* * *
В романах люди часто пробуждаются от громкого звука. Яркого света. Внезапной боли – или кошмара. А то и вовсе: от «ощущения чужого пристального взгляда». Или – еще хуже – «чьего-то присутствия». Воландеморта разбудил резкий удушающий запах одеколона. «Чертов старик», - раздраженно подумал он, даже не задумавшись, кем мог быть этот «старик». И задуматься не успел: осознание, что Дамблдор (наиболее подходящий под определение) не носил парфюм, пришло к нему, минуя стадию раздумий. Воландеморт, распахнув глаза, резко сел в мягкой и теплой постели. Попытался. Что-то негромко звякнуло. Левое запястье, скованное тонким металлическим обручем, со сдавливающей болью потянуло его назад. Воландеморт прищурился, вглядываясь в удерживающий его предмет. Зрение не было таким острым, как он привык… Привык?.. но он смог разглядеть… наручники? Странной, незнакомой формы, однако… Или все-таки знакомой? Голова неприятно загудела. Виски будто сдавило тяжелым раскаленным обручем, и Воландеморт снова откинулся на подушки, закрыв почти бесполезные невидящие глаза. Что за чертовщина… - Не обращайте внимания на наручники, мистер Риддл, - раздался бодрый голос слева от кровати – то внезапно ожил сухонький старик у противно пищащих маггловских приборов. – Это необходимая предосторожность. В том числе для вашей безопасности. Вас освободят, как только мы убедимся, что ваш разум не пострадал в результате процедуры. - …Где я? - с трудом выговорил Воландеморт и слабо вздрогнул. Голос. Сухой и тихий, а главное - мальчишеский голос вырвался из его горла. Мужчина с тревожно замершим сердцем поспешил перевести взгляд на свои руки. Худые, бледные, однако вполне человеческие руки. Правда, тоже… детские. - Вы в больнице, мистер Риддл. Я ваш лечащий врач, доктор Фаулер. Воландеморт прищурился, пытаясь разглядеть старика и небольшое помещение, в котором оказался. За стеной одеколона он различил стойкий химический запах лекарств, а неповторимая обстановка окончательно развеяли его подозрения. Больница. Он в самом деле был в больнице. Маггловской больнице. Старик, внешне совсем не обеспокоенный странной реакцией своего пациента, продолжил говорить обманчиво мягким голосом: - Итак, как ваше самочувствие, молодой человек? Вы были в бессознательном состоянии около недели. Шесть дней, если точнее. Так что, если вы чувствуете слабость, головокружение, дезориентацию – не волнуйтесь. Это пройдет. Что более важно, так это ваши воспоминания. Что последнее вы помните? От вопросов старика голова разболелась еще сильнее. Думать было невыносимо, но в памяти всплыли темная улыбающаяся фигура с ножом в руке и огонь. «То-омми, - хрипло пропел мужчина, - малыш Томми, вы-хо-ди». - Пожар, - неуверенно проговорил Воландеморт, надеясь, что эти воспоминания о событиях, которые он не проживал, окажутся достаточным ответом. – И… мужчина в черном. Доктор кивнул, что-то отмечая в выуженном откуда-то блокноте. Перед глазами все расплывалось. Он понимал все меньше. И вместе с тем оставался на удивление спокойным. - Очень хорошо. Можете сказать, как вас зовут? - Том. Меня зовут Том Риддл. - Какой сейчас год? Тысяча девятьсот девяносто пятый… …точно не был правильным ответом. Воландеморт судорожно качнул головой. - Что же, видимо, не все сразу, верно? – ничуть не расстроился доктор и, звякнув ключами, потянулся к наручникам. – Думаю, с вами будет все в порядке. Полежите еще здесь еще немного, придете в себя – и на выписку. Я пришлю сюда медсестру и зайду к вам завтра утром. Не вставайте пока лишний раз и не покидайте палату. Если почувствуете себя хуже, сразу же сообщайте. Отдыхайте, мистер Риддл. Всего хорошего.* * *
