***
– Люди, которых я считал своими родителями. Люди, которых я считал кровными братьями и сестрой, – Эцио говорил тихо, как будто бы слова сопротивлялись. – Они… мертвы. Это было просто ложное обвинение. Сначала так казалось… Но в камеру отправили всех. Всех, понимаешь? Даже ребёнка тринадцати лет со слабым здоровьем. Я тогда не был дома и меня схватить не смогли, – Аудиторе тяжело глотнул ставшую вязкой слюну. – Я нашёл их, переговорил с отцом. Он дал мне указания. Отправил к союзнику. Я хотел действовать немедленно, но этот… Этот ублюдок… Проклятый предатель сказал подождать до судебного заседания на следующий день. И я как болван повёлся. Эцио стиснул кулаки так, что костяшки побелели. А сколько скорби было в его фигуре, казалось он титан держащий небосвод. Только вот небо было скорбью и болью. Итальянец поднял взгляд на Дезмонда, глядя тому в глаза. – Их повесили. Вздёрнули прямо в камере на рассвете. А потом объявили, что все они покончили с собой. Дескать, решили, что суд это позор и повесились. Ха, Джованни Аудиторе был уважаемым банкиром! Честным, с хорошей репутацией, достойный доверия! Я не мог это так оставить. Вернувшись к Уберто Альберти, я случайно подслушал его разговор с тамплиером. Тогда я ещё не знал кто это. Но мне хватило. Я несколько месяцев собирал компромат и докапывался до правды. Едва не был схвачен. Меня тогда Альтаир спас. Мы нашли того, кто не продался Абстерго и подкинули собранную информацию. Собранные нами доказательства указывали на этого предателя Уберто и ещё нескольких людей. Правда, тот хранитель порядка оказался человеком чести. Упёртый малый. Он раскрыл целую сеть. Все были посажены. Пожизненное без права на апелляцию и досрочное освобождение. Но мне было мало. Я не смог сдержать себя, не смотря на все протесты Альтаира. Я проник в тюрьму и убил этого предателя. Убил за то, что он лишил меня семьи. Дезмонд неуверенно подошёл к брату и сел рядом с ним. Было так больно в груди. Странное чувство, вроде сердце бьётся, но такое ощущение, словно каждое его сокращение, рвёт его на части. И мысль о смерти дорогих брату людей заставляет дрожать. Нет. Заставляет дрожать правда о том, как это произошло. До мёртвых не дотянуться, к ним не прикоснуться, их не обнять. И Майлсу дурно от того, что он причиняет брату боль своими словами. Больно… больно. Больно, больно. Больно-больно-больно-больно! БОЛЬНО! Из горла вырывается хрип. С миром что-то не так, он трещит и рвётся на куски, прямо как издевательски стучащее в груди сердце. – Брат, больно, – только и удаётся жалобно это выдохнуть. И уже не понятно кому он жалуется. Он, он… Он кто? Он… Эцио вздрагивает от слов младшего брата, резко поворачивается и бледнеет. У того неестественно широкий зрачок, а радужка сияет золотом орлиного зрения. Дыхание хриплое, рваное, а движение тела судорожное, словно он не в состоянии его контролировать. «Идиот,» –обзывает себя Аудиторе. Он спешит обнять брата покрепче, но тот лишь дергается, и итальянцу становится страшно. Страшно от мысли, что сердце младшего не бьётся. И вроде тот дышит, живой, но страх не остановить. Он словно паническая атака рисует страшные картины. И потому Эцио начинает судорожно оголять торс брата и свой, чтобы обнять и почувствовать тело. Ощутить, что сердце бьётся. – Эцио! Дезмонд! – почувствовавшие беду Альтаир и Коннор прибежали к ним. Картина предстала пред их глазами жутковатая. Два полуголых парня судорожно обнимаются. Они бледные, словно обескровленные, отчаянно жмутся друг к другу, словно шанс на жизнь имеют лишь в таком виде. Метису кажется, словно его братья маленькие цыплята оставшиеся без курицы-наседки. Грустно улыбнувшись своим мыслям, Кенуэй подходит к замершим американцу и итальянцу. Потом, присев на корточки, сгребает их в охапку, крепко обнимая. – Всё хорошо. Мы рядом, вместе. Все живы. Всё хорошо. Альтаир садится рядом, он не знает, что может сделать сейчас. Подобное проявление эмоций даётся ему тяжело. Поэтому Ла-Ахад молча сидит рядом, ожидая пока братья успокоятся. На это уходит почти час времени. И когда всё успокаивается, он просто спрашивает: – Едем?Глава 19
25 января 2019 г. в 10:22
В машине стояла сонная тишина. Воссоединившийся квартет возвращался в убежище. Альтаир дремал на переднем сидении, лишь чуть-чуть отклонив его назад. Водитель в лице Аудиторе, чтобы не заснуть, если действие кофе закончится, жевал солёные орешки. Пачка с ними периодически шуршала, примостившись возле коробки передач.
