Правда неизменна

And if we feel the silence Holding this all inside us Everything means more now than Words could explain Он чувствует, что они идут. Его братья и сёстры. Его семья. Он знает, чего от них ожидает Люцифер, что, как сказано в Плане, он должен делать. Но он не будет. Он не может. Он был её целителем. Он не может сражаться. Не может убивать. Никогда. И особенно не их. Он бросает меч. За ним следуют тёмные доспехи, грудой ложась у ног этого тела, уже сломанного и изменённого по воле Люцифера. Пусть он Падает, пусть он уже Пал, но он не будет сражаться в этой войне. К тому времени, когда они приходят, на нём остаётся только его одеяние и чёрные крылья, безвольно повисшие за спиной. Он раскрывает руки и приветствует своё уничтожение. Когда всё окончено, они скидывают его тело из Рая, ожидая, что кипящий сульфур сожжёт то, что осталось. Он закрывает глаза и позволяет своей душе уйти в забвение. У МЕНЯ ВСЁ ЕЩЁ ЕСТЬ НА ТЕБЯ ПЛАНЫ, РАФАЭЛЬ Его тело врезается в чертоги Ада, утопая, горя, всё глубже и глубже в бурлящую преисподнюю. Огонь пожирает кровь, кость и плоть. Вскоре ничего не останется. ЖИВИ, МОЙ ПАДШИЙ СЫН Он распахивает глаза, тело делает глубокий, резкий вдох. Лёгкие заливает сульфуром, обжигая, клеймя, вновь меняя его. Ему больно. Он горит и не может перестать кричать. *** Первое, что он замечает — это тишина. Пустое, звенящее ничто там, где когда-то было шесть ярких голосов. Он напрягает уши, пытаясь услышать весёлый щебет мыслей Габриэля. Уверенное спокойствие слов Микаэль. Солнечный свет мечтаний Уриэль. Да даже сердитое ворчание Сандальфона... Ничего. Только тишина и его собственные мысли, эхом в ней раздающиеся. Он находит место внутри, которое должно связывать его с братьями и сёстрами, и касается свежей кровоточащей раны на нём. Он кричит и бессознательно пытается передать им свою боль по этой связи. Но его мысленные вопли лишь усиляют агонию его разума, которая возвращается, никого не достигнув, и почти сводит с ума. Не покидает его и физическая боль полузалеченных ран, вновь открывшихся от ударов при падении. Он вспоминает ощущение лезвий, прорезающих плоть, вспоминает своё изгнание теми, кого называл семьёй, вспоминает гарь и смерть в полном, отчаянном одиночестве. Всё это вокруг него, внутри и снаружи. И он не может сказать, где заканчивается боль и начинается он. Он и есть боль, одиноко кричащая в ноющую Пустоту. И он минутами, часами, даже годами лежит в грязи, не в силах вырваться из бесконечного цикла страданий. «О, Боже. Ты не должен быть здесь.» Голос. Голос вне его собственной головы. Он держит глаза плотно закрытыми, борясь с замешательством. Он Пал. Его изгнали. Его изгнали его собственные братья и сёстры, сбросив вниз, в преисподнюю, вместе с остальными мятежниками. Но сейчас он не там. Он как-то выбрался. Хотя и не помнит, как. Его тело частично обожжено, особенно внизу, где остались отпечатки горящего песка Ада. Ему больно, но боль эта не так сильна, как свежие раны его разума. Его подбирают прохладные руки и он сжимается, испугавшись. Но там, где они касаются, отступает боль. Его начинает трясти от шока, от такого внезапного облегчения. «Бедняжка. Теперь всё в порядке. Ты в безопасности.» - Голос мягок и добр. Его тепло растекается по нему, успокаивая оборванный конец его раздробленной мысленной связи. Он открывает глаза. Его физическая форма уменьшена, чешуйчатая, длинная, лишённая конечностей. Змея, осознаёт он. И предполагает, что ему подходит. Змеи всегда были его знаком. Раздвоенный язык высовывается изо рта, проверяя воздух. Его окружает нежная зелень Эдема и ещё что-то, на вкус похожее на электричество. На молнию. Ангел. Его держит в руках ангел. Который этими прохладными, мягкими руками гладит его чешую, излечивая его ожоги одним касанием. Он мотает головой и, переборов головокружение, всматривается в лицо. Он щурится, глядя на свет ангела слезящимися глазами. Это сложно. Его глаза не хотят сосредотачиваться. Но наконец они проясняются, раскрывая перед ним сущность ангела, бесконечно знакомого и любимого им не меньше бывших братьев и сестёр. Он шипит и ошарашенно отшатывается. Из всех ангелов, которые могли бы найти его в этом состоянии, это просто должен был быть этот. *** «Что является самым важным в жизни Начала?» - спрашивает Рафаэль, наклоняясь вперёд и привлекая внимание юного ангела. Азирафаэль насупленно смотрит на него, совершенно, по-видимому, не испуганный тем, что оказался в фокусе внимания Архангела. - «Я не знаю! Поэтому и спрашиваю!» Рафаэль качает головой и улыбается. Начало Азирафаэль задавал этот вопрос каждому высшему по званию ангелу, встреченному им с тех пор, как он получил свой титул. Архангел наблюдал за ним уже несколько часов, снедаемый любопытством. Он знает, что это его изъян. Он не должен быть любопытным. Но он так хочет знать больше обо всём, что его окружает. Например, сейчас ему очень нужно знать ответ, который удовлетворил бы нового ангела. «Разве твои учителя тебе не рассказывали?» - спрашивает он. Он пробегает глазами