odds

      Ранним утром Чимин проснулся от надоедающего рингтона, который почему-то начал звучать из огромного экрана кинотеатра, где Пак ввиду каких-то странных обстоятельств оказался вместе с Деми Мур, подающей ему поп-корн. Лишь через полминуты Чимин понял, что премьера нового фильма оказалась сном, а Деми Мур — не больше, чем образ, созданный больным воображением. Пак схватил мобильник, ненароком осмотрев свои оголённые прелести, что, казалось бы, уже стало его повседневным началом дня.       — Пизди быстрее, — недовольно, сквозь сон и раздражение процедил Чимин, разлепляя глаза и стараясь вспомнить, какое сегодня число.       — И тебе доброе утро, — отвечает с того конца не менее уставший голос Чон Хосока. — В восемь экзамен.       — Чёрт, — без друга Пак и вовсе забыл бы, что учится на четвёртом курсе юридического.       — Ты где сейчас?       — Не знаю, но со мной рядом какой-то парень, — Чимин поворачивает голову вправо и слышит лёгкие утренние потягивания кареглазого шатена со странной родинкой под губой.       Тот смотрит на него с интересом и некоторым восхищением, подложив ладонь под щеку и пытаясь не мешать разговору.       — Скоро буду, — Чимин кладёт трубку, потому что от столь милого выражения лица становится не по себе.       Снова придётся разбить чьё-то сердце.       Он молча встаёт, игнорируя вопрос: «Как спалось?», и быстро отыскивает свои боксеры под кроватью. Незнакомый парень неуверенно приподнимается на локти и немного опускает взгляд, думая, что же он мог сделать не так, ведь, по словам Чимина, всё вчерашней ночью ему нравилось. Пак подошёл к нему в клубе и предложил выпить, с вниманием расматривая расставленные за спиной у симпатичного бармена напитки. Он лучезарно улыбался и был настолько дружелюбен, что так и хотелось затискать его в объятиях, никуда не отпуская. Парень и не заметил, как Пак без труда настоял поехать куда-нибудь, чтобы уединиться. Он выглядел прекрасно, говорил красиво и интересно, а потом вдруг достал презерватив с таким же добрым и доверчивым видом, что даже самый натуральный натурал бы согласился лечь под него, околдованный внеземным очарованием и притягательностью.       — Я, кстати, Сынги. Ты, может быть, забыл уже, раз был пьян, — парень смущённо почесал затылок, покраснев, а когда попытался встать, то резко вскрикнул от боли в пояснице.       Чимин на это лишь довольно ухмыльнулся себе под нос, мысленно похвалив за хорошую работу.       — Какой это адрес? — Пак вновь демонстрирует свою непоколебимую холодность, наконец-то одевшись и по памяти набрав номер такси.       — Я могу отвезти, если тебе куда-то нужно, — Сынги пересиливает самого себя и встаёт, словно будучи готовым на всё, что прикажет Пак.       Тот усмехается, с недоумением осматривая перед собой худощавое и измотанное тело. Лишь на секунду заглянув в ясные, горящие глаза напротив, которые упорно не замечали столь откровенного высокомерия, Чимин вновь снисходительно отвёл взгляд, засовывая руки в карманы джинсов.       — Сынги, если ты ещё не понял, это был обычный перепих, — Чимин всё прекрасно понимает, когда вдруг чужая улыбка исчезает, потушив искренние надежды на что-то большее, вот только ничего с этим сделать не может. — Так какой адрес?       И точно такие же грустные лица, опущенные плечи и неторопливые, слабые движения Чимин видел настолько часто, что уже надоело до тошноты. Он никогда не внушает кому-то лишнюю веру в их будущие отношения, ибо считает, что ни один серьёзно настроенный человек не будет трахаться с первым встречным и уж тем более засиживаться в грязных столичных клубах посреди ночи. Пак устал брать на себя вину за обычное животное желание, за стремление переспать с кем-то без обязательств, без объяснений по утрам и без всяких соплей, мол, я думал, я тебе реально понравился.       Чимину вообще никто не нравится больше двенадцати часов. Поэтому ожидать от него каких-то героических поступков во имя любви — глупо и бессмысленно совершенно. Сынги может быть замечательным, чудесным человеком, вот только Чимина это не интересует. Он не ищет себе вторую половину, не нуждается в любовных свиданиях при свечах, не заглядывает в душу каждого и никому сам не открывается, постоянно придумывая новую историю своей жизни новому парню на ночь.       