Беги за солнцем

От автора: кто читал "Мефодия Буслаева" (а я думаю, есть такие), то тот найдет сходства в именах и во внешности, прошу за это простить. Вышло чисто случайно, а переписывать из-за этого сходства не хотелось. К тому же, помним, что пейринг и идея другие. Глава писалась под 30 секунд до колодца (30 Seconds To Mars) - Fallen __________ Каждое утро, как и каждый день, по сути своей несет в себе нечто оригинальное, неповторимое, необыкновенное, будь это свалившийся за диван, орущий на всю Ивановскую телефон или же легкое пробуждение от солнечного света, пробирающегося сквозь занавески. Но все же любое утро, как и день, можно отнести в определенную категорию. Вот сегодняшнее утро, например, рассуждала Ира, относится к самым спокойным, самым умиротворенным и самым счастливым утрам, какие только были в её жизни. Девушка блаженно улыбнулась и поудобнее устроила голову на плече своего любимого, нежась в его объятиях. Ирка не спешила открывать глаза. Зачем? Ведь сегодня можно вдоволь насладиться теплом любимого и по достоинству оценить мягкость постели. - Привет, - прошептала Ирка и улыбнулась, когда решила, что притворяться спящей уже неинтересно. Матвей, который доныне бездумно всматривался в ещё белый потолок, поцеловал Ирку в лоб в знак ответного приветствия и одной рукой прижал её к себе еще сильнее, а другую, свободную от девушки, протянул за пачкой сигарет, что лежала на тумбочке. - Ангелы не курят, - заверила его Ирка таким голосом, будто самолично знала штук десять ангелов, которые подтвердили бы этот факт. - А я не ангел, - сказал Матвей и едва заметно усмехнулся. Его забавляла ирония сложившегося диалога. - А для меня ангел, - сказала Ирка, с задумчивостью поглядывая на своего жениха и обводя подушечкой пальцев его профиль. - Что же во мне такого ангельского? – поинтересовался Матвей, словно ни разу в жизни ещё не слышал ответа на этот вопрос. Он не мог не доставить такого особого, изысканного удовольствия своей гордыне, как разъяснения его ангельской красоты. - Как «что»? – удивилась Ира. Казалось, она едва сдерживалась, чтобы не спросить в придачу «Ты шутишь?». Девушка тут же вскочила и села на постели, забирая с Матвея чуть ли не все одеяло, чтобы прикрыть свою наготу. – Ты видел себя в зеркале? Этот людской вопрос всегда поражал Матвея своей глупостью. Нет, за все практически семьдесят лет, что он живет, он ни разу не смотрелся в зеркало. Матвей едва сдержался, чтобы не закатить глаза. - Ну, видел, ну и? – поинтересовался он и засунул себе в рот сигарету. - И как ты после этого мне смеешь заявлять, что ты не ангел? – с наигранным командным тоном спросила Ирка и покачала головой, мол, нельзя так принижать себя. – Ты видел своё лицо? – девушка нагнулась к лицу Матвея и кончиками пальцев медленно провела по высокому лбу, на котором залегли мелкие морщинки из-за того, что он часто хмурится, потом провела по не слишком длинному, прямому носу, а после стала очерчивать приоткрытые слегка пухлые губы. Ира взглянула из-под полуопущенных ресниц на Матвея, не отводящего от неё глаз. Девушка улыбнулась, понимая, чего хочет её жених, и как бы в отместку отстранилась, разрушив тем самым нависшую захватывающую атмосферу желания. - А ещё твоя фигура, - доказывать этим же способом Ирка не стала, она решила ограничиться простым перечислением. Девушка поймала себя на мысли, что вернее было бы ей выслушивать похвалы своей внешности, чем говорить о прелестях его, мужской, красоты. Однако Ирка почему-то восприняла это за своеобразную игру. Матвей вопросительно уставился на потолок, будто ожидая, что и он согласится с этим. Но потолок молчал. Хотя Матвей, если бы он действительно не был ангелом, удивился тому, что фигуру вообще можно таковой назвать. Однако да, согласимся и с этим. Фигура Матвея была обманчиво хрупкой, - хрупкой, но не женственной - словно стоило его тронуть, и он не то что рассыплется, он превратится в неуловимую фантазию. - Твои