своей жизни без работы в аврорате. К сожалению, после окончания школы Рон уехал в Румынию к Чарли, но ребята по-прежнему поддерживают тёплую дружбу. Рон, Гарри, как интересно складываются события! Гермиона поворачивается на правый бок, подложив ладошку под щеку, и вспоминает дальше… За три года под руководством Кингсли авроры вместе с Гарри и Гермионой отправили в Азкабан оставшихся последователей Волдеморта, однако с отдельными объектами возникли сложности… и возникают по сей день. По её губам проскальзывает мимолётная улыбка, а причина тому — Гарри. Если у Гермионы личный враг был известен со времён её обучения в Хогвартсе, то у бедного Гарри всё наоборот. Это случилось год назад, а именно… Год назад внезапно ограбили Гринготтс и Министерство. Все работники оказались в шоке, а вор похитил ценные документы и секретные архивы, из-за которых сильно пострадали семьи, ранее помогавшие Ордену в борьбе против тёмных сил. Гарри сразу же окрестил нарушителя Пожирателем и начал поиски среди последователей Лорда, но… Но затем обчистили особняки ярых приверженцев чистоты крови. Министерство и общественность были обескуражены, а число нападений увеличилось. Никто из волшебников не пострадал, но спустя какое-то время большинство местных предприятий, фабрик и издательств почувствовали на себе давление шантажа, а затем… «Во всём виноват Гарри Поттер!» Неоригинальный лозунг стал символом непонятного сопротивления, а порой — конкретной надписью на крыше ограбленного здания. Гарри и Гермиона окрестили врага «неизвестным лицом» и долго ломали головы над мотивом и стремлением. Ломали, ломали, да так и не поняли главную цель, ведь Неизвестное лицо часто оставляло награбленное прямо у порога того или иного дома, а на стенах снова пестрела надпись про «вину Поттера!». Мягко говоря, сам Гарри отреагировал очень болезненно, даже с Джинни расстался… как он думал — в тайне, но на следующий день после их разговора в «Ведьмополитене» появилась компрометирующая статья о недостойном поведении избранного героя и неумении общаться с девушками. Джинни ревела два дня, убеждая Гарри и Гермиону, что понятия не имеет, как это попало в газеты, ведь она даже родителям не успела сообщить, да и вовсе не обижалась на Гарри, потому что он уже давно променял их любовь на службу в аврорате. Тем же вечером над Косым переулком пролетели белоснежные совы, зажимающие в клювах крупный плакат с надписью: «Во всём виноват Гарри Поттер! Обидчик дам и притеснитель порядка!» В тот раз Гермиона обречённо сказала: — Он одержим тобой, Гарри! — Мне с детства не везёт на одержимых, — ответил он, в десятый раз просматривая списки подходящих кандидатур. Но всё бесполезно. Не являясь последователем Лорда, Неизвестного всё равно называют Пожирателем, как и его помощников, которые грабят волшебников. Аврорату так проще изъясняться. Сейчас, отдыхая после рабочего дня, Гермиона грустно вздыхает, ведь Гарри так и не смог поймать нарушителя, хотя сохранил блестящую репутацию и доверие народа. С улыбкой на лице она медленно засыпает, подумав о том, что Неизвестное лицо никогда не навредит её лучшему другу всерьёз… да и хочет ли вредить?! Временами Гермиону охватывает приступ женской интуиции о том, что причина конфликта между Неизвестным и Гарри гораздо прозаичнее, чем кажется на первый взгляд. Засыпает, засыпает, вроде всё неплохо, но… Вздрагивает. Всё же у каждого свои проблемы, а у Гермионы — особая, личная. О покое не может идти речь, ведь… Великие маги! Ведь вчера она увидела своего… то есть увидела его! Запрокинув голову, она крепко жмурится, а тело обдаёт жаром от нахлынувших воспоминаний. «Я учуял тебя, киска.» Нет! Нет! Она резко встаёт с кровати, качая головой, и направляется в ванную, чтобы смочить лицо холодной водой. Воспоминания, как медные ошейники на шее и запястьях… «Сколько шкур ты хочешь спасти от моих когтей?» Что ж, в итоге он отпустил всех пленников. Авроры счастливы, а Гермиона… «Ф-фенрир…» Прополоскав рот, она прислоняется лбом к зеркалу и прерывисто втягивает в себя воздух. Неторопливо выпрямляется, вспоминает фразу: «По нраву трахаться со зверем, да, Грейнджер?» Стыдно? Нет, дело не в этом. В чём же? Наклонив голову к плечу, Гермиона чуть сужает глаза, рассматривая своё отражение. Вдоль ключиц зияют старые шрамы от когтей, шею обрамляют тёмные ссадины, на плече выделяются укусы. Ниже: кончики сосков кровоточат, область правой ареолы припухла, над пупком гематома. Ещё ниже: нет… она не смотрит, нет необходимости. Гермиона крепко сводит