Стоило доктору уйти, как Воландеморт попытался встать. Это, как и предупреждал этот странный врач, оказалось плохой идеей: в глазах тут же потемнело, и в следующий миг он понял, что, задыхаясь, цепляется немеющими пальцами за одеяло, сидя на холодном полу. Он вернулся в кровать и, отдышавшись, провел ладонями по лицу, шее, плечам, груди, наощупь проверяя и убеждаясь: он все еще жив. Не в порядке, но жив. И совершенно точно в детском теле. Скорее всего, лет четырнадцати-шестнадцати. В самом раздражающем и беспомощном возрасте. Должно быть, из-за Поттера его снова выбросило из таким трудом созданного тела. Колдун вцепился пальцами в волосы и яростно зарычал. Поганый мальчишка… Или… Этот «доктор Фаулер» называл его по фамилии. Риддл. Воландеморт не верил в такие совпадения. Неужели папаша перед своей кончиной успел наплодить еще ублюдков?.. Маг вскинул руки к слабо видящим глазам, изучая их. Родственная кровь дала бы ему шанс не уничтожить это тело раньше срока. Если бы оно еще имело сродство с магией… В дверь постучались, и Воландеморт опустился на подушки. Так или иначе, здесь и сейчас ему ничего не угрожало. Ему следовало прийти в себя и узнать больше. В палату, вкатив небольшую тележку, вошла женщина в белом халате. - Привет, Том, - улыбнулась, судя по голосу, медсестра. – Доктор Фаулер сказал, что ты пришел в себя. Голоден? Я принесла тебе твои очки и обед. Вот, надень. Как ты себя чувствуешь? - …Нормально, - стиснув зубы, ответил Воландеморт, принимая предлагаемый предмет из ее рук. Очки. Потрясающе. Мужчина водрузил очки на полагающееся им место. Мир привычно стал резче и чище. Привычно?.. Воландеморт нахмурился. Ему доводилось управлять разными человеческими телами. Однако еще никогда память тела не была настолько сильной, что вводила в заблуждение. Чужие привычки всегда оставались чужими. Неужели все дело в крови?.. - Все хорошо, мистер Риддл? Вам надо в туалет? – возмутительно непосредственно предложила медсестра. Возраст тела начинал доставлять неприятности. Воландеморт предпочел бы обойтись без сопровождающих, но к этому моменту уже убедился, что без помощи встать и передвигаться самостоятельно он не сможет. Утешало хотя бы то, что сейчас его состояние было не таким унизительным, когда он бестелесным духом скитался по лесам. Или когда долгие месяцы мог передвигаться исключительно на руках у Хвоста. - …Да, - через силу согласился он. Медсестра с неудивительной для ее профессии силой потащила его к уборной. Практически буквально: ноги не слушались и казались налитыми свинцом мясными отростками, совершенно непригодными для ходьбы. К чести женщины, она хотя бы тактично отвернулась и отошла, когда убедилась, что он способен удержаться на дрожащих ногах и не упадет лицом в унитаз. К раковине, однако, он все равно смог дойти только с ее помощью. В зеркале, к его удивлению, отражался он. Его лицо. Юношеское, с не оформившимися до конца чертами, с парочкой красноватых пятнышек на щеке, в очках в пластмассовой оправе, но его. Воландеморт порывисто выдохнул. Он чего-то не понимал. Чего-то важного… как центральный фрагмент огромного паззла.* * *
Воспоминания всплывали в его голове подобно опускающимся на дно мраморным шарикам. Неизбежно. Дело было не в том теле, в котором он оказался. Дело было в нем. В них – в самих его воспоминаниях. Он помнил приют – и помнил свою комнату на третьем этаже в особняке Риддлов. Он помнил Дамблдора, позвавшего его в Хогвартс, - и помнил Дамблдора, учившего его математике и физике. Он помнил, как собственными руками убил бросившего его мать отца. Он помнил, как бездетный папа забрал его из приюта. Он помнил свою нудную и унизительную работу в «Горбин и Бэркс», своих людей, хоркрусы и исследования Темных искусств в Европе. Помнил учебу в частной школе, боль, привкус крови во рту и бесконечные больничные коридоры. На поправку, по словам доктора Фаулера, он шел быстро. По собственным ощущениям – нет. Вдобавок к практически ничего не видящим глазам он обнаружил, что, полностью восстановившись (как утверждал старик), не может пробежать и ста метров. А еще его по какой-то причине все еще не выпускали надолго из палаты без присмотра. И то и дело навешивали неприятные холодные липучки и провода, ведущие к надоедливо пищащим приборам. Это было неважно. Он знал магию. Он знал, что магии не существует. На пятый день своего пребывания в больнице он уже не был уверен, кто он. Воландеморт? Том Риддл? Или кто-то еще? Опыт и интуиция говорили не верить никому. Привычки, странные, противоречивые воспоминания и рефлексы, вся его суть, заставляли поступать… не так. Неправильно. Улыбаться медсестрам. Врать подозрительному доктору Фаулеру (если бы он не был уверен, что находиться в больнице, то заподозрил бы, что старик вовсе не врач) – и откровенничать с полицейскими, расспрашивающими о пожаре в его доме. Он рассказывал им все, что помнил, и скрывал от доктора, что помнил вообще хоть