волосы ещё, - продолжала она. Он же хотел фыркнуть, мол, какие волосы? Те, которые превратились в противно русый, больше напоминающий крысиный шерсти цвет? Стоило, конечно, Матвею признаться самому себе, что ему этот оттенок нравился намного больше, чем предыдущий, золотистый. На этом весомые аргументы, которые представлялись Ирке с размером слона по сравнению с другими, закончились, а перечислять оставшиеся девушка не хотела. Она, замолчав, обратно легла на плечо Матвея и накрыла его одеялом. - Знаешь, - более серьезным тоном сказала Ира и, повернувшись на спину, посмотрела на потолок, - сколько с тобой знакома, но никак не могу привыкнуть к твоим глазам. Матвей с удивлением и с какой-то толикой насмешки искоса посмотрел на неё. - И дело даже не в том, что они разного цвета, нет. Они слишком разные , - Ирка на минуту замолчала, подбирая нейтральные слова. Она ведь не знала, как мог отреагировать Матвей, может, это вообще для него больная тема. – Когда я смотрю в синий, то мне кажется, что ты… тебя можно понять. Словно твоя душа открыта каждому, кто захочет с тобой дружить. А сколько добра я вижу в нем!.. – с неподдельным восхищением произнесла Ирка, а после её тон переменился, став каким-то мрачноватым. – Но, стоит мне заглянуть в карий, сразу мурашки пробирают. Почему – не знаю. В нем столько насмешки, что ли, что делается поневоле не по себе. Ира с опаской посмотрела на Матвея, но тот лишь мял губами фильтр сигареты и всматривался в потолок. Могло показаться, что он её совсем не слушал. - Поэтому, когда смотришь мне в глаза, смотри всегда в синий, - сказал Матвей через несколько минут. Она выдохнула. Время разговоров, видимо, кончилось. Точнее, говорить больше Матвей не хотел, а Ирка пусть и являлась девушкой довольно болтливой, но она могла ещё похвастаться умением замолчать в нужный момент. Тихо. Совсем тихо. Лишь со двора доносилась обычная эстетика уличных звуков: недовольный кочками дядька усиленно жал на клаксон своей машины, убеждая всех жильцов в правдивости знаменитой фразы классика, что в России две беды: дураки и дороги. Ветер доносил до окон квартиры приглушенные голоса людей, чьё звучание сливалось в удивительную дисгармонию, которая успокаивала и внушала чувство, что все хорошо. А на улице царствовала осень. Ирке она представлялась как статная уже не молодая женщина, одетая в сшитое из опавших листьев платье, и именно его подол шуршал на улицах, когда его хозяйка прогуливалась по городу, изредка останавливаясь и наблюдая за людьми. Матвей же недовольно хмурил брови, отчего морщинки на его лице становились ещё более видными. Он несколько раз крутил колесиком зажигалки, отчего вспыхивал огонь, но закуривать не спешил. Ирка была права. «Она всегда права», - с усмешкой отметил Матвей и щелкнул зажигалкой раз в четвертый. И от этой правды ему захотелось убежать. - Ир… - Мм? - Ты простишь меня, если я выйду ненадолго? – спросил Матвей. Ему почему-то стало душно в этой комнате, а общество этой замечательной и даже красивой девушки сейчас почему-то стало напрягать. И довольно сильно. Казалось, что она про него все знает. Абсолютно все. Ирка кивнула. А что ей оставалось? Она посчитала, что задела какую-то душевную рану Матвея, поэтому и отпустила, несмотря на все свое желание сказать «нет». - Сходи в кино с Надей, - сказал Матвей, вынув сигарету изо рта и затолкнув её обратно в пачку. – Как раз скоротаешь пару часов, пока меня не будет. Парень встал и оглядел комнату в поиске своей разбросанной одежды. Ира тяжело вздохнула и развалилась по всей ширине кровати так, что её волосы свисали с одного края, а ноги ниже колен с другой. - Ладно, - наконец сказала она, чем привлекла внимание Матвея, который, найдя джинсы, уже их натянул и застегивал ширинку. Её длинные рыжие волосы, в которых заблудился лучик утреннего солнца, казались ещё ярче из-за режущей глаз белизны простыней. Задумчивость, выраженная на лице девушки, преображала его, делая ещё