бедра, напрягая мышцы, и хватается одной рукой за край раковины, а второй протирает лицо мягким полотенцем. Сколько это продлится? Что? Игра в жертву и хищника! Ну… уголок губ слегка приподнимается. Гермиона смотрит на отражение, встречаясь с манящими огоньками в карих глазах. Конечно, больно, но… «Треснул!» «Череп?» «Клык!» «Удача!» Улыбка расширяется, а воспоминание сверкает ещё ярче. «Помочь?» «Исцелить?» «Выбить!» Личико алеет, веки мягко прикрывают глаза, и Гермиона расслабляет тело, опираясь спиной на душевую кабину. Легче? Возможно, легче, но её жизнь отнюдь не комедия. Она опускается на кафельный пол, обхватив колени руками. Слишком много волнующих эмоций. Запретных воспоминаний в избытке. Гермиона устаёт от суетливой жизни, которую он ей навязал. Приручение, подобно невидимой цепи, сильно сковывает сознание. Вернувшись в кровать, она с опаской взмахивает палочкой, проверяя защитные чары, которые без её желания часто пропускают к ней лунного посетителя. Но это сейчас. Сейчас она сильная, закалённая волей и знаниями. Сейчас есть повод посмеяться, чтоб потом поплакать, а раньше… Гермиона засыпает с хмурыми бровями, вспоминая минувшие дни и их первую встречу. Когда-то случилась драма. Трагедия с кровью и болью. Раньше она даже не подозревала, на что он способен и кто он на самом деле… Когда-то… Когда они встретились в первый раз… *** Маленькая Гермиона в компании своих друзей со страхом слушает Хагрида, который с печалью и жалостью рассказывает про убийства единорогов в Запретном лесу. Ребята переглядываются, а Гермиона не знает, о чём больше переживает: о бедных магических существах, подвергшихся нападениям, или же о чужаках, появившихся на лесной территории в её первый учебный год в Хогвартсе. После того как Гарри и Рон спасли её от тролля, страх за собственное здоровье таинственным образом спрятался глубоко в душе под крепким щитом детской непосредственности с гордым названием «смелость». Малышка Гермиона переживает за новых друзей, особенно за Гарри, и чуть ли не делает замечание Хагриду о неудачном времени для посещения леса. Вроде бы ночью он ещё опаснее, разве нет?! Тем не менее она вступает на заросшую тропу вслед за Гарри и Роном. — Клык защитит вас, — утешает их Хагрид, — любого порвёт за своих. Гарри натянуто улыбается, скептически переглянувшись с Гермионой, потом оба переводят взгляды на испуганного пса. В тот момент Гермиона шепчет себе причины, почему выбрала Гриффиндор, и отважно вздёргивает подбородок, поддерживая Гарри искренней улыбкой. — Я не боюсь. Хагрид хлопает Гермиону по плечу, едва не роняя на землю, но Гарри вовремя берёт её за руку, и они устремляются в заросли под гогот птиц и шарканье Клыка. Лесничий несколько раз перераспределяет группы, пока Малфой не оказывается в паре с Гарри. Гермиона с опасением провожает их взглядом и, наклонившись к Клыку, тихо произносит: — Помоги Гарри Поттеру! Правда, веры в помощь этой милой, крупной собачки нет совсем, но Гермиона надеется на лучшее. — Вперёд! — через десять минут неспешной ходьбы Хагрид указывает Рону и Гермионе направо, где густо растут эбеновые деревья. — Там ничего не видно! — восклицает Рон. Гермиона поджимает губы и слегка толкает его в бок. — Люмос! — делает демонстрацию жеста, чтобы Рон повторил за ней. — Слышите? — спрашивает Хагрид, спускаясь с небольшого склона. Рон так и не зажёг Люмос. Они прислушиваются, и Гермиона неосознанно хватает его за руку, поскольку из лесной чащи раздаётся жуткий стрекот, напоминающий нечто среднее между чавканьем и хрустом. — Это опасно? — шёпотом спрашивает Гермиона, но Хагрид её не слышит, а делает пару шагов в сторону раскидистых кустарников. — О нет! — полувеликан горестно вздыхает, отводя колючие ветки в сторону. Гермиона так сильно нервничает из-за того, что увидит бедного единорога, что сильнее сжимает руку Рона, пока он не шипит от боли. — О! — покраснев, она отдёргивает ладонь. — Прости! — и медленно подходит к Хагриду. — Единорог? — с трепетом спрашивает Рон, следуя за ней и смотря за плечо лесничего. Она с трудом сдерживает слёзы, почувствовав слабый запах крови. Бедное существо, о боже! Нет, это слишком сложно! Гермиона прикрывает рукой рот, но внезапно… Хагрид всхлипывает и отвечает: — Соплохвост. Нет, это не запах крови, скорее вонь тухлой рыбы. Гермиона недоумённо хмурит брови, а Рон с облегчением выдыхает. Когда Хагрид отходит, достав платок, и начинает высмаркиваться, первокурсники с интересом рассматривают существо с панцирем и жалом. Он