Холодное сердце 3: глубины Ахтохаллэн (1 часть)

      Как же это было странно, когда в замок приехали его жена и сын, которые начали сразу же себя вести себя неестественно. Почему Хольфсен почти сразу подошёл к королеве? И о чем они успели тогда поговорить? На эти вопросы Вальгард не мог дать ответа, ровно до тех пор, пока… не пали ледяные крыши, и рыжеволосая девушка сорвалась с места. Как же она была похожа… но на кого?       Что он вообще помнил? Ему часто снилась тёмная вода, которая накрывала его с головой, мешала дышать… а после, яростные голубые глаза, которые смотрели на него с таким презрением, злобой и холодом. И почему-то из-за него внутри всё замерзало, заставляло съёжиться. И он почти снова утонул в этих ощущениях, пока… по голове словно ударили, только вот этот удар был нанесён не чем-то материальным, а более неожиданным: воспоминаниями. « — Не подходите! Я не хочу вас ранить!» — испуганные голубые глаза старшей дочери, расстроенные зелёные Анны, которая каждый раз слышала грубые отказы из-за двери. Идуна, постоянно ищущая любые книги с различными упоминаниями о магии, походы в город к той небольшой супружеской чете, которые с верностью хранили тайну посещения монархов. И… тот шторм, когда волны были настолько высоки, что в один момент захлестнули корабль полностью, отчего он начал идти ко дну. И он уже думал тогда, что конец, но судьба распорядилась иначе.       Он видел совершенно другую Эльзу, тогда возле костра, когда девушка лежала в беспамятстве. Болезненно бледная, со впалыми щеками, в том странном наряде, который принцессы не должны позволять себе носить. А после, снова этот взгляд полный презрения и затаённой злобы. «Она изменилась, стала сильнее», — и это действительно так. Теперь в его старшей дочери прослеживался стержень, который было невозможно сломать и с нескольких попыток.       А ведь он оставлял во дворце совершенно другого человека. И когда от неё слышится фраза про восемь лет, внутри, словно все обрывается, заставляя болезненно зажмуриться и осознать всё, через что ей пришлось пройти. Разительные изменения. И как бы он этого не отрицал, но ему они были по душе, ведь какой правитель не хочет, чтобы на его место пришел достойный наследник, однако… «Анна прекрасно справляется с бременем правления», — это режет слух. Неужели его младшая дочь, которая никогда не стремилась к подобному, может быть надежной опорой для королевства?       Ответ у него появляется через восемь лет, когда все это обрушивается, через тот заслон, который создали дед Пабби и Эльза. А в голове стучит набатом: « — Ты же понимаешь, что это может стоить тебе жизни? — Да… и не жалею. Такова моя судьба».       Они не успевают найти нужные покои вовремя, когда же подходят к дверям, то не решаются зайти и разделить боль Анны, потому что никуда не деть то время разлуки, потому что самим бы пережить. У Идуны подкашиваются ноги, хотя он сам еле стоит. Пережить собственного ребенка… как же это тяжело, а из-за чуть приоткрытых дверей слышатся чужие стенания и тихий вой.       Замок погружается в траур, однако, дни идут, а Анна всё не назначала прощания с сестрой. Она лишь ходила безмолвно по коридорам, надолго запиралась в кабинете и никого, кроме своего мужа, не подпускала к себе, да и этому Кристофу не всегда удавалось оказать должное влияние. Больно. Лишь в один день безумно сорвалась с места, бросив фразу: «Я еду проститься», — и не озвученное приглашение. И они поехали, а вместе с ними и весь город, который как-то узнал об этом. Процессия была огромной, однако, темп держали и уже к полудню оказались на вершине, которая была близка к Северной горе, вот только дальше не смогли пройти к тем огромным ледяным развалинам, что остались там. « — Анна, мост… как и замок… ты же понимаешь… — Да, Кристоф», — и словно тогда что-то в очередной раз сломалось в дочери. В тот раз они смогли приблизиться и разделить боль от этих разрушенных кусков льда, а после, и от найденной кем-то лиловой накидки на плечи, которую взяли трясущимися руками, узнавая в орнаменте церемониальную вещь. Её так и оставили там, аккуратно свернув промерзшую ткань, чтобы был виден знак их королевского рода.       Со временем смирились, стараясь узнать больше, найти те ценные крупицы информации, что хранились по всему королевству. И находили, но столь разрозненные и малосодержательные, что становилось тошно, словно каждый стремился урвать кусок знаний побольше и навсегда похоронить у себя в памяти, в нежелании делиться с остальными.       Когда же родился внук, казалось, что в замок вернется что-то, что они еще успели застать, когда отплывали на королевском корабле — веселье. И оно действительно пришло, но… на короткий срок, потому что слишком рано стало понятно, что маленький принц до безумия похож на свою родную тетю, потому что буквально каждому он служил живым напоминанием о своих ошибках по отношению к одной белокурой королеве.       Агнарр старался всеми силами искупить свою вину, отдавая внуку многие часы свободного времени и сходя в душе с ума от разрывавшего его противоречия: он хотел и не хотел одновременно, чтобы у Александра проявились магические способности. Потому что тогда будет возможно действительно замолить свои грехи, перед дочерью, которая отдала жизнь за их спасение.

