Зверьё моё

Невежественные люди называют нас по-разному: оборотни, ругару, волкодлаки, вервульфы, перевертыши, двуликие… И даже не подозревают, что между тем же ругару, готовым кидаться на любого, кто попадётся, и оборотнем, что меняет ипостась в зависимости от фазы луны, огромная пропасть. Мы же, мой народ, я имею в виду, предпочитаем самоназвание «двуликие». Да, мы можем… не примерять на себя шкуру зверя, как перевёртыши, а становиться почти настоящим хищником — хитрым, быстрым, жестоким, сильным. Но есть одно, что отличает нас от других, что носят облик зверя: мы не растворяемся в нём, а мирно сосуществуем, пользуемся обоими разумами во всех видах. Конечно, в человеческом теле звериная сущность ослабевает, но при смене ипостаси такого не происходит, потому и опасны мы во втором облике. Представьте себе тигра, который использует не только инстинкты хищника, но и разум человека. Представили? Страшно? Вот и другим тоже. Потому мы и вляпались в эту историю. Кто мы? Мы — это Тимур Муромский и Василий Котов. И я точно не Тим, не дорос — моя вторая ипостась скромная, кот камышовый. Обычный котище с кисточками на ушах. Зато Тимка… кстати, не назовите его так, для других он только и безоговорочно Тимур Сергеевич, в крайнем случае просто Тимур, а я… я Васёк-Василёк, ласковый мурлыка. Для него ласковый, так-то когти у меня тоже не маленькие. Жили мы вместе уже шестой год, для двуликих такие пары не исключение. А что делать, если твоя вторая половинка оказалась со здоровенным членом и яйцами? Попробуй объясни своему второму облику, что в этой стране к таким союзам относятся подозрительно, хорошо хоть в тюрьму не сажают, как лет пятьдесят назад. Впрочем, нас и тогда не трогали, власти знали, что будет, если в закрытое пространство поместить сразу двух перевертышей. И остановить нас почти невозможно, особенно, когда мы друг за друга бьёмся. Так что мы всегда жили спокойно, относительно, конечно. А теперь… разве что дура какая-нибудь привяжется, так на такую клыки оскалишь, она в обморок и отстанет. С мужиками дурными и проще, и сложнее — с теми оскалом не разобраться, там кулаки нужны… мда… кулаки-то нас и подвели. Кто же знал, что тот придурок, что Тимке проходу не даёт, вовсе не озабоченный во все места, а совсем другого хочет. А хотелось ему… стать, таким же как Тимур. Идиот. Будто мы секрет какой-то знаем, как шкуру менять! Нас вообще-то мамка родила такими, да папка посодействовал. Вот… у меня оба родителя перевёртышами были, а вот у Тимки только отец. Кошак озабоченный, чтоб ему прокиснуть, гаду. Почему гаду? Да просто очень! Соблазнил Сергей Григорьевич молоденькую девчонку, позарился на свеженькое личико и алые губки, перепихнулся с ней пару раз… ладно, не пару, а год она в его любовницах ходила, пока не забеременела. Матушка Тимки тоже умом особым не отличалась. А иначе с чего бы вдруг рванула от любовника подальше сразу, как только понесла. Уехала и пропала на просторах нашей необъятной… папашка потыркался, поискал, да махнул рукой на неё: мало ли таких вокруг? Тимка потом говорил, что матери показалось, будто у отца к тому времени новая пассия появилась. Не знаю, может и так, только про ребёнка сказать можно было. Уехала эта идиотка… прости Мать Звериная, в такие ебеня, про которые в приличном обществе не говорят. Родила там мальчишку и начала мыкаться одна: маленькие перевёртыши жрут, как не в себя. Помните? «Желудок у котёнка не больше напёрстка, а жрёт, как лошадь!» Помните? Так это про нас сказано. В тех ебенях… Тимка даже название не говорит, так злится на мать, так вот, там она ещё и в какую-то секту умудрилась встрять. Говорю же — дура набитая, и стала она, то ли свидетельницей последнего пришествия, то любовницей первого пророка, короче какой-то хрен с горы решил прибрать к своим рукам молоденькую красотку. А что у той в подоле детёныш, ему трахаться не