мёртв? — Хагрид, а… — Гермиона переступает с ноги на ногу и прищуривается, всматриваясь в животное, — разве это не огненный краб? — Гибрид мантикоры и огненного краба, — лесничий обвязывает вокруг дерева белую ленточку, чтобы утром найти место и похоронить соплохвоста. Гермиона смотрит на Рона, тот слабо пожимает плечами, а в ней вспыхивают двоякие чувства: любое животное достойно жалости, даже такое агрессивное и, откровенно говоря, бестолковое, как огнен… как соплохвост, но в душе она рада, что на его месте не оказывается единорог. Гермиона делает глубокий вдох, убирает волосы за уши и продолжает поиски, следуя за Хагридом, как внезапно… Недалеко от них пространство над макушками деревьев освещается снопом красных искр — опознавательным сигналом об опасности. Сразу же отдалённо звучит собачий лай. Гермиона успевает пугливо выдохнуть: — Гарри! — Быстрее! — кричит Хагрид, и они устремляются в сторону Гарри и Драко. Она снова хватает Рона за руку, на этот раз он сжимает её в ответ. Где-то позади себя Гермиона слышит звериный вой и мельком благодарит небеса, что она покинула ту территорию, где находится соплохвост, но неожиданно на полпути им навстречу выбегает Клык. За невысоким холмом и поваленными деревьями слышен голос Малфоя, с другой стороны сквозь заросли деревьев — шум копыт. Гермиона выпускает ладонь Рона, чтобы ненароком не налететь на него. — Что случилось? — ревёт Хагрид, поднимаясь на холм и скрываясь на той стороне. Рон за ним, а Гермиона… Мягкая собачья шерсть скользит по руке, когда пёс Хагрида пробегает мимо неё. — Клык! — Гермиона резко поворачивается, чтобы схватить его, но собака срывается в сторону, убегая подальше от холма. — Клык! — снова зовёт. Господи! Она слышит, как Хагрид произносит имя Гарри. Они помогут ему, но Клык… Гермиона тратит лишь секунду на ступор, чтобы затем стремительно броситься за собакой, надеясь поймать её прежде, чем Клык наткнётся на мёртвого соплохвоста. Когда она рассматривала труп, то заметила странные браслеты на задних щупальцах. В тот момент магглорожденная первокурсница подумала о том, что волшебники, так же как и магглы, пользуются разными видами капканов. Уже позже Хагрид рассказал, что эти браслеты он сам надел на соплохвостов, выведенных им самим, но сейчас она не может знать об этом… Сейчас Гермиона тяжело дышит, молясь про себя, чтобы пёс не попал в капкан. Теряет связь с понятиями времени и расстояния, устремляясь в чащу эбеновых деревьев. Острые корни торчат из земли, вынуждая рискованно прыгать через преграды. Широкая, колючая ветвь ударяет по коленке, порвав чулок и вызвав кровотечение. — Клык! — замечает, что пёс замедляется, и внутри Гермионы появляется второе дыхание. — Люмос! — вокруг светящегося кончика палочки пролетают стайки насекомых. Она успеет! Я успею! Успею! — Клык! Внезапно истошный вой повторяется, со всех сторон разносится свирепое рычание! Гермиона вскрикивает, делая рывок и хватая пса за ошейник, но он вырывается, и она вновь пытается его ухватить. Округу заполняют шелест листьев и громкий треск ломающихся веток или же… деревьев. — Клык! — она достает до лапы, но пёс неудержимо мечется и начинает громко лаять, а затем… В двадцати метрах от Гермионы раздаётся оглушительный грохот. В стремительном вихре серой пыли и земли дерево разлетается на части из-за столкновения с огромной тушей. Туманный порыв воздуха и летящие куски дерева отталкивают девочку назад. Тонкие щепки царапают лицо. Гермиона врезается спиной в массивный дуб и с паническим криком падает на торчащие из земли корни. Отползает назад, выронив волшебную палочку, а глаза… Глаза встречают кошмар пострашнее маггловских сказок о чудовищах. В горле застревает визг ужаса и страха. Пространство сотрясается от яростного рыка двух существ. Гермиона широко округляет глаза, инстинктивно закрывая уши руками, чтобы не оглохнуть от шума. Перед ней ожесточённо сражаются… животные?! Она никогда не видела ничего подобного. Кто они? — Х-хагрид! — хочет позвать на помощь, но изо рта вырывается лишь едва различимый вздох, а впереди… Впереди, не обращая внимания на маленькую девочку и лающего пса, между собой насмерть бьются волки. Нет, на самом деле, Гермиона не понимает, что видит: одно из существ передвигается на двух задних, длинных лапах, яростно нанося удары передними, а другой зверь — волк. Однажды Гермиона видела волков в лондонском зоопарке, но этот… Атаки ни на миг не замедляются. При свете луны Гермиона едва различает их молниеносные движения, но отчётливо видит яркие, сверкающие