***
— Песня знакомая? Не тупи, можно зашазамить, — предложила девушка, перекинув свои розовые волосы за спину. Она выглядела такой измученной, смотря на официантку, бездыханно лежащую на полу. Измученной, как человек, который то ли работает третью неделю без выходных, то ли четвертые сутки, не сомкнув глаз, смотрит «BTS.Бон Вояж». Труп, еще недавно ворчавшей девушки, будто совсем не удивлял ее, совершенно не пугал, ничем не волновал, и наиболее странно, что это безразличие, как зонт в дождевую погоду, накрывало и саму Алину. — Что? Нет? — мотнула головой рыжеволосая девушка, наблюдая за кровью, растекающейся по чистенькому полу. Официантка только что его помыла, а теперь сама же окрасила в красный. Иронично. Наверное, очень сложно отмывать кровь с пола, она густая и легко впитывается. Впрочем, Алине ещё не доводилось испытать такого рода опыт. Лине казалось, что она не боится вида крови, до тех пор, пока не слышала ее запах. Выворачивающий запах сахара и железа заставлял рвоту подкатывать к ее горлу. Все в порядке, все можно было бы стерпеть, если бы не спасатели, что то и дело наступали на лужу, оставляя на белоснежном полу красные отпечатки ботинков. Она плохой человек, если ее больше пугал запах и вид смерти, чем сама смерть? Так выглядит апатия и эгоизм? — Смотришься так, будто не можешь вспомнить откуда знаешь эту песню. — Не могу вспомнить откуда знаю тебя и по какой причине все происходит так обыденно. Думаю, это стресс. Может стоит обратиться к психологу, он ведь должен помочь? — спросила рыжеволосая девушка,в большей степени обращаясь к себе, но при этом не сводя глаз с мертвой официантки. Потеряв столько крови, она почти ничем не отличалась от трупов из фильмов, хотя, выглядит менее красиво. — О, ты вспоминаешь, что мы встречались? И не раз? — оживилась девушка, к тому времени, когда золотой свет заката начал заливать шумное кафе, заползая за горизонт. Даже свету потребовалась вечность, чтобы достичь ее глаз, отбить в них искру и заставить хоть немного загореться. Казалось, в ней горела только разговорчивость, а все остальное человеческое было погребено под усталостью. — Мы встречались? — Раз восемь, и это только те, которые я запомнила, — сказала она, отведя глаза от трупа, — А теперь я вынуждена тебя покинуть, мне пора идти. Спокойная, как пульс покойника, она поднялась на ноги и перешагнула через труп, бросив что-то официантке в волосы. Ну да, покойники такая распространённая штука, то тут, то там. Чего боятся? Чего стыдится? Родные, с запашком. Что вам нужно было знать об Алине? Не смотря на всю свою душу драмы квин, сердце ее было из камня. Это был не просто уголь, при нужном давлении ее сердце никогда бы не превратилось в алмаз. Камень — ее чистая неспособность испытывать откровенные счастливые эмоции. Теперь искренне она могла чувствовать лишь в книгах. Это не было чем-то грустным, скорее, разочаровывающим. Она бы предпочла, чтобы люди просто оставили ее в покое. Люди не способны ей дать даже четверти того, что она способна подарить себе сама. Тогда почему нельзя жить на планете, где есть лишь она одна? Она никогда не делала ничего, дабы причинить вред другим людям, просто не была в них заинтересована. Из-за этого ее злило, что некоторые находят корень своих проблем в ней, а такое случалось часто. Может она мизантроп? Не способна мириться с чужими недостатками? Да, ее просто невероятно раздражали чужие ошибки, в котрых позже обвиняли её. Она не искала людского общества до этого момента. И не потому, что была интровертом, а потому, что не искала проблем, но сейчас она испытывала безумное, почти пугающее желание поговорить с ее новой почти-знакомой. Поэтому она сделала то, на что не пошёл бы никто на её месте: подняла из пола что-то, брошенное девушкой и побежала за той, с кем она даже не познакомилась. Странно, но незнакомка выбросила заколку, обычную розовую заколочку, усыпанную дешёвыми стразами. Алина не знала зачем, но поставила себе цель — вернуть это владелице. Просто тогда она была глупой и не подозревала, что найденные украшения к найденной любви так же, как и звон колокольчиков. Ее предупреждало все, а она видела только свою грусть, слёзы, шрамы