мешало. Как там Тимка жил, в их Городище, он не говорит, но кулаки всегда стискивает до хруста. Всё бы ничего, да в десять лет перевертыш меняет ипостась. А теперь представьте себе картинку, когда парня ни с того ни с его начинает ломать не по-детски, отовсюду лезет шерсть, появляются когти, клыки и хвост. Его тогда чуть камнями не побили. На самом деле — попытались, да Тимка сбежал, умничка. И побежал он из тех ебеней в большой мир. Что там ему пришлось перенести, только он сам знает, как добрался до нашего города, непонятно. Не иначе — чудом. Да любой бы за палку или там ружьё схватился, если бы увидел на дороге тигренка. А Тимка уже тогда был немаленьким, народ шарахался в сторону, только так. И всё равно, к нашему дому он буквально приполз — лапы в кровь стертые, кости торчат, шкура грязная обвисла, шерсть лохмотьями свисает. Ужас, ползущий по дороге. Мать как увидела такое чудо у калитки, в дом заволокла, отмыла, накормила, раны залечила и тогда только спросила, кто и откуда. Тимка в нашем доме отъелся, отдохнул, а как папашу его отыскали, да пистона вставили — не мои, конечно, старейшина — так у нас и остался. Не захотел к отцу идти, слишком обижен был. Честно? Я бы тоже обижался, только я-то не Тимка, я порычу, порычу и успокоюсь. А он… он нет... он долго злится, особенно если ему дорогу перешли. На меня, кстати, нет, никогда не рычит. С другой стороны, Тимка в такого зверя перекидывается, что даже страшно, а я всего лишь котик, тёпленький животик. Не буду говорить, как так получилось, что стали парой, дело это интимное, мало кому понятное. И вы не поймёте, я даже стараться не буду. Во-о-о-т… Короче, я вам основное рассказал, чтобы ясно было, что тот чувак перевертышем не стал бы никогда. А он… придурок… лезет к Тимке и орёт: — Куси меня, зверь, куси! Ага, так и говорил «куси»… деревенщина… насмотрятся голливудских ужастиков и сходят с ума. И ладно бы только под ноги лез, так ведь нет! У него в родне оказалась самая настоящая ведьма, на нашу с Тимкой голову. Уж не знаю, что он там ей наплёл, но дала она ему какое-то зелье, типа: — Скорми это оборотню в его второй ипостаси, воспылает он к тебе страстью великой… Ну и… а потом укусит и будет тебе, ему, то есть, счастье. Угу, аж два раза! Этот придурок подкараулил Тимку утром, на пробежке, подкрался и в морду целую бадью выплеснул. Тимур… ну кошак же, как давай облизываться… и зацепился во втором облике, ни туда, ни сюда. Так до сих пор в нём и ходит, а дела, между прочим, стоят — подпись то лапой не поставить! И что делать? Вот ума не приложим, уже и папашка Тимкин приезжал, пытался сына заставить перекинуться назад. Ох, и потрепали они тогда друг друга! Только клочки в стороны летели, толку только не было. А задержка во второй ипостаси чревата, знаете ли, так недолго и тигром навечно остаться. И что тогда мы будем делать? На луну на пару выть? Так мы не волки, выть не умеем, рычать только. Ко всему прочему ещё и маменька Тимкина нарисовалась, не сотрёшь, как прознала только. Вон сидит на лавке, платье до пят, платочек наглухо завязан, губы поджала… противно ей, видите ли такого сына иметь. А если противно, так чего припёрлась тогда? Сидела бы в своих ебенях и Тимке голову не морочила: он-то поначалу размяк, размурчался, а она… возьми и скажи, что такие, как мы, права жить не имеем, что нас надо уничтожать сразу, как родились. Я тогда вполне резонно спросил: — Что ж рожали-то? Сделали бы аборт, и никаких проблем, — и рукой Тимкину башку отпихнул, чтобы не мешал мамашку его на место ставить. А то припёрлась, шарится по комнатам, вынюхивает что-то, а у нас потом вещи пропадают. Вон браслетик в её торбе нашёлся, сам вытаскивал. Я бы ещё тогда незваную гостью вытолкал, мне её любить не за что… Тимур заступился — мать всё же. А эта идиотка глазки закатила и мне наставительно так говорит: — Грех это, дитя в утробе