более привлекательным, а её янтарного цвета глаза глубже. Почему-то именно сейчас Матвей заметил странную особенность Иркиной внешности: несмотря на её нестройную по нынешним меркам фигуру, она без особых усилий практически всегда была соблазнительной. Она искушала, она заманивала своей искренностью, своей улыбкой, но никогда не осознавала этого. Наверно, потому что не хотела. Это, скорее, Ирка подходила на роль ангела, нежели Матвей, который в душе это понимал. Он, ангел, прогнил. Прогнил настолько, что его когда-то широкие, массивные белые крылья теперь походили на ветки голых деревьев, которые сейчас стояли за окном. Матвей, как только оделся, взял с тумбочки пачку сигарет и ключи таким резким движением, от которого Ира невольно вздрогнула и обеспокоенно посмотрела на него, но ничего не сказала. А через пару минут входная дверь закрылась со звучным хлопком, будто они пару минут назад не нежились в постели, а разругались в пух и прах. Девушка подумала, что выходной, единственный Иркин выходной на неделе, был безоговорочно испорчен. Поэтому, не желая делать его ещё хуже, быстро собралась и отправилась обрадовать подругу походом в кино. Ветер приветливо встретил Матвея на улице: как только парень вышел, в него полетела горсть листьев прямо в лицо, и из-за этого ангел стукнулся головой, когда дверь подъезда закрывалась. Стоит признать: день начался безрадостно. Матвей тяжело вздохнул и, откинув голову, посмотрел на небо. Ему туда путь заказан, а оставаться на Земле совершенно не хотелось. В Ад, что ли, податься? Матвей усмехнулся собственным мыслям. Словно его там кто-то ждет. Где-то там, вдалеке, виднелись огромные, похожие на массивные замки, тучи, завораживающие разнообразием серого цвета. Казалось, что стоит только протянуть руку и можно, ухватившись за край, покататься, взлететь, настолько низко они располагались от земли. Ох, как же Матвею хотелось полетать! Хотелось снова насладиться волнами воздуха, теряющимися в маховых перьях и в то же время подхватывающие их. Хотелось взмыть в небо и зачерпнуть в ладонь немного облака. Или же долететь до какого-нибудь моря, озера или океана - не важно, и провести рукой по спокойной глади воды, наслаждаясь отражением белоснежных крыльев. И именно это желание полетать дало зародиться другому, более жестокому: захотелось вырвать старые крылья, уже ставшие простыми, ненужными отростками, которые даже материализоваться толком не могут, в надежде, что вырастут новые, не менее красивые и широкие. Но он променял радость полетов на земные удовольствия. И сейчас, сейчас Матвею захотелось ощутить, что он сделал это не зря. Но перед тем как заскочить в бордель, который, видимо, существует только благодаря сделки с сатаной, Матвей поступил, мягко говоря, странно для обычного человека, после чего на него с неодобрением покосилась хромоногая старушенция, проходящая мимо него. Ангел все так же смотрел на небо и громко сказал: - Я хочу увидеть тебя, - в голове Матвея всплыл образ его лучшего друга. Через пару минут болезненного взгляда на тучи, он, сильнее закутавшись в плащ, направился к остановке. И ровно через тридцать минут в кафе на углу, подозрительно недалеко от ранее упомянутого борделя, звякнул колокольчик в сопровождении тихого скрипа входной двери, впустив в помещение странного молодого человека, который был одет явно не по погоде. На нем красовались подранные светло-синие джинсы с огромными дырами на коленках и легкая рубашка, чья белизна, подобно яркости снега на зимнем солнце, резала глаза. А ещё он был босой. Парень приветливо улыбнулся тем, кто на него посмотрел, а посмотрели довольно многие. Он словно поблагодарил этой улыбкой за доставленное ему внимание. Матвей, сидевший за столиком в самом конце зала, не смог не усмехнуться этому. Он не понаслышке знал, какое впечатление производят ангелы, только что спустившиеся с небес. Парень сел напротив Матвея и неодобрительно покосился на девицу, которая