Поворот, или Пока ты спал

*** Да, нужно было признать, что не так, совсем не так представлял себе Иорвет свой возможный визит в столицу Темерии… Хотя, к чему лукавить, - давно он уже никак его себе не представлял за полной бессмысленностью всяких пустых грез, а кошмаров хватало и наяву. Впрочем, могло быть и хуже, гораздо хуже! Ему не нужно было рассказывать, как люди относятся к эльфам вообще и скоя*таэлям в частности, тем более пленным, - один раз он через это уже прошел, сполна прочувствовав на собственной шкуре все прелести человеческих понятий о чести и справедливости и выжив лишь чудом. Так что он, последний из «Врихедд», точно знал, на что шел, и чего следует ожидать во второй раз. Однако в каком-то смысле дхойне удалось его удивить: Иорвета не пытали, не били, его не заковали в кандалы, оставив полностью свободными руки и ноги. Его чуть ли не торжественно проводили в камеру Вызимской тюрьмы, которая оказалась поразительно сухой, с оконцем под потолком и привинченными к стене нарами, а не одной лишь гнилой соломой, и даже выдали одеяло, а из личных вещей оставили флейту. Правда, доспех пришлось снять, дхойне зачем-то забрали даже платок, которым скоя*таэль прикрывал изуродованную часть лица, как будто опасались, что под ним эльф прятал не шрамы, а секретные схемы «беличьих» лагерей или тайное оружие для убийства юной темерской королевы вслед за ее отцом. Но поначалу это было единственным неудобством, и Иорвет уверился, что рассчитал все правильно. Его ставкой был Вернон Роше. Именно ему у всех на глазах Иорвет отдал свое оружие и знаменитую перевязь с шевронами уничтоженных им специальных отрядов, на которой теперь уже никогда не появится последний – «Синих полосок». Именно Роше заступил наперерез Киарану, Эанведду, другим бригадирам «белок», ошеломленным происходящим не меньше людей, сумев осадить их парой слов: - Не сметь! Не сметь, погань лесная! - пальцы темерца сомкнулись на запястье ближайшего эльфа, не давая тому извлечь меч из ножен. – Заткнись, «белка», и не мешай! Если кто-то из вас сейчас хоть слово вякнет, вы похерите все, чего он только что для вас добился! И именно Вернон Роше ураганом ворвался в камеру, не успела ее дверь закрыться за скоя*таэлем. - Какого хера, Иорвет?! Что за выкрутасы?! – рявкнул от порога специальный агент. – Что ты задумал?! - Не поверишь, но ничего, - устало поморщился эльф и махнул рукой куда-то в сторону окна. - Успокойся, Роше. Все празднуют мир, кругом всеобщая дружба и благоденствие. Мы помогали тебе от самого Новиграда, и ты не можешь отрицать очевидное. Либо мы заявляем о себе сейчас, когда все радуются окончанию войны и еще жива память, что где-то эльфы и люди сражались плечом к плечу, либо никогда. - И поэтому ты как всегда полез на рожон, - продолжил беситься Вернон. - И поэтому я устранил главное препятствие для амнистии моих отрядов, - поправил его Иорвет и с сожалеющей улыбкой покачал головой. – Ты же знаешь, что со мной никто ни о чем договариваться не будет, и никто не поверит, что я привел своих бойцов с миром. А они действительно хотят мира, хотят обрести наконец дом и возможность спокойно жить. Мне в этом будущем места нет, уже проверено. А твоему слову я верю, Роше. - Вот, значит, как ты все красиво решил, - нехорошо прищурился Вернон. – Хорошо, я тебя услышал! Темерец в ярости саданул кулаком об косяк, и дверь камеры за ним захлопнулась. Иорвет обессиленно сполз на нары, прислонившись затылком к холодному камню. Он очень хотел верить в собственные слова, что хотя бы раз не ошибся в своем решении, доверив этому дхойне самое дорогое, что у него было… Надо же во что-то верить, иначе вся его долгая жизнь и борьба становились бессмысленными, а от такого знания запросто можно по-настоящему сойти с ума. Потянулись долгие однообразные дни в изматывающем ожидании конца. Роше больше не приходил, а других визитеров Иорвет не ждал. Правда, он был несколько удивлен тому обстоятельству, что его не соизволили допросить хотя бы для проформы, однако один день следовал за другим, а о командире скоя*таэлей словно забыли. Впрочем, это тоже можно было счесть некой изысканной пыткой: страшнее смерти ее ожидание, ведь ни одна мука не может длиться столько же, сколько оно, имея хотя бы то преимущество, что любая пытка конкретна и уже не оставляет места для сомнений, фантазий и сожалений. А для такой деятельной и страстной натуры, как Иорвет, сказавшей как-то «главное не задумываться, что было бы, если бы поступили иначе», неизвестность и забвение вовсе были куда мучительнее физической боли, к которой он попросту привык за полную опасностей и лишений жизнь. Конечно, у скоя*таэля было достаточно возможностей натренироваться в такой похвальной добродетели, как