Не до абстракций

Мне было тихо. В кабинете у Сасори я лежал на кушетке с капельницей и наслаждался тишиной. В последнее время Мадара был невыносим. Точнее, невыносим он был всегда, но в последние пару месяцев ситуация обострилась. Его приступы агрессии нагребали волнами одна за одной и многие уже успели утонуть. Мне же при моем положении повезло. От Мадары я получал словесно, что с легкостью игнорировалось мной. Но видеть его отношение к другим во время его срывов, а иногда и становиться исполнителем, было неприятно. Поэтому в моменты его помутнения я отсиживался у Сасори. Акасуна понимающе относился ко всему и даже начал ставить капельницы с витаминами, дабы Мадара не утащил меня из кабинета. Не редко со мной приходил «отсидеться» Кисаме, ему тоже было не по душе от всего этого. Однажды он даже пошутил: «Беременный ты, а истерит Мадара». На что мы с Сасори тогда криво усмехнулись. Благо, Мадара об этой шутке не узнал. Подходил к концу восьмой месяц моей беременности. День Х приближался с каждым часом. Я продолжал чувствовать себя более чем отлично. Лишь живот напоминал мне о том, что меня скоро ждет. И, конечно же, ежедневная барабанная дробь ножками будущего Учихи. По ощущениям, отрабатывать приемы она начинала еще в утробе. Ни уговоры, ни мои угрозы не доходили до будущего дьяволенка. Поэтому приходилась лишь ждать пока, как и его дядя, ребенок «перебесится». — Как ты себя чувствуешь? — задает дежурный вопрос Сасори, вынимая иглу капельницы. — Как обычно, лучше некуда, — отвечаю я и в подтверждении моих слов чувствую толчок в районе мочевого пузыря. Сасори мой ответ не удовлетворяет, что видно по его лицу. — Кажется, ты не рад, — замечаю я, принимая положение сидя на кушетке. — У нас нет показаний для кесарево. Его ответ вводит меня в ступор и я жду его объяснений. — С кесаревом, рожать часто и много не получится из-за шва. А вот с естественными родами легче, тем более с твоими возможностями. — Сасори отворачивается от меня и садится за свой стол. Вот оно что. Акасуна хочет лишить меня возможности стать свиноматкой для Мадары. На душе сразу становится как-то теплее, но все же не хочется, чтобы Сасори шел на перекос Учихе ибо это добром не кончится. — Все будет хорошо, — говорю я, наверное, уже в миллиардный раз. Только так я могу успокоить Хидана, Сасори, иногда Кисаме и, конечно, себя. Я подхожу к столу Акасуны, где в идеальном порядке лежат документы, бланки и рабочие принадлежности. — Верь мне, — я кладу руку на его плечо, слегка сжимая и чувствую, как на секунду голова Сасори прижимается к моему животу. Неловко отстраняюсь, с улыбкой прохожу в дальнюю комнату. На Учиху я больше не смотрю. Сил нет. И желания. Я все также знаю, что его тело продолжают поддерживать. Объектом моего изучения стало ухо, принесенное Хаширамой. Оно лежало под куполом, подсоединенным к какому-то аппарату, что помогало Сасори отслеживать его состояние. Мне удалось выведать у Сасори, что же от него требуется. Можно ли ускорить нашу регенерацию. Наше тело заживает быстрее, чем у остальных. Мелкие увечья затягиваются за считанные часы. Ранам посильнее нужны недели и месяцы, но итог будет успешным. Сасори сказал, что из уха тоже можно восстановиться, но в моей голове очень тяжело представлялся этот процесс. На моих глазах еще ни разу этого не происходило. Но проблема была: получить человека из уха займет десятки лет, а может, и сотни. Прошло уже семь месяцев с момента появления уха в лаборатории, но для меня визуально оно ни сколько не изменилось. Хотя, Акасуна уверял, что прогресс есть. Поэтому я каждый раз приходил посмотреть на него, чтобы убедиться