что-нибудь. Помнил, как прятался в шкафу. Помнил, как задыхался от ужаса. Помнил, как колотилось сердце. Помнил, как кричит отец. Отец. Ему даже казалось, что он помнит, как Фаулер что-то делает с его головой. Что-то неправильное и непоправимое. С ним – и с преследующим его в воспоминаниях мужчиной. - А… отец заберет меня? – за несколько дней до выписки рискнул спросить Воландеморт у медсестры. Он не был до конца уверен, что папаша был. Дело было даже не в его маловероятном, как ему казалось, существовании в его жизни. Дело было в чувствах. Эмоциях. Любви. Воландеморт прожил долгую жизнь, уверенный, что любовь ничто. Том, однако, уже не был уверен, что в самом деле был Воландемортом. Что вообще когда-нибудь он существовал, а не был его сном. Тревожное, неприятное, болезненное щемление в сердце страшило. Он не должен любить своего отца. Даже если он в самом деле был и был хорошим отцом. Лицо девушки странно изменилось, сделалось виноватым. Неуверенным. - Вы не помните? – настороженно спросила медсестра. – Ваша семья… они погибли. "Убиты", - подсказывало подсознание. Перед Томом легла странная плоская табличка со слепяще ярким текстом и рисунками. Планшет. Парень неуверенно дотронулся до экрана. Он не знал – скорее, чувствовал, что следовало делать. А еще он был уверен, что его лучше. Хоть и не мог вспомнить, что когда-либо вообще держал нечто подобное в руках. Текст статьи не был знакомым, но его содержимое с каждой прочитанной строчкой, каждым впитанным словом всплывало в нем старыми уродливыми трупами. Не в его сознании, но в его памяти. Смерть отца, смерть служанки, смерть садовника, смерть красавицы Беллы – любовницы отца, смерть ее дочерей и его сводных сестер - Дельфи и Гермионы, смерть, смерть, смерть, смерть… Черная смерть с ядовито зелеными глазами, поющая ему и зовущая к себе. - Мистер Риддл? – где-то далеко-далеко, на другом конце Вселенной, всполошилась медсестра. Пульсирующий писк от ее приборов становился все громче и громче, пронзительней и чаще. Экран перед его глазами запрыгал яркими пятнами, расползающимися тошнотворными кляксами в воздухе. Гул и писк приборов потянул тело Тома куда-то. Вниз. Так трудно дышать. - Мистер Риддл!..* * *
Что бы ни происходило в этом чертовом мире, Том знал: если что-то сильно запрещено, то запрещено не просто так. По какой-то причине. Поэтому он, выучив расписание обходов палат по ночам, решил отправиться в свой собственный ночной обход. Потому что доктор Фаулер уж слишком не хотел, чтобы он не просто выходил своей палаты, но случайно не оказался в подвальных помещениях. Выяснить это удалось легко: медсестры, скучающие на посту, с удовольствием делились слухами и жаловались на бессмысленные, с их точки зрения, решения руководства. Бессмысленными они были только с их точки зрения. В подвальных помещениях, на первый взгляд, не было ровным счетом ничего интересного. Склады, трубы, шумящие и гремящие машины и электрощитки. Темно, влажно и навевает мысли о крысах. За одной из закрытых дверей (он умел вскрывать замки, хоть и, как ему начинало казаться, точно не должен был) Том, тем не менее, обнаружил причину, по которой старик не хотел, чтобы он был здесь. На узкой кушетке, связанный, опутанный проводами и трубками, лежал он. Гарри Поттер. Его зеленые глаза, глядящие на мир с раздражающим бесстрашием на грани безрассудства, были закрыты. Он выглядел крепче, старше - лет на тридцать, - но… это был он. И это был мужчина, убивший его семью. Желавший – и убивший – убить его. На экране рядом с его кроватью Том видел жизнь Поттера. То, что ему внушал… доктор Фаулер. Его до смешного похожую на его мать… или кем на самом деле была Лили Поттер?... жену. Его нелепых взрослых детей. Его работу в аврорате и скучные семейные вечера. Время там, на экране, в голове Поттера, текло быстрее. Словно на быстрой перемотке. И время там, судя по покрытой сединой голове Поттера, подходило к концу.* * *