глаза и дрожит от страха. Этот… волк сильно отличается от тех, лондонских. Его глаза, подобно беспощадному огню, переливаются оранжевым отблеском, широкая пасть раскрыта в кровожадном оскале, с длинных клыков капает густая слюна. Длина его тела составляет более трёх метров, покатость спины намного мощнее и гибче, поджарость живота выделяется быстрым движением упругих мышц. Гермиона замирает от страха, не найдя сил, чтобы двинуться, но мозг всегда работает быстрее тела, а глаза невольно запоминают происходящее. Это точно волк, он передвигается на четырёх лапах и выглядит как обычный волк, но гораздо крупнее, а серая шерсть более густая и длинная. Большие лапы сильнее вытянуты, а когти… Гермиона вздрагивает, когда когти вонзаются в плоть второго существа. Моргнув, она впадает в пучину изумления и мандража, рассматривая второго! В школе не преподают таких тем на первом курсе, но Гермиона случайно увидела колдографию в школьной библиотеке. Второе существо — оборотень! Они могут двигаться на двух лапах и у них… боже… она вспоминает и всхлипывает… у них яркие, насыщенного голубого цвета, глаза! Уши, как и холка, торчат в разные стороны. — Хагрид! Гарри! Помогите! — она отодвигается назад и громко кричит, когда волк кидается на оборотня и вонзается клыками в голову, разорвав ушной хрящ. Рык волка и протяжный скулёж оборотня смешиваются в один надсадный рёв, но затем вдруг волчья пасть выпускает добычу. Оборотень делает кувырок, падая вместе с ним, и отбиваясь лапами. Его когти распарывают морду, и волк отпрыгивает назад. Струйки его крови разлетаются в стороны, задевая Гермиону, и она снова вскрикивает, ощутив капли на своём лице. Пытается встать, но потрясение и страх держат конечности в состоянии паралича, а мысль найти палочку вовсе теряется в оковах ошеломления. Слева, на расстоянии десяти метров от неё, лает Клык, но внезапно… Существа, будто по команде, делают шаг назад, смотря друг на друга и опасно скалясь. Медленно начинают переступать в сторону. Совершают круг, устрашая и мерно рыча на противника. Не отрывая взгляда от оборотня, волк шире скалится и, когда оказывается ближе к Клыку, кратко дёргает головой в сторону пса, громче рыкнув. Собака мгновенно перестаёт лаять от подобной угрозы и судорожно опускается наземь, то поднимая, то опуская морду, и жалобно поскуливает. Гермиона с ужасом понимает: несмотря на то, что ранее ни она, ни собака не были удостоены внимания, эти животные с самого начала знали о них, как о посторонних наблюдателях. Она едва ли снова не зовёт на помощь, но быстро закрывает рот двумя руками, боясь лишний раз издать шум и вызвать агрессию хищников. — К-клык, ко мне! — шёпотом делает попытку позвать его, чтобы потом вместе убежать, но глупый, трусливый пёс по-прежнему склоняется вниз, зарываясь носом в пожухлую листву. — Клык! — шёпот превращается в немое движение губами, когда волк рычит на противника, смещает центр тяжести вперёд и на секунду замирает, а затем… — Клык! — всё-таки она вскакивает в сторону пса, когда вокруг поднимается каскад земли и грязи от волчьего прыжка и его яростной атаки на оборотня. Но потом Гермиона отшатывается обратно из-за летящего в неё сохлого валежника. Волк снова борется в схватке с оборотнем. Как некстати она находится на месте, где быть не должна — там, где существуют звериные инстинкты, исключающие вероятность пощады или хотя бы послабления. Они кусают друг друга и разъяренно разрывают плоть острыми, длинными когтями, пока внезапно… Гермиона замирает, только нижняя губа дрожит от страха и дыхание взрывает лёгкие, ведь сражение превращается в зверство, когда волчья пасть перехватывает лапу оборотня. Крепко вцепившись зубами, волк отталкивается от земли, крутанувшись в сторону с добычей в захвате. Раздаются отвратительный хруст локтевого сустава и громкий вопль. Клыки сильнее смыкаются на сочленении между плечом и предплечьем. Волк двигает головой, разрывая мышечные ткани, неукротимо вгрызаясь в кость, и… Делает проворный рывок. Гермиона жмурится так сильно, что в висках начинает покалывать, а к горлу подступает тошнота. Волк отрывает руку и гневно выбрасывает её из пасти, сразу же нападая на врага со свирепыми ударами и укусами. Тот по-прежнему вопит в страдании от потери крови, пытается увернуться, бросившись прочь. Старается убежать, но дальше… Дальше Гермиона не может сдерживаться и начинает надрывно плакать, закрыв руками голову и прижав колени к груди, но даже сквозь прикрытые уши она слышит дикое рычание и звук падения