Эцио бросил взгляд на зеркало заднего вида. Дезмонд сидел за водительским креслом, провожая усталым взглядом природу за окном и лениво перебирая длинные волосы Коннора.
Измотанный прогулкой по лесу, индеец лёг на заднем сидении. Его ноги расположились в отведённом им конструкцией месте за сидением Альтаира. Голову старший американец положил на колени младшего брата. Тот не возражал, позволяя измотанному родственнику отдохнуть.
Пока была асфальтированная дорога, ассасины могли нормально подремать. Но как только начнётся дорога через лес, они проснуться. Уж больно этот лесной путь ухабистый. И возможно, Альтаир, наконец, расскажет о том, что заметил. По крайней мере, Эцио надеялся на это.
Когда машина въехала на лесную дорогу, то почти сразу же её накренило на один бок, и она резко ухнула в яму. Судя по всему, здесь в слякоть хорошенько покатались трактора или лесозаготовительные машины. Судорожно выворачивая руль, Эцио помянул недобрым словом обслуживающих дорогу рабочих. Этот съезд они должны были сделать нормальным, а не оставлять ямы, для любителей адреналина.
– Прими правее, почти к самым деревьям, – Ла-Ахад открыл глаза, тут же осматривая дорогу. В прошлый раз он вёл машину, так что Аудиторе без пререканий выполнил требование брата.
В это время проснувшийся Коннор сел. Его волосы были растрёпаны благодаря стараниям Дезмонда, что теперь делал вид, что с причёской брата всё в порядке. К счастью для задних сидений зеркала не предусматривались, поэтому Кенуэй не знал о творящемся на голове безобразии.
– Брат, ты расскажешь нам то, что обещал? – индеец попытался поудобнее устроиться.
– Как только отъедем подальше от основной дороги остановимся. На ходу рассказывать не буду. Если Эцио отвлечётся от управления машиной (а он это наверняка сделает), то мы рискуем остаться без транспорта и тащить пожитки в руках.
– Да ну тебя, – обиженно отозвался итальянец. – Это было один раз и то из-за тамплиеров!
– Только это не избавляет нас от того факта, что пришлось прятаться в канализации, – Альтаир продолжил настаивать на своём. «Кажется, это его знатно зацепило», – со смешком подумал Дезмонд. Альтаир редко продолжал спорить, только если событие не зацепило его за живое.
– Злопамятная какашка, – буркнул Эцио объезжая яму. Майлс закашлялся, пытаясь замаскировать смех. Альтаир не смог ничего ответить, лишь тяжело вздохнул, словно говоря: «Какой не воспитанный мальчик!» Младший американец представил, как Альтаир это произносит писклявым женским голосом и подавился слюной.
Араб бросил подозрительный взгляд на заднее сидение, словно подозревал младшенького в сговоре с итальянцем.