расположилась чуть не на его друге. - Привет, - поздоровался пришедший, нахмурившись. - Привет, Горь, - кивнул Матвей, положив руки на стол и подперев голову левой рукой. - Здравствуй, котик, - протянула девица и расхохоталась, будто кто-то из них двоих рассказал очень смешную шутку. Матвей, думается, сам не ожидал, что его спутница тоже решит поздороваться, и поэтому нахмурился. Он не любил, когда шлюха открывала свой рот не для заработка. - Не обращай внимания, - сказал Матвей и фыркнул. - Она под наркотой ещё. Горя, как назвал его друг, покачал головой и, скрестив руки на груди, с явным недовольством в глазах посмотрел на ангела. - Ты вообще в курсе… - начал причитать он, но Матвей его тут же прервал взмахом руки и своей репликой. - … что веду себя неподобающе ангелу? Да, в курсе, - твердым голосом сказал он и продолжил: - И я не собираюсь становиться тем, кем был. «… потому что не могу», - добавил Матвей мысленно, и от этого захотелось сначала встать с каменным лицом и разгромить все, что находится в этом кафе, а потом завыть на луну, подобно волку. - Ирка твой единственный шанс, - снова начал Григорий, - а ты… - А что я? – вспыхнул Матвей. – Хочешь сказать, что я ещё и хранитель никудышный? - А что, разве нет? – с поразительным спокойствием спросил Григорий и откинулся на спинку пропахшего табаком дивана. – Спишь, с кем попало, а сам её любимой кличешь. Ангелы-хранители охраняют, а не делают предложения руки и сердца лишь для того, чтобы следить за подопечным было легче. Вот мне интересно, если бы Ирка была парнем, ты бы и ему сделал предложение? - Не говорил глупостей, - Матвей фыркнул. - Будто ты с парнями… ну… это… - Григорий опустил голову так, чтобы его золотистые длинные волосы прикрыли проступивший легкий румянец на лице. Матвей не выдержал и ухмыльнулся. - Да, с парнями я, ну, это, делал. Но трахаться и делать вид, что любишь, по отношению к парню намного труднее, чем к девушке, - сказал он и с удовольствием пронаблюдал, как Григорий нахмурился сильнее, когда Матвей ругнулся. На пару минут оба замолчали. Григорий не разбирался в отношениях между женщинами и мужчинами, а о том, как они устроены физически и психологически, имел лишь небольшое представление, и поэтому решил замолчать. Матвей же решил наконец-то сделать заказ и подозвал официанта, который, несмотря на малое количество присутствующих, шёл, будто весь день и всю ночь только и делал, что обслуживал никогда не кончающийся поток посетителей. Да и вообще Григорию здесь, в отличие от друга, не нравилось. Слишком здесь все… грязно. Это кафе напоминало ему огромный пылесос для людских пошлых, низких мыслей и поступков. Здесь каждый человек, будь то бармен или обычный посетитель, друг друга уже не переносили. Помимо жутко тяготящей атмосферы, весь вид портили не менее грязные на глаз бордовые обои, забрызганные непонятно чем, а жуткая какофония звуков, состоящая из музыки, льющейся сквозь колонки центра, и людских голосов. Казалось, каждый решил для себя – осознанно, не осознанно – не важно – перекричать другого. Кто-то говорил по телефону, а кто-то друг с другом. За барной стойкой переругивались официанты. Все были заняты. Матвей все же был не так безнадежен, думал Григорий, как ни крути, а друг выбрал единственное более-менее в его, ангельском, понимании чистое место. Хотя, конечно, сам факт, что это любимое кафе Матвея, портил всю мысль. Девица, которая словно сошла со страниц «Мастера и Маргариты», решила парням не мешать, поэтому положила голову на колени Матвей и закрыла глаза, ожидая, когда настанет время отработать полученные деньги. - Матвей, - окликнул Григорий друга таким серьезным тоном, что тот даже не смел подумать о возражении. - Ирка – твой последний шанс. Это твоя тонкая ниточка, связующая тебя с Эдемом. Если она оборвется, дорога в Рай тебе будет заказана, ты меня понимаешь? Матвей с широко распахнутыми глазами, словно околдованный, кивнул, а после отвернулся от друга. Он