других оторванных кусков плоти. Волк добивает его или уже добил, а сейчас свирепствует над трупом… она не знает зачем — ради закрепления победы или из-за природного остервенения. Вряд ли существует волчья солидарность, верно?! Гермиона не знает, ничего не знает, кроме того, что проживает последнюю минуту своей жизни. Если Хагрид не спасёт её, то… Да. Зверь разорвёт маленького человечка на куски! Мамочка, папочка, бабушка, дедушка, кузина Грейс! Она никогда их больше не увидит! Как же сильно она их любит! Как неимоверно будет скучать по шуткам о том, что тётушка Сара выбрала созвучное имя к фамилии Грейнджер для своей малютки Грейси! Мамочка, ты… папа, я… я… боже мой, помогите! А её новые друзья! Гарри, Рон! Пожалуйста! Ещё вдруг появляется мысль, что всё-таки её выбор факультета оказывается неправильным. Смерть, будучи загрызенной диким зверем, совсем не подходит Гриффиндору. Она просто жалкая дурочка, поверившая в то, что волшебный мир примет её, как свою, а в итоге… В голове проносятся истории известных гриффиндорцев и великого Годрика. О всемогущие силы, пусть это будет не зря, пусть она не пожалеет о своём желании учиться на Гриффиндоре! Ты можешь! Можешь вести себя как взрослая! Помнишь, что сказала мама на твоё одиннадцатилетие? Она доверяет тебе! Вот и веди себя соответствующе! Сейчас тебе целых двенадцать лет, и ты учишься в школе чародейства и волшебства, где начинаешь новую жизнь, наполненную чудесами! Кстати, не чудесами, а подлинной магией! Не разочаруй родителей! Ты Грейнджер, или кто?! Ну! Взрослый открыл бы глаза для начала! Да, так и надо поступить, поэтому Гермиона сглатывает комок в горле и открывает правый глаз. Ладони сжимаются в кулаки, опускаясь к груди, чувствуя бешеные удары сердца. Затем медленно открывается левый глаз, и боковым зрением она замечает, как Клык пятится назад и всё также приглушённо скулит, поджав уши назад в сильном испуге. Перед ней… Волк поднимает морду к небу над трупом оборотня, вытягивается каждым позвонком, словно сбрасывая напряжение после первого боя и разминаясь перед следующим. Гермиона слышит похрустывание хребта и щурится от пыльного порыва воздуха, когда он отряхивается от грязи и крови, как собака от брызг после ванны. Далее зверь активно двигает челюстями, издавая глухое причмокивание и клацанье, будто ему что-то мешает в пасти или в зубах. Девочка находится за его спиной, волк не обращает на неё внимания… возможно, есть шанс, где же палочка? Гермиона осматривается в поиске древка и напрягает тело, чтобы тихо подняться на ноги, но в этот момент… Клык наступает на сухую ветку, вызвав соответствующий треск. Волк перестаёт клацать и издаёт короткое рычание, словно в раздражении. Гермиона мгновенно вздрагивает каждым мускулом, когда он быстро поворачивается и скалит зубы в ярости. Устрашающие глаза переливаются жёлтым оттенком, и только сейчас Гермиона замечает, как часто сужаются и расширяются чёрные зрачки по центру пылающего костра. Такова по цвету геенна, она уверена в этом! Сначала он смотрит на собаку, а потом… Впервые они встречаются взглядами, по крайней мере, Гермионе кажется, что он смотрит на неё, но спустя всего лишь мгновение она теряет возможность к зрительной связи, поскольку вынуждена опустить глаза вниз и с дрожью наблюдать, как он чуть склоняется корпусом, слегка сгибая передние лапы, и начинает медленно подкрадываться к ней, пуская из пасти угрожающее порыкивание. Из лап торчат длинные когти, загребающие сырую землю. Опущенные в гневе, надбровные складки закрывают половину сверкающих глаз. Гермиона судорожно хныкает, заметив, как он облизывается и приседает для следующего манёвра. Он нападёт и вцепится в горло! Он убьёт! Он, он… Гермиона замечает, что на пару секунд он опускает глаза наискось, она интуитивно направляет взгляд туда же и шокировано узнаёт светлую рукоять из виноградной лозы, но палочка так далеко! Так далеко! А хищник перед ней… ещё несколько метров. Разве волки способны понять, что такое волшебное древко, они же всего лишь простые животные! Её тело едва двигается, лёгкие не впускают кислород. Это смерть! Всё! Это конец! Она не хочет умирать! Она хочет жить! Хочет в Хогвартс! В тепло! Или же домой, в Лондон, к родителям, где защита и покой! Вот! Она такая бледная, испуганная, едва дышащая, дотронься и испарится, проткни когтем, и умрёт от мелкой царапины. Настолько она боится! Настолько детское восприятие слабее подросткового! Так сильно опасность подавляет волю! Слишком легко её можно разорвать. Одним пальцем