по Благодати Азирафаэля, видя его таким, каков он на самом деле, а не только как выглядит его тело. Тот передёргивается под его взглядом, но не отступает. «Они сказали, что мы созданы, чтобы направлять Её творения. Помогать им следовать Великому Плану.» Рафаэль кривит лицо. Великий План... Люцифер поделился с ним тем, что знал о Великом Плане, несмотря на Её запрет. И Архангел всё ещё не уверен, что чувствует по этому поводу. «Они неправы,» - сообщает он. Любой другой ангел в этот момент ахнул бы и шокировано на него взглянул, после чего вежливо сделал вид, что он ничего не говорил. Азирафаэль же только кивает и улыбается. - «Но что тогда? Что самое важное в жизни Начала?» Рафаэль придвигается ближе, словно собираясь рассказать секрет. - «Забота,» - говорит он ему. - «Ты заботишься о тех, кого тебя послали направлять. Это и есть самое важное.» Азирафаэль секунду обдумывает его слова. Рафаэль наблюдает за ним, ожидая увидеть, как он отринет его ответ, как и все полученные ранее. Но вместо этого Азирафаэль улыбается, огорчение исчезает с его лица. - «Да,» - облегчённо говорит он. - «Да, думаю, ты вполне прав. Мы с ними ни до чего не дойдём, если я не буду о них заботиться. Спасибо, теперь мне намного лучше.» Рафаэль не может не отразить эту улыбку. - «Рад помочь. Всё же, это моя работа. Начала направляют Её существ. Мы направляем вас.» «И заботитесь?» - спрашивает юный ангел. Рафаэль смеётся, яркий, светлый звон разносится по Раю. Никто из них не знает этого, но этот смех — первый с момента Создания. «И заботимся,» - соглашается он, и смеётся опять. Незамеченная обоими ангелами, очень особенная форма заботы укореняется в сердце Рафаэля, так быстро и так глубоко, что даже его Падению не удаётся её уничтожить. *** «Ох, о Боже, прости, я сделал тебе больно?» - восклицает Азирафаэль, не двигая несколько секунд руками, но потом вновь начиная мягко поглаживать его чешую касаниями, лёгкими, как пёрышко. - «Подожди ещё чуть-чуть, и всё закончится.» - В местах, где ангел дотрагивается до недавно созданного демона, остаётся отпечаток исцеляющей магии, заживают ожоги Адского Пламени и палёные почерневшие раны, оставленные мечами его братьев и сестёр. Работая, Азирафаэль говорит мягкие, успокаивающие слова, которые сталкиваются с гулкой тишиной и отодвигают её на задний план, туда, где демон ещё может ощутить её, но не резкую её боль. Облегчение настолько велико, что он почти не замечает тот момент, когда Азирафаэль заканчивает лечить его тело. «Вот,» - говорит ангел, осторожно устраивая его на нагретом солнцем камне. Ему опять становится немного больно от неожиданной потери контакта, связи. - «Теперь тебе лучше, правда?» В нём слишком быстро вскипает гнев. Новая, саднящая, горькая его часть возмущается беззаботностью Азирафаэля, только что подобравшего и излечившего демона. У ангела что, не осталось ни капли от инстинкта самосохранения? - «Тебе не сссссссстоило,» - огрызается он, с шипением выговаривая слова. Ангелу нельзя делать такое. А что, если бы на его месте был другой демон? - «Разве ты не знаешь, кто я?» «Ты — демон,» - спокойно отвечает Азирафаэль. - «Но это не причина тебе не помочь.» Он смеётся. Резко, зло. Так непохоже на яркие переливы его старого смеха. Теперь в горле словно застряли осколки стекла. - «Ангел,» - говорит он. - «Это единсссственная причина.» «Я — Начало,» - сообщает ему Азирафаэль. - «Мне нужно заботиться обо всём. Я не понимаю, почему это всё не включает в себя демонов.» Эх, Азирафаэль, думает он. Ты совсем не изменился. Прокатившаяся по нему волна нежности, вместе со всем остальным, кажется ему перебором. Он не может это делать. Не может сидеть здесь и разговаривать с Азирафаэлем, словно обычный демон, просто вползший в сад. Не может позволить ангелу заботиться о нём, когда всё, чему их учили, кричит, что он не должен. «Нет,» - отрезает он. - «Не... зссссссс... не заботьссся обо мне.» - Он сползает с камня, направляясь вглубь Сада. «Подожди,» - зовёт его ангел. - «Как твоё имя?» Он не отвечает. Он не знает, что ответить. Рафаэль умер в конце войны, убитый четырьмя оставшимися архангелами. У демона, который выжил, нет имени. Она не забрала его старое. О, нет, она не настолько добра. То имя тяжестью висит у него на сердце. Узнай его демоны, он погибнет. А узнай его ангел... он слишком хорошо осознаёт боль, которую принесло его братьям и сёстрам его Падение. Пусть они лучше думают, что он мёртв. Пусть лучше Азирафаэль никогда не узнает, что на самом деле случилось с Архангелом, научившим его заботиться о Земле. Он размышляет об этом, уползая дальше от ангела. Проблема отвлекает его от ноющей боли, жгущей тишины, кричащей внутри, там, куда не могли бы достигнуть исцеляющие руки Азирафаэля. Краули, наконец решает он, заползая в маленькую пещеру невдалеке от Запретного Дерева. Теперь очень ему подходит. И настолько отличается от предыдущего имени, что никто даже не подумает их связать. Он берёт старые звуки, слоги, символ, отмечающий его, как Рафаэля, и хоронит их все в глубине своего сердца.