Сказка о безумстве

Склонившись над колыбелью, Локи внимательно, зачарованно рассматривал лицо младенца. Даже сейчас, едва очнувшись от короткого тревожного сна, его брат был прекрасен. Идеален во всех смыслах и отношениях. И Локи ненавидел его всей душой. Взгляд больших голубых глаз, рассеянно и сонливо скользнул по лицу брата, и мальчик в колыбели улыбнулся. То был Тор, королевский сын, которому всего пару мгновений назад солнце отмерило седьмой день от роду. И скрылось за горизонтом, повергая замок во тьму. А от тьмы хорошего не жди. Локи склонился ниже, приближаясь к мальчику. Спадающие с плеч тяжёлые темные локоны едва доходили до лица маленького принца, а по бледным щекам брюнета уже пробежало тепло чужого мирного дыхания. Старший брат не мог оторвать взгляда от Тора. И все же. Локи ненавидел его. Как можно (как же нечестно!) с первых секунд своего рождения завладеть любовью отца и матери, покорить их себе, самому того не ведая?! Ответ на этот вопрос был для него яснее, чем тишина в груди покойника: Тор всего-то навсего родился правильным, а Локи нет. И будь они оба прокляты, если это не достаточный повод для ненависти. У Локи, по крайней мере, точно сомнений в этом не возникало. Он понимал, что он неправильный. Знаете ли, очень сложно верить в обратное, когда с самого рождения тебя окрестили чудовищем. Все потому, что, будучи сыном двух людей (в этом, слава Богу, сомневаться не приходилось), Локи всегда больше походил на одно из зачарованных детищ волшебного леса. Да, он обладал магией. И в других обстоятельствах этот талант даже стал бы величайшим благом. Но по негласному завету здешних мест все непостижимое таит в себе опасность. А магия была ой как непостижима. Следовательно, титул ужасающего монстра шел с волшебным даром в комплекте — два по цене одного. Плюс бонус в виде изгаженного детства. Брюнет, видимо, при рождении сорвал джекпот, а у вселенной очевидные проблемы со справедливостью. Локи чувствовал это, вглядываясь в лучезарные глаза Тора, обрамлённые белёсыми ресницами. С таким то личиком, его брат был обречён на бесконечную любовь и обожание. (омерзительно несправедливо) Что уж говорить, когда один только облик старшего из принцев порождает трепет: голову юного мага венчали тяжёлые изогнутые рога, являвшие собой некое зловещие подобие короны. Шлейфом служили огромные иссиня-черные крылья, распахнув которые Локи с трудом умещался в собственной комнате. Благородный блеск его темных, длинных перьев внушал скорее страх, чем восхищение (хотя самого юношу они приводили в немой восторг), и уж точно никто во всем дворце не осмеливался сравнить эти крылья с нежным оперением небесных ангелов. Разве что павших. Локи ответил на улыбку Тора жестокой усмешкой. Он чувствовал, что готов убить брата. И, боги, он мог. Еще как мог! — Отойди от него сейчас же! В гробовой тишине спальни голос отца прозвучал хрипло, прерывисто, так неестественно, что Локи машинально отстранился от брата. Появления Его Величества в детской спальне брюнет явно не предполагал. Ведь даже слуг удалось кое-как выпроводить (пригрозив сжечь их силой взгляда, чего Локи на самом деле не умел, но вряд ли кому-то сильно хотелось проверять). — Что бы ты ни собирался сделать с ним…не приближайся… — проговорил Один уже более спокойно. Даже холодно. Но Локи видел, как блеснули в темноте его глаза. И знал, что отец чертовски испуган. Эта мысль на секунду даже стала принцу приятной. — Ммм…добрый вечер? — предположил Локи, стараясь заставить свой голос звучать непринужденно. — Тоже рад тебя видеть. Не знал, что мой отец любитель вечерних прогулок по темным замкам…но кому что. — Локи, ты достаточно хорошо меня услышал. Не заставляй повторяться. Отойди. — Неужели я не имею права даже пожелать родному брату спокойной ночи? — возмутился брюнет. Он опустил ладонь на край детской кроватки и тут же отдернул ее, почувствовав под кожей обжигающую боль. На руке проявилось ярко красное пятно, как от ожога. (Железо — пламя для фей) — Я надеялся, мне не придется объяснять, для чего нужны эти меры предосторожности. Ты уже вполне взрослый, чтобы понимать насколько опасным можешь быть, — предупредил Один явно читавшийся в глазах мальчика вопрос. Но мальчик ответом удовлетворен не был: — Правда? Потому что мне было бы очень интересно узнать, с какой стати кровать Тора обита железом? Вряд-ли это защита против лесных фей… — Локи с укором взглянул сначала на ожог, потом на строгое лицо Одина — Удивительно, почему за эти двенадцать лет ты не умудрился весь замок от меня «обезопасить»! «А еще проще — не избавился от самого источника проблем. Ведь, уверен, возможностей было предостаточно!» — эти слова прозвучали в голове брюнета очень четко, но так и остались не