– Что? – прохрипел парень, чьё лицо раскраснелось, почти став красным как помидор. Ла-Ахад не ответил, лишь поджал в недовольстве губы и отвернулся.
Примерно через полчаса езды по лесу, Эцио останавливает автомобиль на небольшой полянке, окружённой достаточно густыми кустами. Похоже, когда-то здесь была вырубка.
- Итак, что ты хочешь нам рассказать, брат? – Эцио поворачивается корпусом в право. В его карих глазах нет искорок веселья, столь привычных Дезмонду. Аудиторе собран и серьёзен.
– Я думаю, не только Дезмонд подвержен приступам, – Альтаир хмурится, пробегая взглядом по братьям. Ему не нравится то, что он говорит. Но кто сказал, что реальность должна быть приятной? – Исходя из последнего приступа, рискуют все.
– Погоди, – Аудиторе нервно дернулся. – Хочешь сказать, что моё неадекватное состояние недавно не просто случайность, а взаимосвязанная с приступами Дезмонда закономерность?
– Это имеет место быть, – Коннор подался корпусом вперёд. – Мы все тогда попали под раздачу. Дезмонда зацепило сильнее всего. Почему тогда у Эцио это проявилось раньше, чем у меня или тебя?
В салоне повисла тишина. И пока братья пытались понять, что послужило спусковым механизмом, Майлс почувствовал, как его накрывает истерика.
«Finita la commedia! – мелькнула истеричная мысль. – Хотя нет. Это не конец комедии, это прямо таки её начало! Неудачный блокбастер с элементами психологии о жертвах науки!»
Дезмонд опёрся локтями на колени и, сгорбившись, спрятал лицо в ладонях.
«Блеск! Мало того, что я сам не всегда нормален, так теперь и братья под ударом. Надо было застрелиться сразу, как мы выбрались. Вдруг я источник заразы? Что-нибудь на тему психополей, восприимчивости разума и прочей дряни, – губы парня искривила усмешка. – Ха-ха! Чёрт… Лучше бы мне вообще было не рождаться! Моя ДНК чертов источник неприятностей… Боги, мне следовало сдохнуть ещё во младенчестве».
Дезмонд не видел, как напряглись братья, он даже не осознавал, что его трясет, словно он на виброплатформе сидит. Его захватила мысль о том, что это всё его вина. Эта мысль обернулась вокруг него, капая своим разъедающим ядом прямо на сердце. Она действовала на нервы похлеще тиканья часов.
– Дезмонд? – Коннор аккуратно коснулся его плеча и встряхнул парня. – Эй.
Альтаир следил за поведением Дезмонда внимательно, словно тот мог в любую секунду кинуться на них или попытаться навредить себе. Что же касается сидящего на водительском кресле итальянца, то тот пытался заставить себя дышать. Неразборчивое «мне следовало сдохнуть ещё во младенчестве», которое услышали все, ударило словно хорошая пощёчина. Раньше у Дезмонда такого не наблюдалось или же он хорошо это скрывал? Аудиторе ощутил, как его наполняет гнев, и возможность контролировать свои действия исчезает. Гнев и ярость, великолепные кукловоды. Дёргают за ниточки свои марионетки и те свершают вещи, из-за которых не прочь наложить на себя руки.
И пока Дезмонд пытался прийти в себя, недоуменно поглядывая на братьев, Эцио выскочил из машины, едва не запутавшись в ремне безопасности, а потом, распахнув заднюю дверцу, вытащил младшего брата из транспорта. Майлс дергался и сопротивлялся, инстинкты требовали борьбы, пока разум не понимал что происходит.
– Эцио! – грозный окрик Альтаира не остановил представителя старого света. И оставшиеся в машине братья поспешили выбраться. Прежде чем его остановили, Эцио успел больно приложить младшего брата о корпус универсала рядом с задней дверцей.