убивать. — Ага… а трахаться без брака не грех? Она даже зашипела, любая кобра бы обзавидовалась… ну да ладно, чёрт с ней, пусть пока сидит, мне с Тимкой разобраться нужно. Только вот разобраться не получилось: этот кошак драный нажрался! Вот сколько же нужно валерьянки вылакать, чтобы домой на бровях приползти, особенно если учесть, что у тигров их нет в принципе. Это потом я уже понял, с простой валерьянки так не выедешь, не иначе ему что-то в пойло подмешали, дурман какой-нибудь. Только это я сейчас умный, а тогда… прихожу с работы, а там это… тело полосатое на ковре лежит, и духан от него, как в придорожной забегаловке. Я к нему, а тот ни мяв, ни гав, ни кукареку — вот ни в лапу, ни в рыло. Я психанул… и свалил в ночную тьму. Дурак, что сказать? Конечно, дурак, не дёрнул бы, куда глаза глядят, лежал бы сейчас возле тёплого бока моего кошака… пьяного… но моего же кошака. А теперь вот тут валяюсь, на какой-то тряпке в углу. Холодина — жуть, что-то капает в углу, голова раскалывается просто, а я перекинуться не могу. Прикиньте? Вот вообще! Только когти выпустил и хвост чуть-чуть. Угу… сижу я тут, весь такой грозный, даже не в полуооброте, а едва десятую часть осилил, кому скажи — не поверят. И кошак мой дома валяется, пьяный в дупель. А завтра он пока проспится, пока отболеет, пока поймёт, что меня нет с вечера, пока начнёт разбираться, что да почём… так что сидеть мне в этом погребе хрен его знает сколько. И ведь непонятно, зачем и кому я тут нужен, явно не для шкурки у камина, тут дела посерьёзнее. И тут крышка погреба открывается, потом сюда лестницу запихивают, а потом ноги ко мне лезут. Во, идиот! Я за эти ноги и ухватился… дурак. Я — дурак, а кто же ещё? Потому что мне по башке сверху как врежут. Вот… уроды! Она и так болит, а тут вообще, как звезды взорвались. Ну и я… взорвался. Очнулся от воды — кто-то в морду мне ведро ледяной воды как выплеснет. Мне и так холодно, а тут ещё это. Я глаза открываю и вижу передо мной стоят двое: тот придурок, который хотел после укуса оборотнем стать, и мамашка моего Тимки. Вот прямо, как живые стоят! И скалятся во все свои щербатые зубы. А потом эта… недостойная женщина мне заявляет, что Тимка вот-вот приедет, но пока он какие-то бумаги не подпишет, меня ему не отдадут, а вовсе уморят. И что скоро все его денежки материны станут, а уж она сумеет правильно распорядиться. И показывают мне удавку, я было дёрнулся показать, что тоже не зря клыки-когти имею, да только вот на руках у меня наручники, а за шею я к стене прикован. И цепь толщиной с мою ляжку, а будь я хоть двадцать раз камышовый кот, в человеческой ипостаси и сила у меня тоже того, хм… как у людей. И ушли, а я остался. Сижу и себя ругаю — ну не дурак ли? Кое-как я скукожился и уснул, а когда снова крышка гро… погреба открылась, то уже вниз тигр спустился. Я его как увидел, готов был с ног до головы облизать. И хвост тоже, хоть и грязный он у него был. Он с цепью церемониться не стал, выдрал с мясом нафиг, меня за шкирку и поволок, а уж наверху… короче, там он перекинулся и всё мне матом высказал, гад такой. Ну, потом было всё скучно, за дверью родители были — мама что-то почуяла и всех на уши подняла, даже Сергея Григорьевича. Тот свою службу безопасности напряг, и те ему на блюдечке принесли, кто, куда и зачем. Так что ту парочку балбесов повязали сразу, как только они Тимуру позвонили и ультиматум поставили. А кошак мой, как услышал, что ему говорят, так озверел и со злости перекинулся. Ну, а дальше всё был просто — Тимур поехал за мной, сладкую парочку, они, оказывается, давно снюхались, их сразу и в каталажку при нашей общине, а это пострашнее местной полиции будет. И теперь у нас всё в ажуре… главное — мой котяра рядом, трезвый и опять с нормальным оборотом. И я тоже: клыки, хвост спрятал, отдохнул и… вот, по берегу озера бегаю, на уток охочусь. Красота!