это понимал, понимал, но ничего с собой поделать не мог. - Лучше расскажи, что у вас там новенького, - наконец нарушил нависшую тишину – если это вообще можно было так назвать – Матвей. Григорий нахмурился. - Ничего особенного, все как обычно, - сказал он. - Ангелам врать не положено, - не без ехидства заметил Матвей и откинулся на спинку дивана, заводя руки за затылок и скрепляя пальцы в замок. - Ангелам много чего не положено, - серьезно произнес Григорий. – Я не имею права тебе что-то рассказывать, забыл? - А-а-а, ну да, ну да, златокрылым запрещено разглашать нам, обычным ангелам-хранителям, что да как. - Не ерничай. Я не виноват, что родился златокрылым, а ты не виноват, что родился обычным, - сказал Григорий. - Угу, сказал дворянин крепостному, - усмехнулся Матвей, - неужели вообще ничего нового нет? Григорий задумался. - Ну-у, вот, например, скоро начнется ежетысячный турнир в Тартаре, - Григорий закрыл глаза и потер веки, чувствуя, как напряжение и вся гадость Мидгарда спадала и облепляла на него, словно огромные снежинки. - Вот куда бы я сходил, жаль, билетики не продают и вход только для своих, - Матвей снова усмехнулся. - Поаккуратнее с желаниями, - назидательно произнес Григорий, а потом, взглянув на друга, вздохнул. Кому он это говорил? А если учесть, что Матвей ни сном, ни духом не знал о турнире, Григорий продолжил: - это ежетысячный турнир Кос Смерти. И, признаться, никто не знает, в чем заключается его смысл. Даже высшие. - Погоди, - Матвей, нахмурившись, подался вперед, - даже чернокрылые? Шутишь? Григорий покачал головой. - Мы предполагаем, что на нем сражаются несколько Смертей за право быть лучшей. - Если это так, то в Аду ещё скучнее, чем в Раю, - Матвей демонстративно зевнул. – Чувствую, главными участниками будут совершенно несоблазнительные скелеты в черных балахонах с косой в одной руке и с отвисшим мозгом в другой. - Ты ни разу Смерть не видел даже, - с неприкрытыми недовольством сказал Григорий, - а уже судишь. - И не горю желанием, ежели честно, - Матвей улыбнулся. Оба замолчали опять. Горя никак не мог отделаться от мысли, что он и Матвей уже давным-давно не друзья. Нет, не с тех пор, когда Матвей решил позабавиться на Земле, а когда в души обоих ангелов закрались сомнения в их крепкой дружбе. Григорий не мог и не хотел расставаться с другом, поэтому единственное, что ему оставалось, это изредка по просьбе Матвея приходить. Григорий вздохнул и встал. Матвей с удивлением на него посмотрел. - Мне пора, - и будто оправдываясь, добавил: - я же долго не могу здесь находиться. Матвей кивнул. - И да, - сказал Григорий, как будто совсем об этом забыл, хотя на самом деле только и хотел это произнести: - крылья (на этом слове Матвей окрысился, словно почувствовал, что ему сейчас будут выносить по этому поводу мозг) тебе вернут, если ты и правда этого хочешь. Только Ирку не погуби. Григорий ушел, оставив Матвея с удивлением всматриваться в грязную поверхность стола. Он не мог поверить, неужели правда вернут? Неужели Бог действительно настолько милостив, что простит даже его, ангельское перевоплощение Дориана Грея? Девица наконец очнулась и потрясла Матвея за руку в напоминание о том, что она тут сидит и ждет не просто так. Она добилась своего: ангел посмотрел на свою спутницу. И по сути, эта призрачная надежда, которую подарил ему Григорий, должна была заставить его забыть о людских наслаждениях, заставить повернуть на правильный путь, но… что-то дьявольски привлекательное было в этой девушке, несмотря на её затуманенный от наркотиков взгляд и отвратительное красное платье, хотя, конечно, стоит согласиться, оно выполняло свою главную функцию: демонстрировало все прелести девицы. Матвей посмотрел на её грудь сначала, а потом на её полуоткрытые пухлые губы, намазанные красной помадой, и понял, что вот от этого он не откажется. Не сможет. Ни ради крыльев, ни даже ради жизни Ирки. И за это он себя ненавидел, ненавидел настолько