и потери. — Эй, стой. Стой! — просила она, выбежав из кафе и сразу же завидев вдалеке фигуру. Девушка не имела способности кричать по-настоящему громко и, если бы на нее напали, то она бы не смогла позвать на помощь, поскольку стоило ей только начать говорить немного громче обычного, как горло сразу же сдавливало в удушье. И все же, новая «незнакомка» ее услышала, остановилась, обернулась и улыбнулась. Будто могла услышать шепот из любой точки мира. Она была невероятной сейчас, когда стояла на фоне пурпурно-золотого заката, будто создана была для того, чтобы сиять в преддверии сумерек. И так же в сияющем пурпуром и золотом свете, растаяла как блики на воде, будто ее никогда и не существовало вовсе.***
Алина решает умереть, нет, не то, совсем не то, боясь скатиться в драматичные дебри Паоло Коэльо лучше бы сказать: «Алина уже давно решила умереть, очень усердно искала подходящий способ и красивый узор для ноготочков». В похоронном бюро ей красивый узор на ноготочках никто не сделает, или хуже того: покрасят ногти на ногах и руках в разные цвета. Брр. Это был совершенно обычный день, в который она всего-лишь решила умереть, поэтому начала со своего привычного распорядка дня: очевидно проснулась, особенно тщательно почистила зубы, почистила ещё разочек, чтобы добить, так сказать, покушала чай с персиком, сходила нарастила красивые ноготки с милым кипарисовым узорчиком, купила верёвочку и мыло. С верёвочкой случилась проблемка, как оказалось, в продуктовом такое не продается. Теперь же, привязывая верёвку к антресоли, она впервые задумалась: «А зачем, принцессу ж вашу, нужно мыло?». Ну серьезно же, повеситься ведь можно и без него, а если с ним, то как? Положить его под ножку стула? Зачем? Может стоит погуглить? А вдруг, влюбленный в нее агент развертки, который просматривает ее историю поисков поймет, что она решила умереть и приедет ее спасать? Не-е, бред какой-то. Стул под ногами пошатнулся и ей пришлось ухватиться руками за стену. Как глупо бояться упасть и пораниться, когда ты собираешься покончить жизнь самоубийством. Веревка повязана, стул стоит, петля с трудом готова, мыло так и лежит безтолку, а она все стоит и не знает, что делать дальше. Может перед смертью закурить? В фильмах обычно такое делают, но у нее нет сигарет. Тогда стоит приготовить чай? Нет, ей бы стоило убить себя прямо сейчас. Когда она превратилась в такую трусиху? Они никогда ничего не боялась, кроме жизни, разумеется. Пластырь ведь нужно рвать быстро и умирать тоже нужно в спешке. Live fast. Die young. Или это не о том? — Так, нужно сделать глубокий вдох, — сказала себе Алина и задумалась: "зачем дышать, если пытаешься задушить себя?". Накинув петлю на голову, она в очередной раз прикинула стоило ли делать петлю на веревке до или уже после того, как накинуть ее на шею? Почему умирать так сложно? Не завидовала она людям, которые к самоубийству подходят как к «способу решения проблемы», ведь от самоубийств проблем-то еще больше. Для того, чтобы убить себя, размышляла Алина, нужно иметь истинное рвение и искреннюю ненависть к жизни. Жизнь отвратная дичь, она ее ненавидела, так что самоубийца с нее бы получилась чудная. — А-ну сняла, петля тебе не шарф, греет плохо, — послышался сзади смутно знакомый голос и, обернувшись, Алина увидела все ту же жуткую девушку из кафе, вот только уже с белыми, как пепел, волосами, листающую ленту в инстаграме, прямо у нее в гостиной. Во-первых, она все еще была красивой. Во-вторых, она не выглядела как бешеный сталкер, ну, может чуть-чуть. В-третьих, она была уж слишком спокойна для человека, который средь белого дня пробрался в чужой дом. — Что-ты-здесь-де-ла-ешь? — по слогам спросила девушка, что слишком отчаянно жаждала смерти. — Прошу тебя снять веревочку с шеи. Боже, что за люди, это же так очевидно, — закатила глаза девушка, — Это как в екранизации «Ведьмака» Цыри спрашивает почему ее всю жизнь охраняют. «Ты принцесса, дура». — Я имею ввиду, в моей квартире? — Пришла не по уведомлению, а по зову сердца, так сказать, — улыбнулась она, будто сказала невероятно смешную шутку. Девушка сняла петлю, слезла со стула и, дабы не создавать резких движений, как