Коллекция-2020

      Первая мысль с утра: «Сегодня тот самый день», — мгновенно испортила настроение. Но Дайчи не мог позволить себе такой слабости, как потакание собственным прихотям. Деньги он собрал — два серебряных! целых два серебряных! — к сроку, а дед уже совсем плох: надо, надо к колдунам бежать-торопиться. Но сначала домашние хлопоты.       Привести себя в порядок — тепловатой водой в лицо, пальцем с щепоткой золы потереть зубы, сменить затёртую до дыр и не подлежащую восстановлению рубаху на повседневную одежду (тоже надо бы сестре на починку отдать); проверить мелких — пусть ещё немного поспят, вчера так долго угомониться не могли; заглянуть на кухню — отлично, средняя Киёко и с весны прибившийся к ним рыжий непоседа Шоё уже кашеварят (чего там кашеварить-то? пустая похлёбка с редкими кусочками овощей да лепёшки из отрубей — по одной на рот).       Дайчи вздохнул: вряд ли им обед перепадёт — продуктов и дров практически не осталось, а едоков не уменьшилось. Но за дровами он подростков сгоняет, хоть хвороста да наберут. А пока — почистить стойло единственной козы и подсыпать вялого сена (с прошлого года осталось, ну да ничего, мелкие проснутся и уведут на выпас). Дверь в сарайку скрипнула. Дайчи улыбнулся младшей Хитоке и шутливо погрозил пальцем на неприкрытый в зевке рот. Всё-всё, хохотушка, хватит дурачиться — вон уже полное вымя молоком засочилось, брысь на дойку.       Во дворе столкнувшись со старшей Саеко, Дайчи поёжился — начало осени выдалось прохладным, — кивнул и помог донести к прачечной корзину с бельём, оставив в руках сестры небольшой тюк. От прачечной пахну́ло теплом. Вот бы сейчас… Дайчи помотал головой и запретил себе думать об отдыхе. Купальню нужно привести в порядок: охочих до горячих источников клиентов пусть и немного, но они есть. Что уж говорить о том, что источник — их единственный доход! Местные-то продуктами платили (небольшого огородика на их семейство не хватало), но приезжие всегда оставляли деньги.       Деньги, деньги, деньги… Такие необходимые, вечно куда-то испаряющиеся. Сметая в яму сор, Дайчи скрипнул зубами и сморгнул непрошеные, злые, так и не пролившиеся слёзы.       Почти три зимы назад родители отправились в город, да так и сгинули — на переправе провалились под лёд. Чёртовы тролли! Как же Дайчи их ненавидел. В округе все мосты под надзором мерзких валунов-перекатышей — колдуны постарались, обосновавшись в общине неподалёку от деревни, где-то на полпути к городу. А платить… Чем? Лишних денег отродясь не бывало, а выборные требования порой оказывались настолько безумными и запредельными, что выть хотелось.       Вот и сегодня, взбивая босыми ногами придорожную пыль, Дайчи прижимал к груди мешочек с медью — пусть медные! зато на два серебряных! — и медленно брёл к ненавистному мосту. И ему даже думать не приходилось над очередным желанием троллей, знал, что́ потребуют. Всегда одно и то же. А что делать? Дайчи хмыкнул. Что-что… Как обычно — возвращаться избитым, сломленным. Бывало — и голым, и без зуба, и с пробитой камнями головой.       Но ради деда, практически вырастившего Дайчи, он готов и головой поступиться. С зимы захворав, дед сдавал с каждым днём, пугая неестественной бледностью и синевой. Местная знахарка только головой покачала и отправила к колдунам. Дайчи и пошёл. Собрал все деньги, наказал дом за старшей, вразумил подрастающее поколение, погладил по головам мелких — и пошёл. Не зная, вернётся ли.       Вернулся. Злым, впервые в жизни с затёкшим глазом, в синяках и ссадинах, зато с глиняной чеплашкой и искрившимся в ней зельем. Помогло: дед задвигался, порозовел и даже еды потребовал. А уже к вечеру радовал внуков и пришлых детишек волшебными историями про добрых (ха-ха-ха!) колдунов и глупых троллей. И продолжал радовать изо дня в день, пока на исходе месяца вновь не слёг. Хорошо хоть зима была, горячим источником регулярно пользовались, вот деньги и скопились.       И Дайчи, едва утешив среднюю, оставшуюся без новых сапожек (от старых едва подмётки остались), вновь отправился на поклон к колдунам. А через месяц опять, и опять и… Сегодня тоже. Дайчи остановился перед проклятущим мостом, постоял немного, раскачиваясь с пятки на носок, и громко сказал:       — Выбор.       Тишина. Но Дайчи слышал, как под мостом ворочаются булыжники, будто по щебню цепом, бр-р-р. С правого края моста выглянул замшелый Бунк (по крайней мере, Дайчи расслышал имя тролля именно так), зыркнул своими круглыми глазищами и почесал несуразно здоровенной лапой чешуйчатое пузо.       — Выход.       Он и не сомневался. Ничего не изменилось. Плату с него возьмут, когда Дайчи будет возвращаться. Но об этом он потом думать будет, а пока нужно торопиться, иначе вредная бабка плату завысит.       На удивление колдунья брюзжать своей желчью не стала, почему-то постоянно вжимала голову в плечи, оглядывалась и всё лепетала, как же Дайчи повезло, что дед до сих пор жив. Не пересчитав мелочь, колдунья выперла Дайчи, привычно схоронившего плашку с лекарством в мешочке на груди, за порог. Странные дела творятся.       Вроде всё как обычно: добротные дома на удалении друг от друга, шныряющие по улицам кошки, журчание родника. И неестественная тишина. Дайчи передёрнул плечами и поспешил к мосту — ну их, этих колдунов, к… троллям. Не ему, простому смертному, в дела колдунские вникать. Ему бы денег где на аренду земли найти, а то ведь стыдно сказать — крестьяне без земли! А каким бы подспорьем заготовленные на зиму соленья стали — не продавать, нет, своих бы накормить.       Задумавшись, Дайчи и не заметил, как ступил на мост. Не заплатив. По ногам болью вдарило предупреждением — мелким, но колючим щебнем (ещё и пяткой на особо острый напоролся!).       — Поцелуй, — скрежетнул, выкатившись откуда-то сбоку, э-э… Рунк, кажется (Дайчи их с трудом по замшелости и носам отличал).       Конечно-конечно, поцелуй — и никак иначе. Помнится, в первый раз Дайчи чуть от отчаяния не помер, представив, как будет целовать тролля. Но оказалось, что целовать надо проходивших по мосту. И легче от этого отнюдь не стало. Как часто кто-то в общину к колдунам суётся? Дайчи порой сутками ночевать у моста приходилось: ведь мало дождаться прохожего, нужно ещё, чтоб девушка (ну или бабулька какая, всё ж не мужик!). А поди угадай — колдунья или обычная селянка? И сопровождение это её или так, мимо проходящие.       Дайчи вздохнул, поудобнее устроился у опоры (под мост не полез — не хватало только с троллями обниматься!) и прикрыл глаза, решив в ожидании подремать. И заранее настроиться на отдачу: ещё ни разу без происшествий не обходилось. Помнится, на благородную как-то нарвался, так охрана из него чуть было фарш не скрутила. А малышка — лет тринадцать, не больше! — когда попалась? Ревела так, что сердце сжималось! Бабульки клюками колотили и задавали такого стрекача, что не верилось в силу возраста. Лишь разок дородная тётка грудью придавила и засосала Дайчи так, что тот с трудом вырвался. Зато целоваться научился. Вроде бы.       Стемнело. Но луна сегодня огромная, светит ярко — колдовски-загадочно. Дайчи залюбовался. Красиво-то как. И светловолосая девушка, окутанная серебристым маревом — не менее прекрасна: в странных развевающихся одеждах, с длинными волосами, перехваченными вычурной заколкой у затылка; и поступь легка, и стан — высокий, стройный.       Дайчи заворожённо смотрел вслед нереальному чуду, пока по пальцам и без того ноющей проколотой пяткой ноги своей ручищей Рунк не бухнул. Уй-й! Дайчи подскочил, резво взобрался на мост, огляделся — повезло! охраны не видно! — и побежал за призрачным видéнием. И уже протягивая руку, чтоб плеча коснуться, развернуть, Дайчи почувствовал, что в его жизни прямо сейчас происходит что-то несоизмеримо важное, нужное и правильное.       От нахлынувших эмоций Дайчи, не выдержав сияния незнакомки, закрыл глаза, в последний момент упираясь взглядом в губы и шепча привычное: «Простите». Прикосновение лёгким не получилось, Дайчи в полной мере ощутил твёрдость неожиданно сладких губ. Он даже языком случайно по нижней губе провёл, с ума сходя от страха и не понимая, что его держит? Собрав волю в кулак, Дайчи отстранился и рванул подальше от непрошено поцелованной… Ох. Ноги будто вморозили в землю. Грохнувшись на колени, Дайчи мысленно взвыл — ну что за несправедливость!       — Простите! Пожалуйста, простите!       Сложив ладони на груди и прикрыв чеплашку с лекарством, Дайчи поднял голову, взглядами встречаясь с колдуньей и окончательно обмирая от ужаса. «Колдунья» оказалась парнем. Впрочем, и колдуном тоже — посох, аура превосходства, крошево льда из жутко-прекрасных глаз. Боги мира… Прости дед, прощайте, сестрёнки.       — Ты! Печать учителя… она треснула!       