терпение, он великолепно умел ждать и выжидать. Однако все же есть большая разница в том, чтобы ждать удобного момента для удара или упорно и терпеливо двигаться к намеченной цели, и в том, чтобы покорно дожидаться собственной казни. Даже если на последний шаг ты пошел целенаправленно и абсолютно добровольно. Какой она будет, его смерть? Обычная петля, как и множеству его товарищей и сородичей? Или для него, бандита-живодера, выродка-головореза по прозвищу Вергенский мясник, которого даже из этого же Вергена изгнали, не желая терпеть рядом, - придумают что-то поинтереснее? Дхойне ведь тоже те еще затейники по части казней, могут четвертовать, колесовать, выпотрошить, сжечь, посадить на кол… - размышлял Иорвет, в то время как нежные переливы флейты плыли под мрачными сводами. – Но главное, хватит ли у него сил, дабы пройти испытание и шагнуть за этот рубеж достойно? Больше ничего в этой жизни ему не осталось, а дхойне могут и впрямь расстараться, это же не в лесочке партизана на скорую руку вздернуть, пока другие не набежали. В вызимскую тюрьму за ним точно никто не придет, по крайней мере, Иорвет на это искренне надеялся. Он был очень убедителен, расписывая до последних мелочей все преимущества, всю острую необходимость пойти на соглашение с людьми. У них просто не осталось иного выхода – либо сдохнуть в канаве, как подзаборные дворняги, подкормив собой накеров напоследок, либо договариваться любой ценой. Правда, даже самые ближайшие помощники командира скоя*таэлей не были в курсе такого пункта плана, как сдача этого самого командира на сомнительную милость человеческого правосудия, однако на этот случай оставался Вернон Роше. Иорвет не сомневался, что глава специальной службы сможет предупредить любые происшествия, угрожающие с таким трудом кое-как достигнутому относительному спокойствию в стране. Что ж, побеждай не силой, а слабостью, и если тебя однажды предали друзья, то довериться врагу уже не так трудно. Вернон Роше - умный человек. Иорвет сдался публично, самой королеве, коннетаблю в присутствии нильфгаардского посла и с весьма изящной формулировкой. Известие об этом было уже не остановить, что являлось лучшей гарантией безопасности для бывшего отряда Иорвета. Если их перебьют, то очаровательное дитя на троне еще до своего совершеннолетия войдет в историю как Анаис Кровавая, начнутся всяческие политические игрища вокруг этого факта, а и так доведенные до ручки нелюди встанут на дыбы и вместо празднеств разразится очередной мятеж. Понятно, отчего Роше пребывал в таком бешенстве! Однако, на войне как на войне. Иорвет внимательно и чутко прислушивался к сплетням охраны и из обрывков их разговоров все же смог вычленить для себя кое-что важное. Во-первых, его отряд до сих пор пребывал в целости и сохранности. Стражников очень возмущал тот факт, что бывшие «белки» открыто обосновались в предместьях Вызимы и Нижнем городе. Но поскольку так же открыто возле них сновали темерские спецслужбы во главе с очень и очень злым Темерским Псом лично, то все недовольные ограничивались лишь словесным порицанием, и то – полушепотом или порядком выпив. Во-вторых, Темерский Пес, по общему мнению, лютовал вовсю, железной рукой утверждая закон и порядок в возрождающемся государстве, и стали поговаривать, что ему в этом помогают чертовы «белки» - уж очень удачно попалась парочка недовольных баронов со свитой разбойникам посреди березовой рощицы… Иорвет тщательно обдумал обрывочную и скудную информацию и пришел к выводу, что это хорошо и плохо одновременно. Плохо, потому что он надеялся на мирную жизнь для и без того навоевавшихся вдосталь братьев и сестер, на землю и домашний очаг для них, и возможность хотя бы через пару лет завести детей, отсрочив угасание Старшей расы, - они же все еще очень молоды и вполне могут успеть. А хорошо, потому что сейчас лояльность властей была дороже, и насколько Иорвету было известно, за своих Роше – готов рвать глотки даже королям. Последней, и самой значительной новостью стало то, что часть «белок» принесли присягу королеве, от чего Иорвет попросту охренел. Но ни повлиять на события, ни хотя бы как-то уточнить их достоверность уже не мог, а понимание этого съедало остатки самообладания, которое и так тоскливо утекало сквозь пальцы, оставляя после себя только безысходность. Ведь кроме скудных сплетен тюремщиков, ему нечем было отвлечь себя, не над чем сосредоточиться в достаточной мере и отгородиться от… от обычного страха, свойственного всему живому! А ему, бессменному командиру самой крупной бригады скоя*таэлей, не раз водившему за собой самых отчаянных бойцов в самые безнадежные сражения, бывшему офицеру «Врихедд», прошедшему и Бренну, и кошмар Ущелья Гидры, и так долго выживавшему