подковырнуть и вырвать хилое сердечко! В момент самой страшной опасности приходит одна спасительная мысль, дайте ей хотя бы один шанс на спасение, и она воспользуется, воспользуется, воспольз… Но не тогда, когда в душе живут сострадание и жалость, составляющие основу героизма. Жизнь посылает ей шанс. Мгновение — Клык издаёт более громкий вой. Секунда — волчья морда кривится от злобы из-за этого звука. Миг — за метр до едва живой Гермионы он делает резкий поворот, устремляясь к собаке, видимо, наконец решив, кто сильнее его раздражает: пёс или человек. Господи! Это шанс! Гермиона не вспоминает о палочке, но понимает, что есть время! Есть пространство! Убегай, убегай со всех ног, пока волк будет рвать на куски глупую псину! Беги! Беги! Если бы волк был способен на разумное мышление, он бы ожидал твоего побега! Пусть потом он бросится следом, но к тому моменту ты успеешь спастись, а то и вовсе наткнёшься на Хагрида, и тогда ты точно будешь в безопасности! В тепле любимого факультета Грифф… Но ученики Годрика так не поступают. Ранее она бросилась за псом, чтобы спасти его от капкана! Нет! Нет! Нельзя бежать. Гермиона не успевает за мыслями и движениями. Срабатывает первый в её жизни выброс адреналина, и разум теряет способность к осознанию своих действий, а в душе вспыхивает сила, подгоняемая к защите слабых, и она понимает, что не существует разницы в возрасте. Любой способен на смелые поступки, вне зависимости от времени, опыта и окружения. Это не путы долга, это духовная сила милосердия. Уже позже, через много лет она поймёт, что несколько мгновений стихийного порыва навсегда изменили её жизнь. Волк приближается к собаке, открывает пасть. Клык дрожит, отодвигаясь назад, и быстро дышит. Враг делает манёвр и… — Нет! — через сжатые от спазма связки Гермиона кричит и бросается вперёд на четвереньках, сбивая в кровь коленки и закрывая собой Клыка. Инстинктивно разводит руки в стороны, держа равновесие на коленях, и со страхом, но решимостью стоит напротив волка. Собака за её спиной шаркает лапами и приглушённо воет. Гермиона неосознанно тоже хнычет, но проглатывает слёзы, смотря в глаза монстра. Руки дрожат, но она максимально вытягивает их в стороны, загораживая пса. Глупо! Глупо! Ты такая глупая, как и Клык, который вместо того, чтобы дать дёру, по-прежнему сидит за твоей спиной, дёргаясь от страха. Умереть за собаку, которая и так отправится следом в пасть чудовища, очень смело, Гермиона! Глупая! Но Годрик, конечно, гордился бы тобой, если бы был жив. Это важно, особенно для эпитафии на твоей могильной плите. Боже, пусть пёс выживет, тогда будет польза. Гермиона всё также смотрит на волка, который застывает с угрожающим оскалом и пялится на неё в ответ с подрагивающими надбровными дугами. Будь он человеком, можно предположить, что выражение схоже с долей удивления. Гермиона слегка поворачивает испуганное лицо в сторону Клыка и шепчет, используя свободные секунды с пользой: — Беги! — часто моргает, не прерывая зрительного контакта с волчьими глазами. — Беги, Клык! Я… я… — сама не верит, что умудряется громче вымолвить, — я задержу его! Беги, скорее! Детская непринуждённость. Гермиона повторяет ещё раз, пока вдруг… Она замолкает и вздрагивает, когда волк резко мотает головой, издав короткое… фырканье? Чихание? Ржание? Нечто среднее. Влажный хрип с придыханием и цокающим звуком. Его окровавленная морда на несколько мгновений теряет враждебный оскал, заменяясь другой гримасой — злорадной, ехидной. Гермиона задерживает дыхание и не моргает, ожидая неведомого. — Клык, ну же! — всхлипывает, из последних сил черпает остатки храбрости, а потом неожиданно… Волк выпрямляет все четыре лапы, выгибаясь в полный рост. Возвышаясь над ней. Немного поворачивает голову, прищуривая глаза. Носовые отверстия раздуваются шире от более глубокого, длинного вдоха. Челюсти демонстрируют клыки, над которыми подёргиваются губные складки. Радужки вокруг зрачков меняют цвет с жёлтого на оранжевый и будто бы сверкают ярче и опаснее. Время застывает. Гермиона сама не может понять, что чувствует в этот момент. Почему он не нападает? Но словно прочитав её мысли по растерянному взгляду, он начинает рычать. Тихо, по нарастающей, для запугивания. Однако Гермиона не отступает, а вновь умоляет собаку: — Убегай сейчас же! Беги, Клык! Секундная пауза и… Гермиона вскрикивает и чудом не падает без сознания от грозного рыка напротив себя. С верхушек деревьев взлетают перепуганные птицы, дополнив волчий рёв громким гулом, и в этот