История России от "И" до "Ф"

      Мало кому известно, но на самом деле такие крупные собрания государств, как встречи Большой Восьмёрки, теперь же ставшей Семёркой, проходят раз в год. Руководители стран в течение года отдыхают друг от друга, а вот сами страны, в частности некоторые из них титаническим усилием претерпевая присутствие друг друга, видятся аж несколько раз в месяц, готовясь к грядущим встречам своих руководителей, обсуждают место встречи, выбирают тему обсуждения, обмениваются идеями и предложениями. Хотя в основном такие встречи сводились к обычным посиделкам, где, либо был балаган с помесью базара, либо начинались разборки местного порядка, где кто-то обязательно начинал переходить на личности, и начиналось… Один прицепится, второй начнёт защищаться, кто-то решит разрулить ситуацию, чаще всего это был Германия, чтобы утихомирить ругающихся, но в итоге сам попадал под горячую руку, и всё, финита ля комедия. С этого момента собрание можно было считать официально закончившимся. Однако помимо встреч Большой… Семёрки, у Людвига была ещё одна головная боль, почти что в семь раз крупнее. Встреча Большой Двадцатки. Хотя забавен тот факт, что организация именуется Двадцаткой, но в неё отдельно входит Евросоюз, включающий в себя двадцать восемь государств, хотя трое из них также являются членами Двадцатки по отдельности, но от этого легче отнюдь не становилось. Представили теперь, каково это? Ещё ладно прежний состав стран, к ним хоть какой-то механизм давления можно было применить, выработанный за десятилетия, а тут ещё плюс вагон и маленькая тележка со всей Европы. Головная боль Германии усиливалась только от мысли, что тут соберётся почти вся его родня, включая Австрию и Венгрию, где одного придётся постоянно во всём подгонять и повторять ему произнесённое порой по три раза, а вторую успокаивать, чтобы она никого случайно не огрела в пылу приступа заступничества. Помимо этого, Англия опять начнёт фыркать и рычать на всех подряд, потому что тут кроме его брата, Ирландии, собирается большинство его бывших колоний, включая Америку, Австралию, Индию и Бразилию, что для него словно удар под дых, а сам Джонс непременно начнёт задирать Мексику, из-за чего придётся как минимум их успокаивать, как максимум – разнимать за ближайшим поворотом. Корее и Китаю снова будет фиолетово до собрания, и они начнут обсуждать что-то своё, скорее всего кухню, да ещё и пытаться втянуть в это Японию. Здесь же будет Италия в компании своего брата Романо, который снова начнёт наезжать на Байльшмидта, демонстрируя свой словарный запас ругательных выражений. Ну а такие конфликтные парочки, как Греция и Турция, приглашённый по инициативе первого, что странно, Испания и Португалия, Дания и Швеция, которые, кстати, были самыми тихими из всех, уже вошли в привычку. Также тут будут Прибалты полным составом, в компанию которых по любому вклинится Польша, а вот их присутствие всех вместе определённо будет раздражать Россию, а учитывая недавние события, сложно представить, насколько в этот раз нервным и дёрганным будет Брагинский. В общем, аспирина будет маловато для сегодняшнего дня.       Нынешняя встреча проходила у Франции, так как он очень настаивал и хотел всех увидеть. Будто тут планировались не серьёзные разговоры о политике, а дегустация нового сорта вина. Но, ближе к концу встречи, Германия стал окончательно осознавать, что зря он надеется на то, что когда-нибудь случится чудо, и остальные наконец поймут, что эти встречи устраиваются не просто так ради пустой болтовни и демонстрации их мордашек ради галочки. Хотя вроде как до некоторых эта мысль всё же доходила, и среди таких стран были Нидерланды, Швеция и, что удивительно, к этому составу присоединился ещё и Россия. Людвиг догадывался, почему в этот раз Иван серьёзен и внимателен на собрании, хотя и начинал злиться, когда кто-то предлагал вынести в качестве основной темы обсуждения для глав государств украинский кризис и расширение санкционных мер против него самого. И всё-таки Германия считал, что должен поговорить с ним в отдельном порядке, ведь в прошлый раз им этого сделать не удалось по причине того, что Россия слишком быстро ушёл. Оно и понятно. Он попросту не хотел никого прибить в приступе злости. А вот сейчас Байльшмидт полностью разделял желания Брагинского по части рукоприкладства, потому что в зале заседания творился просто сущий беспредел.       — Тихо! – гаркнул на всё помещение Германия, заставив всех, кто собрался кому-то что-то в стакан с водой подсыпать, подложить на стул, прикрепить к спине, передумать относительно своих намерений и обратить внимание на спикера. – Объявляю часовой перерыв. Можете сходить в буфет, покурить, закончить личные разборки, после чего вернуться с полным настроем на работу. Я не потерплю такого халатного отношения к решению серьёзных вопросов. Опоздавших будут ожидать штрафные санкции. Италия, Испания, Австрия, Греция, вас это в особенности касается.       — Ве-е… Германия, ты жестокий… – занудил Феличиано, буквально растёкшись по столу от расстройства.       — Такие, как он, не меняются, – с кислым выражением лица и ядом в голосе высказался Антонио.       — Попрошу не переходить на личности, – строго вмешался Тим, кинув недовольный взгляд на Испанию.       — Не стоит развязывать очередной конфликт, – приподняв ладони в останавливающем жесте, попытался охладить обстановку Людвиг и, убедившись, что больше никто не собирается продолжать агрессировать, кивнул. – Все свободны.       Практически все на этом облегчённо выдохнули, кроме тех, кто спал, но большинство осталось на своих местах, чтобы просто дождаться окончания этой бессмысленной, по мнению большинства, встречи. Многие отправились в курилку, чтобы перевести дух и успокоиться, кто-то по типу Италии решил сходить в буфет и подкрепиться, потому что предполагали, что после таких угроз Германия растянет собрание ещё минимум на час и будет муштровать их до потери сознания. А сам Байльшмидт попытался найти взглядом Россию, но того в помещении не оказалось, что странно. Обычно он предпочитал отсиживаться в конференц-зале, потому что не курил и, несмотря на всеобщие стереотипы, не стремился наесться выпечки в буфете при удобной возможности. Постаравшись неторопливо покинуть помещение, чтобы не привлечь ненужного внимания, Германия вышел в коридор и осмотрелся. Как оказалось, Иван не успел далеко уйти и просто прогулочным шагом шёл по коридору в сторону уборной.       — Россия! – окликнул его Людвиг, ускорив шаг, чтобы нагнать.       — Германия? – удивлённо обернулся Брагинский, остановившись. – Тебе что-то нужно?       — Я хотел поговорить, – добравшись до потенциального собеседника, поспешил объясниться Германия.       — Вот так лично и не по делу? – с усмешкой уточнил Россия. – Осторожней, Германия, а то другие не о том подумают и не так поймут.       — Я знаю, что ты обо мне думаешь, – виновато вздохнул Байльшмидт.       — И что же? – прищурившись, с угрозой в голосе спросил Иван.       — Ты считаешь меня предателем и бессовестным обманщиком, – с уверенностью ответил Германия, отведя виноватый взгляд.       — Вот это проницательность, браво, – похлопав в ладоши, с откровенной насмешкой сказал Россия. – А знаешь, о чём я думаю прямо сейчас?       — Нет, – нахмурившись, терпеливо отозвался Людвиг. — Не ударить ли мне тебя? – угрожающе сделав шаг навстречу, предупреждающе сказал Брагинский. – Или ограничиться тем, чтобы послать тебя куда подальше?       — Иван, я понимаю твои чувства, но я хотел извиниться за случившееся, – несмотря на исходящую угрозу, Германия остался стоять на месте, глядя собеседнику в глаза.       — Уже по имени ко мне обращаешься? Не слишком ли фамильярно? – Россия недовольно хмыкнул. – Почему я должен верить тебе? Насколько я помню, ты не промолчал во время собрания и не ограничился деловыми фразами, а каждый раз тыкал меня носом в то, что я должен сделать, а чего не должен.       — Ты же знаешь, что это вынужденные действия, – попытался оправдаться Байльшмидт, разведя руки. – Мне, правда, жаль, что всё так произошло. Я бы не хотел, чтобы политика повлияла на наши обычные внеполитические отношения.       Иван задумчиво замолчал, вглядываясь в холодные голубые глаза Германии. В конце концов, Россия понимал, что Людвиг всё это делал не намеренно, и знал, что, в отличие от многих, он очень ответственная страна, которая выполняет свои обязанности даже тогда, когда они ему поперёк горла стоят. Чего только стоит то, что он отвечает за весь бюджет Евросоюза, учитывая, какие безответственные страны в него входят, взять хотя бы того же Феликса. Осознавая всё это, Брагинский снисходительно улыбнулся.       — Ты прав, Людвиг. Не стоить портить отношения из-за политики, – слегка наклонив голову на бок, с лукавым взглядом согласился Россия. – Всё-таки с тобой у меня действительно хорошие отношения. Извини, что сорвался на тебе.       — Если ты и вправду не держишь обиды на меня, то я рад такому исходу, – с облегчением улыбнулся Германия.       — На обиженных воду возят, – пожав плечами, с каким-то равнодушием сказал Иван, а Байльшмидт непонимающе приподнял одну бровь. – Это поговорка такая. В смысле, обижаться бессмысленно.       — Мне всегда было сложно понять русскую культуру… – нервно посмеявшись, Германия в жесте неловкости почесал затылок. – Раз уж мы разобрались… Кстати, – неожиданно что-то вспомнив, Людвиг резко обернулся к собеседнику. – Ты ведь помнишь про октябрь*?       — Как такое забудешь? – риторически спросил Россия. – Я был не настолько пьян, чтобы впасть в беспамятство.       — Я, как и всегда, приглашаю тебя. Ведь ты на фестивале желанный гость, – разведя руки в предлагающем жесте, с улыбкой сказал Германия.       — Хорошо, я передам Гилберту, что ты нас будешь ждать и в этом году, – с довольной усмешкой согласился Брагинский, заметив, что Байльшмидт испытал неловкость от его догадливости.       — О чём это вы тут шушукаетесь? – неожиданно встрял кто-то сбоку. – Без протокола? Без свидетелей? Подозрительно.       — Любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – выдал очередную поговорку Россия, гневно обернувшись.       Смотрящий на него с таким же взглядом Америка раздражённо упёр руки в пояс.       — Эта беседа не касается собрания, Америка. Это личный разговор, – нахмурившись, с укором произнёс Германия. – Всё нужно знать, да?       — Как ведущая страна мира, я должен знать всё, – улыбнувшись ехидной улыбкой, Джонс с гордостью согласно кивнул. – Тем более, если кто-то что-то замышляет, в особенности вы двое.       — Много будешь знать, скоро состаришься, – вступился за Людвига Иван, выдавив фирменную улыбку. – Ну, и как минимум, это невежливо, вмешиваться в чужой разговор. Англия тебя разве манерам не учил?       — Кому из нас следует поучиться манерам, так это тебе, Россия, – состроив брезгливое выражение лица, хмыкнул Америка. – На собрании вообще-то положено отвечать, когда тебе задают вопрос.       — Только если вопрос задан по существу, – устало возразил Брагинский.       — Ну хорошо. В таком случае, я озвучу эти вопросы, когда мы продолжим, – весьма самодовольно парировал Альфред и развернулся, чтобы уйти. – Скоро увидимся.       Проследив за тем, как Америка ушёл, Германия неодобрительно покачал головой.       — После прошлой встречи он стал слишком гиперактивным. Всё-то ему надо знать, везде быть и последнее слово должно быть непременно за ним, – с усталым выражением лица прокомментировал Байльшмидт.       — Видимо, очень рад и гордится результатом последнего собрания, – с усмешкой предположил Россия, но после напряжённо выдохнул. – Ладно, увидимся чуть позже.       — Да, извини, что отнял время, – согласно кивнув, как-то виновато сказал Германия.       — Ох уж эти твои любезности, – с улыбкой закатив глаза, Иван только покачал головой.       Людвиг лишь отвёл неловкий взгляд и направился в сторону конференц-зала. Как только Германия скрылся за дверьми, Россия перестал улыбаться, сняв с себя маску доброжелательности. Обернувшись и посмотрев в том направлении, куда ушёл Джонс, Брагинский как-то воровато осмотрелся по сторонам, словно желая убедиться, что за ним никто не наблюдает, после чего отправился по тому же маршруту. Свернув на повороте, за которым скрылся Америка, Россия увидел единственный возможный вариант места, где он мог находиться: в коридоре была одна единственная дверь какого-то кабинета. Решив не тратить время зря, Иван направился к ней и приоткрыл дверь, проскользнув в помещение. Альфред действительно находился здесь, стоя у открытого окна и дымя сигаретой. Краем глаза заметив, что в помещение кто-то зашёл, Америка нервно дёрнулся, испуганно округлив глаза, но тут же облегчённо выдохнул, когда понял, кто нарушил его одиночество.       — Чтоб тебя… Ты меня напугал, – возмущённо отозвался Джонс, косо посмотрев на Россию и сделав очередную затяжку.       — И что это такое в коридоре было? – недовольно прищурившись, спросил Брагинский, скрестив руки на груди и подперев входную дверь собой.       — А на что это было похоже? – не менее недовольно ответно спросил Америка, стряхнув пепел с сигареты.       — На неумелую попытку влезть в разговор, чтобы помешать беседе. Или привлечь к себе внимание, – приподняв одну ладонь в объясняющем жесте, предположил Россия, заметив, что Альфред хмуро сдвинул брови.       — Мне не понравилось, как он с тобой разговаривал, – честно признался Америка, решительно посмотрев Ивану в глаза. – После того, что было на собрании, он так любезничал с тобой, перешёл на личности. Мне… стало от этого противно.       — Да ты никак ревнуешь? – беззлобно усмехнувшись от осознания, недоверчиво уточнил Россия.       — Вовсе нет! – резко возразил Джонс, увидев, что Брагинский вопросительно приподнял одну бровь, из-за чего он недовольно скривился. – Даже если так… Что с того?       — А я думал, что это я ревнивый, – довольно засмеялся Россия.       — Не беси, – фыркнул Америка, вдохнув дым, раздражённо выпустив его в окно.       Проследив внимательным взглядом за дёрганными движениями Альфреда, Иван неодобрительно покачал головой и подошёл ближе, встав рядом с ним у окна.       — Зачем ты куришь? – строго спросил Россия.       — Нервы успокаиваю, – нервно улыбнувшись, ответил Америка, как вдруг удивлённо уставился на то, как Брагинский выхватил у него из рук сигарету и выкинул её в окно.       — Бросай это дело, – посоветовал Россия, заметив промелькнувшую в глазах Джонса какую-то обиду. – У нас организм не как у людей, рак лёгких ты вряд ли заработаешь, но от этого привычка не становится менее вредной. Да и мне как минимум будет неприятно целовать тебя, когда от тебя разит табаком.       — Я попытаюсь, – зябко проведя ладонями по плечам, с подавленным взглядом пообещал Америка.       Осознавая, что Альфред чувствует себя ущемлённым, Иван лишь снисходительно вздохнул и взял его за руку поведя за собой.       — Что ты… – недоумённо хотел спросить Америка, когда увидел, что его ведут к креслу.       — Сядь, – приказным тоном сказал Россия, указав на кожаное кресло, сам принявшись снимать перчатки.       Не решаясь возражать, Джонс обошёл кресло и сел в него, с удивлением отметив, что Брагинский остался стоять позади.       — А теперь ослабь галстук и расстегни верхние пуговицы рубашки, – продолжил раздавать указания Россия, сунув перчатки в карман кителя.       — Ты меня задушить решил? – нахмурившись, спросил Америка, но всё же сделал, что ему сказали.       — Если бы я хотел тебя задушить, я бы не снимал перчатки, а галстук попросил бы затянуть посильнее, – усмехнувшись, возразил Иван, взяв Альфреда за плечи со спины и заставив откинуться на спинку кресла. – А теперь расслабься.       Не понимая замысла России, Америка лишь постарался отбросить от себя ненужные мысли и сделал так, как сказали. Тут же он почувствовал, что ему под рубашку проникли чужие ладони, пальцами надавливая на мышцы плеч и шеи, из-за чего он вздрогнул.       — У тебя ужасно напряжены мышцы. Опусти плечи и откинь голову, – надавливая большими пальцами на чувствительные точки спины рядом с шеей, сказал Брагинский. – А ещё лучше закрой глаза и подумай о чём-нибудь отвлечённом.       Лишь ещё миг находясь в застопоренном состоянии, Джонс закрыл глаза и сконцентрировался на прикосновениях удивительно тёплых ладоней России на своей шее. Ему нравилось, как Иван это делает и что вообще в принципе делает это. Когда он так мягко сжимал пальцами его кожу, усиливая давление на мышцах, Америка попросту начинал себя ощущать какой-то плюшевой игрушкой, настолько расслабленным становилось его состояние. Единственное, что мешало ему расслабиться до конца, это воспоминания о разговоре в коридоре. Ему показалось, что Брагинский вовсе не наигранно разозлился на него, и это Джонса откровенно беспокоило. Не притворяется ли Россия в их отношениях, происходящих за пределами политики? Может быть, лучше стоит прекратить этот спектакль, пока он не зашёл слишком далеко, когда будет слишком больно расходиться? Ведь даже сейчас он был готов к тому, что Иван подойдёт к нему и предложит всё прекратить ради их же блага. Пусть это будет больно, но так будет лучше, чем терпеть весь этот фарс. И он уже для себя принял решение, что если расставание и произойдёт, то не по его инициативе. А сейчас Америка чувствовал, что пальцы России перешли к его нижней челюсти, мягко поглаживая, словно пытаясь заставить его ещё больше расслабиться. Когда прикосновения прекратились, Альфред с неохотой раскрыл глаза и посмотрел вверх, увидев склонившегося над ним Брагинского, который выжидающе смотрел ему в глаза.       — Лучше? – с интересом спросил Россия.       — Да. Спасибо, – постарался искренне улыбнуться Америка, проведя ладонью по шее. – Где ты так научился массаж делать?       — Тебе не нужно это знать, – отведя взгляд и облокотившись на спинку кресла с улыбкой уклончиво ответил Иван.       — Почему это? – поразился Джонс, недоверчиво развернувшись в кресле лицом к России.       — Ревновать начнёшь, – пожав плечами, пояснил Брагинский.       Америка недовольно нахмурился, а Россия в ответ на это засмеялся.       — Не хмурься, морщины появятся, – коснувшись кончиком указательного пальца переносицы Альфреда, посоветовал Иван, однако Америка в лице не изменился, из-за чего Россия устало выдохнул. – Ладно. Меня Китай в своё время научил.       — Ну… теперь, похоже, ни для кого не секрет, что между вами было, – хмыкнул Джонс, отвернувшись и вальяжно рассевшись в кресле.       