в самых крутых фильмах, сделала вид полного спокойствия и безразличия, уходя пересматривать содержимое своих ящичков. — Ты уронила это, — Алина протянула заколку, найденную ранее, но вместо благодарности получила только раздраженное хмыканье. — Но я же ей ее отдала. — Ей? — Мёртвой девушке, ты ее не видела? Блондинка, метр шестьдесят, униформа? — по слогам объяснила девушка, — Понимаешь, у меня вообще-то есть система. Сначала за день до смерти, я забираю вещь у человека, а потом, когда человек умирает, то я возвращаю ее обратно. — Ты серийный маньяк? — осторожно спросила Алина, надеясь, что тетенька-серийный-маньяк даст ей время позвонить в полицию. Умирать от расчленения как-то не хотелось, что она, зря веревку покупала? — Если бы я была серийным маньяком, то у меня бы не хватило времени убить столько людей, сколько убила я, — тогда наша самоубийца, еще была не готова до резких смен тем разговора, которыми так любила баловаться ее гостья, — Было время, когда я решила оставлять белые зажигалки, типа, знаешь, как свою фишку. Так знаешь, что сделали эти идиоты? Настроили конспирологических теорий, наснимали документалочек с Эми Вайнхаус и Куртом Кобейном и украли мою фишку. И теперь каждый уважающий себя утырок, способный перебирать своими кривыми пальчиками струны на гитаре и считающий себя мембером группы, о которой знают только мемберы этой самой группы, начал считать, что такой великий гений как он обязательно умрет в двадцать семь годочков. — Что ты, мать твою, вообще несешь? — тяжело вздохнула Алина, потерев от усталости глаза, и уловив еле витающий в воздухе запах сахарной пудры и мяты, тогда она еще не осознала, что именно так пахнет смерть. — Ах, да, точно, — виновато улыбнулась она и протянула маленькую бледную ладонь, от которой тут же повеяло холодом, — Я Смерть, но можешь звать меня просто Соня, Софочка, Софийка. — Это готская кликуха? — Это род деятельности. — Предположим, что ты Соня, Софочка, Софийка и правда Смерть, тогда зачем тебе раскрывать такую информацию мне? — Я же не Человек в Черном, для чего мне скрываться? Да и бизнес у меня легальный, прибыльный, — пожала плечами девушка и вытащила из кармана сигарету. Видимо, она была из тех, кто, докурив, решает, что его легкие еще недостаточно близки к отмиранию. Я поверила ей тогда? Да, ну а что мне оставалось? — И как это происходит? — Что именно? — Твоя «работа». — Я прихожу к заранее оговоренным с начальством людям, отдаю им потерянные вещи и взамен, они отдают свое последнее дыхание. Бартер. В общем, все довольно скучно и серо. — Как ты можешь быть Смертью, если ты стоишь здесь со мной, а каждую секунду, в среднем, умирает два человека? — Я считаю, если ты делаешь дело, то делай этой эффектно и эффективно. Слышала о Юлии Цезаре? — Да. — Это я научила его делать несколько дел одновременно. Мы хапали вместе на том свете время от времени, если ты понимаешь, о чем я. — Сдалась тебе шваль на том свете. — Ты что, гонишь? На любом свете она сдалась, — широко улыбнулась она, будто сказала ну о-очень умную вещь и полезла в карман пальто, отчаянно пытаясь там что-то найти. Сначала из своего маленького кармашки она вытащила пачку чипсов, затем фоточку на паспорт, того, кто по предположению Алины, был мембером группы BTS, а затем и косу в человеческий рост, с черным, как ночь, лезвием. Да, Алина определенно уверовала в Смерть и не могла не отметить какой чудесной она была. И как теперь было возможно не романтизировать Смерть, если она была так очаровательна? — Ты сейчас начнешь водить меня по моим воспоминаниям и уговаривать, как дорога моя жизнь? — Я тебе что, Призрак Прошлого, Настоящего и Будущего Рождества? Просто тебя нет в моем списке, а я просто ненавижу лишние трупы, знаешь ли. Они отнимают все мое свободное время, так что иногда я подрабатываю в колл-центре службы по предотвращению самоубийств. — Тогда дай свой номер, я напишу тебе в телеге, если вдруг захочу опять умереть, ведь теперь у меня даже нет парадного смертельного настроения, мы обсудим дату и место, чтобы нам обеим было удобно. — Припоминаю средневековье, хорошее было время, тогда вместо сообщений в телеге люди обменивались чумой.