высказанными. Еще немного, и от избытка напряжения между родственниками вспыхнули бы разряды. Тяжёлую тишину разрушил не менее тяжелый вздох Одина. К сожалению, природа отцовской любви была еще слишком сложна для понимания двенадцатилетнего мальчика. Один действительно любил Локи… по-своему, но любил. Любил даже смертельно боясь и избегая. Любил, не решаясь отнять у своего сына жизнь. Он любил Локи, даже назначая очередное жестокое наказание, за то, что мальчик случайно применил волшебство или попытался взлететь с балкона (ну или не совсем взлететь, когда выдавать плохие деньки). Буквально хотел выбить из него эту дьявольскую проказу. Локи хорошо запомнил эти уроки. При каждой попытке расправить крылья он ощущал, как под перьями и по всей спине вдоль позвоночника пробегала дрожь — напоминание о давних ударах железной цепи. — Сынок, не пойми неправильно, мы всего лишь хотим защитить Тора от…губительных случайностей… — Тогда беспокоиться не о чем. Я не хочу причинять ему зла, — хитро усмехнулся Локи, и усмешка эта очень не понравилась королю:  — Даже наоборот. Знаешь, вспомнилось, что у братца совсем скоро крестины. А мне прямо до смерти хочется что-нибудь ему подарить…ну так, скромненько, в знак… — брюнет приблизился к лицу Тора и провел ладонью по его маленькой детской щеке — В знак своей любви начудесить ему какое-нибудь пророчество или дар. А то, знаешь, не честно получается, что я один в семье такой «одаренный»…Ты как, не против? Один, скованный не то страхом, не то бессознательным влиянием чар Локи, не смог даже ответить. Он молча ожидал дальнейших действий сына, заранее готовясь к чему-то чудовищному. — Чудно, — брюнет не стал задерживаться на ожидании ответа. «Молчание — знак согласия». Тем более, что он в любом случае сделал бы по-своему. — Столько разных вариантов: Оспа, корь, чума… — задумчиво шептал Локи, обхаживая кроватку, — Могу в змею превратить. Правда, на людях никогда этого не практиковал. Тор может стать первопроходцем! Тор едва ли понимал слова Локи, но на воодушевленный тон в его голосе ответил радостным звуком. — Смотри-ка, а мелкому идея по душе! Ну просто чудо, а не ребенок, да, папа? Ну как в такого не влюбиться… — брюнет помедлил, размышляя над собственными словами. Вдруг щелкнул пальцами в воздухе и улыбнулся: — Точно. Придумал. Спальню наполнил рассеянный зеленоватый свет. — Локи, я прошу тебя…- Один предпринял последнюю попытку вразумить сына, подступая чуть ближе. Но принц резко остановил его жестом: — Сунешься — взглядом сожгу, — прошипел он, и в этот раз в его голосе действительно было что-то змеино-дьявольское. Обернувшись к Тору, брюнет раскинул руки и торжественно произнес: — Мальчик будет окружен заботой и любовью, это само собой… Но пусть сам он полюбит лишь однажды. И умрет, как только это чувство наберет достаточную силу, чтобы заставить его сердце разорваться. «О дорогуша, пусть тебя уничтожит то, чего я так и не успел узнать» — шепнул Локи на ухо Тору, так, чтобы никто кроме малыша не услышал окончание предсказания. Он знал, что блондин в любом случае не поймет, зато эго подростка было удовлетворено. Мертвенно бледный Один, казалось, постарел лет на десять, пока Локи произносил свое заклятие: — Как ты мог! Он ведь твой брат, а не… — Но скажи, красиво! — довольно возразил принц, крайне гордый своей выходкой, — А главное, я тебе гарантирую — более оригинального подарка Тор в жизни не получит! — Чудовище! Локи улыбнулся. Теперь это определение слышать было нереально приятно. Он подошёл к окну. Осталось лишь отворить ставни и впустить в комнату мятежный порыв ледяного ночного ветра. Теперь отец точно не будет удерживать принца от прыжка с подоконника. А потом… Одной рукой брюнет вцепился в раму, чтобы не выпасть из окна раньше времени, второй — пытался удержать метавшиеся от ветра волосы. Сквозь завесу упавших на лицо прядей парень видел отца, метнувшегося к колыбели. Потом в грудь ударил холод мощного ветряного потока, и Локи разжал сомкнутые на раме пальцы. Сперва поймать равновесие было не так легко! Тяжелые крылья раскрылись за долю секунды, как парашют, заставив юношу балансировать среди воздушных течений. Неуклюже и медленно, он все же летел, не рискуя врезаться в стену замка, как это бывало в его прошлые кратковременные полеты. Мысли о том, как бы, к чертям, не разбиться в первые же минуты обретенной свободы, сменились другими, более приятными. Покидая пределы королевских стен, Локи подумал снести пару башен замка или затопить парковые аллеи болотной водой. Но потом решил, что всегда сможет вернуться за этим в другой раз. Главный акт мести им уже совершен. . . . Тогда Локи ещё не знал, что завел бомбу медленного действия, на которой ему самому же предстояло подорваться.