сильно, что готов был себя проклясть. Но сейчас он хотел кое-чего другого. - Пошалим? – с ухмылкой спросил он. - Пошалииим, - довольно протянула в ответ та и страстно поцеловала Матвея, забираясь своим юрким язычком в рот ангела и стискивая его в объятиях, будто только и ждала момента, когда, наконец, сможет это сделать. Кажется, её звали Юлианой, отстраненно подумал Матвей, когда она переместилась на его колени, сев так, что они прямо сейчас, прямо здесь могли начать трахаться. - Пойдем в туалет, а? – спросила Юлиана, видимо, не желая отдаваться Матвею, когда в её поясницу весьма больно впивался стол. После парочки поцелуев, они забрались в одноместный, жутко смердящий туалет и даже не удосужились закрыть дверь на потеху большей части сидящих в кафе. Матвей посадил на забрызганную и мыльную тумбочку Юлиану и раздвинул её ноги, размещаясь между ними. Девушка протестующее замычала, видимо, ей не понравилось, что её зад теперь мокрый, однако Матвей заткнул её рот жарким поцелуем, сплетая свой язык с языком Юлианы. Она обняла его за шею одной рукой, а другой стала поглаживать сквозь плотную ткань джинсов уже вставший член Матвея. Тот дернул бедрами и застонал ей в рот. - Фу! Что за разврат! – воскликнула какая-то девушка, когда заметила, что творилось в туалете, и выбежала из кафе, даже не расплатившись. Ни бармену, ни официантам до неё дела не было никакого, они, словно завороженные, наблюдали за тем развратом, который произвел такое впечатление девушку. Они будто бы никогда прежде не видели тот танец страсти и желания в глазах и движениях людей, охватывающих во время секса. Все присутствующие – а их было человек эдак семь-шесть, не больше – неотрывно наблюдали за происходящим, а какой-то толстый даже одобрительно засвистел, когда Матвей резким движением вошёл в Юлиану, а та изогнулась дугой и, откинув голову, довольно и громко застонала. Ни Матвей, ни тем более Юлиана не замечали того, что происходило в зале. Они тонули в океане непозволительного для ангела и неиспытанного человеком наслаждения. Оба плохо понимали, что творится вокруг, они отдавались друг другу, целуя и обнимая. Матвей с удовольствием оставлял алеющие отметины на шее Юлианы рядом с другими, оставленными не только им и мял её грудь. Девушка же прикусывала губу, чтобы не так громко стонать, но у неё плохо получалось. Оба не замечали, что большинство мужчин засматривались на её фигурку, в особенности на её грудь, которую уже не скрывало красное платье. Они смотрели на неё таким голодным взглядом, что, казалось, ещё миг и мужики прекратят поглаживать свои вставшие от увиденного члены сквозь джинсы и кинутся на Юлиану, как стая голодных псов на свежий кусок мяса. Девушки же представляли, как Матвей целовал их шею, оставляя засосы, и как трогал и собственнически сжимал их грудь, игриво теребя затвердевающие от возбуждения соски. Никому и в голову не проскользнула мысль, что это надо прекратить, что это неправильно. Никому. Звякнул колокольчик, и вместе с прохладным ветерком ворвался чистый и искренний смех, поразительно контрастируя с нависшей грязной страстью, которая охватила всех присутствующих в кафе. Ира, улыбнувшись, стянула с шеи красный шарф и посмотрела на Надю, которая, в свою очередь, лишь нахмурилась и поправила беретку. - М-да, плохое ты выбрала место для посиделок, - сказала подруга Ирки, успевшая заметить, что происходило в туалете, поэтому хмурость на лице её стало ещё более заметной. - Да ладно тебе, всего минуток сорок здесь посидим, а потом сеанс начнётся, - ободрила девушка Надю, ошибочно полагая, что та выглядела такой недовольной из-за этого. Но стоило рыжеволосой проследить за взглядом, как она застыла на месте, как каменное изваяние, только улыбка, будто по инерции, все ещё держалась на её лице, но уже угасала. Ирка усмехнулась и спросила у Нади: - Это Матвей, да? Надя с удивлением посмотрела на свою подругу и кивнула. Она попыталась понять, какие эмоции скрыты в