Во вторник для одного блондина он — Чимин, закончивший университет в Америке, а в пятницу для того же самого Сынги он — Чимин, у которого умер якобы существующий брат и который теперь страдает в полном одиночестве, выискивая в ком-то поддержку.       Пак не преследует цель скрыться. Просто ему безумно весело держать людей за дураков. Весело давать волю своей бурной фантазии, на следующий день забывая абсолютно обо всём, что он там по пьяне наговорил.       Забежав в квартиру и на скорую руку собрав некоторые учебники, неделями пылившиеся на полке, Чимин переодевается в более опрятную одежду и мчится в университет, подбадриваемый приходящими сообщениями от Хосока:

Hoseok: ты, блять, скоро или нет? 7:44 Hoseok: в курсе вообще, что за незачёт выпрут нахрен? 7:45

      Чимин без раздумываний ставит беззвучный режим, невольно засмотревшись на своё отражение в прозрачных дверях университета. Чёлка слегка уехала вбок, а на укладку Пак вообще благополучно забил, думая лишь о том, как хотя бы ширинку не забыть застегнуть спросонья.       До экзамена осталось меньше десяти минут, а Чимин до сих пор пытается отлепить какой-то мусор с волос и пулей влетает внутрь, убегая на второй этаж настолько быстро, будто сзади гонится стая уродливых монстров.       Монстров, конечно же, сзади нет. Но вот один «урод» всё-таки медленно плетётся следом своей горделивой походкой вместе со свитой из трёх человек, что громко смеются на весь коридор, вызывая чужие цоканья и недовольства. Чимин уже издалека учуял запах ненавистного одеколона за долю секунд, но вскоре стремительно скрылся в толпе других студентов, стараясь в данную минуту сосредоточиться на предстоящем испытании, а не на мерзком и противном Чон Чонгуке, так злорадно крикнувшем ему где-то из-за спины: «О, смотрите, кто тут идёт».       Сами задания были несложными. Чимин не зря практиковался перед очередным весёлым времяпровождением в компании геев и алкоголиков. Хосок же был настолько удрученный и забитый своими мыслями, будто не спал восемь суток и не ел ровно столько же, набросившись на еду, как голодный зверь, сбежавший из местного зоопарка.       — Можешь покультурнее себя вести, — Чимин отказался от обеда из-за небольшой тошноты в желудке, но смотря на чавкающего друга перед собой, блевать захотелось уже всерьёз.       — У тебя сперма у рта, — Хосок отвлёкся на миг от приема пищи, но не удосужился разжевать её полностью, прежде чем возразить своему «воспитанному в светских условиях» другу.       — Что? — Пак знал, что это неправда, но как-то инстинктивно дотронулся до бледных губ.       — Мда. Ты смотри, рот порвёшь, если будешь много сосать, — Хосок давится едой и начинает кашлять, когда под столом Чимин больно ударяет его по коленке и ухмыляется, поднимая средний палец. — Ах ты…       — Привет, шлюшка, — до чиминовых плеч дотрагиваются холодными руками и неприятно сжимают, чуть хрустя пальцами.       Вокруг килограммовым грузом нависает стеклянная тишина, пока один дышит в затылок другого, так соскучившись по этой близости.       — Отъебись, — Чимин отталкивает чужие ладони и хватает портфель, намереваясь незаметно и скоропостижно свалить, не нарываясь на проблемы.       — Будь добр посидеть, пока я с тобой говорю, — Чонгук сменяет беззаботный тон на жёсткий и грубый, толкая Пака на прежнее место.       Чон Чонгук — враг номер один в воображаемом чёрном списке Чимина, подчёркнутый ещё сотнями линий для придания большей степени ненависти. Несмотря на это, Чонгук каждый раз выглядит превосходно, вызывая зависть и желание других подружиться с ним. Ведь, во-первых, у Чона, несомненно, есть вкус, а во-вторых — деньги. Много денег.       Они с Паком не переваривают друг друга ещё со времён третьего курса, то есть больше года между ними разгорается жестокая война, за которой следят все, включая преподавателей. По необъяснимым Вселенной причинам малолетний мажор по имени Чонгук однажды решил подшутить над Чимином, что старше его на год, а потом взял это себе в привычку, докучая Паку почти каждый день его нахождения в университете.       Чон резко ставит одну ногу на скамейку, хвастаясь перед Чимином новыми чёрными массивными мартинсами и наклоняясь чуть ниже, прямо к чужому сердитому лицу.       — Мы в тот раз с тобой не доиграли, — шепчет Чонгук на ухо, губами касаясь металлической серёжки в виде кольца.       У Чимина от подобного по груди начал марафон табун мурашек, но, скорее, не от наступившего наслаждения, а от вскипающей внутри злости.       На прошлой физкультуре Пак нехило зарядил волейбольным мячом по голове Чонгука, потом долго и счастливо посмеиваясь над этим с Хосоком. Чон тогда был в громадной ярости, а в определённый момент не вытерпел и погнался за Чимином, через минуту будучи остановлен преподом.       Пак не знал, специально он кинул в него или само по себе это случилось и судьба отомстила Чонгуку за его тупизм. Но, во всяком случае, это было настолько великолепно и незабываемо видеть Чонгука рассерженным, униженным и не способным что-то сделать из-за страха вылететь отсюда навсегда за свои драки и разборки.       — А по-моему, всё прошло отлично, — Чимин вновь не может сдержать улыбку от воспоминаний, а потом вдруг щурится, ощущая, как волосы его тянут назад, зажимая в кулак.       — Эй, — Хосок привстает из-за стола, но угрожающий и явно накуренный взгляд друзей Чонгука на миг останавливает его.       — Отпусти, — Чимин от боли слегка постанывает, потягиваясь руками к разъярённому парню сзади, окружившего его со всех сторон и прижавшегося так близко, чтобы никто из окружающих не смог догадаться, чем они тут занимаются.       — Сука, ты не на того нарвался, — Чонгуку нисколько не жалко тёмные мягкие локоны, приятно пахнущие шампунем с запахом лаванды и кокоса.       Чон недолгое время даже не двигается, а потом неосознанно зарывается в них носом, пытаясь вдохнуть полной грудью и забыв вообще обо всех, кто находится рядом. Хосок на это шокировано хлопает глазами, а Пак отчаянно и неохотно продолжает поддаваться, чтобы вдруг не остаться лысым на всю жизнь.       — Сука — это ты. Убери свои вонючие руки от меня, — Чимин шипит от боли после мгновенного чонгуковского отталкивания, осторожно поглаживая макушку и проверяя на наличие оставшихся волос.       Чонгук молча собрался уйти, посчитав свою месть достаточной для первого раза, пока один из его любопытных друзей не подошёл к Паку вплотную и не произнёс что-то наподобие:       — Не хочешь повеселиться как-нибудь вдвоём? — намёк открытый, совершенно очевидный и пошлый, но брюнет на это абсолютно никак не реагирует, внутри нахально посмеиваясь от такой наивной самоуверенности.       — А СПИДом заразиться не боишься? — Чонгук гордо вставляет свои никому не нужные пять копеек, даже не удосужившись обернуться, после чего в его крепкую мускулистую спину прилетает порция недоеденной Хосоком лапши, оставляя на водолазке смесь, похожую на блевотину.       Все в шоке оборачиваются, перешёптываются и смотрят на осколки разбившейся об пол тарелки, пока Чимин вяло извиняется перед другом за случайно сорванный обед и не спеша встаёт, направляясь к выходу. Чонгук ничего не предпринимает, желая всё выставить так, словно Чимин напал первый, и уже знает, что можно придумать, если декан вызовет их к себе.

***

      На следующий день Чимин решается сходить на пары. Ему уже, правда, наскучило всё это. Профессия юриста не для него. Его самого судить надо за совращение несовершеннолетних.       Но он лишь уныло поднимается с кровати, уныло едет в душном автобусе и уныло садится за парту, слепляя глаза от желания спать. Хосок не придёт, у него сегодня наметились дела поважнее, поэтому Чимину весь день ещё надо как-то выживать в одиночестве и выть от бесконечной скуки.       Насчёт инцидента в столовой все подозрительно молчат, никто косо не смотрит и не переглядывается. А Чонгук вообще сегодня на глаза даже не попадался, видимо, решив сделать этим Чимину подарок.       Но когда кто-то слабо пинает ногой дверь и пафосно входит внутрь огромнейшей аудитории, Пак вздыхает с недовольством и внутри себя рыдает от несправедливости этого чёртового мира, где всё всегда идёт против него. Надо же было именно сегодня попасть с кретином на одну лекцию.       Чонгук, к удивлению, спокоен и невозмутим. Он поднимается чуть выше места Пака, обсуждая что-то со своим знакомым и моментально привлекая внимание лишь своим внешним видом. Чимин с облегчением выдыхает, расслабляясь и кайфуя ровно до того самого момента, пока не заходит преподаватель и рядом не показывается ухмыляющаяся рожа.       — Сядь, — позорный побег Чимина внезапно срывается, его тетрадь летит на пол, а грубые руки хватают за тонкую талию, нагло прижимая к себе. — Или пизды получишь.       Лекция начинается, а Пак и слова понять из неё не может. На таком близком расстоянии чётко чувствовалось, как Чонгук наделён невидимой властью, как равнодушие и сексуальность господствуют в нём, зажигая этим интерес у всех остальных. Пак стал немного нервно закусывать губы особенно после того, когда Чон отодвинулся чуть дальше от стола, небрежно вытягивая длинные ноги и давая возможность налюбоваться собой вдоволь.       Но у Чимина не было и мысли о чём-то развратном. Он в шутку думал лишь о том, как хочет убить и расчленить это прекрасное тело.       Чонгук хитро улыбается, вдруг начав теребить цепочку на шее и делая вид, что внимательно слушает материал, одновременно следя за каждым малейшим шорохом рядом. Пак умело пытается играть роль примерного студента и даже черкает что-то у себя в тетради, словно записывая.       Спустя пятьдесят минут ноги уже затекают, а мысли смешиваются в одну непонятную и неразборчивую кучу, начиная от «Что это там пишут на доске?» и заканчивая «Блин, а я выключил же плиту, да?».       Чонгук начинает злиться. Пак за это время отдалился настолько, будто вскоре вообще окажется за пять километров от него, лишь радуясь такому повороту событий и надеясь больше никогда не оказаться соседом Чонгука. Он оборачивается назад, проверяя тех, кто может их хорошо видеть. Но сзади никто толком не сидит, а если и сидит, то на него и Чимина не смотрит вовсе, занимаясь своими делами. Чонгук решает на всё наплевать и под столом осторожно тянется рукой до чужого бедра, подтягивая к себе.       — Ты чё творишь? — шепчет афигевающий Чимин, вздрогнув от неожиданных прикосновений.       Ему не делают больно, а просто настырно тянут на себя, продолжая смотреть вперёд, не поворачиваясь. Колени предательски начинают дрожать, и Чон, не выдерживая, приближается сам, не убирая горячих ладоней с мягких бёдер.       — Ты пересесть пытаешься? — тихо проговаривает Чонгук и грозным взглядом осматривает Чимина, большим пальцем поглаживая его колено.       — Ничего я не пытаюсь, отвали, — Пак несильно ударяет по чонгуковскому запястью, случайно задев наручные часы и поджав губы от неприятных ощущений, чтобы не матернуться на всю аудиторию.       — Ну чего ты такой неосторожный? Говорил же: сиди смирно, — Чонгук говорит со странной насмешкой, наблюдая, как Пак с печалью потирает ушибленное место.       Его рука даже на сантиметр не сдвигается, словно получая от этого двойное наслаждение, а Чимин впервые неохотно осознаёт, что это действительно приятно. Ласка Чонгука настолько завлекает к себе и притягивает, ибо является отчасти мистическим явлением. Не может же такой, как он, быть ласковым. Или может?       Дрожь Чимина с потрохами выдаёт его откуда-то взявшееся волнение, и потом он несмело встречается взглядом с Чоном, отворачиваясь и чувствуя смесь удовольствия и омерзения одновременно.       Чон сжимает ткань тёмных джинсов с внутренней стороны бедра, и кроткая победная улыбка появляется на его лице. Он переводит загадочный взгляд то на Чимина, то на всех вокруг в надежде не стать замеченным. Пак это видит, легко ухмыляясь и гадая, что же сегодня такого сильнодействующего употребил Чонгук, раз лезет к нему с такими нежностями. И, самое главное, что с Чимином, который от всех этих нежностей тает, как кусочек шоколада, лежащий на солнце.       Чонгук вдруг отпускает его, ничего не сказав, но дальше не отодвигается, время от времени продолжая касаться его ног своим коленом, словно невзначай. Чимин от этого лишь больше замыкается в себе и наивно старается не отвлекаться от преподавателя, изображая холодную отчуждённость. Он в первый раз лицезрел такого молчаливого и милого Чонгука, сравнивая всё происходящее с максимально реалистичным сном.       Пара закончилась, и Пак даже не успел сложить вещи, как Чон стремительно подошёл к другу и крикнул так же, как и всегда, по-издевательски и грубо:       — Пока, шлюшка.       Тогда Чимин подумал, что, наверное, Чонгук просто поспорил со своими на то, чтобы полапать его, воспользоваться его растерянностью и выставить потом перед всеми всемирным адвокатом-давалкой.