момент… Клык убегает. Как просто! Гермиона хлопает ресницами, провожая взглядом удирающего во всю прыть пса, который скрывается в чаще деревьев в стороне Хогвартса. Она даже не успевает удивиться, почему волк его прогнал, просто беспомощно опускает руки вдоль тела и переводит взгляд на хищника. Вот и всё. Теперь точно ей конец. Да, так и есть. Она будто бы замечает язвительное выражение и едкость на его морде. Он открывает пасть, демонстрируя острые клыки, испачканные кровью побежденного оборотня, и вдруг… Растянув широко оскал, существо снова дёргает головой, выпустив из пасти единичное клацанье, словно что-то затрудняет движения челюстей, но волк не обращает внимания и переступает с лапы на лапу, приближаясь к Гермионе. — Пожалуйста, нет! — она оседает на землю, отползая назад и слабо двигая ногами перед собой, пока волк не наступает на лодыжку. — Нет! С его весом он раздробит кость, если наступит сильнее, но… Гермиона плачет, упираясь спиной в каменный валун, и смотрит на ряды зубов. Ей не легче от того, что он медлит. Лучше бы это произошло быстро. По её оголённым коленкам проскальзывает грубая, серая шерсть, когда он наклоняется носом к её горлу и громче рычит, открывая пасть для укуса… — Прошу, не надо! Умоляю, нет! Но бесполезно. Вдыхая прелый запах крови и грязи, Гермиона крепко закрывает глаза. Под ухом она чувствует движение холодного, мокрого носа. Он принюхивается, продолжая порыкивать, но затем вдруг… Снова клацанье зубов и похожее на недовольство выдыхание. Ловко сместившись, он наступает одной лапой на её колено, а другой слегка ударяет пару раз по туловищу. Объятая страхом, Гермиона в недоумении поднимает веки и смотрит вниз, а волк… Волк бегло обнюхивает шею, плечо, и ниже — пока не опускается мордой до левой стороны туловища. Гермиона поднимает брови, открывая рот в удивлении. Последние два дня она собирает ростки различных растений в школьных теплицах, которые ей понадобятся для следующего урока по зельеварению. Профессор Снейп так и не оценил её знания. Гермиона хочет удивить преподавателя успехами в зельях, поэтому самостоятельно тренируется в смешиваниях, а профессор Спраут великодушно разрешает заниматься в теплицах и собирать травы: спорыши, чемерицы, манжетки, алихоции… Рефлексивно она закрывает руками живот, пытаясь оттолкнуть его, но зверь издаёт рык и резко поднимает голову, скалясь ей в лицо. Гермионе ничего не остаётся, как оставить руки на весу перед собой, а потом вскрикнуть, когда он сильнее надавливает лапой на колено и вырывает с пояса пристёгнутый мешочек с травами. Она не сдерживает облегчённого вздоха, когда он уменьшает давление на её ногу и кидает кошель на землю рядом с Гермионой. Следующее вовсе вызывает в ней изумлённое неверие: он прогрызает ткань, принюхивается, разбрасывая ингредиенты по сторонам. Коротко кидает взгляд на Гермиону и обхватывает зубами лакричный корень. Часто заморгав, она медленно сводит руки в замок, дрожа всем телом от всего случившегося, а он отгрызает кончик корня, разламывая корневище. Наклоняется к земле, держа его в зубах, и придерживает другой конец лапой. Двигает головой, вонзая остриё в боковые зубы, и… Вздрогнув, Гермиона обнимает себя за плечи, стерпев наступление новой паники, когда с помощью своеобразной зубочистки из пасти вылетает угловатый кусочек кости, по всей видимости, застрявший, когда он откусывал оборотню руку. Мерзко! На её глазах появляются новые слёзы. Она не может больше терпеть и дёргается в сторону, пытаясь сбежать. — Нет! Прошу! Не надо! — она падает обратно, поскольку всё это время его лапа прижимала к земле край её мантии. Смотрит на него, но не понимает, что видит. Несколько раз поводив челюстями, он облизывает корень. Скорее всего, лакрица как-то связана с рационом волков, Гермиона не знает наверняка. Потом зверь поднимает голову и смотрит на неё с тем же ехидным выражением. Она успевает сглотнуть, когда он поднимает лапу и несильно ударяет её по лицу, опрокидывая наземь. Краем уха она слышит порыкивание, но оно звучит не так, как раньше, а более высоко и непринуждённо. Однако ей безразличен слух в данный момент, потому что она с ужасом проводит руками по лицу, ожидая рваных ран от когтей, но… Ошеломленно смотрит на его лапы. Когти втянуты. Он, он, он… только что шлёпнул её лапой. Мягкими подушечками. Почему-то данный жест превышает боязнь в несколько раз, потому что вносит в её разум огромную долю непонимания. Вылупившись на него большими глазами, она начинает медленно отодвигаться назад. Раз волк