её голосе, но у неё получалось плохо, казалось, что Ирка это спросила безэмоционально, словно поинтересовалась, сколько голов забили в хоккее*. - Да, - с опаской ответила Надя. Ирка устало и совсем по-детски потерла глаза, будто они разболелись от того, что она весь день сидела за компьютером. - Ир, все хорошо? – спросила Надя, боясь за физическое состояние подруги. - Все хорошо, все просто замечательно, - можно подумать, что в голосе Ирки промелькнул сарказм, но его там не было. Рыжеволосая, грустно улыбнувшись, развернулась и вышла из кафе. Надя с ненавистью посмотрела на Матвея, думая, пойти ли ему понятным языком, какой он идиот или же побежать за Иркой. Девушкой был выбран второй вариант, поэтому через пару секунд все было так же, как и несколько минут назад – никто ничего не заметил и ничего не понял. *** Каждый человек преуспел хотя бы в одном искусстве – придумывать себе оправдания. Согласитесь, не раз вы, совершив какую-нибудь глупость, придумывали оправдания для себя, для друзей или для родителей. Причины этого крылись в ваших поступках и причинах, возможно, вы просто поленились, либо были невнимательны. Но хотя бы раз в жизни вы не хотели этим разочаровывать человека, чей авторитет важен для вас. Для Матвея авторитетом был он сам. Матвей сам себе придумывал оправдания и совершал на собой самосуд. Он знал все свои мысли, но предпочитал закрывать на большинство из них глаза. И действительно, что может быть плохого в маленькой неправде, недосказке? Ровным счетом ничего. Юлиана испарилась после секса так же, как и половина присутствующих. Видимо, Матвей неплохо прорекламировал её и тот бордель, и, если говорить начистоту, он был этим доволен. И сейчас он сидел на диване и попивал уже остывшее кофе. Оно, кстати, было за счет заведения. Матвей, сощурившись, глядел на льющийся из лампы свет, вспоминая, что вроде как совсем недавно он мог смотреть на него с широко раскрытыми глазами – ещё одна привилегия ангелов. Они купаются в свету, а не бояться обжечь об него сетчатку. И было бы все хорошо, и было бы все идеально, не почувствуй Матвей, как его интуиция воспламенилась и принялась нашептывать, что что-то вот-вот произойдёт. Она, как надоедливая ворчливая жена, мешающая смотреть своему мужу телевизор, предсказывала, что случится, если Матвей не сорвется с места и не побежит домой, к Ирке. Такой родной, что невольно стало противно. Но он не мог воспротивиться. Единственное, что у него осталось от ангела-хранителя, это интуиция. И Матвей, как бы ни хотел оставаться на месте и продолжать наслаждаться оставшейся после секса негой во всем теле, не мог её проигнорировать. И Матвей почему-то побежал. Он сам не понял зачем. На середине пути ангел просто заметил, что бежит, а объяснение этому найти не смог. Матвей с удивлением покосился на свою руку, словно увидел её в первый раз, но на обычный шаг перейти не посмел. Краем глаза он заметил, как в тени дерева что-то зашевелилось, это было довольно странно для обычного человека, учитывая, что тень отклонилась от дерева, будто бы его накрыл сильнейший ветер. «Что за…?» - подумал Матвей. Но стоило ему оглянуться, как тень стала прежней. Выбор человека делается только им самим, вспомнил Матвей слова Гори, но демоны умеют управлять мыслями, искажать их, играть с ними. Выбор человек делает сам, а вот управляют этим выбором, подталкивая на неправильный, только они. И поэтому ангел не удивился, совсем удивился, когда увидел, что на краю крыше девятиэтажного дома, где он живет, стоит одинокая совсем тонкая фигура в бежевом пальто, а к ней тянулись несколько тонких, едва различимых нитей теней, которые отбрасывали деревья. Любой другой, обычный человек не заметил бы даже, ведь в такой момент взгляд устремлен не на окружающий пейзаж, а на крашу. Матвей выругался себе под нос, когда уронил связку ключей, заведомо зная, что он устроит шептунам. Только бы успеть… Только бы… Наконец, домофон одобрительно завизжал и