вопреки всему, - здесь и сейчас наедине с собой было нестерпимо страшно. И очень не хотелось умирать! Это дхойне могут называть его Старым Лисом и старцем с телом юноши, а ведь он не прожил и трети отведенного для Aen Seidhe срока! Срока, из которого он не помнил ничего, кроме войны… И от этого неожиданно было горько до постыдного колотья в груди, когда прерывалось дыхание, и флейта умолкала на полуфразе. Настолько горько, что иногда Иорвет уже малодушно шептал: «Скорей бы…», ловя кончиками пальцев блеклые рассеянные лучи зимнего солнца, проникавшие в камеру сквозь решетку. Забавно, однако, столько лет сражаться за свободу, а сдохнуть все-таки в каменном мешке от банальной простуды! – обреченно усмехался эльф растрескавшимися губами, вспоминая свои слова под далеким Флотзамом, и дул на застывшие пальцы, ставшие до обидного неловкими. Флотзам. Во Флотзаме был лес, тем ламмасом сиявший зеленой листвой и наполненный сонмом запахов и звуков, свободно журчащие ручьи и бездонное небо над головой… И надежда. Надежда приводит к разочарованиям. Теперь Иорвет всего лишь хотел бы умереть в таком прогретом солнцем лесу: все равно что дома. Он слишком быстро устал от темных стен, нависающих над ним могильной плитой. Ну, а еще тогда можно было бы придумать для себя подходящую легенду, что его кровь тоже проросла потом какой-нибудь травой, хотя… он пролил ее столько, что может зачесть на свой счет любые заросли крапивы. Да и по законам жанра вырос бы из его крови разве что только эхинопс или археспора, пусть те предпочитают прохладные ночи, в отличие от промерзшего до самого нутра эльфа. Да, уже наступила зима. Когда он сдался, на землю еще не лег первый снежок, нынче же внешнюю стену стабильно покрывало изморозью. По его подсчетам, Иорвет провел в заключении уже месяца полтора и со дня на день приближался Мидинваэрне, а в камере, разумеется, не было стекол или ставен на окне, как и жарко натопленного камина… И он, разумеется, привык к холоду, но не тогда, когда на тебе только штаны и рубашка, да одно шерстяное одеяло. А еще в лесу можно было хотя бы развести костер! Когда короткими урывками удавалось забыться поглубже, Иорвету навязчиво снился один и тот же привычный сон, и он просыпался, снова и снова видя перед собой пылающий очаг в доме, что недолго занимал в Вергене. И накрытый стол. Шипение сидра и аромат яблок, свежей выпечки, золотистые крапинки лука в подливке… Иорвет бредил наяву, но остатки гордости все еще боролись в нем с голодом. Он совершенно точно расслышал, по чьему приказу его не тронули даже пальцем, в каком-то смысле позаботились и даже приносили два раза в день вполне вкусную, свежую похлебку. Вот только при должных стараниях всегда возможно отыскать тысячу и один способ поиздеваться над бесправной жертвой, и тюремная охрана довольно быстро сообразила, как им отыграться на попавшей в капкан «белке», не нарушая буквально приказа начальства. Раз на грубые и довольно примитивные оскорбления скоя*таэль не реагировал вообще, не давая даже формального повода для недовольства, тогда примитивные мозги тюремщиков отыскали на удивление изощренный способ поглумиться над заключенным, не прилагая лишних усилий со своей стороны. Миска с предназначенной эльфу похлебкой с завидной регулярностью опрокидывалась, кружки с водой постоянно ронялись и расплескивались, а кусок хлеба летел на пол. В лучшем случае, Иорвету доставалось то, что не стекло по стенкам или задержалось на дне. В лучшем, потому что в рагу и воду могли с удовольствием смачно харкнуть прямо перед надменной эльфской мордой, а хлеб, который узник потом все же обычно подбирал с веками замызганных плит, - запросто растоптать. Ярость была бесполезна с самого начала, а силы на нее быстро иссякли на подобной диете, поэтому Иорвет стал просто откладывать хлеб про запас. Когда становилось совсем невмоготу, - отламывал кусочек и клал в рот, не жуя, а посасывая. Вместе с напоминанием о том, что свежий хлеб в лесу тоже был деликатесом, это помогало держать себя в руках и не сорваться тогда, когда Иорвет уже не понимал, от чего именно живот скручивают острые режущие спазмы – от тошноты при виде плавающего на поверхности похлебки очередного плевка или от сводящего с ума запаха мясного бульона. Горячего мясного бульона… Обмусоленную тюремщиками со всех сторон новость о возвращении в город Темерского Пса, то есть милсдаря Вернона Роше, Иорвет воспринял с отупелым облегчением: ну вот теперь все встало на свои места, дхойне просто было не до уже безопасной для его любимой Темерии «белки». Однако сейчас Роше вернулся в столицу, а значит, порядок везде налажен и самое время как-то разрешить последние частности. Значит, все-таки скоро… Это хорошо, Иорвет очень устал.