Идти в подвал, в ту комнату, где лежал и грезил Поттер, на следующую ночь было неправильно. Но Том должен был знать наверняка. Поттер еще спал. На экране проносились его последние дни: на заседании Визенгамота, перед камином в квартире Блэков, за столом с рыжими смеющимися детьми, в дальних уголках Хогвартса… Воландеморт с тоской наблюдал за волшебным миром. За тем, как он менялся. За тем, как его враг поминает друзей… и его. За недоступным волшебством. За несуществующим чудом. За бессмысленной в своей жестокости иллюзией. Если то, что он предполагал, было правдой, то он от всего сердца сочувствовал Поттеру, что вот-вот должен был очнуться от грезы. Потому что, если он был прав, то этот, настоящий Гарри Поттер, был очень-очень слаб. Если они в самом деле поменялись местами… С последним ударом сердца Поттера на экране реальный Поттер рядом открыл глаза. И когда его взгляд, все еще наполненный предсмертной мукой, сфокусировался на застывшем рядом с его кроватью Томом, появился Фаулер. Крайне раздраженный Фаулер. - Назад. Живо в палату, - рявкнул он, с неожиданной проворностью откидывая Тома к двери и наставляя на дернувшегося на кушетке Поттера пистолет. – Не двигаться. Спорить Том не стал. Он был уверен: Фаулер теперь не отвертится от ответов. Если, конечно, переживет эту ночь.* * *
Старик ночь пережил. Не без повреждений, правда: под левым глазом у него расплывался внушительных размеров синяк, а правая рука болталась на перевязи, то ли сломанная, то ли вывернутая. - Что вы с нами сделали? – без обиняков спросил Риддл, стоило только старику появиться у него в палате. Фаулер тяжело вздохнул и опустился на кровать рядом с ним. Он не должен был объяснять ему ничего. В конце концов, он не был одним из нелепых киношных злодеев. Не должен был, но, похоже, чувствовал себя обязанным. - Небольшое вмешательство в разум. Фактически, симуляция жизни в одном сонном пространстве двух и более связанных людей. Процедура помогает быстро и безболезненно вывести человека из комы, укрепить его психическое состояние после катастрофы или травмирующего события, избавляет от фобий... Официально она не разрешена к использованию, ее признали негуманной и противоречащей морали и законам этики, но она работает. В девяти из десяти случаев подопытные даже не вспоминают ни о травме, ни о процедуре, ни даже о том, что были связаны с другим человеком и фактически «побывали в его шкуре». - Зачем? Зачем вы… Фаулер метнул в разгоряченного Тома злой взгляд. - Я спасал вам обоим жизни, молодой человек! - Ч-что? Ставя опыты, как на… крысах? - Эта процедура работает!- с пугающим фанатичным блеском в глазах прошипел доктор, нависая над Томом. - А что с десятым? – тоже выпрямившись в полный рост, выплюнул парень. – Вы сказали, ваша сомнительная «процедура» работает в девяти из десяти случаев. Тогда скажите: что с десятым? Доктор посерел и, съежившись, сделал шаг назад. Он не ответил, но Риддл и без этого знал ответ. Он был десятым. Поттер был десятым. - После того, как вас вытащили из горящего особняка, - словно оправдываясь, проговорил старик, - вас доставили сюда. Обоих. Никто – ни я, ни спасатели, никто – не знал, кем является мистер Поттер. Вы провели здесь три месяца. Сперва все было в порядке. Мистер Поттер был ведущем в вашей связке, и все было хорошо… А потом к созданию пространства внутри сна подключилось и ваше сознание, и в какой-то момент стало ясно, что разделить ваши сознания уже невозможно. Я пытался, но… в конечном итоге оставалось только ждать и наблюдать. - Вы сумасшедший. - Как знаете, мистер Риддл. Можете называть меня, как вам угодно, но я спас вас, ваш рассудок – и этого вы не измените. - Спас? Да вы… Вас посадят. Я обещаю. - Это надо было делать вчера. Бросаться обещаниями, звонить в полицию. Или когда вы там обнаружили мистера Поттера? – неприятно осклабился Фаулер. – Что вы сейчас скажете? Что ваш доктор поменял ваше сознание с сознанием одного из самых разыскиваемых преступников в Европе?.. В прочем, вы можете попробовать. В психиатрической больнице он вас точно не достанет. Поттер сбежал. Том, почти не обратив внимания на брызжущего злой желчью старикашку, несущего какой-то бессвязный бред, рвано и длинно выдохнул. Поттер совершенно точно сбежал, разом обставив и Фаулера, и – в который раз – его. Стоило Тому понять это, и он захохотал, как безумный, долго, горячо, до хрипоты и боли в груди. Медсестра, прибежавшая на шум, подумала, что у него истерика, и сделала ему болезненную инъекцию отупляющей веселой дряни. Но, по крайней мере, в свой последний день в этой «больнице» он хотя бы смог заснуть спокойно и без страха не открыть больше глаза.