спокоен, то может не всё потеряно, и она не умрёт в Запретном лесу?! О нет! Он снова грозно скалится. Гермиона застывает, тихо всхлипнув, но больше он ничего не делает. Прищуривается, смотрит на неё и рычит. Наверное, он всегда рычит. Если бы он был человеком, Гермиона подумала бы, что он размышляет, отпускать её или нет. В поле зрения случайно попадает блеснувший при лунном свете кусочек… чего? Она чуть вытягивает голову, заметив вокруг его шеи стальную цепочку с кулоном, но не различает конкретного изображения. Может ли быть, что этот зверь тоже является оборотнем? Разве существуют подобные трансформации? Гермиона нечаянно нащупывает под собой волшебную палочку — спасибо Годрику! И в этот момент, наконец, он принимает решение. Набрасывается на неё, опрокидывая спиной на землю. Гермиона вскрикивает, обхватив рукоять древка, но не успевает поднять её, когда огромный зверь нависает сверху, и… Даже позже Гермиона не смогла понять, почему, вместо того, чтобы наколдовать Флиппендо, выученный в начале первого курса, обратила внимание на… это. Разинув пасть для укуса, он напрягает мышцы, и с его шеи прямо на неё начинает густо капать кровь. Замечает ли он, что удар оборотня нанёс большой вред?! Перед её глазами проносится недавняя сцена с лакричным корнем — это что-то мирное, человеческое. Пожалуйста! Пожалуйста! Не убивай меня! И вдруг в её голосе проскальзывает жалость: — Т-ты ранен… Что ж, даже умирая, она заботится о всех существах. Сначала пёс, теперь волк, дай волю и акромантулу лапки забинтует. Пожалуй, в третий раз он точно не остановится. Гермиона забывает о магическом оружии в руке, а вот взгляд жёлтых глаз направляется в сторону палочки. Знает ли он, что это такое? Чувствует ли опасность? Судя по виду, опасность его не волнует. Он медленно постукивает зубами, облизывает пасть и целую минуту рассматривает её, а потом вдруг… — Нет! — подумав, что он снова склоняется для укуса, она жмурится и задерживает дыхание. Пять секунд. Десять. Ничего. Только его дыхание на её лице. Она открывает глаза. Он близко, на морде выражение, демонстрирующее развлечение. Раздаётся волчий запугивающий рык. Она вскрикивает, но… это просто потеха над слабой жертвой, ложная агрессия, чтобы ещё раз устрашить… ведь хищники чуют страх и наслаждаются этим, а он — особенно. Гермиона зажмуривается. Короткое фырканье, затем длинный, шершавый язык одним движением скользит от её подбородка до лба и… Шорох, шелест листвы, затихающее рычание, секунды и… Она открывает глаза и… И… — Гермиона! — из чащи выбегает Гарри, за ним Хагрид. — Что случилось? — Ты цела? Его нет. Внимательно осмотревшись, она замечает лишь следы и труп оборотня, над которым склоняется Хагрид. Той ночью она не спит, долго смотря в потолок и вспоминая важный урок, который преподал ей серый знакомый. Чтобы спастись, нужно помнить о ценности жизни. Теперь она понимает, что вступила в мир, наполненный магическими существами и опасностью. Она больше никогда не забудет о палочке. Именно так она спасёт Рона из дьявольских силков в погоне за философским камнем. Полюбит чары и трансфигурацию сильнее, чем другие предметы, всегда будет держать палочку под рукой и колдовать чаще, чем чистокровные волшебники. На следующий день она читает книги и спрашивает у профессора Макгонагалл про разумных волков, но получает ответ, что таких оборотней не существует, а последний волк-анимаг умер от старости в конце прошлого века… *** — Гермиона! — подскочив на кровати с палочкой в руке, сонный аврор Грейнджер сразу же прикрывает глаза от яркого зелёного пламени и слышит зов из камина. — Сейчас, Гарри, — тянется руками вверх, разминая позвонки, и подходит к камину, вспоминая сон из прошлой реальности. Взмах палочкой. В свете мелких искр появляется голова Гарри и звучит уставший, печальный голос: — Нападение! — Оборотни? — оживлённо спрашивает она. — Неизвестный. О, ясно. Поэтому Гарри такой хмурый. — Скоро буду. Гарри кивает и исчезает. Как и вчера, Гермиона смотрит на себя в зеркало, нагую и открытую для анализа своего тела. У Грейбека было столько возможностей обратить её в оборотня, но, к счастью, он по-прежнему этого не сделал. По её губам скользит улыбка. Вспоминается его хриплый голос: «Хочешь под меня?» Нет, нет, она активно качает головой, избавляясь от памяти. Накрывает ладонью ссадины на шее и тихо выдыхает: — Ты непременно сядешь в клетку Азкабана! Вдох. Она медленно дышит. Выдох. Одевается, собираясь на работу. Застёгивая блузку, задевает металлическую цепочку с кулоном…