История России от "И" до "Ф"

      Уже успело пройти достаточно времени. Никто не успел заметить, а уже наступила середина лета. Пришло время исполнить данное обещание. Татьяна находилась в аэропорту Симферополя в ожидании приезда гостей. Сейчас на ней были надеты милая белая шляпка с большим синим бантом, белая майка, короткие шортики нежно-голубого цвета и чёрные сандалии выше лодыжки в греческом стиле. Вокруг было много только прибывших людей и встречающих их местных. Крым была очень рада, что после присоединения к России она стала такой популярной, пусть и пока только среди российских туристов, но не стоит останавливаться на достигнутом. Со временем всё изменится только к лучшему, и Татьяна старалась искренне в это верить. Один из её гостей уже приехал к ней заранее, но в аэропорт решил не идти вместе с ней и остался ждать у машины. Теперь нужно было дождаться остальных, но самое главное почётного гостя. В последний раз Крым видела Брагинского в конце мая, когда он вместе с президентом посетил полуостров. Общались они исключительно по деловым вопросам, а сейчас, как Татьяна выяснила из надёжного источника, ему удалось выбить у правительства пять дней выходных, чтобы отдохнуть у моря. И приехать он должен был не один, а Крым была только рада этому. Не многие страны сейчас решаются её навестить из-за её неопределённого мирового статуса. Но именно сегодня она решила отбросить все плохие мысли и настроиться на то, что будет только счастье и веселье, так сказать, в кругу семьи и близких друзей. И вот, всматриваясь в толпу прибывших людей недавно севшим рейсом, Крым радостно улыбнулась и кинулась навстречу.       Удивившись такому радушному приёму со стороны сотрудников аэропорта, которые ни разу не то, что не нагрубили, а даже не нахмурились, и тому, что багаж не потерялся, Россия получил необходимый чемоданчик и осмотрелся в поисках своих спутников, которые в это самое время с интересом осматривались по сторонам. Невольно Иван усмехнулся. А Пруссия достаточно забавно смотрится в соломенной шляпе, синих шортах, гавайской рубашке и шлёпанцах. Америка же на его фоне выглядел куда скромнее в джинсовой кепке, простой белой футболке, однако с броской надписью «NASA» на груди, джинсовых бриджах и светлых кедах. На них двоих посмотришь со стороны, будто два подростка, из деревни сбежавших, которые не видели ничего примечательнее трактора в поле. Сам же Россия был одет в белую рубашку с коротким рукавом, летние брюки песочного цвета и кроссовки, что для него было большой редкостью, но остальные смогли-таки убедить его, что не стоит ехать на отдых в рабочей или военной форме, к тому же тут наверняка теплее, чем на Камчатке или в Якутии. Собравшись уже подойти к ним, Брагинский чуть не был сметён кем-то, кинувшимся на него, едва удержав равновесие.       — Ваня, Ваня! Я так рада, что ты приехал! – радостно лепетала Татьяна, стиснув Россию в крепких объятиях, а учитывая, что ростом она была почти с Альфреда, ей это не составило труда сделать.       — Привет, Таня, – с лёгкой хрипотой отозвался Иван, чувствуя, что воздуха не хватает и рёбра немножко трещат. – Я тоже рад, но, пожалуйста, не задуши меня…       — Ой! – мигом отстранившись, взволнованно воскликнула Крым и тут же состроила виноватую мордашку. – Прости. Порой не могу сдержать эмоций.       — Всё нормально, – успокоил её Россия, поправляя рубашку.       — А где же Альфред? – в нетерпении сложив ладошки, Татьяна стала осматриваться по сторонам.       — Да где-то был неподалёку, пошёл на разведку, – неловко проведя ладонью по затылку и отведя взгляд, ответил Брагинский. – Кстати. Надеюсь, ты не против, мы тут с собой ещё кое-кого захватили. Ну, как… он сам напросился.       — Кого? – искренне удивилась Крым, однако не скрывая своего любопытства.       — Эй, Ваня! – раздался оклик неподалёку, заставивший говорящих отвлечься. – Ты чего тут устраиваешь обнимашки с аборигенами на глазах у всех? Ал от ревности стал краснее помидоров Антонио.       — Неправда! – возмутился Джонс, подойдя к остальным. – Я просто сразу не узнал её в этой одежде…       — Так вы знакомы? И что это за красотка? – удивился Пруссия, с улыбкой осмотрев девушку изучающим взглядом.       — Гил, познакомься, – с довольной ухмылкой Россия развернул Татьяну в сторону Байльшмидта за плечи. – Это Татьяна, Республика Крым. Таня, это Гилберт, Калининградская Область.       — Привет, Гилберт, – быстро придя в себя, Крым радостно помахала ладошкой остолбеневшему Пруссии. – Рада познакомиться с ещё одним российским регионом.       — А… э… – похоже, Гилберт потерял дар речи, откровенно пялясь на Татьяну до тех пор, пока его не пихнул в бок локтем Америка. – А, да… Тоже… очень рад познакомиться.       — Ну, – Крым довольно сложила руки за спину и прищурилась, – раз все в сборе, то давайте-ка пойдём к машине. Если повезёт, доберёмся до Севастополя за пару часов. А вы тем временем посмотрите на мои территории и некоторые достопримечательности.       — Здорово, автомобильная экскурсия! – весело отозвался Альфред, схватив Ивана за руку и потащив следом за уже направившейся к выходу Татьяной, а в самом конце плёлся до сих пор находящийся в шоке Пруссия.       — Кстати, должна предупредить, что я пригласила ещё кое-кого, – слегка обернувшись к идущим позади мужчинам, с невинной улыбкой сказала Крым. – Она мне очень помогала и поддерживала, и мы с ней подружились.       — «Она»? – настороженно уточнил Россия. – Таня, это страна?       — А? Да, она страна, – с довольной мосечкой подтвердила Татьяна. – А что? Что-то не так?       — Нет, ничего, – Брагинский нервно улыбнулся, подтянув к себе Америку, чтобы они шли наравне. – Просто надеюсь, это не та страна, о которой я подумал.       Крым непонимающе захлопала пушистыми ресницами и лишь пожала плечами, непринуждённо направляясь к выходу из здания аэропорта. Джонс окинул вопросительным взглядом Россию, удивившись его нервному виду и тому, как он стиснул в своей ладони его ладонь. Кстати говоря. Вся эта братия общалась на русском языке, так как им всем показалось, что, если они будут говорить на английском, то привлекут к себе ненужное внимание, а с учётом того, что все почти в совершенстве владели языком, то ни у кого не возникло возражений. После того, как все они оказались на улице и невольно сощурились от слепящего полуденного солнца, все так же направились за уверенно идущей впереди Татьяной, которая вела гостей к парковке. Вот уже было видно стоящие рядами автомобили, а Крым подпрыгнула на ходу и кому-то помахала рукой. Всматриваясь в человека, стоящего у машины, Иван неожиданно сделал для себя вывод, что, либо ему самому трындец, либо сегодня точно кто-то умрёт. Возле белого мини-вена стояла хмурая, как и всегда, Беларусь в белой шляпе с огромными полями, расклешённом длиной до колен платье кораллового цвета на лямках и белых балетках. Когда все трое её увидели, Америка замер как вкопанный, Россия с ужасом уставился на сестру, а Пруссия казалось стал ещё белее, чем есть. Сама Наталья осмотрела прищуренным взглядом холодных синих глаз всех, сконцентрировав внимание на брате и на том, что тот находится в непосредственной близости с Джонсом, что ей явно не понравилось. Мягко говоря…       — Наташа, прости, что задержались, – тут же, как ни в чём не бывало, стала извиняться Татьяна, кажется, не замечая накалившейся обстановки. Беларусь даже не обратила внимания на её слова, буравя взглядом Америку, желая оторвать ему руку, так беззастенчиво держащуюся за руку её ненаглядного брата. Сам же Брагинский старался скрыть своё присутствие за маячащей впереди Крымом.       — Что он тут забыл? – холодно спросила Арловская, как змея глядя в глаза Альфреда, готовясь кинуться на него.       — Я его позвала к себе в гости, – с улыбкой ответила Татьяна. – Он мне очень помог в своё время, и я хотела его увидеть.       К удивлению всех, кроме Крыма, взгляд Беларуси чуть смягчился, однако так и остался по большей части враждебным. Помог, не помог, а он по-прежнему находится рядом с Россией, словно бы не понимал, что ему почти в открытую угрожают. На самом деле, Джонс это прекрасно понимал, но отступаться от своих намерений не собирался. Ему, да и всему миру было известно, какая у Ивана сестра ревнивица и просто безумная в его отношении. Сейчас пусть Америка и был в оцепенении, но взглядом он говорил, что делиться он не намерен. Из-за этого Наталья стала злиться ещё больше. Её бесили наглость Альфреда, посягнувшего на чужое, и нерешительность брата. Похоже теперь Татьяна стала замечать эту немую перестрелку взглядов и решила вмешаться, считая себя нейтральной стороной в этом вопросе, ведь она косвенно знала об отношении Беларуси к России, но считала эти отношения неправильными.       — Наташа? – серьёзно окликнула её Крым.       Арловская даже не думала переводить на неё взгляд, но намекнула коротким кивком головы, что она слушает.       — Пожалуйста, не поступай так эгоистично, – взяв Беларусь за плечи, встав перед ней, чтобы прервать убийственный зрительный контакт, шёпотом начала Татьяна. – Я знаю, что ты любишь брата, но не навязывай свою любовь. Помнишь, ты говорила, что хочешь, чтобы он был счастлив?       Грустно нахмурив брови, Наталья согласно кивнула и опустила взгляд.       — Поверь, никто не будет счастлив, если его заставлять любить. Разве сейчас выглядит так, будто он несчастен, или его заставили быть с кем-то? – вкрадчивым тоном продолжила говорить Крым.       В этот раз Беларусь молча отрицательно покачала головой. Татьяна довольно улыбнулась, обняв Арловскую за плечи и прижав к себе.       — Ты молодец, Наташа, – погладив Беларусь по спине в утешительном жесте, ласково сказала Крым. – Перебороть себя сложней всего. Но и ты найдёшь своё счастье. Я в этом уверена.       Отстранив Арловскую от себя, продолжив держать её за плечи, Татьяна заглянула ей в глаза, видя, что она действительно успокоилась. Обернувшись назад и одарив всех обворожительной улыбкой, Крым указала на машину.       — Прошу, садитесь. Путь не близкий, нам пора выдвигаться, а ещё хотелось бы несколько мест успеть посетить, – подойдя к машине, Татьяна открыла багажник, намекая на то, что туда можно положить чемодан.       