«Я ничего не могу сказать тебе, отец. Слишком всё… сложно, слишком многое изменилось, и слишком многое затронул наш спор. Прости, но сейчас ничего толкового я не смогу тебе написать и ни о чем просить не буду, потому что не могу. Ты и сам понимаешь, ибо характером я пошла в тебя. Знай лишь одно: свой долг королевству я отдала сполна».

      Другая… совершенно, и это особенно сильно видно по бумагам в начале её правления и в конце. Слишком сильно прыгает почерк, где-то на перо надавили чуть сильнее, чем следовало, где-то фразы витиеваты настолько, что и не понять, в чём смысл, пока не прочитаешь несколько раз. И последние бумаги, вышедшие из-под её руки: чёткие указания, вымеренные словно по линейке границы дозволенного, и размашистая роспись в конце с королевской печатью.       Идуна, как и он, довольно часто смотрят на несколько портретов, хранящих образы семьи, и подмечают мельчайшие детали. Но, что особенно заметно: как Эльза изменилась после их исчезновения. Иная… со сброшенными не до конца оковами, но которые значительно ослабли, а после и исчезнувшие совсем, стоило найти свой путь, стать пятым Духом. Ясный взгляд голубых глаз, прямая осанка и явный магический отблеск на дне зеркал души. Он завораживал не их одних…       Многие в Эренделле не хотели верить в смерть старшей наследницы, но они уважали скорбь младшей, которая так и не вышла из неё даже спустя огромный промежуток. Однако не почтить память они не могли, поэтому каждый год устраивали День Памяти, на котором просто вспоминали. Дети, как-то добровольно возложили на себя обязанность заливать каток на главной площади, благо дата — двадцать первое декабря позволяла это делать. Взрослые же готовили столы.       И даже по распоряжению королевы каждый год дворцовая кухня готовила странные на первый взгляд, но безумно вкусные тонкие блины. В память о былом, в память о королеве, которая устроила тогда своим неожиданным появлением приступ у кухарки.       В один же из дней «посчастливилось» увидеть довольно точную постановку того, что когда-то произошло на коронации. Спасибо внуку, который устроил целое представление, и даже смог задействовать почти тех же людей. Конечно, он тогда с большим трудом смог погасить в себе желание тут же отвесить тому наглецу Хансу несколько крепких ударов, но остановило то, что мужчина был не меньше удивлён поведением совей племянницы и наследного принца.       Хотя представление удалось и без этого, потому что Александр грамотно смог стравить их. Конечно, как политику Агнарру приходилось видеть нечто подобное, но то, как общалась его дочь, и брошенная ею же напоследок фраза, которая заставила задохнуться не только своего отца: «Врезала бы тебе ещё раз, да вот только ни статус, ни обстоятельства не располагают».       Много, конечно, они ещё не знали и о младшей дочери, которая хоть и шла на контакт, но была уже совершенно другим человек, хранящим внутри себя ни одну тайну и ни одну тонну боли. И как-то оброненная ее супругом фраза: «Ладно, что хоть не топор кинула, а ведь умеет»* — кажется, заставляют волосы шевелиться на затылке, вот только спустя несколько месяцев в этом удаётся убедиться собственными глазами.       Кажется, они в тот день собрались покататься всей семьёй на лошадях, но выйдя к конюшням застали там двух активно спорящих женщин, причём возле одной из них в опасной близости время от времени мелькал топор, которым активно размахивали в порывах артикуляции. — Да я тебе говорю, что раньше ты метала их лучше! — Ты издеваешься?! Я последний раз брала его в руки больше двадцати лет назад! — Так о чем я и говорю, Анна. Растеряла сноровку. Вместо того, чтобы стихи писать и так далее по списку, лучше бы хоть топоры продолжила метать или что-нибудь в этом духе*, — рыжеволосая тогда побагровела быстро. Глянула на предмет в руке и мишень, стоящую в нескольких метрах. Там уже было вонзено несколько предыдущих снарядов и, сделав замах, совершила точный бросок. Лезвие вошло ровно в центр. Идуна на это как-то удовлетворенно хмыкнула на пару с Александром. — Теперь довольна? — Возможно. — Эльза распалась снегом, от чего внутри всё болезненно сжалось, но после снова появилась из снежинок, возле мишеней. Придирчиво оглядела топор, — хорошо, довольна. — Анна на эти слова как-то распрямилась в плечах, и весь её вид показывал оттенок самодовольства. Как только ещё не заметили сторонних наблюдателей? Хотя вот, он ловит взгляд голубых глаз, на дне которых тут же загорается какой-то шальной огонек, — только не зазнавайтесь, Вашество. — И быстрый щелчок пальцев, после которого слышится громкий вскрик явно не одного человека. Как-то довольно быстро на небольшой площадке перед конюшнями появляется снег, позволяя хоть попытаться отомстить за холодную массу за шиворотом.       В тот день они так и не поехали кататься на лошадях.