– Не смей, не смей, не смей! – Аудиторе рычал и тряс Майлса за грудки, словно надеялся подобным образом вытряхнуть из него все мысли о смерти. Подскочивший Альтаир попытался разомкнуть кулаки итальянца, в то время как метис предпринял попытку оттолкнуть Эцио. Но ничего не вышло. Итальянец клещом вцепился в Дезмонда.
– Ты! ТЫ! – вырвалось из Аудиторе, но тут же внятные слова прервал звериный рык, вырвавшийся из того же горла. Эцио прекратил трясти Майлса, как-то резко успокоился, только глянул смертельно раненым зверем.
– Да иди ты к чёрту, – выдохнул он наконец из себя, разжимая сведённые судорогой пальцы и отступая на несколько шагов назад. После, парень развернулся и, едва сумев пролезть сквозь кусты, исчез из поля зрения. На поляне наступила тишина. Вспугнутые криками птицы не смели раскрыть свои клювы и продолжить щебетать.
Дезмонд посмотрел на крайне недовольного Альтаира, что сверлил взглядом место, куда ушёл младший брат. Коннор же выглядел потрясённым происходящим и явно не знал, что теперь делать.
Между ними никогда не происходило настолько яростных стычек. Мелкие потасовки за последний кусочек пиццы или шоколадку и дракой то не назовёшь, так детская забава для заскучавших ассасинов, даже если при этом мелькали острые предметы, чтобы урвать себе кусочек. Обычно таким занимались Эцио и Дезмонд, Коннор любил находиться в стороне, присоединяясь лишь в том случае, если трофей того стоил. И то действуя наверняка. Ла-Ахад же предпочитал взять прямо перед носом драчунов вожделенный предмет и, если это съедобно, съесть его на их глазах. И арабу было неважно приторно сладкая это конфета (которые, к слову, он терпеть не мог), чипсина (что тоже не стояло в его обычном меню) или же хвостик колбасы, а то и последняя жареная картофелина. Старший брат забирал предмет спора, если это было что-то не съестное, и клал в прямой своей досягаемости. Борьба прекращалась, младшие теперь терпеливо ждали момента, чтобы незаметно стащить яблоко раздора опять себе.
Дезмонд прикусил губу, чувствуя свою вину. У него было два варианта идти следом или не идти. Надо было поговорить, выяснить почему. Хотя бы для того чтобы их отношения не рухнули окончательно. Дезмонду казалось, что некогда крепкая братская связь истончилась в тонкую натянутую нить, норовящую порваться.
– Я сейчас, – тихо произнёс американец не глядя на старших представителей их квартета, тут же направившись в сторону кустов, где исчез Эцио. Аудиторе обнаружился неподалёку, он сидел под деревом с толстым стволом, который обнять один человек не в состоянии.
Замерев в паре метров от брата. Дезмонд переступил с ноги на ногу. Он не был уверен в том, что скажет итальянцу. Стоит признать, что он вообще не знал, что говорить старшему брату, так как не понимал, почему тот так разозлился.
И пока он думал, Альтаир строил предположения.
– Гнев, – заметив непонимающий взгляд Коннора, Ла-Ахад уточнил: – Я думаю один из катализаторов приступа у Эцио – гнев. Он открыто демонстрирует свою привязанность, свою любовь и зависимость. Я думаю эти чувства и есть причина. По крайней мере, во время того, как приступ происходит у Дезмонда.
– Хочешь сказать, что и мы в группе риска? Но мы не знаем, что станет для нас спусковым крючком, – метис окинул рассеянным взглядом деревья. – У Деза мелькают мысли о самоубийстве, это провоцирует Эцио. Есть идеи как нам это прекратить?
Араб покачал головой.
– Безопасность, немного стабильности. Уверенность в том, что отобьёмся от любой атаки. Это может немного держать этих двоих в более адекватном состоянии.
– Полагаешь этого хватит?
– Я подозреваю, что происходящее с Эцио связанно с его семьёй. Это неприятная история. Думаю, в чём-то ты можешь его понять.