Первым из ступора вышел Гилберт, вывел на лице довольную лыбу и, забрав из руки Ивана чемодан, направился с ним к машине. Беларусь тем временем уверенно направилась к оставшимся чуть в стороне России и Америке. Подойдя вплотную, Наталья смерила обоих внимательным взглядом, от которого по коже мурашки пробежали, после чего схватила Джонса за руку и потащила в сторону.       — На пару слов, – ответила она на напуганный взгляд Брагинского.       Уведя ничего непонимающего Америку в сторону от остальных, Беларусь посмотрела ему прямо в глаза строгим взглядом.       — Слушай сюда, рожа американская, – грубо начала Арловская. – Брата обидишь, с Луны достану, кастрирую, а в жопу лампочку засуну и закопаю. Живьём, – неожиданно она сама себя одёрнула, осознав, что говорит с ним на русском. – Ты меня понял? Я доступно объяснила?       — Я знаю русский, поэтому да… Более чем… – нервно сглотнув, Альфред согласно кивнул.       — Я буду наблюдать за тобой, так что имей ввиду, – предупреждающе сказала Беларусь, прищурив глаза и даже бровью не поведя в ответ на услышанное.       — Не стоит мне угрожать, – нахмурился в ответ Америка. – Я буду с ним столько, сколько он мне позволит. И это я советую тебе не вмешиваться, иначе сделаешь только хуже самой себе.       Неожиданно Наталья улыбнулась. Без угрозы, просто с какой-то хитростью во взгляде. И от этой улыбки, пожалуй, становилось более некомфортно, чем от её хмурого выражения лица.       — Мы с тобой ещё поборемся, Америка, – без прежней угрозы даже как-то ласково сказала Беларусь. – Пока что фортуна на твоей стороне. Можешь не опасаться, отдыхай спокойно. Я не буду убивать тебя на территории брата. Однако советую периодически оглядываться. Так, на всякий случай.       Похлопав по плечу Джонса ладонью в напутственном жесте, Арловская развернулась и направилась к машине, возле которой в нервном ожидании стоял Россия и пристально наблюдал за происходящим. Облегчённо выдохнув, но приняв на заметку услышанное, Америка попытался вывести на лице учтивую улыбку и тоже направился к машине.       — Всё в порядке? – взволнованно спросил его Брагинский.       — Да, всё хорошо, – Альфред только с улыбкой махнул рукой.       Его немного удивило то, какое неподдельное беспокойство виднелось в фиалковых глазах, что отчасти льстило.       — Не будем терять время. Занимайте места, мы отправляемся! – громко оповестила всех Крым, захлопнув багажник и подойдя к водительской двери.       Пруссия тут же захотел занять соседнее с водителем место, но ему преградила дорогу Беларусь, возникнув из неоткуда словно приведение.       — Братик, садись спереди, – открыв дверь в приглашающем жесте, предложила Наталья. – Ты самый высокий из нас, тебе будет неудобно сидеть сзади.       — Эм… Спасибо за беспокойство, но я… – хотел возразить Россия.       — Она права, – неожиданно поддержал её Америка, довольно улыбнувшись. – Тебе будет там удобнее.       «Так, значит? Пусть будет по-твоему. Хотя бы в пути, но никому из нас он не будет принадлежать», – глядя в отвечающие настороженностью глаза Беларуси, подумал Джонс. – «Но потом… я буду настороже».       Остальные сразу почувствовали эту напряжёнку, но никто не рискнул как-то прокомментировать.       — Ладно, – согласился Иван, лишь бы ещё больше не накалить обстановку.       Татьяна удивлённо приподняла брови, но только молча села за руль, а место рядом с ней занял Россия. Байльшмидт решил занять место в центре на заднем сидении, чтобы, так сказать, разделить собой враждующие стороны, а заодно организовать себе панорамный вид через лобовое стекло, однако глазом моргнуть не успел, как его повторно обломали, и на этом месте уже гордо восседала Арловская.       — Я самая низкая и худая, мне будет проще здесь сидеть, – ответила на немой вопрос Беларусь и указала на место слева от себя, как раз за Крымом. – А ты садись здесь. Лишь пожав плечами и кинув виноватый взгляд в сторону Америки, Пруссия занял указанное место, не желая становиться участником конфронтации. Альфред понимал, что такой выбор был сделан не случайно. Просто так она будет держать его в напряжении, сидя рядом с ним, а с Брагинским даже взглядом возможности пересечься не будет, так как Америке пришлось занять место прямо за ним. Смирившись с не самым приятным началом их отдыха, Джонс опустил стекло, чтобы ветер от езды дул в лицо, и стал смотреть на улицу, пока Татьяна выезжала со стоянки.       Ехать им пришлось через множество населённых пунктов, маленьких деревень и посёлков, пересекать улицы самого Симферополя, а Крым не уставала говорить. Вернувшись к прежнему весёлому настрою, она подобно опытному гиду рассказывала всё и обо всём, что было вокруг, говоря с большой гордостью, часто упоминая Россию, как он помог что-то изменить. К середине поездки Иван был красный как рак от неловкости, ибо большую часть пути Гилберт то и дело подкалывал его, так как был прямым свидетелем перемен на его лице. Наталья в лице не изменилась, она внимательно осматривала окружение через лобовое стекло, которое было полностью доступно в её положении. Америка с интересом рассматривал всё, что встречалось на пути за пределами окна, ведь он впервые оказался на территории России в качестве гостя ради отдыха. Несмотря на некоторые аспекты, в частности один из которых сидел по соседству, Альфред был рад этой поездке. Но больше его воодушевляла мысль, что это только первый из пяти дней, который он сможет провести с Брагинским. В последнее время им редко удавалось провести время наедине, а отдохнуть вместе так тем более, и он не был намерен делить это время и уж тем более самого Россию с Беларусью.       Первым делом, когда они добрались до Севастополя, Татьяна разместила своих гостей в гостинице, да не какой-то там, а в курортном комплексе «Песочная бухта», где можно было отдохнуть по полной с помощью различных развлечений, показала им достаточно уютные и удобные номера, из окон которых открывался отличный вид на парк имени Анны Ахматовой. Потом Крым решила сводить всех в довольно неплохой ресторанчик, расположенный прямо в курортном комплексе, чтобы пообедать, предполагая, что все проголодались после самолётного перекуса, решив наглядно продемонстрировать многонациональность не только своего народа, но и его кухни.       Ко всеобщему удивлению, все они впятером смогли уместиться за одним столом, и пока каждый выбирал, что хотел бы себе заказать, Татьяна рассказывала, что советовала бы попробовать, какие мороженое или холодный коктейль самые вкусные, что лучше взять к чаю, а что на горячее. Но в итоге все сошлись на том, что горячего вообще есть не хочется, поэтому в приоритете было мороженое и коктейли. Иван же ожидал, что Америка откажется от холодного десерта, вспоминая те моменты, когда он упоминал, что сладкого почти не ест, однако порция ванильного мороженого с киви для Джонса оказалась самой большой из всех заказанных, и он объяснил это тем, что сжарился на улице и хочет охладиться. Ну и какие же посиделки за столом в компании, да без разговоров.       — Скажи-ка, Альфред, – с улыбкой начала Крым, маленькими кусочками поедая шоколадное мороженое с мятой, – как же тебя президент отпустил к Ване? Он ничего не заподозрил?       — А-а-а… он не в курсе, что я здесь, – невинно улыбнувшись и пожав плечами, признался Америка.       — То есть? Ты сбежал что ли? – поражённо округлив глаза, встрял Пруссия, потягивая молочный коктейль с лимоном.       — Нет, – Джонс принял самый беззаботный вид, какой только мог. – Он думает, что я у Мэттью.       — А сам Мэттью в курсе, что он так думает? – настороженно поинтересовался Россия, воткнув ложку в мороженое, чтобы оно не отвлекало от важного разговора.       — Кто такой Мэттью? – озадаченно захлопав глазами, непонимающе спросила Татьяна.       — Канада, – прервавшись на мгновение с напитком, пояснил Байльшмидт.       — Ну да, – не видя ничего примечательного в этих вопросах, с улыбкой сказал Америка. – Я ведь действительно был у него сначала. Мы отметили его день рождения, и я сразу помчался в аэропорт, а он пообещал меня прикрыть, если вдруг президент поинтересуется у него, правда ли я с ним. К тому же удачно, что у нас голоса одинаковые, он и за меня если что ответить может. Правда, круто?       — То есть, он знает, – устало откинувшись на спинку стула и прикрыв глаза ладонью, утвердил Брагинский.       — Он… догадался, – виновато вжав голову в плечи, признался Альфред. – Он же мой старший брат. Эта дурацкая черта, видимо, досталась ему от Франции. Я ничего не говорил, но, когда он спросил, куда я тороплюсь, я признался, что еду к тебе, а он так довольно ухмыльнулся, ещё и такси мне заказал.       — Это так трогательно, – мечтательно прижав ладони к груди, с мягкой улыбкой пролепетала Крым. – Когда родные так близки, это так здорово. Правда, Наташ? – обернувшись к молчащей всё это время Арловской, спросила Татьяна, но Беларусь только с угрюмым выражением лица кивнула, ковыряясь ложечкой в своём клубничном с кусочками фруктов мороженом. – Эм… ну… О, Альфред. Я слышала, что вы с братом – близнецы. Это правда?       — Мы похожи внешне и голосом, но мы не близнецы, – как-то отстранённо пожав плечами, ответил Америка, после чего отодвинул стул, на котором сидел, и встал из-за стола. – Извините. Я выйду на пару минут.       — Прямо и налево, – с улыбкой подсказала Крым, указав ложкой в нужном направлении.       Усмехнувшись такому своеобразному указателю, Джонс решил поскорее уйти, чувствуя нарастающее напряжение. Оставшиеся за столом молча проводили его взглядом, но никто происходящее комментировать не стал. Однако Татьяна чувствовала себя крайне некомфортно, считая, что она поступила неразумно, собрав вместе такую компанию, поэтому собралась уже разрядить обстановку очередным разговором, как вдруг Наталья воткнула ложку в своё почти нетронутое мороженое и посмотрела на Крым.       — Где здесь туалет? – напрямую спросила Беларусь, своим вопросом, кажется, смутив находящихся здесь мужчин.       — Прямо и налево, женская комната будет справа, – удивлённо приподняв одну бровь, ответила Татьяна.       Арловкая благодарственно кивнула и встала из-за стола, поправив юбку платья, после чего направилась туда же, куда минуту назад ушёл Америка.       — А она точно не пошла его убивать? – настороженно произнёс Пруссия, нервно пожёвывая зубами коктейльную трубочку.       — Да брось! – Крым нервно засмеялась и замахала ладонями. – Она обещала вести себя хорошо. Я ей верю.       — Ну как скажешь, – с меланхоличным выражением отозвался Гилберт. – В случае чего ответ Ваньке придётся нести.       — Перестань, Гил, – раздражённо сказал Россия. – Наташа пусть и кажется… странной, но она никогда так не поступит. Надеюсь, по крайней мере…       — Кстати, – вновь постаравшись вернуться к позитивному настрою, вспомнила что-то Татьяна, покусывая листочек мяты. – Ты уже признался ему?       — Да, мне это тоже интересно, – с ехидной улыбкой поддержал вопрос Пруссия, облокотившись одной рукой на стол и подперев ей голову.       — Я ценю ваше участие во всём этом, но считаю, что вам не стоит настолько вмешиваться, - вздохнув и устало прикрыв глаза, уклонился от ответа Иван.       — Это же безобидный вопрос… – состроив обиженную мордашку, расстроилась Крым.       — Значит, не признался, – с той же лыбой констатировал Байльшмидт, вытащив из стакана трубочку и допив коктейль так. – И когда признаешься? Когда континенты сойдутся или люди на Марс полетят?       — Гил! – строго одёрнула его Татьяна.       — Что? – как ни в чём не бывало невинно спросил Пруссия. – Он же вечно резину тянет, особенно если речь идёт о личной жизни.       — Я вообще-то тут, так что прекрати говорить обо мне так, будто меня здесь нет, – холодно вмешался Россия.       — Я к тому, что, если вдруг Наташка всё-таки утопит беднягу Ала в унитазе, будет очень грустно, – с наигранным разочарованием подшутил Гилберт. – Кстати. Что-то долго их нет.       — Я схожу, – нахмурившись, сказал Брагинский, встав из-за стола.       Никто из оставшихся не рискнул его останавливать. Проследив за тем, как Россия ушёл, Крым и Пруссия только переглянулись между друг другом и пожали плечами.       Стоя в туалетной комнате у ряда раковин и упёршись в одну из них руками, Джонс долго смотрел себе под ноги и думал о происходящем. С одной стороны, его раздражало само присутствие Беларуси, но с другой он почему-то чувствовал себя мерзко. Америке казалось, что он влез в семейные отношения между братом и сестрой, против воли портя их отношения, хотя те отношения, которые у них были, он не считал за здоровые, но всё равно… Видя Наталью такой расстроенной, Альфред стал ощущать себя виноватым. Он не хотел ей отдавать Ивана, но и не хотел, чтобы их отношения пошли псу под хвост. В итоге, выдохнув и постаравшись отбросить от себя эти мысли, Америка понял, что сильно задержался, и подняв взгляд, посмотрел в зеркало, после чего решил хотя бы для виду помыть руки. Закрутив вентили крана и высушив руки с помощью автоматической сушки, Джонс направился к выходу, но не ожидал, что его перехватят прямо у двери, за плечо прижав к стене.       — Я устала смотреть на это тошнотворное зрелище, – сквозь зубы процедила Беларусь, сильно нахмурившись, глядя Америке в глаза. – Признавайся, что ты задумал?       — Ничего, – холодно ответил Альфред, никак не сопротивляясь.       — Я ведь тебя насквозь вижу, – грозно прошипела Арловская. – Ты ничего не делаешь без выгоды для себя. Сейчас же говори правду. Зачем тебе всё это? Хочешь втереться в доверие, чтобы узнать ситуацию изнутри, узнать его секреты, чтобы использовать против него?       — Я не вижу смысла говорить тебе правду, ведь ты всё равно в неё не веришь, – расстроенно прикрыв глаза, Джонс только устало выдохнул.       — Что у тебя с моим братом? Насколько всё серьёзно? – не меняясь в выражении лица, продолжила допрос Беларусь.       — Так как вопрос касается и его, я не буду отвечать без его согласия, – теперь уже нахмурился Америка, резко отстранив от себя худенькую ручку Натальи. – Если тебе так интересно, спроси его самого. Всё, что мог, я уже сказал. Мы вместе, и мы близки. А признаваться тебе ни в чём я не обязан. Главное только то, что он знает правду, – отстранив Беларусь от себя, Альфред собрался вернуться в ресторан. – Я не против твоего присутствия рядом с ним и вмешиваться не собираюсь. Я не хочу портить ему отдых. Надеюсь, ты тоже.       Посчитав разговор завершённым, Америка всё-таки вышел из уборной, оставив Арловскую находиться в ошарашенном состоянии. К своему удивлению Джонс почти сразу натолкнулся в коридоре на Россию, который выглядел одновременно взволнованным, но при этом каким-то расстроенным.       — Что там случилось? – мельком глянув в сторону туалетной комнаты, обеспокоенно спросил Брагинский.       — Ничего, всё хорошо, – через силу, но постарался естественно улыбнуться Америка, после чего провёл указательным пальцем по переносице России. – Не хмурься. И улыбнись. Таня так беспокоится о том, чтобы тебе всё понравилось.       — Мне? – Иван невольно усмехнулся.       — О тебе она думает больше, чем об остальных, – Альфред с улыбкой пожал плечами.       За спиной Америка услышал, как хлопнула дверь, и в коридоре показалась Беларусь, подняв взгляд и уставившись испуганными глазами на брата. Джонс только хмыкнул и, обойдя Брагинского, направился обратно к столику. А Россия проводил его взглядом и выжидающе посмотрел на сестру, нервно переминающую пальцы. Улыбнувшись и взяв Наталью за руку, из-за чего та ощутимо вздрогнула, Иван повёл её за собой.       — Пойдём. Твоё мороженое уже, наверное, растаяло, – пояснил свои действия Россия.       Беларусь нервно поджала губы и опустила взгляд. Она запомнила те слова, которые ей сказал Америка, и была всерьёз настроена на то, чтобы воспользоваться его советом и поговорить с братом с глазу на глаз, чтобы наконец узнать от него правду и поставить точку в этом замкнутом круге.       Они ещё немного посидели в ресторане, дождавшись, пока все закончат со своими десертами, после чего Татьяна предложила всем сходить на море. Сейчас, в шесть часов вечера, как раз было самое удачное время для плаванья. Песок начал остывать после жаркого дневного солнца, а море наоборот только прогрелось. Это был идеальный вариант. Естественно, первыми, кто согласился на это предложение, были Пруссия и Америка. Арловская сказала, что пойдёт при условии, если пойдёт Иван. В итоге, взяв из номеров пляжные принадлежности, все отправились на пляж.       Пока два великовозрастных дитя плескались в море, меряясь количеством пущенных брызг и величиной всплесков и кидаясь друг в друга морскими звёздами, остальные разместились на шезлонгах под зонтиками, ибо двое из оставшихся, как говорится, были бледными поганками и сгорали просто моментально, особенно при таком низком солнце. Погревшись на песке, Крым ушла переодеться и вернулась в сплошном купальнике, а волосы заплела в тугую косичку, после чего направилась к морю и там уже предложила Джонсу и Байльшмидту плавать наперегонки. Проследив за тем, как Татьяна ушла, Беларусь перевела взгляд на брата, увидев, что он с улыбкой и нежным взглядом смотрит в сторону моря. Не с той самой привычной бездушной улыбкой, а с искренней и без какой-либо причины. Хотя и так было понятно, почему он улыбается, глядя в этом направлении. Это осознание заставило Наталью ещё больше обычного нахмуриться.       — А ты чего не сходишь поплавать? – неожиданный вопрос со стороны вернул Беларусь к реальности. – Когда была у моря в последний раз?       — Не хочу, – насупившись, буркнула Арловская.       Россия перевёл удивлённый взгляд на сестру и привстал со своего шезлонга, чтобы сесть и развернуться к ней лицом.       — Что с тобой, Наташ? – обеспокоенно спросил Брагинский.       — Ты и Америка… – отведя взгляд, хмуро начала Беларусь. – Насколько вы близки?       — Наташа… – Россия устало вздохнул, опустив голову.       — Ты любишь его? – резко спросила Наталья, подскочив со своего лежака.       — Я не могу тебе ответить, – нахмурившись, уклончиво сказал Иван.       — То есть, ты не знаешь о своих чувствах к нему, но вы вместе? – Беларусь непонимающе подняла тонкие брови.       — Я этого не сказал, – Россия поднял на сестру строгий взгляд. – Я сказал, что не могу ответить тебе. Да и кому-либо другому. Мои чувства принадлежат только мне. Я не обязан рассказывать о них каждому.       — Но ведь я твоя сестра! – повысив голос, возразила Арловская.       — И что? – скептически уточнил Брагинский. – У меня было две сестры. И где сейчас одна из них? Правильно, на грани войны со мной.       — Я не такая, ты же знаешь… – на глаза Беларуси выступили слёзы, и она упала на колени перед братом, схватив его за руки. – Я никогда не предавала тебя, я никогда не давала повода усомниться в моей верности и преданности, и я люблю тебя. Больше, чем кого-либо. Даже если весь мир отвернётся от тебя, я буду стоять рядом с тобой плечом к плечу. И я сделаю, что угодно ради тебя. А Америка… Он же завтра может тебе войну объявить, и совесть его мучить не будет! А я? Почему он, а не я?       — Наташа, – спокойно произнёс Россия, заставив Беларусь поднять на него пристальный взгляд. – Скажи, кто я для тебя?       — В смысле? – непонимающе спросила Арловская. – Ты мой брат.       — Я не об этом, – отрицательно покачав головой, возразил Иван. – Кто я: Российская Федерация или Иван Брагинский?       Беларусь растерялась из-за этого вопроса. Но когда он прозвучал так прямо, она начала понимать скрытый смысл. Она никогда не называла Россию человеческим именем, но при этом она никогда не обращалась к нему именем страны. Она всегда называла его просто братом. Даже сейчас, когда она не поняла вопрос, она ответила так, как знала всегда. Он её брат. Вот она, граница, барьер, который она сама и создала.       — Ты мой брат, – повторила Наталья, опустив взгляд. – И только.       — Ты сама ответила на свой вопрос, – заключив лицо Беларуси в своих ладонях, Брагинский заставил её посмотреть на него, а сам большими пальцами стёр с её щёк слёзы.       – Ты моя сестра. Очень преданная, на которую я могу положиться. И ты в какой-то мере мне друг, надёжный, который не предаст. Для меня важны такие отношения с тобой. Ты сама знаешь, что друзей у меня среди стран нет. Тем более теперь. Так что… ты мой единственный друг.       Арловская взяла брата за ладони и пристально посмотрела в его глаза, заставив себя слабо улыбнуться.       — Для меня главное, чтобы ты был счастлив, – отстранив ладони от своего лица, Беларусь поднялась с колен и отряхнула их от песка. – Если ты счастлив, что я для тебя друг, то я этому рада. Если ты считаешь, что Америка сделает тебя счастливым, то я соглашусь с твоим решением.       — Спасибо, для меня это действительно важно, – Россия благодарственно улыбнулся. Наталья лишь кивнула в ответ и подняла с шезлонга свою пляжную сумку, направившись к раздевалке.       — Ты куда? – удивился Иван.       — Пойду в гостиницу, не буду вам мешать, – обернувшись, со слабой улыбкой ответила Беларусь. – К тому же, я знаю, какой сегодня день.       Россия удивлённо округлил глаза, а после отвёл смущённый взгляд, на что Арловская тихо хихикнула и продолжила свой маршрут. Проследив за тем, как Беларусь уверенно ушла, Брагинский вновь забрался на шезлонг и скуксился. Удивительно, что именно она об этом помнит. Переведя взгляд к морю, Россия увидел приближающиеся три фигуры, довольные, смеющиеся и мокрые.       — Это было классно! – послышался издалека радостный голос Америки. – До тех буёв и обратно? Мощно! А ты отлично плаваешь.       — Ты тоже ничего, – ответила ему Крым, выжимая мокрые волосы.       — Обставили меня, русалочки… – раздосадовано вклинился Пруссия.       — Куда тебе тягаться с нами, старик, – захихикал Альфред, хлопнув Гилберта по спине.       — Я не стар, мелкий засранец! – возмутился Пруссия, попытавшись съездить подзатыльником по головёшке Америки, но тот со смехом увернулся. – Просто я сухопутный, а не водоплавающий.       — Ох, Ваня, зря с нами не пошёл, – подойдя к шезлонгам, Татьяна взяла со своего полотенце и недоумённо осмотрелась. – А где Наташа?       — Она… в гостиницу пошла. Солнце ей на пользу не идёт, у нас это семейное, – нервно хихикнув, оправдался Россия.       — Ла-а-адно, – Крым задумчиво нахмурилась, но после улыбнулась, указав на небольшой бар неподалёку от пляжа. – Кстати, вы должны попробовать моё вино.       — О! Я только за! – тут же воодушевился Гилберт, вскинув ручку вверх как школьник на уроке.       — Я обязательно попробую чуть позже, – встав с шезлонга, Брагинский обернулся в сторону Америки, который решил не вытираться и прям так натянул на мокрое тело футболку. – Альфред, не хочешь прогуляться?       — А? – Джонс удивлённо обернулся, надевая очки, но тут же улыбнулся, увидев протянутую в его сторону раскрытую ладонь. – Конечно, пойдём. Взявшись за ладонь России, Америка пошёл следом за ним.       — Э! А когда пить будем?! – возмущённо крикнул вслед Пруссия, уперев руки в боки.       — Прямо сейчас, – неожиданно рядом с ним оказалась Татьяна, протягивая пластиковый стаканчик с тёмной жидкостью. – Дай им побыть вдвоём. Они давно не виделись вот так. То саммиты, то деловые встречи, то переговоры. Они устали и испытали немало негатива. Пусть отдохнут.       — Хм, – недовольно хмыкнул Байльшмидт, но от стаканчика не отказался. – Ты хуже Венгрии.       — Ха-ха! – Крым заливисто рассмеялась. – Видимо, не везёт тебе с женщинами.       — Напротив, мне везёт на самых лучших, – Пруссия ухмыльнулся и сделал глоток, пробуя на вкус напиток. – А ничего так. Приятный вкус.       — Мы всё с Толиком спорим, у кого вино лучше. Было бы, дала бы тебе сравнить, – облокотившись на деревянный высокий и круглый столик, воткнутый в песок, с довольной улыбкой сказала Татьяна.       — С кем? – удивился Гилберт.       — С Толей. С Краснодарским Краем, – пояснила Крым, хлебнув из стаканчика.       — Всё-таки Россия поразительный. Именно этот Россия, а я за свою жизнь повидал их немало, – посмотрев в ту сторону, куда ушли Иван и Альфред, Пруссия с улыбкой покачал головой. – И он лучший из них.       — Гил, ты ведь знаешь, что Ваня считает тебя своим другом? – как бы невзначай спросила Татьяна.       — Что? – Байльшмидт поражённо посмотрел на собеседницу, а та согласно закивала, из-за чего Пруссия опустил какой-то подавленный взгляд, так же облокотившись на столик. – Что же он сам об этом не сказал?..       — Ему… сложно выражать свои чувства словами, – пожав плечами, Крым посмотрела тоскливым взглядом в небо. – Ему придётся побороть себя, если он хочет быть счастливым. Я уже говорила об этом и Наташе, и ему.       — Спасибо, кстати, за то, что Наташку утихомирила, а то день мог кончиться пролитой кровью. Не каждый решится на такое, – честно и искренне отозвался Пруссия. – Возможно, в этом плане ты больший друг для него, чем я.       — Я? – Татьяна рассмеялась, удивив Гилберта. – Я тешу себя мыслью, что заменила ему утраченную сестру. Видимо поэтому, он стал делиться со мной секретами, ведь раньше он делал тоже самое с Украиной. Надеюсь, я хоть чем-то ему помогаю.       — Ты хорошенькая, – с улыбкой хмыкнул Пруссия, заметив до жути знакомый предупреждающий взгляд, из-за чего моментально вскинул ладони в защитном жесте. – Я не об этом… я просто имел ввиду…       — Не волнуйся, я поняла, – Крым кинула в его сторону насмешливый взгляд.       — Слушай, – опёршись руками на столик, хитро произнёс Байльшмидт, – а в каком регионе у тебя климат самый… мягкий?       — Это ты типа пытаешься флиртовать? – приподняв одну бровь, с улыбкой уточнила Татьяна.       — Почему «пытаюсь»? – попытался перевести фразу в шутку Пруссия, сообразив, что прокололся.       — Забавный ты, – Крым снова рассмеялась и поворошила ладонью влажные белые волосы Гилберта. – Я не против пообщаться с тобой.       — Я тронут до глубины души, – приложив ладонь к груди, Байльшмидт попытался состроить что-то вроде умиления.       Шутка удалась, и Татьяна заливисто рассмеялась, и смотреть за таким поведением Пруссии очень понравилось. Душевная собеседница. А что будет дальше… Кто знает, кто знает.       Уже планомерно подкрался вечер, и солнце низко висело над водой, окрашивая её в тёплые оттенки розового, красного, жёлтого и оранжевого, словно художник, расписывающий полотно. Пляж довольно быстро опустел, людей уже практически не осталось, все отправлялись на прогулки по городу, паркам или в бары и кафе, пробовать местные вкусняшки. Две фигуры медленно шли вдоль берега босиком по мокрому песку рядом с морем так, что уже прохладная вода облизывала кожу ног спокойными волнами. Всё также держась за руки, Россия вёл за собой Америку, глядя себе под ноги. Шли они молча. Джонс осматривался по сторонам, с улыбкой часто глядя в сторону моря и наслаждаясь создавшейся атмосферой, а Брагинский просто не знал, как начать разговор. Им было очень нелегко всё это время. Каждому из них приходилось отыгрывать свою привычную для окружения роль, пререкаться, грубить друг другу, угрожать и насмехаться, что их обоих бесило. Однако каждый из них в иное время старался и вести себя иначе. Россия стал более спокойным, мало прибегал к чёрному юмору и издёвкам, а также стал более снисходительным и в какой-то мере заботливым, а Америка на удивление был сдержан и терпелив, никогда себя не навязывал, был обходительным и вежливым и стал больше уделять внимание чужим интересам, порой ставя их превыше своих собственных и просто стараясь угодить. А ещё он в конце концов бросил курить, ведь стал хотя бы немного меньше нервничать, да и Иван вежливо намекнул, что ему не нравится эта вредная привычка, а также ещё в прошлый раз наглядно показал, что тот же массаж шеи куда более полезное и приятное средство для снятия стресса. Хотя иногда ему казалось, что Альфред действительно просто отыгрывает роль, только не там, где договаривались, но с каждой встречей понимал, что заблуждается. Америка действительно его не обманывал, за каждую подколку и обзывательство на официальной встрече он просил прощения, всегда выглядя таким виноватым и искренним, а его взгляд в те моменты… такой взгляд невозможно подделать. Взгляд, источающий любовь и обожание. Обожание, подпитанное нежностью, а не безумием, как в случае с Беларусью. И Россия стал ему доверять практически безоговорочно, позволяя ему редкие шалости и странности. А Джонс никогда не пользовался доверием Брагинского в своих целях, личных или тем более государственных, ведь оно действительно было для него важно. И сегодняшний подслушанный его разговор с Натальей в ресторане только подтвердил это. В итоге они добрались до причала и дальше пройти уже просто нельзя было. Остановившись, Россия окинул взглядом окружение, словно желая убедиться в их одиночестве, ведь свидетели сейчас им не были нужны, после чего развернулся к Америке лицом и взял его за обе ладони, осмотрев их. Альфред немного удивился таким действиям и, только посмотрев в лицо Ивана, понял, что он волнуется.       — В последнее время… – неуверенно начал Россия, – нам редко удавалось провести время наедине.       — Ну, работу никто не отменит. Мы знали, что так будет, – с мягкой улыбкой Америка только пожал плечами. – Тебя что-то беспокоит?       — Я сам себя беспокою, – подняв взгляд, признался Брагинский. – А тебя… не беспокоит эта неопределённость?       — Я не хочу давить на тебя и навязываться. Но ты прав, – вздохнув и сжав ладони России, нервно признался Джонс. – Меня это волнует. Я… – тут неожиданно Америка высвободил свои ладони из ладоней Ивана и, подойдя к нему вплотную, обнял его за плечи. – Я боюсь лишиться тебя… Особенно после того, что учинила сегодня твоя сестра. Я не хочу тебя потерять…       — Этого не будет, – с уверенностью ответил Россия, улыбнувшись и обняв Альфреда за талию. – Ведь она моя сестра. И к тому же… по-настоящему искренне любить не заставишь.       Услышав эти слова, Америка поднял потрясённый взгляд.       — Да, Альфред, ты не ослышался, – усмехнувшись увиденному выражению лица, сказал Брагинский. – Я привык говорить уклончиво и загадками, но тебе я скажу прямо, чтобы не вводить в заблуждение и отмести все сомнения, – короткая выдержанная пауза. – Я люблю тебя.       Джонс ещё некоторое время смотрел в глаза России изумлённым взглядом, а потом, словно до конца осознав, что услышанное не является плодом его явно не страдающего отсутствием фантазии воображения, улыбнулся счастливой улыбкой и крепко обнял Ивана. Америка смеялся и плакал одновременно, ведь сейчас он понимал, каким счастливым можно быть от одного только осознания, что тебя любит тот, кто тебе дороже всего на свете.       — Я так рад… – едва сдерживая эмоции, произнёс Альфред, ладонью стирая слёзы с лица. – Сегодня всё-таки самый счастливый день.       — Это должно было быть сюрпризом, и, похоже, у меня получилось добиться желаемого эффекта. Если честно, для меня стало неожиданностью, когда ты согласился поехать к Тане именно сегодня, – неожиданно сказал Россия, чему неподдельно удивился Америка.       — А что сегодня? – непонимающе уточнил Джонс, глядя в эти красивые и любимые глаза фиалкового цвета.       — Ты дурак, Федька, или прикидываешься? – рассмеялся Брагинский, ещё больше заставив впасть в ступор. – Я дарю тебе всего себя и моё признание в любви, этот закат и море, эмоции и впечатления от поездки, весь сегодняшний день, вечер, а также ночь, – притянув Америку к себе и пристально посмотрев ему в глаза, Россия легонько поцеловал его в щеку и перешёл на шёпот. – С днём рождения.       А ведь и правда, у Альфреда совершенно вылетело из головы, что сегодня четвёртое июля. Он был так рад совместной поездке с Иваном, что забыл о собственном дне рождения. Наверняка в стране празднества как обычно по высшему разряду и только начинаются, учитывая разницу в часовых поясах. Однако ежегодной вечеринки на сегодня не планировалось, что вероятнее всего удивит остальные страны. Но сейчас это не имело значения. Сейчас самый важный момент, который стоил того, чтобы забыть про день рождения. Такого подарка он точно не ожидал получить. Улыбнувшись счастливой улыбкой, Америка привлёк Россию к себе и со всей страстью прильнул к его губам в поцелуе. Целовались они самозабвенно, обнимая друг друга так, будто видятся в последний раз. Джонс запустил пальцы в светлые пряди Брагинского, ласково гладя волосы, а он сам ладонями гладил по его спине под влажной белой футболкой, физически ощущая эту лёгкую дрожь чужого тела. Ненавязчиво отстранившись, Россия протянул ладонь к лицу Америки и снял с него очки, любуясь блестящими в свете заходящего солнца голубыми, словно чистое небо, глазами.       — Пойдём, – с улыбкой шепнул Иван. – Я хотел сводить тебя в кафе.       — Меня больше интересует заключительный этап сегодняшнего вечера, – хитро улыбнулся Альфред, а его глаза игриво блеснули.       Россия поддержал его такой же улыбкой и, чмокнув в нос, выпустил из объятий, взяв за руку и поведя в сторону гостиницы.       Дверь номера только распахнулась, а они уже целовались словно безумные. Захлопнув дверь и вслепую закрыв замок, Брагинский вновь обнял Америку, ладонями водя по его спине и бёдрам, а сам Джонс обнимал его за шею, стараясь прижаться как можно плотнее. Последний раз так побыть наедине им удалось, когда Америка втихушку от своего правительства решил поздравить Ивана с днём независимости двенадцатого июня, что того, кстати, приятно удивило. Тогда они тоже провели вместе очень жаркую ночь. Видимо, из-за такой редкой возможности остаться вдвоём, каждая их встреча в постели была такой безумной. Но сегодня Россия хотел провести ночь немного иначе. Попытавшись ненавязчиво отстраниться, Брагинский внимательно и с нескрываемым обожанием осмотрел черты лица Альфреда, после чего мягко улыбнулся и, взяв Америку за руку, повёл за собой к кровати. Присев на её край, Россия притянул к себе Джонса, обнимая его за талию, ладонями мягко поглаживая по спине. Не ожидая таких нежностей, Америка опустил на него удивлённый взгляд и провёл ладонью по его волосам.       — Ваня, что случилось? – обеспокоенно спросил Альфред.       — Я просто хочу, чтобы ты знал, что я действительно люблю тебя, и мне важен весь ты, а не только секс с тобой, – упёршись лбом Америке в живот, ответил Иван. – Чтобы ты не думал, будто я просто использую тебя…       — Я так и не думаю, – успокоил его Джонс, мягко улыбнувшись.       Америка едва устоял на ногах, когда Россия ближе притянул его к себе. Осторожными движениями приподнимая футболку Альфреда, Брагинский стал постепенно осыпать его кожу лёгкими, почти невесомыми поцелуями. Вот он целует его правый бок, теперь губы плавно перешли на живот, целуя подтянутый пресс, впадину пупка, а следом и левый бок. Прикосновения были до того приятными и дразнящими, что Америка не сдержался и протяжно выдохнул, чувствуя, как щёки и уши уже горят багровым румянцем. Он осознавал, что Россия сейчас ведёт себя иначе, чем обычно. Будто через каждое прикосновение, даже самое незначительное, он пытался выразить свою любовь. И для Джонса каждое прикосновение имело значение и стоило тысячи слов. Тут он вздрогнул от неожиданности, когда Иван губами коснулся его паха через ткань плавательных шортов. Сжав пальцы на плечах России, Америка закрыл глаза и поджал губы, чтобы не застонать. Ноги держали с трудом, ведь на всё тело словно волной накатило пьянящее чувство блаженства. Как-то раз Брагинский сказал ему, что у Альфреда очень отзывчивое тело. А сейчас он старался всеми силами себя контролировать и не понимал, как можно быть неотзывчивым, когда твой любимый с такой нежностью доставляет тебе удовольствие. В такие моменты он был готов отдаться ему каждой клеткой своего тела. Чуть сместившись назад, Россия подтянул Америку к себе, намекая на то, чтобы тот сел ему на колени, и Джонс без раздумий согласился на приглашение. Америка попытался снять с себя футболку, вот только дрожащие руки не слушались, да и влажная ткань явно не собиралась содействовать в этом. Тогда ему решил помочь Иван, осторожно, чтобы ничем не навредить, стянув с него футболку. Пусть Альфред уже просто сгорал от нетерпения и возбуждения, но он постарался взять себя в руки и полностью довериться России, а тот продолжил ласково водить пальцами по коже Америки на его спине, прощупывая мышцы и выпирающие кости, в особенности уделив внимание шраму между лопаток, так как реакция на прикосновения к нему была удивительно отзывчивой, а губами стал касаться его груди, плеч и ключицы, ощущая солоноватый вкус моря на его коже. Одну руку Брагинский плавно переместил со спины на талию Джонса, слегка надавил пальцами, а потом скользнул ниже, приспустив с него шорты, уже касаясь бедра. Когда ладонь незаметно скользнула в сторону и коснулась возбуждённой плоти, Америка вздрогнул, запрокинув голову, и тихо вскрикнул, руками обхватив шею России и прижимая его к себе. Пока Альфред создал себе такую точку опоры, Иван решил воспользоваться моментом и спустил с него шорты, насколько это было возможно в таком положении, а также расстегнул ширинку своих брюк, чувствуя, что они катастрофически начинают мешать. Неожиданностью для России стало то, что Америка сам опустил руку, скользнув ладонью под ткань его брюк и с уверенностью обхватив ею член. Резко выдохнув от такой внезапности, Брагинский поднял взгляд на Джонса, а тот склонился к его лицу, мягко припадая к губам. Похоже, в этот раз Америка решил проявить инициативу и взять на себя ведущую роль, да и сам Россия вроде как не возражал. Ему даже было интересно, как Альфред поведёт себя дальше. Один вывод Иван уже успел сделать: Америке очень понравилось целоваться, да так, что кислороду иногда не хватало для дыхания. Ну а самому России нравилось, как он целуется: сначала мягко и застенчиво, словно в первый раз, а когда возбуждается, дерзко и даже грубо. Прямо как сейчас, кусая губы, не позволяя отстраниться, языком проникая глубоко в рот. Пока они целовались, они оба всё активнее двигали ладонью по плоти друг друга, иногда ускоряя темп, иногда замедляя и сильнее сжимая пальцы, в особенности у головки и основания. Отстранившись от Брагинского, Джонс выдохнул горячий воздух на его губы, после чего склонился к его шее, нежно целуя, периодически сопровождая поцелуи несдержанными укусами, от которых наверняка останутся компрометирующие следы. От получаемых ощущений Россия прикусил нижнюю губу и закрыл глаза, подставляясь под прикосновения, как вдруг ощутил, что тело Америки свело судорогой, и он со стоном кончил. Ощущая у себя на ладони горячую жидкость, Иван только усмехнулся. Всё-таки Альфред действительно легко возбуждается. Думая, что на этом всё кончилось, Россия уже захотел что-то сказать, как неожиданно его опрокинули спиной на кровать, нависнув над ним.       — Ну нет… – склонившись над лицом Брагинского, серьёзно произнёс Америка. – Я доведу тебя до экстаза.       — Вообще-то планировалось наоборот… – нервно улыбнулся Россия, рассматривая почти обнажённого Джонса, сидящего на нём верхом.       — А с чего ты взял, что план выполнен? – с хищной улыбкой спросил Америка. – Дай мне сегодня побыть немного эгоистом…       Иван только удивлённо моргнуть успел, когда его снова вовлекли в горячий и обжигающий поцелуй. Сейчас ему было ясно, что Альфред не удовлетворён, и ему нужно большего. Улыбнувшись сквозь поцелуй, ощущая, что с него пытаются снять рубашку, Россия плотно прижал к себе Америку и одной ладонью погладил его по спине, а второй ладонью провёл по его щеке, ненавязчиво заставляя отстраниться и разорвать поцелуй. Недоумённо посмотрев Брагинскому в глаза, Джонс заметил, как тот полез рукой в карман своих брюк. В итоге Россия вытащил тюбик со смазкой, изрядно удивив Америку.       — Давно нужно было это сделать, – отведя неловкий взгляд, пояснил Иван. – Откроешь?       — И как к твоей покупке отнеслись в магазине? – откручивая крышечку, с усмешкой поинтересовался Альфред.       — Обычно, – хмыкнул Россия, забрав тюбик и выдавив немного густого геля себе на пальцы.       В этот момент Америка присмотрелся к жидкости, но больше принюхался к её запаху.       — Ваниль? – удивлённо приподняв брови, уточнил Джонс.       — Другого не было, – оправдался Брагинский.       — Врёшь, – Америка довольно улыбнулся и склонился к губам России. – Ты знаешь, что я люблю запах ванили.       — Конечно, знаю, – улыбнувшись в ответ, Иван воспользовался положением Альфреда и коротко поцеловал его. – Сегодня твой день, и я хочу, чтобы тебе всё в нём понравилось.       