***
В квартале Учиха всё было спокойно. Саске безошибочно нашёл нужный дом. Из которого тянулся запах готовящегося рамена. Так что найти местообитание Наруто можно было с закрытыми глазами. Его сокомандник уже колдовал у плиты. Видимо, дети снова на его попечении. Что неудивительно — Сарада опять допоздна в Резиденции. — Йо, усуратонкачи. — О, привет, теммэ. Какими судьбами? — Надо поговорить. — Только не это… Что опять? — Не опять, а снова. — Даттебайо… Вот почему Минато снова упахивается на полигоне… Даже не дав мне обработать синяки и царапины. — Нужно было позволить всему идти своим чередом! Бунт бы мы как-то подавили! — Да как ты… — Наруто! — Я что, должен был спокойно наблюдать, как Хината ищет себе смерти, да?! — рявкнул джинчурики, мгновенно окружив себя чакрой. В ответ Учиха активировал глаза. Блондин чертыхнулся и чакролапами закрутил краны на газовой плите, одновременно отставляя кастрюли прочь. — Лапша недоварится и будет невкусной. — Чёрт с ним. Настроения нет. Идём выпьем. — Получишь от Сарады. — Нет, просто расскажешь, что случилось. — Ладно.***
Дело было сразу после войны. Сарада уже работала наравне с Шикамару в качестве советника Шестого. На этом настоял Саске, как новый глава клана Учиха. Тем более Шикаку не возражал, ибо подобное укрепляло авторитет Листа на международной арене и повышало его статус как Хокаге внутри Листа. А ещё это было просто выполнением пунктов союзного договора кланов-основателей, на которые Сенджу Тобирама и Сарутоби Хирузен просто наплевали. А Намикадзе Минато и Сенджу Цунаде элементарно не успели ничего исправить. Наруто прилежно учился и сдавал экзамены на звание джонина, а потом уже и АНБУ. Всё шло к свадьбе. Неожиданно к Саске и Наруто пришло извещение от главы селения с приказом явиться в кабинет, бросив все дела. Когда оные явились, то застали там, кроме собственно Шестого двух представителей Хьюга. Хиаши был мрачнее тучи, а Нейджи нервно теребил волосы. — Что случилось, даттебайо? — занервничал джинчурики, когда взгляды двух пар бесцветных глаз, казалось, прожгут в нём дыру. — Присядьте, — ледяным тоном сказал Шикаку. Значит случилось что-то крайне серьёзное. Оба приглашённых сели. — Хьюга Хината доставлена в госпиталь. Она при смерти. — Что?! — Судя по словам очевидцев, она сама бросилась под удар смертельно опасной техники без всяких на то причин. — Зачем?! — Дело в том, что Хината-химэ, похоже, сама ищет себе смерти. Это есть ничто иное, как почти удавшаяся попытка самоубийства, — отчеканил племянник главы клана Хьюга, буквально вдавливая Узумаки в стену своим «ки». — Э… я-то тут причём?! Да объясните вы всё толком, даттебайо! — Всё ясно как день, усуратонкачи, — хлопнул себя по лбу Саске. — Она влюблена в тебя без памяти, дурень. А то, что вы с Сарадой объявили о помолвке, стало последней каплей. Она не желает без тебя жить. — А что делать? Я… я не могу… я же люблю Сараду, даттебайо! И… — Самоубийство моей дочери ляжет пятном позора на мою семью и на весь клан Хьюга, — мрачно ответил Хиаши. Слова падали, словно камни. — Это внесет раздрай в сам клан. Мы ведь только достигли соглашения о прекращении практики установки Проклятой Печати. Младшая ветвь на взводе и ждёт только повода, чтобы устроить бунт. Не важно какого повода. — То есть чтобы успокоить младшую ветвь… Вы готовы пожертвовать дочерью? — сразу ухватил мысль Саске. — Да. Но я не смогу принять в клан новых его членов: представители старшей ветви посчитают это бесчестьем и публичным ударом по репутации. — То есть Хината будет последним человеком, на которого нанесут «Птицу в клетке». А после она будет лишена своего достоинства и изгнана из клана. — Именно так. Саске-доно, я прошу вас собрать семейный совет и донести это предложение до вашей сестры. Надеюсь, это не нанесёт оскорбления вашему клану. — Уверен, что не нанесёт, Хиаши-сан. — Какая жертва? Какое изгнание? Какая печать? О чём вы? — Наруто… Ты будешь обязан сойтись с Хинатой и зачать ей ребёнка. Только это удержит её от дальнейших попыток покончить с собой. — Господин Шестой! Я не… — Твою позицию мы уже выслушали. Я прошу тебя как Хокаге. Ради деревни. Ради мира во всём мире. Сделай это. Наруто пришибленно опустил голову. И гробовым голосом ответил: — Так точно… Шестой-сама. — Свободны. Как только за всеми приглашёнными закрылась