впустил торопящегося Матвея в подъезд. В голове Матвея застряла лишь одна мысль, которую он озвучивал себе под нос, и бежал, пока не зацепившись носком кед о ступень, грохнулся. Он зашипел от боли, но останавливаться было непозволительной роскошью. Матвей уже знал, что наверху там, на крыше, стояла Ирка. И Матвей уже знал, что она была в кафе. Поэтому когда он почувствовал боль от падения, он принял её за должное. Если бы он ещё десять тысяч раз так упал, он бы все равно не расплатился, не избавился от чувства вины. Он слышал, что шептали ей на ухо тени. «Погоди… пусть придет» «Ты должна покончить с этим» «Жизнь не имеет смысла, так ведь?» «Один шаг, и ты свободна». Матвей не любил Ирку. И никогда, думается, не полюбит. Но она ему была дорога. И не так, как ангелу-хранителю его подопечная. Там какая-то своя, деловая любовь. Но она холодная, не согревающая душу ни тому, ни другому. Матвей же любил Ирку братской любовью, разница была только в том, что иногда она не ограничивалась поцелуями в щеку и крепкими объятиями. А теперь его единственный человек, к которому он мог вернуться, стоит на крыше. «Ты ему доверяла… а он предал тебя» «Ты его любила… разве достоин он был этого?» «Сделай шаг. Один маленький, совсем крохотный шаг…» «… ты ведь все равно когда-нибудь умрешь…» «… как твоя мама от сердечного приступа…» Матвей почувствовал, как сжалось Иркино сердце и как заструились по её щекам слезы. По больному бьют, суки, думал Матвей, преодолевая лестницу на четвертом этаже. Ирка слишком любила свою мать, и наверно, только потому, что Матвей помог рыжеволосой перенести её смерть, поддерживая, не отходя ни на шаг, она и стала называть ангелом. Он вспомнил, как она прижималась к нему, обнимая за талию, и едва сдерживала слезы. Не хотела быть слабой. «Понимаешь?..» « Маленький, крохотный шажочек… » «… только дождись его» - Ира, - крикнул Матвей, когда выбежал, с грохотом распахнув дверь, ведущую на крышу. – Не делай этого, умоляю! Ирка встала в пол оборота к Матвею и нехотя посмотрела на него. Он невольно поразился, сколько злобы и отчаяния было в её глазах. Ирка сейчас, в этот страшный момент, почему-то показалась Матвею необычайно красивой. И холод её глаз пленял, и поджатые пухлые губы, и дрожащий подбородок… Больше всего ей хотелось броситься к нему и разреветься. Просто разреветься, а потом умереть. Как они велят. - Не надо, - одними губами прошептал Матвей. И как только Ирка отступила назад, на пару сантиметров, он подскочил к ней, желая схватить за руку, но у него не вышло. Она сделала крупный шаг и упала в объятия ветра, который, как бы ни хотел, не мог спасти её. В руке Матвея красовался красный шарф Ирки – вот за что он смог ухватиться. - Ира… - беззвучно сказал Матвей. Он даже не посмотрел вниз, прекрасно зная, что Ирка упала на чью-то машину. Он знал, что сейчас их уголка её губ тянется тоненькая ниточка крови, знал, что её глаза закрыты, а на губах застыла странная улыбка. – Ира… Для неё Матвей ангелом был ещё и потому, что он был её опорой, был её идеалом человека. А теперь её же идеал и погубил её. Ноги Матвея не держали, поэтому он начал оседать на холодный бетон, не отводя взгляда от её шарфа. Он только и мог шептать её имя. На крыше стоящего напротив дома, на самом краю, сидела Юлиана и болтала босыми ногами, совершенно не задумываясь, что её платье задралось и собралось гармошкой под грудью. Её не волновал даже холод, наоборот, она наслаждалась порывистым ветром, чувствуя, как он беспокоит её светло-русые волосы. Она с усмешкой наблюдала за стенаниями Матвея, а после, посмотрев вниз, презрительно фыркнула в адрес Ирки. Юлиана достала непонятно откуда сенсорный телефон, зашла через Opera в вездесущий Контакт и написала Мирославе Милоновой, что все готово. А потом девица спрыгнула вниз и испарилась, забирая с собой тени, которые лениво заползали обратно в свои владения. _______ * - имелось в виду, что вопрос просто для поддержания разговора.