Решив на этом закончить с разговорами, Россия снова прильнул к губам Америки, притянув его ближе к себе, и скользнул ладонью между его ягодиц. Ощущая эти движения, Джонс прогнулся, подставляя собственное тело под прикосновения, почувствовав, как в него проникают сразу два влажных пальца. Немного привстав с кровати для собственного удобства, Брагинский разорвал поцелуй и снова стал целовать грудь и шею Америки, периодически кусая его ключицу, языком скользя по соскам и одновременно с этим тщательно подготавливая анальный проход, стараясь проникнуть глубже, чтобы нанести смазку. Альфред по-прежнему тяжело принимал его целиком, всё-таки они оба мужчины, но сейчас уже было намного легче, чем в первый раз, да и всё-таки смазка должна существенно облегчить процесс. Однако, похоже, сегодня Америка решил освоить позу наездника, и Иван переживал за него, не будет ли ему слишком больно. Всё-таки Россия планировал доставить ему удовольствие, а не мучить его, поэтому он старался подготовить его как можно тщательнее. Джонс уже нетерпеливо постанывал и выгибался с грацией кошки, остановив процесс снятия рубашки с Брагинского где-то на середине. Всё-таки одежду рвать не хотелось, а терпеть эти доставучие и попросту бесячие пуговицы уже не было сил. Но ему в этом решил помочь сам Россия. Пусть он не любил оголять в себе хоть какую-то часть тела, но всё-таки Ивану больше нравилось, когда Америка прикасался к его коже, поэтому, слегка отвлёкшись, Россия отстранил одну руку от Альфреда и расстегнул до конца пуговицы рубашки. Америка же осознавал, что такими темпами просто снова кончит, поэтому уверенно взял Брагинского за запястье руки, которой он подготавливал его, и заставил отстранить, намекая на то, что он готов. Слегка привстав и приспустив с России брюки с бельём, а заодно сняв до конца с себя шорты, Джонс одной ладонью взялся за его член, уже давно стоящий в стойке смирно, а другой нашарил на простынях открытый тюбик с гелем, выдавив жидкость на возбуждённую плоть, и пальцами размазал по головке смазку, направив её в себя. Всё же волнуясь, Америка постарался расслабиться и выдохнул, став медленно опускаться. По мере того, как тягуче член погружался в тело, обволакиваемый анальными стенками, они оба испытывали разные ощущения. Альфред понимал, что сейчас ему немного больно из-за больших размеров Ивана и непривычной позы, но, когда он опустился до упора, он почувствовал облегчение и достаточно быстро свыкся с габаритами. Россия же с трудом подавлял удовлетворённый стон, ведь это было ни с чем не сравнимое ощущение, когда ему доставляют такое удовольствие, тем более делает это тот, кого он любит. Упёршись ладонями в грудь Брагинского, слегка царапая кожу ногтями, Америка немного привстал, медленно и растянуто, чтобы помучить и наконец вырвать из России полноценный стон удовольствия, и так же медленно опустился. Обхватив ладонями бёдра Джонса, Иван молча взглядом практически умолял продолжить. Довольно улыбнувшись, Америка уже уверенно начал двигаться, услышав долгожданный протяжный стон.       Двигался Альфред достаточно активно, сам получая неописуемое удовольствие и постанывая при каждом движении, но иногда позволял себе замедлить темп, чтобы насладиться томными муками России, желающего продолжения. Но сегодня процессом руководит Америка, и он будет решать, как всё пройдёт. Однако он не ожидал, что, спустя какое-то время, Брагинским настолько обуяет страсть, что он просто опрокинет Джонса спиной на кровать и возьмёт ситуацию под свой контроль. Хотя в принципе сам Америка не возражал, обхватив руками шею России, а ноги скрестив у него за спиной. Дальше последовал достаточно дерзкий поцелуй, глубокий и настойчивый, руки, разместившиеся на бёдрах, сжимали кожу так, что, скорее всего, останутся синяки, из-за таких поцелуев дыхание было рваным и горячим с проскальзывающими сквозь него стонами, глаза потемневшими, а разум затуманен. По коже от получаемых ощущений пробегали мурашки, как и пот скатывался градинами, из-за чего кожа блестела в свете оставшихся лучей солнца, тела дрожали от возбуждения, в голове не осталось никаких мыслей. Вечер близился к своему логическому финалу. Плотно прижавшись к телу Ивана, Альфред протяжно застонал и кончил. Россия же сделал ещё несколько резких движений и притянул Америку к себе вплотную, войдя до основания и тоже кончив. Джонс откинул голову назад и слегка поморщился, ощущая, как горячая сперма наполняет его и растекается по его нутру. Впервые Брагинский позволил себе кончить внутрь, что вновь показало Америке, что для России это новый этап в их отношениях, которые стали более доверительными и откровенными.       — Чёрт… – шёпотом выдохнул Иван.       — Что? – усмехнувшись, спросил Альфред.       — Не так я всё планировал, – приподнявшись с тела Америки, Россия посмотрел ему в глаза с какой-то виной. – Я должен был быть сдержанней…       — А мне всё понравилось, – Джонс довольно улыбнулся и провёл ладонями по волосам Брагинского, глядя ему в лицо. – Всё ждал, когда ты перестанешь сдерживаться и покажешь, каким страстным можешь быть.       — Но я… – Россия лишь отрицательно покачал головой. – Я мог навредить тебе. Я хотел…       — Ваня, – прервал его Америка с серьёзным взглядом. – Я не хрустальный, мне достаточно трудно навредить. И я заметил, что ты хотел сделать, – тут Альфред ласково улыбнулся и провёл ладонью по щеке Ивана. – Ты очень явственно показал, что любишь меня. Как и я люблю тебя.       — Ты не злишься, что я… ну… – взволнованно поджав губы, Россия как-то виновато быстрым взглядом глянул вниз.       — Нет, – усмехнулся Америка, ведь не часто ему приходилось видеть Брагинского смущённым.       С улыбкой выдохнув, Россия положил голову на грудь Джонса и мягко погладил ладонями по его талии. Америка же в ответ обнял его за плечи и посмотрел в окно, чувствуя себя сейчас по-настоящему счастливым.       — Как ты себя чувствуешь? – прозвучал неожиданный вопрос, разрушивший атмосферу тишины. – Ничего не болит?       — Ещё раз спросишь, и я тебя стукну, – в шутку пригрозил Альфред. – Я уже давно привык к тебе, поэтому всё хорошо.       — Значит, можно продолжить, – подняв голову, Иван хитро улыбнулся, прищурив глаза.       — Что?.. – поражённо уточнил Америка. — Просто доверься мне, – приподнявшись, Россия вышел из Джонса, после чего легонько коснулся губами его шеи.       — Ваня, что ты… – хотел спросить Америка, но его прервали пальцы Брагинского, приложенные к его губам.       Не меняясь в выражении лица, Россия поднялся с тела Альфреда и окончательно снял с себя рубашку, откинув её в сторону, после чего сместился вниз на уровень паха Америки. Приподнявшись на локтях, Джонс поражённо уставился на происходящее, а Иван тем временем склонил голову и губами несколько раз коснулся мышц пресса Америки, а затем сместился ниже и прикоснулся к головке члена, почувствовав, как он сильно вздрогнул. Чтобы контролировать процесс, Россия прижал Альфреда за одно бедро к кровати, после чего вобрал в рот член, чувствуя, как он снова крепнет. Ошарашенно выдохнув, Америка чуть не свалился на кровать и прогнулся в спине, закусив нижнюю губу и запрокинув голову. Он чувствовал, как Брагинский дразнит его, играя языком по поверхности члена, круговыми движениями скользя по головке, но всё же не захватывая в рот слишком много, медленно и растянуто двигаясь вверх-вниз, иногда почти полностью отстраняясь и выдыхая горячий воздух, словно бы не хотел довести дело до конца. А в следующий момент Джонс упал спиной на кровать, когда почувствовал, что в анальный проход снова проникают пальцы, стараясь дотянуться до простаты, при этом слегка раздвигая мышцы, из-за чего на пальцы потекла находящаяся внутри сперма. Когда Россия всё-таки дотянулся до заветной чувствительной точки, Америка дёрнулся и громко вскрикнул, нетерпеливо поджав пальцы на ногах и одной рукой схватив Ивана за волосы, а вторую поднеся к губам в попытке заглушить стон, но вместо этого став покусывать собственные пальцы.       — Ва… Ваня… – простонал Альфред, чувствуя, как у него горит лицо, а в паху так приятно покалывает.       Услышав тон, которым его назвали по имени, Россия поднял взгляд и отстранился, выпустив член изо рта. Тяжело дыша, Америка расслабил хватку пальцев на волосах Брагинского и посмотрел на него со смесью обиды и неудовлетворения.       — Ты… просто дразнишься?.. – уточнил Джонс, видя, что Россия до странности довольно улыбается.       — Нет. Я помог тебе окрепнуть, – как ни в чём не бывало ответил Иван, приподнявшись и нависнув над Альфредом.       — Зачем? – непонимающе спросил Америка. – Если хотел повтора, то это я должен был делать то, что только что делал ты.       В этот момент Джонс ещё больше удивился, когда осознал, что Россия покраснел, а сам он, отстранившись, поднялся с кровати. Пытаясь понять, что задумал Брагинский, Америка сел на кровати, с удивлением увидев, что Россия снял брюки, хотя он практически никогда не оголялся полностью, хоть что-то, но оставалось, после чего забрался на кровать и прилёг рядом с Альфредом на бок, ладонью проведя по его щеке. Так и не говоря ничего, Иван переместил ладонь на шею Америки, довольно резко привлекая его к себе, мягко прикоснувшись к его губам в поцелуе. Чтобы не потерять равновесие, Джонс упёр руки в кровать по бокам от России и лишь прикрыл глаза, ответив на поцелуй, слегка покусывая губы. Опустившись грудью на грудь Брагинского, Америка с удивительной напористостью углубил поцелуй и провёл одной ладонью по талии России, отметив, что он совершенно не сопротивляется, скорее даже наоборот, подстраивается под прикосновение. Задумавшись над происходящим, Альфред ненавязчиво отстранился от Ивана, посмотрев ему в глаза, заметив, что он выжидающе на него смотрит, словно ждёт его дальнейших действий.       — Ты предлагаешь… – не решаясь озвучить вопрос полностью, Америка запнулся, поджав губы.       — Лучше не медли, а то я передумаю, – хитро улыбнувшись, посоветовал Россия.       — Погоди… Ты серьёзно согласен быть снизу? – недоверчиво спросил Джонс, а вот Брагинский недовольно нахмурился.       — Сегодня вроде не первое апреля, – съязвил Россия, но потом только беззлобно усмехнулся, увидев взгляд лазурных глаз, и закинул одну ногу на бедро Америки. – Да, я серьёзно. Ещё вопросы?       — Ты ведь впервые… – с опаской произнёс Альфред.       — Нет. И сейчас я это обсуждать не хочу, – решительно сказал Иван, руками обхватив плечи Америки, привлекая ближе к себе.       — Хорошо, позже поговорим, – тут же переменившись в лице, с улыбкой согласился Джонс.       Протянув ладонь к лицу России, Америка пальцами мягко провёл по его щеке, вглядываясь в фиалковые глаза и видя там полное доверие. Слегка переместившись на кровати, Альфред разместился между ног Брагинского и наклонился к его лицу, но в самый последний момент сместился в сторону и прижался губами к бледной коже шеи, услышав, как он в ответ напряжённо вздохнул. Мстительно улыбнувшись, Америка сместился чуть ниже в сторону плеча и сначала скользнул по коже языком, а потом засосал нежную кожу, прикусив зубами. Последовала вполне ожидаемая реакция в виде короткого вскрика из-за неожиданности, а также несильный удар коленкой в бедро. Усмехнувшись происходящему, Джонс вернулся к прежнему занятию, уже перебравшись на другую сторону, при этом ладонями проведя по бёдрам России, местами сжимая пальцы чуть сильнее необходимого.       — Федь… – краем уха услышал Америка обращение возбуждённым голосом и почувствовав слегка скоблящие прикосновения у себя на плечах. – Ни к чему прелюдии…       — Но я этого хочу, – на мгновение отстранившись и посмотрев Ивану в глаза, Альфред довольно улыбнулся.       Увидев жалостливое выражение лица России, Америка ещё шире расплылся в улыбке, но потом вновь склонился к нему, только теперь к груди, пока что мягко целуя ключицу и мышцы, а ладони сместив на талию. Наблюдая за происходящим, понимая, что Джонс попросту издевается над ним и отыгрывается в отместку за его собственные шалости, Брагинский лишь сильнее сжал пальцы на его плечах и чаще задышал, когда почувствовал, что Америка языком провёл вокруг соска, после чего вобрал его в рот, посасывая и слегка покусывая. Эти дразнящие прикосновения заставили Россию резко выдохнуть и тихо простонать, запрокинув голову. Переместив одну руку, Иван провёл ладонью по волосам Альфреда, слегка сжимая их между пальцев и несильно натягивая, стараясь не причинить своими действиями боль. А вот сам Америка откровенно наслаждался такой реакцией России, не ожидая от него такой покладистости и покорности, что его только больше заводило. Отстранившись от груди Брагинского, Джонс поднялся до уровня его лица и заглянул ему в глаза, видя лишь страстный и желанный взгляд и слыша, как тихие стоны срываются с приоткрытых губ вместе с дыханием. Не удержавшись от такого вида, Америка склонился к России и припал к его губам в поцелуе, руками продолжив исследование его тела, касаясь всех доступных мышц на боках, немного проникая под спину, на бёдрах, скользящими движениями добравшись до колен. А сам Иван крепко обнял Альфреда за шею, грудью прижавшись к его груди, а ногами сжав его талию, уже чувствуя, как по его собственной плоти скользит окрепшая возбуждённая плоть Америки. Отстранив одну руку, Россия наугад попытался найти на простынях оставленный там тюбик, уже попросту изнемогая и желая получить то, что он хочет. Кончиками пальцев нащупав искомый предмет, Брагинский уже захотел взять его, но удивился, когда по его пальцам провели ладонью и в наглую увели тюбик, забрав его себе. Джонс ненадолго отстранился от губ России и посмотрел на него решительным взглядом.       — Нет уж, – строго произнёс Америка, уже выдавливая гель себе на пальцы, но при этом не нарушая зрительного контакта. – Я сам тебя подготовлю.       Иван лишь успел удивлённо моргнуть, как его снова вовлекли в поцелуй, удивительно мягкий, но при этом очень настойчивый. Отдавшись ощущениям и уверенным движениям рук Альфреда, Россия прикрыл глаза и ответил на поцелуй, вновь вернув обе руки на его плечи, ладонями проведя вдоль спины, касаясь лопаток и шрама между ними, почувствовав, как позвоночник прогнулся под его пальцами, а Америка застонал сквозь поцелуй. Не прекратив прикосновений к губам Брагинского, Джонс всё-таки поднёс одну руку к его ягодицам и осторожно скользнул пальцами между ними, почувствовав, что Россия сжался под его прикосновениями. Осознавая, что он всё же опасается такой близости, Америка решил действовать аккуратно. Погладив покрытыми смазкой двумя пальцами по сжавшемуся колечку анальных мышц, Альфред предпринял первую попытку, начав проталкивать один палец. Несмотря на то, что проникновение было медленным и осторожным, Иван всё равно резко распахнул глаза и отстранился от Америки, разрывая поцелуй и протяжно простонав. Глядя на такое страстное выражение лица, Джонс не сдержался и поцеловал Россию в шею возле уха, скользя языком по выпирающей артерии, сместился чуть в сторону и стал целовать нижнюю челюсть. При этом Америка не прекращал проникающих движений, осторожно двигая пальцем, стараясь доставить удовольствие. И когда Брагинский уже сам стал двигаться навстречу проникновениям, Альфред понял, что ему это нравится, и, возможно, он хотел бы большего. И Америка решил этим воспользоваться, протолкнув второй палец, не ощутив особого сопротивления внутри, однако сам Россия сильно сжал пальцы на его плечах и громче застонал. Джонс воспринял это как сигнал к действию, интенсивно задвигав пальцами, стараясь дотянуться до заветной точки. Когда Иван несдержанно вскрикнул и сильно прогнулся в спине, Америка понял, что достиг нужной цели, довольно улыбнувшись и продолжив осыпать затяжными поцелуями шею России. Тут Альфред почувствовал, как по его щеке провели ладонью, словно заставляя обратить на себя внимание, из-за чего он оторвался от своего занятия и перевёл взгляд на лицо Брагинского. А он сразу воспользовался возможностью, заключив лицо Америки в ладонях и притянув ближе к себе, чтобы поцеловать. Удивившись такой напористости, Джонс понял, что Россия сейчас сильно возбуждён, дерзко целуя его губы, несдержанно покусывая их, ногтями царапая плечи и кожу спины, двигая бёдрами навстречу движениям пальцев, явно требуя большего. Осознавая это, Америка отстранил пальцы, взявшись за свою пульсирующую и истекающую смазкой плоть, понимая, что больше сопутствующих жидкостей не понадобится, и направил её в анальный проход, а Иван лишь с готовностью развёл бёдра, готовый принять Альфреда. Не став медлить, Америка всё же не спеша стал проникать внутрь, чувствуя тесноту, обхватывающую член, а также ощущая немного болезненное прикосновение пальцев России на своей спине. Сам Брагинский отстранился от губ Джонса и лицом прислонился к его шее, прерывисто дыша и закрыв глаза. Проникнув до упора, Америка облегчённо выдохнул и так замер на какое-то время, давая России возможность свыкнуться с размерами.       — Ты в порядке?.. – чувствуя, что хватка пальцев на его спине не ослабевает, взволнованно спросил Альфред.       — Д… да… – на выдохе ответил Иван, отстранившись и улёгшись на кровать, при этом расслабив пальцы и погладив ими плечи Америки. – Давай… Чего ждёшь?..       Мягко улыбнувшись, Джонс погладил ладонью по влажным от пота волосам России и посмотрел ему в глаза, видя требовательный взгляд. Приподняв бёдра Брагинского повыше, взяв его ноги под коленями, Америка предпринял первую попытку двигаться, выскользнув наполовину, а затем снова войдя до упора, чувствуя, как сокращаются мышцы. Россия протяжно застонал от удовольствия и обхватил руками шею Альфреда, а он сам повторил движение, постепенно переходя на более быстрый темп, при этом не перестав наблюдать за Иваном, видя, что ему происходящее доставляет удовольствие. Это подтверждали и крепкие объятия, которые больше не доставляли боли, и стоны, каждый раз срывающиеся с губ при резких толчках, и движения бёдрами навстречу проникновениям. Невольно Америка тихо усмехнулся, подумав о том, что Россия даже так пытается контролировать процесс, но Джонс решил не идти на поводу и действовать по-своему. Сильно нагнув Брагинского, Америка сместил руки ниже, пальцами сжимая ягодицы и сильнее раздвигая их, почувствовав, что Россия подчинился его движениям, закинув ноги на его талию и скрестив их у него за спиной. Иван попытался поцеловать Альфреда, потянувшись к его губам, но Америка только подставил шею под прикосновения, словно желая, чтобы Россия действовал только так, как он того захочет. Жалостливо заскулив, Брагинский просяще провёл ладонями по спине Америки и стал целовать подставленную шею, делая это на удивление очень мягко и бережно. Всё-таки сжалившись, Джонс решил ответить на просьбу, коснувшись губ России, проникая в рот языком, сплетаясь с его языком, при этом не прекратив двигаться, сохраняя достаточно быстрый темп. Когда губы уже припухли от таких затяжных поцелуев, Америка отстранился и окинул взглядом происходящее. Ему с трудом верилось, что происходящее сейчас является правдой. Вот он, Иван, сейчас стонет под ним, получая удовольствие исключительно от него, он принадлежит ему и телом, и душой, такой красивый и изящный, но при этом не утративший мужественного вида. По рельефному телу стекали капельки пота, из-за чего кожа блестела, на лице отразилось только удовольствие, а глаза, от цвета которых Альфред был просто без ума, сейчас были закрыты, но когда они открывались, в них горел жадный огонёк, и Америка знал, в который раз убеждаясь, что Россия никогда не разбрасывается словами, и он действительно любит его, иначе бы не было такого потрясающего вида сейчас. Сам же Джонс чувствовал, что у него начинают болеть мышцы, но эти неприятные ощущения отходили на второй план при ощущении грядущей развязки. Брагинский будто бы специально не убирал рук с плеч Америки, полностью доверившись ему и полагаясь на него. И Альфред не хотел его разочаровывать. Поражаясь собственной выносливости, Америка давно перестал обращать внимание на то, что в комнате стемнело, что говорило о том, что солнце закатилось за горизонт, а они с Россией так и продолжали свой танец страсти. Теперь в уже потемневшей комнате изгибы тел смотрелись грациозными тенями словно в театре теней, а раздающиеся стоны были единственным звуковым сопровождением. Уже изнемогая, начиная ощущать усталость, Иван почувствовал, что больше не продержится, но всё никак не мог кончить.       — Альфред, сильнее… – потребовал Россия, прошептав это склонившемуся над ним Джонсу, несдержанно проведя ногтями по его спине.       Удивившись требованию, Америка стал двигаться резче, ощущая под пальцами дрожь чужого тела. Наклонившись ниже, Альфред зашептал Брагинскому прямо на ухо:       — Ваня… можно я… Можно я кончу внутрь?       Россия только удивлённо моргнул, но решил не отказывать и лишь в качестве ответа поцеловал Америку. Улыбнувшись сквозь поцелуй, Джонс не прекратил движений, лишь ускорив их. Ещё пара минут такого напряжённого и рваного ритма, и Иван отстранился от Америки, запрокинув голову и протяжно простонав, одновременно с этим излившись себе на живот. Альфред продержался немногим дольше, последним движением войдя до упора и тоже кончив, поджав губы и зажмурившись. Облегчённо выдохнув, Америка осмотрел Россию, который расслабленно откинулся на кровать и блаженно прикрыл глаза. Опустившись на грудь Брагинского, Джонс обнял его поперёк талии и закрыл глаза, глубоко вдыхая, чтобы восстановить дыхание.       — Вань… – не открывая глаз, произнёс Америка.       — Чего? – устало отозвался Россия.       — Ты был бесподобен, – тихонько усмехнувшись, сказал Альфред, захихикав, когда почувствовал возмущённый шлепок ладонью на своей спине. – Я люблю тебя.       — И я… тебя люблю, – с улыбкой ответил Иван, погладив Америку ладонью по тому месту, где он его только что шлёпнул.       — Ну и как я тебе? – с интересом спросил Джонс, но, не дав России ответить на этот вопрос, тут же задал следующий. – Лучше или хуже твоего прежнего партнёра?       — Давай не будем об этом… – отвернувшись, попросил Брагинский.       — Так не честно, – подняв голову и посмотрев России в лицо, возмутился Америка. – Ты у меня был первым во всём, и я хочу знать с кем был ты. Про Китай я знаю. А кто второй? Кому ты мог позволить быть сверху?       — Говорю же, оставим эту тему, – обернувшись, с мольбой во взгляде сказал Иван, вот только Альфред его мольбам не внял.       — Дай угадаю, – с хитрой улыбкой предложил Альфред. – Это произошло недавно? – отведённый в сторону взгляд и нервно поджатые губы стали для Америки лучшим ответом, заставившим его усмехнуться. – Ну и кто из них?       — Раз такой догадливый, рассуждай дальше, а я послушаю, – обиженно нахмурился Россия.       Джонс уже просто улыбнулся и потянулся к Брагинскому, легонько чмокнув его в щёку. м— А я хочу услышать это от тебя, – с томным взглядом проговорил Америка прямо на ухо.       Россия посмотрел ему в глаза, всё же не желая делиться такими подробностями, но в итоге только устало выдохнул.       — Саша, – нехотя ответил Иван.       — Я так и думал, – с довольной улыбкой сказал Альфред. – Я уже тогда знал, что у Коли… немного другие предпочтения. Но чтобы ты с Республикой… От него я такого не ожидал. Как же ты ему позволил?       — Я… – Россия запнулся, нервно прикусив нижнюю губу. – Я захотел этого сам. Пусть и не полностью, но ему я мог довериться, а я знал, что вряд ли кому-то другому позволю быть со мной так. Поэтому и позволил… Я не мог довериться кому попало.       — Ваня, – приобретя серьёзный вид, Америка посмотрел ему в глаза. – Почему ты мне позволил? Я ведь никогда не претендовал на смену позиции. Почему же?       — Потому что ты этого хотел, – с мягкой улыбкой признался Брагинский, ладонью коснувшись щеки Джонса. – А я люблю тебя, и хочу, чтобы ты получал желаемое, если я могу тебе это дать.       Поразившись услышанному, Америка не сдержался и крепко обнял Россию, плотно прижавшись к нему, после чего прильнул к его губам в нежном поцелуе. Иван не раздумывая ответил, проведя ладонью по светлым волосам Альфреда. Ненавязчиво отстранившись, Америка улыбнулся и вновь устроился головой на груди России, чувствуя, как он пальцами перебирает его волосы.       — Слушай, а ты это случайно сделал не в честь дня рождения? – с подозрением спросил Джонс.       — Возможно, – с усмешкой ответил Брагинский. – А что? Вошёл во вкус?       — Конечно, – с улыбкой признался Америка. – Это был единичный случай, или ты всё-таки будешь мне позволять иногда быть сверху?       — Разве что по праздникам, – не скрывая насмешки, сказал Россия.       Альфред уже успел преждевременно расстроиться, но тут, кое-что осознав, глумливо захихикал.       — Ты чего? – удивился Иван.       — Так мы с тобой в основном только по праздникам и видимся, – приподнявшись, довольно сообщил Америка.       — Мечтай больше, – возразил Россия, но увидев обиженный щенячий взгляд, невольно рассмеялся. – Ладно, шантажист. Я не против иногда меняться.       — Ты только не подумай… Это вовсе не значит, что мне нужен только секс, – с серьёзным видом сообщил Джонс.       — Я знаю, – уверенно согласился Брагинский.       Россия протянул ладонь к лицу Америки и погладил по его щеке пальцами, при этом глядя любящим взглядом. Переместившись ближе к Ивану, Альфред притянул его к себе, взяв за подбородок, и мягко поцеловал его губы, на что последовал незамедлительный ответ, нежные и любящие объятия. Пожалуй, тут даже слова не нужны, чтобы всё осознать. Просто до кого-то медленно доходит, а кто-то не умеет правильно выразить свои чувства. К счастью Америка и Россия преодолели этот барьер, и больше им не нужно было ломать голову над тем, как показать друг другу, что их чувства теперь полностью взаимны.       В том самом ресторане внутри гостиницы у барной стойки на высоком стуле сидел Гилберт и выпивал уже не первый стакан крымского вина. Периодически он оборачивался, чтобы осмотреть посетителей с явной целью найти кого-то определённого, но, так и не найдя, со вздохом оборачивался к бармену, который всё чаще кидал на своего клиента удивлённые и настороженные взгляды.       — Они не придут, – подсев рядом, уверенно сообщила Татьяна и посмотрела на бармена. – Коньяк, пожалуйста.       — А это не перебор? – удивившись выбору напитка, спросил Пруссия.       — Лучше выпить мало и опьянеть, чем пить вёдрами и даже не захмелеть, – подмигнув, с улыбкой ответила Крым.       — А ты знаешь толк в выпивке. Надо будет нам с тобой как-нибудь вместе сходить куда-нибудь выпить, – довольно улыбнулся Байльшмидт.       — Это приглашение на свидание? – удивлённо приподняв брови, спросила Татьяна.       — А почему бы и нет? – подперев голову рукой, уточнил Пруссия.       — Если это так, я не против, – Крым кокетливо хихикнула и приняла стопку коньяка от бармена, залпом выпив её. – Что ж, похоже, план Вани удался. С днём рождения, Альфред.       — Точно! – стукнув ладонью себя по лбу, Гилберт недовольно поморщился. – А я-то думал, что такого важного сегодня забыл?.. Надо бы поздравить, пока не поздно.       — Не надо, – перехватив собравшегося уйти Пруссию, остановила его Татьяна. – Поверь, ему не до тебя сейчас. Лучше составь мне компанию.       Байльшмидт непонимающе изогнул одну бровь, но потом, осознав смысл сказанной фразы, захихикал, пошевелив бровями с явным намёком на своё осознание. Решив согласиться на приглашение, Пруссия вновь занял место за барной стойкой, правда в этот раз рискнул обнять Крым за плечи, к собственному облегчению осознав, что ему не зарядили в глаз или куда похуже. Сегодняшний вечер запомнится им всем, в этом нет сомнения.

Эпилог

      В мрачном помещении, которое оказалось рабочим кабинетом, была угнетающая обстановка. Тёмная дубовая мебель была подобна стражам из потустороннего мира, тяжёлые и плотные шторы едва позволяли уличному свету проникать в помещение, в камине потрескивали догорающие дрова, затухая и только больше добавляя мрачности и чувства безысходности в атмосферу. У камина в чёрном кожаном кресле сидел человек в такой же чёрной одежде и смотрел на догорающие угли с тяжёлым и задумчивым взглядом. В грубую дубовую дверь кабинета учтиво постучали, прося разрешения войти. Человек проигнорировал этот звук, продолжив наблюдать за камином, тогда посетитель позволил себе вольности войти самостоятельно. Вошедшая в кабинет девушка была одета в женскую военную форму армии Советского Союза, её золотые локоны были заплетены в шишку на затылке, а в руках девушка несла поднос с маленьким заварником, чашкой на блюдце, небольшой вазочкой с печеньем и стопкой официальных писем.       — Простите за вторжение, – подойдя к креслу, девушка поставила поднос на стоящий рядом столик, и сжала руки в замок перед собой. – Вам пришли письма от председателя профкома и генсека. Нужно на них ответить.       — Какой в этом смысл? – хмуро спросили со стороны кресла.       — Товарищ Брагинский, – строго отозвалась девушка, нахмурив брови.       — Я, похоже, один осознаю, что мы застряли во временном измерении, и понимаю, что нет смысла продолжать такое нелепое существование… – устало проведя ладонью по лицу и откинувшись на спинку кресла, сказал Александр.       — Я вам верю, – более снисходительно вставила девушка.       — Марина, я стал слишком мягкосердечен? – обернув в сторону девушки вопросительный взгляд багровых глаз, спросил Республика, и только Марина собралась ответить, он сам продолжил. – После встречи с ними, с другими моими воплощениями… Ты ведь знала его, Империю?       Девушка нерешительно поджала губы.       — Москва, – с нажимом произнёс Александр.       — Да, знала, – подняв взгляд ясных зелёных глаз в пустоту, призналась Марина.       — И каким он был для тебя? – продолжил любопытствовать Республика. – Добрым? Мягким? Милосердным? Сдержанным? Учтивым?       — Я не могу судить объективно, – равнодушно прервала его Москва.       — А я? Кто я? – не останавливался Брагинский.       — Вы тот, кто привёл нас к победе, – нахмурившись, решительно сказала Марина.       — Ты ведь ненавидишь меня, да? За то, что я убил его? – искоса посмотрев на начавшую нервничать Москву, спросил Республика, но тут же продолжил говорить. – Я понимаю, что сам виноват в этом. А теперь я вынужден прозябать вечность в этой временной петле и раз за разом переживать худшие моменты жизни.       — У вас ведь был шанс. Ради этого вы и вмешались во время, разве нет? Вы могли вернуться к нормальной жизни в будущем. Почему не сделали этого? – непонимающе покачав головой, спросила Марина.       Александр перевёл задумчивый взгляд на камин и подпёр голову ладонями, сплетёнными друг с другом.       — Я не смог, – опустив взгляд, признался Республика, и осмотрел чёрные кожаные перчатки на своих ладонях. – Сначала Российская Федерация вызвал у меня отвращение, а потом я присмотрелся к этому мальчику, узнал его историю и понял, что не смогу убить его. Видела бы ты обречённость в его взгляде, смирение, когда нож был у его горла. Это взгляд человека, потерявшего надежду. Я такой видел не раз, но никогда не позволял повлиять на меня. До этого случая. Увидеть такой взгляд у страны, это… я не знаю. Меня это глубоко задело. Возможно, потому, что он – это я. Но мы с ним кардинально разные. Он не познал ни счастья, ни чувства победы, не попробовал настоящей свободы. Он ещё слишком молод. Пусть пока живёт.       — «Пока»? – недоверчиво уточнила Москва.       — Ничто не вечно, моя дорогая Москва, даже этот кошмар, в котором я оказался, – ухмыльнулся Брагинский. – Когда-нибудь придёт время, и я вновь понадоблюсь тому миру. Федерация, сам того не осознавая, создал между нами прочную связь, и теперь я могу в любой момент узнать, что с ним, что происходит со страной. А пока я буду терпеливо ждать, – посмотрев на поднос и взяв с него письма, Республика недовольно скривился. – И отвечать на письма генсека…       Марина позволила себе едва заметную улыбку, но дабы не выдать её, прикрыла губы ладонью. Всё-таки вечность быть рядом с ним на самом деле та ещё морока, и в такие моменты Москва сильно завидовала Ленинграду. Но Республика прав. Ничто не вечно. Когда-нибудь это всё закончится.