поменялось ли что-то. Было так много вопросов и так мало ответов. — Дейдара. Я не заметил, как Кисаме зашел за мной. — Я уже все, пойдем есть? — ответил я, выходя из лаборатории. Кисаме держал в руках куртку, которая явно была ему мала. Он накинул мне её на плечи, не застегивая, да и явно она не сошлась бы на мне. — Тебя Мадара ждет, — пояснил он, подталкивая меня в выходу. — В куртке? — удивляюсь я, ведь убежище мы не покидали. Никто и никогда за время моего пребывания. Мадара опасался, и понятное дело, кого. — На улице? — спрашиваю я. — Да, — отвечает Кисаме. Я оборачиваюсь, чтобы увидеть лицо альфы и понять, что он говорит серьезно. На что Кисаме лишь кивает мне. На выходе из убежище я притормаживаю, не понимая, что меня ждет там. Солнечный свет заставляет зажмуриться, и я чувствую себя пещерным человеком. Делаю пару глубоких вдохов и слышу как сзади закрывается дверь. Кисаме остался внутри. Впереди замечаю черную машину. Понимаю, что Учиха ждет меня там. Неторопливо иду к машине, наслаждаясь природой. Я даже подумать не мог, как соскучился за внешним миром. Подойдя ближе, я увидел, как Мадара сидит за рулем, наблюдая за мной. Он кивает мне на свободное место рядом. Ну, что же, прокатимся. Из-за низкой посадки и моего живота легко вскочить в машину не получилось. И я, наверное, впервые ощутил себя беременным, большим и неповоротливым. Я захлопнул двери, разваливаясь в кресле и широко расставляя ноги из-за мешающего живота. — Не роди мне только тут, — слышу как бурчит Мадара, заводя машину. — Куда мы едем? — игнорировать его замечания проще. — Запоминай дорогу, это важно. — отвечает мне Мадара. Едем мы около двух часов в абсолютной тишине. Запомнить дорогу получается, так как ехали в основном мы прямо лишь иногда поворачивая. Мадара не в настроении, я прямо чувствую его ауру, поэтому и не пытаюсь с ним заговорить. Скоро машина затормаживает посреди пшеничного поля. Учиха открывает двери и выходит. Я неспеша вылезаю (именно вылезаю) за ним. Учиха берет меня за локоть и ведет прямо в поле. Колоски щекочут руки, цепляются за куртку, но так приятно шелестят, что я специально вытягивая ладони, чтобы чувствовать их прикосновение. Мадара останавливается и смотрит на меня. Здесь, при солнечном свете, я впервые замечаю на сколько он выглядит уставшим. Цвету его лица, а точнее, отсутствие такового, мог бы позавидовать любой вампир, а черным пятнам под глазами — панды. Мадара не отдыхал, да мы были выносливы и во сне не нуждались как ранее, но все же спать мы должны были, пусть и не каждый день. — Пойдем. Учиха приседает на корточки, и я замечаю перед нами люк. Альфа откручивает ручку и поднимает крышку. Снова лезть под землю. Я без помощи Мадары, опускаюсь в люк, нащупывая ногой лестницу по которой спускаюсь на пару метров вниз. Внизу темно, но как ни странно холода я не ощущаю. Мадара появляется через пару минут и включает свет. Помещение небольшое и единственное, что есть здесь это огромная металлическая дверь. Учиха снимает с шеи карту и проводит ею по замку, открывая вход. Я молча захожу внутрь. И оказываюсь словно в уютной квартире. Это ничем не похоже на наше убежище, где все строго и дорого, ничего лишнего. Здесь же все наоборот. Диван с кучей декоративных подушек, рядом журнальный столик со стопками журналов. Книжный шкаф во всю стену, картины, мягкий плед, накинутый на кресло, небольшая плазма и персиковые обои. Даже есть небольшие вазы под цветы и, кажется, краем глаза я заметил коробку монополии. Оборачиваюсь на Мадару, он стоит сзади меня и наблюдает за мной. Ладно… Прохожу дальше, на кухню. Здесь все также, чистая посуда сложена