Брагинский удивлённо приподнял брови, но после улыбнулся и обошёл кресло, встав перед ним, уперев руки в подлокотники. Америка поднял глаза и выжидающе посмотрел, словно спрашивая, что тот хочет сделать. А Россия протянул одну руку в его сторону, проведя ладонью по щеке, после чего взял за подбородок, притянув к себе.       — Ты очень мило выглядишь, когда обижаешься, – дразняще произнёс Иван, глядя Альфреду в глаза.       Только Америка хотел возмутиться, как Россия сам наклонился ниже к нему, вплотную приблизившись к лицу и поцеловав. Удивлённо моргнув, Джонс только прикрыл глаза и ладонью скользнул по шее Брагинского, таким образом не позволяя ему отстраниться, чувствуя, что он и сам не против, напористо проникая языком ему в рот, касаясь его языка и зубов, посасывая губы и слегка покусывая их. Но в итоге им пришлось отстраниться друг от друга из-за нехватки кислорода и посмотреть друг другу в глаза затуманенным взглядом.       — Это первый и последний раз, когда я тебя целую после сигарет, – предупреждающе сказал Россия, выпрямляясь.       — Я же сказал, я постараюсь бросить, – состроив обиженный взгляд, Америка решил тоже подняться с кресла, но после хитро улыбнулся. – Если ты мне будешь делать такой массаж почаще.       — Вымогатель. Хорошего понемногу, – с улыбкой хмыкнул Иван. – Я пойду. Остальные не поймут, если мы появимся вместе.       — Подожди, – остановил его Альфред, взяв за руку, и заключил в объятиях, обняв Россию поперёк талии и прижавшись к его груди. – Дай так постоять минутку…       — Какой же ты всё-таки ребёнок, Федя, – мягко улыбнувшись, сказал Брагинский, обняв Америку в ответ за плечи.       — Фе… Федя? – подняв непонимающий взгляд, уточнил Джонс.       — Ну… – Россия только отвёл неловкий взгляд. – Кто-то сокращённо называет тебя Алом, кто-то Фредом, а я буду чисто по-русски звать тебя Федей. Или тебе не нравится?       — Почему? Довольно мило звучит, – расплывшись в довольной улыбке, Америка положил голову на плечо Ивана. – Я бы сказал, ласково. Если хочешь, зови так. Как ты сказал, по-русски.       — Ты, кажется, говорил, что учил русский язык, – хитро улыбнувшись, с неким подтекстом произнёс Россия, всё ещё не ослабляя объятий.       — Да. Лет сто назад, – усмехнувшись услышанному тону, признался Альфред. – А что?       — Просто интересно, насколько хорошо ты его знаешь, – слегка отстранившись, чтобы была возможность посмотреть в глаза, ответил Брагинский. – Скажешь что-нибудь? Америка ненадолго задумался, перестав улыбаться и приобретя сосредоточенный вид. Тут он тихонько хихикнул, довольно прищурившись.       — Сходишь со мной куда-нибудь после собрания? – исключительно на русском языке спросил Джонс, заметив неподдельное удивление в глазах России. – Например в кафе?       Иван больше был удивлён не навыками владения языком Америкой, а скорее его предложением. Изначально Россия считал, что на раннем этапе отношений Альфред не захочет рисковать и будет держать дистанцию, но всё оказалось в точности наоборот. Будто он постоянно хотел находиться рядом и не выпускать Брагинского из виду. Подтверждений была масса. И это его вмешательство в разговор с Байльшмидтом, и это предложение побыть вместе вдали от остальных, да даже эти объятия сейчас… Россия был удивлён, но больше испытывал от этого удивления приятные чувства, поэтому мягко улыбнулся.       — С удовольствием, – слегка наклонившись и оставив на щеке Америки лёгкий поцелуй, Россия предвкушённо улыбнулся.       — Ну и как тебе моё произношение? – вновь перейдя на английский, любопытно спросил Джонс.       — Приятно удивлён им, – задумчиво приподняв брови, Иван отвёл довольный взгляд. – Говоришь почти без акцента.       — Спасибо. Ты по-английски тоже почти без акцента говоришь, – явно оставшись довольным ответом, Америка вновь устроил голову на плече России.       Снисходительно вздохнув, Брагинский в который раз убедился, что Альфред словно большой ребёнок. Ему для счастья многого не надо, хотя изначально казалось, что ему всего и всегда мало, но настоящий Америка, не тот, который корчит из себя невесть что на собраниях, а вот такой, каким он выглядел сейчас, России очень нравился. Он был скромный и спокойный, местами неловкий и неуклюжий, но такой естественный и живой. Особенно Ивану нравилась его настоящая улыбка, такая милая и кроткая в соотношении с детским взглядом, что невольно хотелось его в такие моменты ущипнуть за щёку, а не это голливудское ехидство, что было на официальных встречах, настолько наигранное и притворное, что возникало желание отпустить какую-нибудь колкую шуточку. Зато актёр из Джонса очень хороший. Он чётко разграничивал рабочую среду и личную жизнь. Только вот… что из этого является игрой, понять было сложно. И пока что Россия присматривался к Америке, сравнивал его действия и поступки, следил за его словами и интонацией голоса. Пока что Альфред только привлекал к себе, но Брагинский не хотел обжечься, потому что знал, что шрам от такого ожога останется куда серьёзнее, чем с Китаем, что может привести к серьёзным последствиям. Невольно тяжело вздохнув, Россия отвёл хмурый взгляд. Как же его бесило, что он не мог поставить на первый план личные приоритеты и даже в личной жизни думает о последствиях для государства. Нельзя относиться к своим обязанностям легкомысленно, но и не хотелось находиться между молотом и наковальней. Слегка переведя взгляд на Америку, Иван заметил, что его вполне устраивает происходящее, хотя Россия и удивился, что дюже болтливый Джонс сейчас просто молча его обнимает. Похоже, он просто наслаждается моментом. Хотя всему хорошему рано или поздно приходит конец. Может быть на то воля случая, а может это карма тварь безбожная, но совершенно неожиданно дверь помещения, в котором они оба находились, отворилась так быстро, что они даже отстраниться друг от друга не успели бы, и в кабинет проскользнул Франция, захлопнув за собой дверь и привалившись к ней спиной, словно бы он от чего-то спасался бегством. Или от кого-то. Облегчённо выдохнув, не услышав в коридоре шаги и английские ругательства, Франциск обернулся и прям так завис, удивлённо округлив глаза. Хотя на него самого сейчас был направлен точной такой же взгляд двух пар глаз. Однако, быстро разобравшись в происходящем, Франция расплылся в довольной улыбке и выпрямился, деловито сложив руки на груди крест-накрест.       — Надо же, что тут у нас, – сладким голоском проговорил Бонфуа, в задумчивом жесте подведя одну руку к подбородку. – Какая… неожиданность.       Наигранно слащавый и саркастичный тон, нотки которого конкретно проскальзывали в голосе, заставили Брагинского настороженно прищуриться и нахмурить брови, а затем перевести строгий взгляд на сжавшегося в его объятиях Америку.       — Альфред? – пытливым тоном поинтересовался Россия.       — Э… он… в курсе… – отведя виноватый взгляд, признался Америка.       — Кажется, мы… – сдержанно вздохнув, хотел возмутиться Иван, но Джонс прервал его, затараторив испуганным голосом:       — Это он спровоцировал меня тогда приехать к тебе. Он давно догадался…       — Мой дорогой Россия, не будь так уж строг к нему, – с той же довольной улыбкой с упрёком сказал Франция. – Я-то видел, насколько малыш Америка не опытен в делах амурных, и хотел помочь ему. К тому же… Тебе не стоит беспокоиться. Я рад, что у вас всё сложилось, и никому не скажу о ваших отношениях, – тут выражение лица Франциска изменилось до хитрого. – В обмен на подробности о вашей первой ночи.       Сказать, что Россия был потрясён такой наглостью, не сказать ничего. Однако, быстро взяв себя в руки, обратив внимание, что Америка попросту не знает, что делать и куда деваться, Брагинский улыбнулся своей известной угрожающей улыбкой.       — Ну, во-первых, это была не ночь, а вечер, – с насмешливым выражением лица начал Россия. – А во-вторых, с тебя хватит и того, что ты просто в курсе.       — Ты такой жестокий, лишаешь меня пикантных подробностей, – изобразив наигранное разочарование, Франция состроил обиженную мордашку.       — Ты прав, я жестокий. И если не хочешь в этом лично убедиться, лучше не дразни меня, – предупреждающе произнёс Иван, не переставая при этом улыбаться.       — Какой же ты всё-таки скучный, – Бонфуа с расстроенным видом вздохнул, переведя взгляд на Альфреда. – Не понимаю, Америка. Что ты в нём нашёл? Нет, я понимаю, он хорош собой, сильный и крепкий, и уверен, что неплохой любовник, но у него же ужасный характер. А я сомневаюсь, что ты настолько поверхностен, чтобы выбрать партнёра только из-за его внешности.       — О вкусах не спорят, Франция, – нахмурившись, возмутился Джонс, крепче сжав объятия. – Мне нравится в нём всё. Характер в том числе.       — Ладно-ладно! – Франциск засмеялся и замахал ладонями в защитном жесте, видя, что и Россия, и Америка уже теряют терпение. – Я же просто дразню тебя. И так всё видно, – развернувшись на пятках в сторону двери, Франция взялся за дверную ручку. – Сильно не задерживайтесь, а то Германия вам обоим устроит взбучку.       Напоследок прохохотав, Бонфуа вышел в коридор, закрыв за собой дверь, и гордо удалился по своим делам. Дождавшись, когда шаги за дверью стихнут, Альфред облегчённо выдохнул, но тут же напрягся, чувствуя на себе пытливый взгляд. Обернувшись и посмотрев Брагинскому в глаза, Америка заметил, что он смотрит на него с каким-то любопытством.       — Что? – начиная нервничать, уточнил Джонс.       — Всё нравится, значит? – хитро улыбнувшись, спросил Россия. – Или ты лукавил в этот момент?       — Нет. Это правда, – со всей серьёзностью признался Америка, но невольно слегка отвёл взгляд. – Никто не идеален… Я в том числе. У каждого есть недостатки. Но я считаю, что все эти недостатки можно компенсировать достоинствами.       — Хочешь это проверить? – с каким-то вызовом спросил Иван, ещё шире улыбнувшись.       — Что ты задумал? – недоверчиво прищурившись, уточнил Альфред.       Не сводя с лица улыбки, Россия наклонился к Америке, приблизившись к его лицу, но сместился немного в сторону легонько прикоснувшись губами к его щеке, после чего заскользил дальше, сместившись к уху, языком вобрав в рот мочку. Вздрогнув от происходящего, Джонс резко выдохнул и прикрыл глаза. Ему нравилось, как Брагинский это делает, уже переместившись ниже, коснувшись губами его шеи возле челюсти, но с другой стороны его немного возмущало то, что Россия дразнит его в такой момент. Приподняв правую руку, Америка попытался разглядеть на циферблате наручных часов время, а вот левой рукой упёрся Ивану в грудь, пытаясь ненавязчиво отстраниться, в то время как он сам обнял Альфреда за талию, не давая такой возможности.       — Ваня… – не оставляя попыток выкрутиться, Америка почувствовал, что Россия отодвинул в сторону ворот его рубашки, чтобы прикасаться к шее. – Если мы опоздаем… Германия нас обоих выпорет…       — Хотел бы я посмотреть, как ты ему это позволишь, – куда-то в шею Джонса усмехнулся Брагинский.       — Перестань, – уже потребовал Америка, почувствовав у себя на шее достаточно грубый поцелуй.       Снова усмехнувшись, Россия решил выполнить просьбу и отстранился, а Альфред возмущённо провёл ладонью по своей шее и выжидающе посмотрел на Ивана, будто требуя объяснений.       — Ты сам сказал, что тебе во мне нравится всё, характер в том числе, – разведя руки и пожав плечами, оправдался Россия.       — Это уже чересчур. А говорил, что не используешь чувства других в своих целях, – обиженно надулся Америка, демонстративно отвернувшись. – Так откровенно приставать, зная, что нам нельзя даже общаться в присутствии других…       — Ну извини, – с искренним сожалением сказал Брагинский, подойдя к Джонсу со спины и взяв за плечи, наклонившись к его уху. – И кстати. За это тоже извини.       — Что? Ты о чём? – Америка настороженно обернулся и недоверчиво нахмурился.       — Перед выходом поправь воротник рубашки, – как бы намекая, Россия поправил свой галстук.       Испытав ещё большее подозрение, Альфред быстро метнулся к зеркалу на стене и отогнул ворот рубашки с той стороны, где к нему прикасался Иван, и поражённо округлил глаза, увидев у себя на шее багровый след.       — Ах, ты ж! – возмутился Америка, услышав хихиканье и собравшись уже что-нибудь кинуть в Россию, но тот успел шмыгнуть за дверь.       Раздражённо прорычав, Джонс стал поправлять рубашку, застёгивать пуговицы и затягивать галстук, стараясь натянуть воротник так, чтобы скрыть свежий засос. К счастью, он был не настолько высоко, чтобы кто-то мог заметить, но головой стоит вертеть поменьше, особенно вправо. Закончив приводить себя в порядок, Америка вышел из кабинета, сильно задумавшись. Зачем Брагинский это сделал? Чтобы просто подразнить или показать, каким он может быть, ведя себя естественно? Испытывает его терпение, хочет проверить, примет ли его таким Альфред? Или же хочет сделать так, чтобы Америка взбесился и сам разорвал отношения? Фиг поймёшь. Вернувшись в конференц-зал одним из самых последних, Джонс постарался вести себя естественно, однако, постоянные как бы случайные движения России, поправляющего у себя то воротник рубашки, то ворот кителя, то галстук при этом с довольной улыбкой на лице, раздражали Америку и тоже невольно заставляли протянуть руку к воротнику рубашки, чтобы натянуть его посильнее. Для Альфреда это были самые мучительные полтора часа, особенно когда ему приходилось отыгрывать свою роль и при этом стараться не смотреть в сторону Ивана.       Когда собрание было окончено, Людвиг, как обычно, был на грани бешенства, а остальные думали о том, как бы слинять незаметно, чтобы их не перехватили у выхода по отдельности для личной разъяснительной беседы, Россия заметил, что Америка покинул комнату одним из самых первых, чему Брагинский удивился. Неужели настолько обиделся? Тяжело вздохнув, Россия принялся уныло собирать свои вещи, как вдруг обратил внимание, что к нему подошли сбоку, что вызвало своеобразный интерес. Кто это такой смелый, что рискнул подойти к нему на глазах у всех? Обернувшись, Иван с кислой миной на лице осознал, что рядом с ним стоит довольно ухмыляющийся Франция.       — Тебе чего? – недружелюбно спросил Россия, продолжив, складывать вещи в портфель.       — Я бы хотел извиниться за свою ранее проявленную бестактность и передать тебе ветвь мира с моей стороны, – наигранно пафосно проговорил Франциск, протянув Брагинскому какую-то визитку.       — Это что? – непонимающе приподняв одну бровь, спросил Россия, но визитку всё-таки взял.       — Маленький презент, – Франция только подмигнул и, не говоря больше ничего, развернулся, направившись в сторону охреневающего от увиденного Англии.       Совсем растерявшись от происходящего, Иван решил взглянуть на визитку. Зная характер Бонфуа, Россия опасался увидеть на ней адресок какого-нибудь лав-мотеля, но к собственному удивлению увидел фото какого-то здания общепита с надписью «Au Pied de Cochon» и адресом улица Кокийер. Перевернув визитку, Брагинский увидел указанный сервис услуг кафе, но больше всего в глаза бросилась надпись от руки синей ручкой «жду в 17.00». Весьма сомнительно, что это приглашение от Франции, ведь написано было по-английски уже известным почерком. Довольно улыбнувшись самому себе, Россия сунул визитку в карман брюк, а сам покинул конференц-зал, удивив некоторых, оставшихся в помещении, своей улыбкой.       На самом деле Иван любил гулять пешком в любом месте. А тут ещё и есть возможность поглазеть на Париж. Встреча Большой Двадцатки отличается своим форматом и как правило занимала несколько дней подряд, чтобы не собираться каждую неделю в течение целого месяца. В этот раз встреча была намечена на ближайшие три дня, поэтому пришлось остановиться в отеле. И как раз до него Россия решил прогуляться пешком. Пройдя напрямик от Дворца Броньяр, где проходила встреча, по ничем не примечательной улице де ла Банк, Брагинский где-то за двадцать минут добрался до отеля «de Toulouse», где прошёл в снятый номер и облегчённо выдохнул, закрыв за собой дверь. Обычно он не обращал внимания, что люди на улице на него откровенно таращатся, хотя и никогда не понимал причину. То ли он слишком странно выглядит из-за военной формы, то ли его рост привлекает внимание других, или же у него на роже написано, что он, как бы говоря, русский. Но именно сегодня из-за этих взглядов он чувствовал себя некомфортно, преследуемый параноидальным чувством, что за ним кто-то следит. Именно следит, а не смотрит. Поэтому он решил исправить в себе хотя бы один из пунктов, выделяющих его из толпы. Естественно, он не собирался все эти три дня просидеть в отеле. Раз уж выдалась возможность выбраться из-под надзора правительства, Россия решил этим воспользоваться сполна. Достав из шкафа дорожную сумку, Иван выудил из неё свежеприобретённые обновочки, а именно тёмно-синие джинсы и чёрную водолазку, на этот раз нормального размера, не облегающую его настолько, что всё было видно. Переодевшись, накинув на себя светло-бежевый плащ, а вокруг шеи обмотав белый шарф и обув обычные чёрные туфли, Россия посмотрелся в зеркало, рукой поправил волосы и с улыбкой хмыкнул, дав самому себе оценку «сойдёт». Ещё раз достав из кармана военных брюк, уже повешенных в шкафу, ту самую визитку, Брагинский для достоверности сверился с адресом. А тут уже придётся как минимум воспользоваться навигатором, поэтому он не повременил вбить необходимый адрес в телефоне, сверившись со временем на наручных часах с тем, которое придётся потратить на ходьбу. Время было только четверть пятого, поэтому Россия решил не идти напрямую, а направился, как это говорится, зигзагами.       Сейчас только начало мая, на улице было ещё свежо, максимум пятнадцать градусов, поэтому Иван совсем не пожалел, что надел плащ. К позднему вечеру обещали похолодания до семи градусов. Не хотелось бы простудиться в чужом государстве. Идя размеренным шагом, Россия прошёл мимо памятника Людовику четырнадцатому, ненадолго замедлившись у него, и направился дальше по прямой, намереваясь свернуть на улице дю Лувр, чтобы там уже дойти до кафе. Интересно, Джонс сам выбрал это место встречи, или же ему посоветовал Бонфуа? В любом случае, Брагинский не увидел на визитке ничего примечательного и бросающегося в глаза в этом кафе.       Пусть Россия и старался идти медленно, чтобы потянуть время, но он всё равно пришёл раньше, встав у противоположной стороны дороги, принявшись изучать заведение. Как в основном принято у европейцев, в здании кафе были большие окна, демонстрирующие внутреннее содержание заведения. Однако снаружи были специальные навесы, под которыми также стояли столики и стулья для посетителей. Как раз за одним из них сидел ничем не привлекающий внимания светловолосый американец в светло-серых джинсах, ярко-красных кедах и красно-синей толстовке с капюшоном, со скучающим видом читающий брошюру сквозь стёкла очков. Усмехнувшись из-за увиденного, Иван решил перейти через дорогу п присоединиться к нему.       — Знаешь, как говорится: «самое незаметное больше всего привлекает внимание», – добравшись до столика, Россия сел на свободный стул.       — Фаст-фуд куда больше привлекает внимание. К тому же, я уже давно там не питаюсь. А мне показалось, что здесь неплохое место, – пожал плечами Америка, продолжив читать, как оказалось, меню.       — Всё ещё злишься на меня? – перестав улыбаться, спросил Брагинский.       Альфред вздохнул, отложив меню на стол, и поправил воротник толстовки, прикрывая шею.       — Нет, – откинувшись на спинку сетчатого стула, ответил Америка. – Я просто задумался.       — И о чём же? – сложив руки на столе, опёршись на них, с любопытством спросил Россия.       — О нас, – посмотрев в сторону тротуара, признался Джонс, а у Ивана в этот момент будто сердце защемило. – Меня раздражает вся эта скрытность. Меня бесит, что мы вынуждены так вести себя на глазах у других. Я боюсь в такие моменты сказать что-то лишнее, что может действительно задеть или обидеть тебя, за что ты не сможешь меня простить…       Россия облегчённо выдохнул, постаравшись сделать это незаметно, но при этом задумался над словами Америки. Сейчас он выглядел даже подавленным, видимо, сильно погрузившись в размышления. А Брагинский не хотел, чтобы их встреча, одна из немногих, прошла в таком ключе.       — Федь, – окликнул его Россия, отметив, что Альфред сразу откликнулся, переведя на собеседника взгляд. – Дай мне руку.       — Зачем? – удивился Америка, нервно заозиравшись по сторонам.       — Просто дай мне руку, – выжидающе протянув раскрытую ладонь через столик, попросил Иван.       — Ладно… – неуверенно протянув ладонь в ответ, настороженно согласился Джонс.       Стоило его руке оказаться в зоне досягаемости, Россия взял Америку за ладонь, крепко сжав её.       — Во-первых, я хочу перед тобой извиниться. За то, что нагрубил тебе, пока был рядом с Германией, – с серьёзностью во взгляде начал Брагинский. – Во-вторых, ещё раз хочу извиниться за своё поведение в том кабинете и во время собрания. Ну и напоследок… Мне самому не нравится играть этот спектакль. Я лишь надеюсь, что он не рассорит нас, а в очередной раз докажет, что невозможное всё-таки возможно.       Альфред внимательно выслушал и слегка поджал губы, опустив взгляд и сжав ладонь России в ответ.       — Ты тоже прости меня за эти глупые наезды во время собрания… Мне под конец уже просто хотелось послать всех и уйти оттуда, – подавленно признался Америка. – Я боюсь запутаться и допустить серьёзную ошибку. Каким бы легкомысленным я не казался, но я люблю свой народ и сделаю всё ради него. Но также я люблю тебя… И мне тяжело от того, что приходится это объединять, но при этом иметь чёткие границы. Как там у тебя говорится?.. Фраза такая интересная. Шаг влево, шаг вправо – расстрел?       — Да, есть такая, – Иван улыбнулся, услышав эту фразу, в очередной раз удивившись, что Джонс её знает. – Всё будет хорошо.       — Хочется в это верить, – Америка только согласно кивнул и попытался высвободить свою ладонь, но испытал недоумение, осознав, что его не отпускают, из-за чего он поднял вопросительный взгляд.       — Мы справимся? – с нажимом спросил Россия, глядя прямо в лазурные глаза.       Альфред прямо-таки физически чувствовал исходящую от Брагинского решительность, поэтому сам почувствовал какую-то уверенность в будущем, мягко улыбнувшись.       — Конечно, – Америка с уверенностью согласно кивнул. – А сейчас давай что-нибудь закажем. Я голодный как зверюга.       — Ты, кстати, на диету что ли сел? – как будто невзначай спросил Россия, взяв со стола меню.       — Ты на что намекаешь? – тут же возмутился Джонс.       — Ты сам сказал, что перестал питаться фаст-фудом, – невинно объяснился Иван. – С чего вдруг? Это раньше была твоя визитная карточка. В одной руке кола, в другой – гамбургер.       — Меня от них уже тошнит, – с отвращением признался Америка, тоже взяв меню и уткнувшись в него. – Я их уже лет десять не ем. Забавно, правда? Но сам подумай, питаться ими на протяжении семидесяти лет…       — Меня бы тошнить начало на первом десятке, – стараясь сдержать смех, ответил Россия. – Но, надо сказать, тебе это пошло на пользу, – подняв глаза, Брагинский увидел направленный на него возмущённый взгляд. – Это комплемент. Ты похорошел и постройнел. В прошлый раз я это хорошо заметил.       Невольно Россия усмехнулся, увидев, как Альфред залился краской и отвернулся, скрывшись за буклетиком с ассортиментом местной кухни. На этом их разговор ненадолго прервался. Вскоре из кафе вышел официант и поинтересовался заказом посетителей. В очередной раз удивившись, Иван услышал, как Америка говорит по-французски, с явным английским акцентом, но всё-таки. Такого он явно от него не ожидал. Джонс сделал себе заказ из первого и второго, в которое входили вишисуаз* и отбивное мясо с картофелем, а к кофе заказал киш лорен*. Удивило Россию, что в заказе Америки нигде не присутствовал сахар, даже в кофе. Сам же Брагинский был не очень голоден, поэтому решил заказать тимбаль*, хотя очень хотел омлет, но его готовят и подают только на завтрак, а к чаю эклеры, решив не отказывать себе в сладком. Пока они ждали заказа, каждый из них думал, о чём можно было бы поговорить. Чтобы отвлечься, а также придумать тему для разговора, Америка стал осматривать улицу. Французы ему всегда казались какими-то странными, даже скорее ветреными, собственно, как и сам Франция. Однако его всё равно зацепило увиденное. На противоположной стороне улицы Альфред увидел парочку, парень с цветами встречал девушку, а она бросилась с объятиями к нему на шею. Вероятно, у них было здесь намечено свидание. Потом они стали на людях целоваться и обниматься, после чего под возмущённые гудки машин и собственный смех перебежали через дорогу, держась за руки, и пробежали мимо столиков на улице, заскочив в само кафе. Россия конечно же не упустил из виду эту реакцию Америки и по его взгляду понимал, что он расстроился из-за увиденного. Мало того, что они страны, которые в принципе не могут быть вместе, так ещё и они оба мужчины, что во многих местах не приветствуется.       — Знаешь, – неожиданно произнёс Джонс, так и глядя туда, где недавно встретилась парочка, – иногда я завидую людям.       — Почему? – понимая, что вопрос глупый, Иван всё же решил выслушать то, что явно хочет быть высказанным.       — У них есть свобода выбора, – с усмешкой ответил Америка, вновь обернувшись к России. – Хотелось бы мне быть таким же.       О таком тяжело размышлять в одиночестве, ведь сам Брагинский часто думал о том же. Каждый раз сидя в Кремле и глядя на Красную Площадь, он думал о том, что хотел бы быть одним из них. Хотел бы умереть и переродиться простым человеком, со своими проблемами, со своими трудностями, но при этом быть самому себе хозяином. Интересно. А Альфред, находясь в Белом Доме и глядя из окна на парк Эллипс, видя гуляющих там людей, тоже думает так же?       — Скажи… – прервал момент молчания Россия. – А если бы тебе сказали, что у тебя есть возможность загадать одно единственное желание, которое обязательно исполнится, ты бы пожелал переродиться человеком?       Америка, услышав вопрос, стал очень задумчивым, кажется, придав ему большое значение, считая, что ответ крайне важен.       — Это… сложный вопрос, – честно признался Джонс.       — В чём сложность? – слегка нахмурившись, уточнил Иван.       — Я бы не хотел забыть то, кем я был, – нервно улыбнувшись, ответил Америка. – Да, я далеко не самая приятная личность, и у меня полно грехов, которые я совершил за время своего существования. Но я не хочу забывать о своей истории, не хочу забыть тех, кто меня окружает, тех, кто мне близок и дорог.       — То есть, для тебя важны воспоминания и чувства… – задумчиво отозвался Россия.       — Но, знаешь… – неожиданно повеселев, Альфред улыбнулся, посмотрев в небо. – Я готов даже отказаться от воспоминаний. Так что, да. Я бы пожелал быть человеком, даже жертвуя при этом тем, что мне дорого.       — Я… не ожидал от тебя такого ответа, – потрясённо признался Брагинский. – Почему ты принял такое решение?       — По мне так лучше прожить одну жизнь свободным, чем жить бесконечно долго по чужой указке, – обернувшись к России, Америка посмотрел на него нежным взглядом. – Может быть, мы даже встретились бы с тобой снова, уже людьми. И тогда мне не пришлось бы бояться, что я могу потерять тебя.       Джонс не переставал удивлять Ивана. Выслушав всё, Россия стал в очередной раз убеждаться, что Америка весьма серьёзен в своих намерениях. Похоже, он готов пойти на многое, чтобы они были вместе. Вряд ли это всё делается ради шутки или просто для того, чтобы войти в доверие ради каких-то политических ухищрений и махинаций. Если бы это был просто спектакль, Альфред не зашёл бы так далеко, он бы не стал так унижаться. Однако для него всё происходящее сейчас вовсе не спектакль и не унижения, для него это реальность, частью которой он искренне хочет быть.       — Ты говоришь, что не хочешь жить по чужой указке, – задумчиво начал Брагинский. – А если бы у тебя была полная свобода действий, как бы ты хотел поступить как страна? Я имею ввиду, в политике.       — Ну, – Америка всерьёз задумался, после чего снова улыбнулся. – Для начала я бы хотел завершить войну с Ираном, забыть уже наконец про этот крымский вопрос и Украину. Без обид, она мне уже надоела своими жалобами. Затем я бы построил надёжную финансовую структуру с тобой и Китаем, чтобы развивать экономику в научных целях. Финансировал бы эпидемиологические и вирусные центры, чтобы изучить самые страшные болезни человечества и найти от них вакцины. Я бы развивал социальную сферу, поддерживал учреждения, связанные с медициной, образованием, волонтёрством и тому подобное. Помогал бы странам третьего мира, которые нуждаются в поддержке, а ещё малым коренным народам мира. Мне, например, до сих пор стыдно за судьбу коренных американцев, индейцев. Интересно, ты испытываешь тоже самое относительно нанайцев? А ещё я бы хотел открыть новую космическую программу, чтобы вернуть людей на поверхность Луны, не только американцев, а дальше приступить к исследованию Марса. Я хочу изучить неисследованные территории Земли до конца, чтобы знать каждый островок и каждую отмель.       Всё это было произнесено будто на одном дыхании, потому что под конец Джонс глубоко вдохнул, словно начал задыхаться. Однако помимо скорости произнесённого, Россию поражали сами намерения. Местами, правда, задев, но в целом… Он не ожидал таких благородных намерений от Америки.       — Да ты мечтатель, – подперев голову одной рукой, облокотившись на стол, с улыбкой сказал Иван.       — Если не мечтать хотя бы так, жить не захочется, – умерив пыл, Альфред как-то мрачно пожал плечами. – Есть многое, что я бы хотел сделать сам. Просто так, без каких-либо целей.       — Например? – с интересом спросил Россия.       — Я хочу взобраться на Эверест, – снова вернувшись к приподнятому настроению, заговорил Америка. – Хочу побывать в Арктике, проехаться по пустыням Африки, побывать в джунглях Южной Америки. Я хочу… побывать на озере Байкал. И хотелось бы восстановить то, что утрачено. Я бы хотел восстановить руины Вавилона, которые пострадали из-за моих военных*. И ты, наверное, будешь смеяться, но я хочу поднять со дна Атлантики «Титаник».       — Ты ведь знаешь, что это уже невозможно, – снисходительно отозвался Брагинский. – Корабль затонул больше ста лет назад и сильно погряз в иле и океаническом дне. Ещё лет двадцать назад это можно было сделать, только не было возможностей и оборудования, но сейчас поднимать его просто бессмысленно и опасно. Он развалится.       — Знаю, – расстроенно согласился Джонс. – Но всё равно! Мне, когда Джеймс рассказывал о готовящейся экспедиции, я так хотел присоединиться к ней.       — Джеймс? – непонимающе уточнил Россия.       — Джеймс Кэмерон, – с улыбкой пояснил Америка. – Ты сам не помнишь что ли? В 2001 году была организована совместная российско-американская экспедиция к обломкам «Титаника».       — А, ну да. «Келдыш» и аппараты «Мир», – Иван согласно закивал.       — Да! Джеймс звал меня, он знал, как я хочу вживую посмотреть на «Титаник». Я долго не мог вырваться из Вашингтона, но смог уговорить президента отпустить меня на пару дней и уже собирался поплыть к ним, но… – тут Альфред перестал улыбаться и нахмурился. – Я тогда надолго слёг и не смог присоединиться к ним. Наша группа вообще хотела прекратить экспедицию из-за этого.       — Одиннадцатое сентября*? – осторожно уточнил Россия, на что последовал согласный кивок. – Мне жаль, что так случилось.       — Ты сам говорил. Это моя собственная вина, что я допустил теракты, – хмуро возразил Америка.       — Не вспоминай больше об этом, пожалуйста, – вздохнув и прикрыв глаза ладонью, устало попросил Брагинский. – Я тогда был пьян, наговорил многое. К тому же я на самом деле сам знаю, что страна во многом, что с ней происходит, не виновата. За нас решают люди, а мы страдаем из-за их решений. Как это произошло с тобой тогда.       Выслушав, Джонс слабо улыбнулся и согласно кивнул, как бы соглашаясь со всем, что было сказано. Буквально сразу после этого на улицу вышел официант, неся на подносе заказ, принявшись извиняться за задержку, объясняя её большим количеством посетителей, за что пообещал в качестве извинения от повара принести дополнительный десерт в виде пирожных. Блюда выглядели крайне аппетитно, от них исходил пар, что говорило о том, что они только что из кухни, а запах можно было почувствовать даже не принюхиваясь. Голодный Америка тут же забыл о плохом настроении и довольно улыбнулся.       — Bon appétit, – глянув на Россию, с улыбкой сказал Альфред, увидев вопросительный взгляд. – Что? Мы ведь в Париже.       — Не знал, что ты владеешь и французским, – взяв вилку, Иван принялся отламывать кусочек пирога.       — Выучил. Из уважения к Мэтту, – отмахнулся Америка, добавляя к супу сухари. – А то он обижался на меня, что я дразню его из-за французского акцента в английском произношении. Теперь он меня дразнит из-за английского акцента, когда я говорю на французском. И да. Чтоб ты знал. У меня хорошие отношения с братом. Я часто езжу к нему, да и он частенько бывает у меня.       — Извини… – понимая, что Джонс всё ещё намекает на тот старый разговор, Россия отвёл виноватый взгляд. – Но я рад, что у тебя с ним хорошие отношения.       — Для нас с ним политика не является преградой, – с какой-то гордостью сказал Америка, держа ложку наготове. – Ладно. Давай поедим, а потом ещё поговорим.       — Согласен, – Брагинский лишь кивнул, натыкая кусок пирога на вилку.       Как они и договорились, во время еды они не разговаривали. Естественно, Россия справился со своим блюдом быстрее, так как оно было одно, а вот Альфред долго смаковал с мясом, пробуя его на вкус, а официант тем временем принёс им напитки и заказанный десерт вместе с обещанным презентом от повара. Сначала Америка пытался отнекиваться, что он сладкое не ест, в ответ на что Иван отшутился, что одно пирожное не повлияет на его фигуру, из-за чего Альфред пригрозил, что оба пирожных скормит ему самому. Официант лишь пожал плечами, но оставил оба пирожных у посетителей, уходя бросив тихую фразу «странные эти иностранцы…».       Во время принятия напитков они так же разговоров не заводили, а Россия к тому же внимательно следил за тем, чтобы Америка съел пирожное, но когда тот попытался отвертеться фразой «я наелся», уже Брагинский пригрозил, что будет кормить его с ложечки по маленьким кусочкам, тогда Джонсу пришлось сдаться и через силу зажевать несчастное пирожное, лишь бы не навлечь на себя такой позор.       Во время своего третьего прихода, официант принёс две книжицы со счетами, протянув их посетителям. Только Америка собрался взять ту, что была протянута ему, как её буквально перехватили перед носом, удивив и его самого, и официанта. Россия достал два чека, посмотрел их содержимое, причём с каменным выражением лица, после чего вложил оба чека в одну книжку, а помимо них карту Виза. Не сказав ничего в ответ на увиденное, официант удалился за банковским аппаратом. А Альфред выжидающе смотрел на Ивана, словно ждал объяснений, вот только Россия не посчитал необходимым объясняться, считая свой поступок вполне естественным. Не дождавшись ответа, Америка решил поразмышлять над этим самостоятельно. Когда официант вернулся с банковским аппаратом, Брагинский рассчитался за оба заказа и принял обратно свою карту, поблагодарив сотрудника кафе за вкусную кухню и сервис. Встав со своего места, Россия посмотрел на наручные часы, увидев, что время близится к семи вечера.       — Давай прогуляемся, – сунув руки в карманы плаща и с улыбкой глядя на небо, предложил Иван.       — Есть предложения, куда? – тоже улыбнувшись, спросил Джонс.       — Нет, – Россия беззаботно пожал плечами. – Но здесь через дорогу сад Нельсон-Монделя. Можем пройтись по нему. Правда придётся сделать небольшой крюк. Вход в сад чуть дальше по улице. Нужно пройти мимо деревьев.       — Я не против, – поднявшись со стула, Америка потянулся, чувствуя, как тягуче ноют мышцы спины. – Пройтись не помешает. Показывай дорогу, раз ты знаешь, куда идти.       Брагинский довольно улыбнулся и протянул в сторону Альфреда раскрытую ладонь в предлагающем жесте. Америка недоумённо посмотрел на Россию, но тот продолжил молча ждать. Тогда Джонс взялся за протянутую ладонь, направившись следом за Иваном, когда тот потянул его за собой, испытывая от этого неловкость, опасаясь косых взглядов. Вот только французы к такому зрелищу относятся намного спокойнее, нежели русские, и в этот момент Америка искренне порадовался, что они не на территории России.       Тем временем по другой стороне улицы в противоположную сторону направлялась не менее колоритная парочка. Те, кто их знают, сразу бы их приметили, вот только недавно ушедшим от кафе Альфреду и Ивану было не до них. А вот один из этой парочки, хмурый и с густыми бровями, резко обернулся назад, чуть не свернув себе шею и не вывихнув руку своему спутнику.       — Стой! Мне показалось, или там прошли Америка с Россией? – всматриваясь вдаль в прохожих на противоположной стороне улицы, в ступоре спросил Англия.       — Где? – кинув возмущённый взгляд на Артура, спросил Франция, посмотрев в том же направлении.       — Там, – Англия кивнул на улицу, хотя сам уже потерял из виду потенциальную цель.       — Тебе показалось, mon ami, – нервно улыбнувшись, ответил Франциск, обратив внимание, какое рядом кафе.       — Нет! Я этот шарф где угодно узнаю, – парировал Кёркленд, гневно обернувшись.       — Да брось. Сейчас многие ходят с шарфами. Весна ведь, к тому же у меня сейчас на них мода, – невинно пожал плечами Франция, после чего кокетливо подёргал кончик своего синего клетчатого шарфа. – Кстати. Как тебе мой шарф?       Англия недовольно фыркнул и ещё раз для достоверности глянул вдаль на тротуар, но, ничего примечательного не увидев, вздохнул, в который раз пожалев, что согласился пойти на прогулку, и поправил свой плащ, стараясь в него закутаться. Холодает.       В какой-то момент Брагинский почувствовал, что Джонс замедлился, поэтому заинтересовался этим, и обернулся, заметив, что Америка пристально смотрит куда-то назад. Посмотрев туда же, Россия не увидел ничего интересного и непонимающе приподнял одну бровь.       — Что там? – не удержался от вопроса Иван.       — Мне показалось, что я видел Англию, – хмуро ответил Альфред.       — Кому-то пора к окулисту, – с насмешливой улыбкой возразил Россия.       — Не издевайся на этот счёт! – тут же обернулся Америка, сердито нахмурившись. – Да, у меня действительно плохое зрение, и очки я не для красоты ношу, но я его брови где угодно узнаю.       — Я не издеваюсь. Тебе просто показалось, – постарался успокоить его Брагинский, подтянув к себе ближе. – Ты просто сильно нервничаешь. Расслабься.       — Наверное, ты прав… – выдохнув, согласился Джонс, постаравшись отвлечься.       Отвлечься Америку заставило неожиданно выросшее перед ними здание церкви Сент-Эсташ. Россия тоже невольно обратил на него внимание, осмотрев здание до самого верха. Всё-таки ему нравилась готика в архитектуре. Они оба даже не сразу заметили, что остановились, засмотревшись на здание, а вскоре из недр церкви послышались звуки органа. Альфред всегда считал звучание органа специфическим, но оно по-своему привлекало, словно вгоняя в транс. Также заслушавшись, Иван слегка качнул головой, возвращаясь к реальности, и глянул на часы, отметив, что они так тупо простояли посреди улицы, таращась на здание, около десяти минут. Но Россию радовало то, что эта заминка немного отвлекла Америку, из-за чего он даже выглядеть стал более расслабленно. Несильно потянув Джонса за руку, Брагинский заставил его выйти из транса и обратить внимание на дорогу, через которую они сейчас решили перейти, чтобы уже оказаться в саду.       Хотя, когда они в нём оказались, Америка подумал, почему это место называется садом, если это самый обыкновенный парк. Когда они оказались в глубине сада, частично ответ на вопрос пришёл сам. В саду находились теплицы, в которых были рассажены летные виды цветов. Однако Россия невольно усмехнулся, подумав о том, что у Франции какая-то мания на пирамиды, так как те самые теплицы были выполнены именно в форме этой геометрической фигуры. В саду было красиво, спокойно и свежо. Островок природы посреди каменного города. Окунувшись в эту атмосферу и пробыв в ней больше получаса, Иван не сразу обратил внимание что что-то не так. И лишь ощутив, что ладонь Альфреда стала слишком холодной, Россия обернулся и заметил, что Америка весь дрожит, спрятав нос в высокий ворот толстовки, его уши покраснели, а стёкла очков запотели из-за того, что, пытаясь согреться, он дышал себе в воротник.       — Ты что молчишь и не говоришь, что замёрз?! – строго спросил Брагинский притянув Джонса к себе и взяв за плечи, ещё больше нахмурившись. – Ты чем думал, надевая такую тонкую толстовку?       — В… всё н… нормально… – дрожащим голосом отозвался Америка.       — В каком это месте всё нормально?! Нет, ну прям дитё малое, – Россия недовольно фыркнул и принялся снимать свой плащ.       Альфред хотел начать возражать, но слова сами собой застряли где-то в горле, когда на плечи опустился тёплый, нагретый чужим телом плащ.       — Сам знаешь, что не приспособлен к холоду, и ещё так легко оделся. Прогноз погоды вообще не слушаешь? В каком отеле ты остановился? – тем же строгим тоном спросил Иван, ладонями растирая закоченевшие руки Америки.       — В г… гостинице «C… Crayon by Elegancia»… – стуча зубами, ответил Джонс.       — Дорогу покажешь? – более-менее смягчившимся тоном уточнил Россия       — Угу… – буркнул Америка, согласно кивнув. – Только… на улицу… выйдем. И я… сориентируюсь…       Сдержанно выдохнув, Брагинский плотнее закутал Альфреда в свой плащ и взял его за плечи, поведя к улице, на которой находится кафе. Когда они там оказались, Америка молча указал дорогу и поплёлся в сторону гостиницы, коря себя самого, что довёл ситуацию до такого состояния. А Россия злился из-за того, что ему ничего не сказали, и при этом поражался самому себе, что так беспокоится. Неужели Джонс действительно становится ему настолько дорог, что он переживает за него?..       Как оказалось, гостиница, в которой остановился Америка, была совсем недалеко от кафе. Войдя в помещение, Альфред попросил у консьержа ключ от номера, постаравшись проигнорировать удивлённо вскинутые брови и часто моргающие глаза, после чего обернулся к Ивану, переведя на него неловкий взгляд.       — Извини… за доставленные неудобства. И спасибо, что проводил. Увидимся завтра на собрании, – так же неловко проговорил Америка, попытавшись снять с себя плащ.       — Да, непременно, – язвительно сказал Россия, не позволив снять верхнюю часть гардероба. – Только я сначала удостоверюсь, что ты как следует согреешься, а не сразу закоченевший заберёшься в кровать в верхней одежде.       — Вообще, я так и собирался сделать… – Джонс нервно хихикнул.       — Дурак, – Брагинский устало закатил глаза и, взяв Америку за плечи, повёл его к лифту. – Какой у тебя этаж?       — Третий, – стараясь смотреть куда-то в пол, ответил Альфред, следя за тем, как Россия уже нажимает на кнопку лифта.       Когда они добрались на лифте до нужного этажа и дошли до двери номера, Америка ключом открыл её и вошёл в номер вместе со своим неожиданным гостем. Теперь Иван позволил Альфреду снять плащ, повесив его на вешалку, попутно с себя сняв шарф, после чего они оба разулись, и Россия проследил за тем, чтобы Америка отправился в ванную, которая оказалась сравнительно небольшой. Попытавшись выкрутиться тем, что он не любит ванны и предпочитает принимать душ, Джонс в итоге был всё равно загнан в ванную, при этом предупреждён, что Брагинский проверит, действительно ли он был в ней или так для виду воду спустил. А сам Россия подпёр дверь ванной спиной, словно тюремщик, стоящий у камеры, скрестив руки на груди и недовольно покачав головой.       Вообще Иван знал, что Альфред не любит долго проводить время в ванной, это ни для кого секретом не было, но в этот раз он задерживался. Прошло уже минимум полчаса. Было только два предположения: либо он настолько замёрз, что так долго оттаивает, либо он заснул, разморенный горячей водой. Хотя сам Россия больше надеялся на первый вариант, ведь не хотелось бы, чтобы Америка там ещё утонул в ванной. Было бы просто нелепо. Но вскоре к собственному облегчению Брагинский услышал, что вода выключилась, а в помещении что-то зашелестело.       — Вань? Ты там? – раздался уставший голос из ванной.       — Да. Что такое? – слегка обернувшись и посмотрев на закрытую дверь, откликнулся Россия.       — Можешь мне принести, пожалуйста, сменную одежду?.. – неловко проговорил Джонс. – Она на кровати лежит.       — Сейчас, – Иван сам себе согласно кивнул и направился в комнату.       Зайдя в спальное помещение, Россия осмотрелся и обнаружил на углу большой двуспальной кровати сложенные футболку и спортивные штаны облегающего фасона. Вернувшись к ванной, Брагинский постучал по двери, чтобы обозначить своё присутствие. Дверь тихонько отворилась, и из-за неё показался мокрый Америка, прикрывающийся полотенцем. Приняв из рук России свою одежду, Альфред благодарственно кивнул и снова скрылся в ванной. Проследив за каждым действием Америки внимательным взглядом, Иван сдержанно выдохнул. Почему-то сейчас в Америке чувствовалась такая неловкость и скованность, которой не было в прошлую встречу, будто сейчас ему очень стыдно. Только вот от чего? Проведя ладонями по волосам, чтобы успокоиться, Россия вновь зашёл в комнату и решил расправить кровать, чтобы уж наверняка уложить Джонса спать и перестать беспокоиться о нём, как о маленьком ребёнке. Сняв с кровати покрывало, Брагинский сложил его и положил на стоящий у туалетного столика пуфик, после чего откинул край одеяла, а сам присел на край кровати. Вскоре из ванной показался Америка с полотенцем на голове, потирая плечи ладонями и шмыгая носом. Он всё ещё дрожал, будто он только больше замёрз, и переминался с ноги на ногу, стоя босыми ступнями на паркете.       — Залезай в кровать, – усмехнувшись увиденному, Россия встал с кровати и, протянув руку к Альфреду, взял его за запястье, потянув к себе.       Усадив Америку на кровать, Иван накинул ему на плечи одеяло, после чего взял полотенце с его головы, ещё раз обтерев волосы.       — Ваня, перестань, – с подавленным выражением лица попросил Джонс, отстраняя руки России от своей головы.       — Что случилось? – устало вздохнув, спросил Брагинский, присев на колени напротив Америки.       — Я повёл себя глупо, но сейчас я ощущаю себя ещё глупее, когда ты со мной так возишься, – хмуро ответил Альфред, кутаясь в одеяло.       — Ты не привык, что о тебе беспокоятся? – с сочувствием спросил Россия, заметив согласный кивок. – Вообще это я должен себя так чувствовать. Со мной никто не возился. Но знаешь, что я хочу тебе сказать? – улыбнувшись, Иван поднялся с колен и сел на кровать рядом с Америкой, приобняв его за плечи. – Мне нравится с тобой возиться. Если ты иногда будешь более отзывчивым, чем сейчас, я буду только рад.       Джонс как-то виновато поджал губы, но в тот же момент прижался вплотную к России, обнимая его за шею и положив голову ему на плечо.       — Уже поздно… – куда-то в чёрную водолазку пробубнил Америка. – Останься со мной… Мне всё ещё холодно…       — У меня нет сменной одежды, – с усмешкой оправдался Брагинский.       — Плевать. Ложись так, – сонным голосом проговорил Альфред.       Россия хотел придумать ещё какую-нибудь отговорку, но понимал, что Америка приглашает его без каких-либо левых мыслей и просто хочет побыть вместе. Он сонный и уставший, а ещё замёрзший, поэтому ему хочется простого физического присутствия и тепла. Да и сам Иван хотел побыть с ним, ведь неизвестно, когда в следующий раз они встретятся.       — Хорошо. Я только ремень сниму, чтобы не давил во сне, – предупредил Россия, ненавязчиво высвободившись из объятий и встав с кровати.       Джонс сонно потёр глаза и проследил за тем, как Брагинский вынимает ремень из пояса джинсов. Возможно, он и хотел чего-то большего, чем совместный сон. Возможно, он даже специально спланировал всё это, но он сам понимал, что перестарался, доведя себя до такого беспомощного и жалкого состояния, что сейчас ему не хотелось ничего, кроме как заснуть. Вернувшись к кровати, Россия заставил лечь Америку и только после того, как тот улёгся, укрывшись одеялом, прилёг поверх одеяла на бок, повернувшись лицом к нему. Альфред не повременил воспользоваться этим и придвинулся ближе, прижавшись к груди Ивана, обняв его поперёк талии. Почувствовав у себя в области груди щекочущее хихиканье, Россия опустил удивлённый взгляд, в то время как Америка его поднял.       — Я сегодня больше ни разу не курил, – со скрытым подтекстом сказал Джонс.       — Молодец, – уловив скрытый смысл, но сделав вид, что он не понял, Брагинский улыбнулся и обнял Америку за плечи.       — Не притворяйся, будто не понял, на что я намекаю, – недовольно нахмурился Альфред.       — Ну конечно, ребёнку за достижение полагается вознаграждение, – резко сместившись на кровати, Россия прижал Америку к простыням за плечи, а сам наклонился ниже, почти касаясь его губ своими.       — Я не ребёнок, – возмущённо выдохнул Джонс, однако быстро сменился в лице. – Но от вознаграждения не откажусь.       — Кто бы сомневался, – с усмешкой сказал Брагинский.       Глупо было отрицать, что он и сам этого хотел, поэтому Россия уже приблизился к губам Америки, мягко целуя. Мягко и нежно, без нажима и агрессии, пока что только касаясь губами губ, не решаясь на вторжение. Не имея ничего против, Альфред прикрыл глаза и просто подчинился тем прикосновениям, что ощущал на своих губах. А когда он ощутил, что по губам провели языком, то сам приоткрыл их, впуская чужой язык себе в рот. Так мягкие прикосновения плавно перешли в глубокий поцелуй, но всё такой же сдержанный и спокойный, но достаточно долгий из-за частых прерываний, однако не агрессивный и не страстный, ведь сейчас они оба понимали, что не стоит заходить слишком далеко. Не сегодня. В итоге, оставив на губах Америки короткий поцелуй, Иван отстранился и посмотрел ему в глаза, не увидев там осуждения или разочарования, которые ожидал увидеть. Облегчённо выдохнув, Россия снова прилёг на бок рядом с Джонсом, обнимая его за плечи и прижимая к себе. Америка тоже занял своё прежнее положение, плотно прижавшись к телу Брагинского, лицом уткнувшись ему в грудь и переплетя его ноги со своими.       — Ты не разочарован? – неожиданно спросил Альфред, удивив Россию, ведь он буквально мгновение назад хотел задать тот же вопрос.       — В чём? – непонимающе спросил Иван.       — Значит, всё-таки в чём-то разочарован… – уныло пробормотал Америка.       — Федька, не зли меня, – без угрозы предупреждающе сказал Россия. – О чём речь? Я не разочарован. Просто мне интересно, почему ты решил, что я буду разочарован?       — Ну… – Джонс неловко замолчал, сжав пальцы на спине Брагинского. – Я думал, ты захочешь… ну…       — Секса? – напрямую спросил Россия, почти почувствовав, как Америка покраснел, что его развеселило, а ещё этот неловкий согласный кивок. – Может быть и хотел бы, но я вижу, в каком ты состоянии. Да я и сам, если честно, устал и не смог бы долго продержаться.       — Я дурак… – совсем зарывшись лицом в водолазку Ивана, пробубнил Альфред.       — Это да, но почему именно сейчас ты так решил? – стараясь хоть как-то разбавить обстановку, спросил Россия.       — Я сам виноват в своём состоянии… Я намеренно оделся легко, чтобы замёрзнуть. Я знал, что ты захочешь отвести меня в отель, а там я хотел уговорить тебя остаться со мной на ночь… – решил признаться Америка, не решаясь поднять взгляд. – Но я не ожидал, что замёрзну так, что у меня аж мышцы сведёт…       — Да, логист из тебя ещё тот, а тактик и того хуже, – усмехнувшись, сказал Брагинский, однако быстро перестал улыбаться. – Почему ты мне это решил рассказать?       — Я не хочу, чтобы между нами были секреты, – слегка отстранившись и подняв взгляд, ответил Джонс. – Не в личной жизни. К тому же… ты так беспокоишься обо мне… Для меня это непривычно, но это приятно. И обманывать тебя я не буду.       Услышав такое признание, Россия почувствовал укол совести. Этот же укол он чувствовал ещё ранее, когда Америка упомянул Англию, и Иван неожиданно кое-что вспомнил как раз в тот момент. Воспоминания, которые достались ему от Республики, наконец-то успокоились, и теперь он мог их контролировать, просто подумав о необходимом событии, чтобы вспомнить воспоминания, ощущения и впечатления прежней персонификации из прошлого. Он слышал историю со слов Александра о судьбе Альфреда в прошлом, но буквально недавно Россия смог докопаться до этих воспоминаний, чтобы промотать их как плёнку в своём сознании. От увиденного ему стало противно, а с Кёрклендом не то, что разговаривать больше не хотелось, а даже видеться с ним и находиться в одном помещении. С того самого момента, как он узнал правду лично, Брагинский думал о том, как рассказать об этом Америке, ведь Россия считал, что он должен знать правду. А сейчас Джонс так искренне говорит о том, что не хочет, чтобы между ними были секреты… Это сработало по принципу спускового крючка.       — Альфред, я хочу тебе кое-что рассказать, – решительно произнёс Иван, удивив своим обращением Америку. – Кое-что о твоём прошлом.       — О моём прошлом? – слегка приподнявшись, недоумённо переспросил Альфред.       — Скажи, ты помнишь события до Войны за Независимость? – неуверенно спросил Россия.       — Конечно, – Америка выдохнул и мягко улыбнулся. – Мне ведь достались его воспоминания.       — Но это… Что?! – собравшись что-то сказать, Брагинский обработал услышанную фразу более внимательно и впал в ступор, резко подняв взгляд.       — Я знаю правду о событиях той войны, – с печальной улыбкой признался Джонс. – И знаю, что сделал Англия. Вернее, я догадался, когда случайно завёл разговор с Францией. Когда я вспоминал о тех событиях, ложных, как оказалось, он отводил взгляд и просто соглашался с тем, что я говорю. После этого и Англия стал ко мне иначе относиться. Я заподозрил, что что-то не так, и выпытал правду у Гилберта. Он долго не хотел говорить, но в итоге признался, попросив никому не говорить об этом. Тогда я сильно злился на всех, но больше всего на самого себя, на того Альфреда, который был американской колонией. Но в итоге отпустил прошлое и даже простил Англию, но не сказал ему, что знаю правду.       — Ты поступил очень великодушно, – не отойдя от шока, с лёгким восхищением признался Россия.       — А ты поступил очень честно, решив мне это рассказать, – Америка довольно улыбнулся, проведя ладонью по волосам Ивана. – И я надеюсь, что когда-нибудь ты так же честно признаешься мне, что я всё-таки значу для тебя.       — Обязательно… – крепко обняв Альфреда, Россия зажмурился и вздохнул. – Ты уже важен для меня, а насколько, покажет время. И я этого не скрою от тебя.       Понимая, что пока что ему придётся довольствоваться малым, Америка просто улыбнулся и ответил на объятия, закрыв глаза, желая вот так поскорее заснуть в объятиях своего любимого, мечтая о том, чтобы и он сам со временем стал для него таким же любимым. Настолько, что не захочется выпускать из объятий, целовать при любой удобной возможности, просто находиться рядом и при этом быть счастливым, говорить о том, что любишь, не боясь услышать в ответ отказ. Но что-то подсказывало Джонсу, что Брагинский не отвергнет его. Просто ему нужно время. Им обоим нужно время. И Америка согласен был ждать столько, сколько потребуется.