Печать? Какая печать? Дайчи всмотрелся в незнакомца, наконец-то замечая, что колдун — это преступно быть таким откровенно красивым! — не старше его самого. Ну разве что немного. И про учителя всё какого-то рассказывает, и про печать с ограничениями дара, и про оракула, что в общину к здешним «недоучкам-шарлатанам» направил. И про Дайчи. Что-о-о? Кто колдун? Дайчи — колдун?! Да отстань ты уже со своей печатью!       — Ку-у-уда?!       Ноги опять приморозило, но на этот раз Дайчи, по крайней мере, не упал, лишь недоумённо уставился на колдуна, который зачем-то приподнял его подбородок пальцами — такие нежные и прохладные! — склонился и… поцеловал. По-настоящему. Дайчи считал, что умеет целоваться? Брехня. Та толстуха и рядом не стояла с жадным напором, выпивающим, казалось, всю сущность потерявшегося в удовольствии Дайчи. Не хотелось останавливаться. Хотелось вечно… вечно… целоваться, кутаясь колдовскими потоками силы, утопая в сияющих льдистым светом карих глазах, и упиваться резанувшим по сердцу счастьем близости, узнавания, неотвратимости судьбы…       — Свободен! Ха-ха-ха! Свобо-о-оден!       Колдун кружился на месте, что-то чертя посохом, искрился смехом и радостью. И Дайчи нелогично радовался вместе с ним, глупо улыбаясь и наслаждаясь каждым мигом — ведь понимал, что уйдёт, исчезнет… растает снежинками посреди безлюдной дороги… Слёзы? Он плачет? Глупости, со смерти родителей Дайчи ещё ни разу не плакал.       Но ведь и сердце ему ещё никогда не разбивали.

***

      Дед выздоровел. С того раза, выпив изменившее цвет и насыщенность искрами зелье, он молодым жеребцом шнырял по дому, суясь куда надо и не надо. Сёстры на него добродушно шикали, мальцы по пятам следовали, а Дайчи каждый вечер заходил в крохотную комнатушку и подолгу держал спящего деда за руку, всё ещё не веря.       Жизнь текла своим чередом. Всё по-прежнему. Вот только Дайчи словно заколдовали, лишив радости. Он привычно улыбался, шутил, но… внутри царил холод, по ночам особо остро выстужая душу памятью о колдовском поцелуе, снежинках и счастливом смехе. Наверное, сёстры и дед стали что-то подозревать, активно выпытывая у Дайчи, когда уже тот женится. Дайчи грозил пальцем, отшучивался, но прекрасно знал — никогда. Никогда.       А в начале весны Киёко привела в дом мужа. Дайчи рад за неё: Асахи — отличный парень. Добродушный здоровяк пугал лишь видом, но обожал детей, да и руки у него росли откуда надо. Отличное подспорье в хозяйстве, и друг он хороший, понимающий, не лезущий с глупыми вопросами, когда Дайчи, даже не задумавшись, запалил дрова сорвавшейся с пальцев искрой.       Дайчи не замечал изменений в себе (или не хотел замечать?), продолжая всех уверять, что «нормально, хорошо, не волнуйтесь». Всё с ним в порядке! Только тоскливо немного. И не спится. Просто луна сегодня та самая — огромная, колдовская — чуть ли не в ладони сквозь окно просится. Дайчи, кривя губы в подобии улыбки, протянул руку к серебристому свету.       — Здравствуй, Дайчи, — омыло серебро руку, с тихим смехом закручивая по комнате снежинки.       — И тебе… — шёпотом, неверием.       — Суга. Зови меня Сугой. — Мягкая улыбка и ласковые пальцы, взъерошившие короткие, кое-как обстриженные волосы Дайчи. — Пойдёшь со мной? Колдовать научу.       — Лучше научи целоваться.       Наглеть, так по полной, решил Дайчи и притянул Сугу к себе: дрожа, судорожно сцепляя руки у него за спиной, шумно вдыхая морозную свежесть и с тихим стоном касаясь до боли в сердце желанных губ. И — боги мира! — Суга ответил, прижавшись плотно, обмякнув в объятиях и горячим языком завлекая в глубину поцелуя.       — Хватит, Дайчи, хватит, тш-ш. — Суга приложил палец к его губам и задорно подмигнул. — Все вопросы потом. К твоим через пару дней вернёмся, попрощаешься. Ой, ну не надо такой трагичности! Никто тебе не запрещает в гости наведываться. Всё? Доволен? — И внезапно всю весёлость как метелью слизало, Суга заключил лицо Дайчи в ладони и прошептал в губы: — Но сегодня ты мой!       Дайчи заторможено и абсолютно счастливо кивнул. Суга настойчиво вывернулся из стальных объятий и легонько щёлкнул Дайчи по носу, вновь окутываясь смехом и серебром.       — Надо только к мосту сходить, троллей забрать. Уж больно смекалистые они, такое — редкость. Будут мост к нашему замку охранять.       Наш замок. Наш… Звучит волшебно!       Вот только Дайчи не нужны ни замок, ни тролли, ни колдовство.       Дайчи нужно лишь его серебристо-снежное счастье.