по деревянным шкафчикам, холодильник, плита и обеденный стол застеленный скатертью. Стула всего два. Иду дальше, Мадара сзади буквально наступает на пятки и дышит в затылок. Я нашел еще небольшую ванную, спальню, где только кровать и шкаф, а также склад с огромным количеством коробок. А еще комнату с непонятными мне баками, скорее всего, они обеспечивали бункер водой, воздухом и отоплением. Обследовав все, я понимаю, что все это рассчитано на двоих, а то и на одного. И от этой мысли мурашки пробегают по коже. — Этот бункер рассчитан на двоих человек сроком на 20 лет, — подтверждает мою догадку Мадара. — Но такие, как мы сможем провести времени вдвое больше. — Мадара, зачем мы здесь? — голос дрожит, потому как, что на уме у Учихи понять сложно. — Об этом месте знаем только я и ты. Это наше убежище, на всякий случай. — Всякий случай? — переспрашиваю я. — Да, у меня появилось некоторое предчувствие. И я решил показать тебе его. Мадара садится на диван и закрывает лицо руками. Кажется кто-то на грани. — Все хорошо? — спрашиваю я, продолжая стоять. — Нет, — вздыхает альфа. — Ты же помнишь, что должен в любом случае защищать меня. Мадара напоминает мне о моем долге. Как уж тут не забыть. Я должен делать все ради его спасения, даже если мне этого не хочется.  — Я помню.  — В случае чего ты должен будешь привезти нас сюда, Дейдара, — говорит Мадара, вставая с дивана и придвигаясь в плотную ко мне, на сколько позволяет мне живот. Он вешает мне ключ-карту на шею и заправляет её под одежду. — И ты никому не должен говорить об этом месте, — говорит он, гипнотизируя взглядом. — Никому, — повторяет он, прижимаясь руками к моему лицу. — Я понял, — говорю я, пытаясь отстраниться, такая близость мне не по душе. — Нет, — Мадара шепчет, прижимаясь ко мне, упираясь прессом мне в живот. — Что ты делаешь? — я стараюсь не смотреть в его глаза. — Дейдара, — просит Мадара. Просит, Мадара просит… так странно слышать это от него. Встречаюсь с ним взглядом и замираю. Как же ты одинок Учиха. Но и я тоже. Поэтому я поддаюсь вперед, касаясь своими губами его. Мадара слегка отстраняется и я задумываюсь, правильно ли я распознал его мотив, но тут же чувствую его губы в ответ. Его руки пробегаются по моему телу, параллельно выпутывая меня из одежды, сам же он только расстегивает себе штаны. Закончив поцелуй, Мадара лишь наклоняет меня над диваном, поставив в единственную позу, доступную нам сейчас. Я чувствую его губы у себя на спине, а руку на члене, и понимаю, что течет с меня не хуже, чем во время течки. Отсутствие отношений с альфой дает о себе знать. Мадара входит резко, без подготовки. Но это был бы не Мадара, если бы он сделал все по-другому. Его пальцы впиваются в бедра, а каждый толчок норовит перекинуть меня через диван. Но это все равно чертовски приятно. Разрядка наступает быстро и почти одновременно. Это и сексом тяжело назвать, скорее, выплеском скопившегося напряжения. Мне не стыдно, каждый получил свое. Учиха молча помогает мне одеться обратно, и даже вытирает сперму. Я слежу за каждым его движением и почему-то внутри меня лишь жалость и сострадание к нему. Почему-то из памяти стираются все его поступки и злодеяния. И ему хочется только сочувствовать. — Мы могли бы остаться здесь с тобой, — безумная идея бросить все и остаться доживать век с Мадарой вырывается из меня. Он поднимает на меня свои черные глаза, в которых промелькает неведомое мне чувство. — Не сегодня, — отвечает альфа и разворачивается к выходу из бункера. — Нам нужно заехать на один ужин, — говорит Мадара, не оборачиваясь ко мне. — А потом решим. Решим? Неужто он готов все оставить?