дверь, Нара Шикаку встал из кресла, и, вынув из пачки на столе сигарету, закурил: — Вот же гемор. Эти женщины… Неделю спустя. Хината знала, что её любимый вновь придёт к ней сегодня вечером. Знала, что ей будет с ним и плохо, и хорошо одновременно. Да, она будет ублажать его, чувствовать тепло и тяжесть его тела, будет вдыхать запахи его волос и пота. Будет испытывать наслаждение от его прикосновений и ласк. Но одновременно знала, что он никогда не взглянет ей в глаза, а когда их взгляды пересекутся, тут же отведёт взор. Его ласки будут чисто механическими, в них не будет страсти и желания. А на пике удовольствия простонет имя совсем другой… другой женщины… И никогда… никогда не посмотрит на неё с теплом и лаской… как на ту… другую… Скрип открываемой двери. Его шаги. — Наруто-кун? — Да, Хината? — Нужно поговорить. Он садится напротив. Холодный, безразличный взгляд. Сразу ясно — он её не любит. Никогда не любил и нет надежды что полюбит. — Слушаю. — Наруто-кун… Я хочу ещё одного ребёнка от тебя. Лет через пять. Скептически приподнятая бровь. — Зачем? — Если я рожу только одного… Он может не вынести и… — Покончить с собой, так? А если их будет двое, есть шанс, что они станут… опорой друг для друга. — Да, — девушка сжала руки на груди в умоляющем жесте. — Наруто-кун, прошу! Если так и будет, я навсегда исчезну из твоей жизни! Клянусь! — Хорошо, — ледяной, безразличный тон. — А теперь — раздевайся.***
Боруто, взмыленный и уставший после спаррингов с дядей, который крайне скупо похвалил его и выдал новую программу для тренировок, плёлся домой. Открыв дверь квартиры на последнем этаже в многоэтажке, мальчик увидел записку на зеркале в прихожей: «Я на миссии, буду не скоро. Забирай Химавари из детского сада и не забывай гулять с ней. Мама». Внебрачный сын Узумаки Наруто подошёл к раме со стеклом и повернул его зеркальной стороной к стене. Чтобы не видеть своего лица. Которое, как утверждали все подряд — просто вылитая копия отца. Даже за тот короткий миг, что он увидел себя в зазеркалье, хотелось разбить зеркало и выбросить осколки в мусорный бак. Как он поступил с фотографией отца в рамке, которую случайно нашёл во время уборки. Потом был жуткий скандал с матерью, крики, ругань… Тогда он в гневе ударил маму по лицу… А потом она едва успела выбить у сына из левой руки топор для разделки мяса, которым тот хотел отсечь себе правую кисть… В результате они оба угодили в клинику на отделение психических травм. Мама выписалась, не долечившись: нужно было заботиться о сестре. А он сбежал, хоть и давал родительнице слово. Ибо просто невозможно достали сочувствующие взгляды всех подряд и жалостливые шепотки за спиной. Эти шепотки преследовали его всю жизнь. Особенно страшно и противно стало, когда он повзрослел и стал понимать смысл фраз, доносившихся от прохожих, когда он шёл куда-либо с мамой и Химавари, вдвоём с сестрой или просто куда-то. — Отказалась от родни! — А ведь могла выйти замуж, как всякая уважаемая женщина! — Хоть бы подумала о репутации своих детей! — А была такая завидная невеста, из уважаемого клана… Дура, ой дура… — Прижила детей от этого Узумаки, хорошо что тот фамилию разрешил свою дать, Хьюга не вынесли бы такого позора… Поэтому его кредо всегда была месть. Месть детям той женщины, из-за которой у него нет отца, а окружающие смотрят на маму и сестру, да и на него тоже, словно на кусок дерьма. Особенно родственники мамы, которые даже переходят на другую сторону улицы или покидают магазин или транспорт, в котором пересекаются. Все. Кроме дяди Нейджи. Но он появляется редко: он джоунин, у него свои ученики, семья, дети и обязанности в клане. Только его присутствие и редкие уроки дают ему силу, сжав зубы, жить дальше. А ещё сестра. Это наивное и доброе существо, готовое помогать любому и защищать всех подряд. Без него… Без него её затопчут и сломают, словно беззащитный цветок.* И вот её фотография, приклеенная к обороту зеркала. Как напоминание. Когда хочется раненным волком взвыть от безысходности и залезть в петлю. Или вскрыть вены. Особенно после драки с Минато. Лицо которого, за исключением глаз и волос, а также оттенка кожи — совсем как его отражение в треклятом зеркале. — Да, сестрёнка. Я приду. Я буду жить. Я буду сильным. Потому что у меня есть мама… и ты. *«Химавари» по–японски означает «подсолнух».